Почему мы расстреляли царскую семью.
"Вы в Бога не верите и царя убили.
О чем с вами вообще говорить?"
(из разговора)
Расстрел царя Николая II и членов его семьи летом 1918 года - одно из самых эмоциональных и болезненных для нас, коммунистов, обвинений. И дело здесь не только и не столько в самом царе: убийство главы государства в ходе революций и переворотов - дело в истории почти обыденное. И "наших" убивали точно так же. Генсека румынской компартии и президента Румынии Чаушеску вместе с женой во время антисоциалистического переворота просто пристрелили на месте, даже не утруждая себя ссылками на решение суда или военную необходимость, и не когда-то, сто лет назад, а в 1989 году, уже при жизни нашего поколения. Мы же вместе с царём Николаем Кровавым (насколько оправдано это прозвище - вопрос отдельный, и здесь он обсуждаться не будет, потому что убили мы его не "за что", а "почему") и царицей Александрой Фёдоровной расстреляли их дочерей, больного сына, а также врача, повара и матроса-слугу, на которых никакой вины уж точно не было. А потом арестовали и расстреляли всех других родственников царя, до которых смогли дотянуться, кроме тех, кто успел бежать за границу (хорошо хоть киллеров вдогонку не посылали).
И если от сталинских репрессий мы можем "отмазаться", сказав, что мы не сталинисты и вообще к тому времени большевики-ленинцы были фактически отстранены от власти, то царя с семьёй мы расстреляли сами, и ни отрекаться от этого, ни каяться мы не собираемся.
Поскольку сам я считаю себя сторонником Ленина, большевиков и Октябрьской революции, и однозначно ассоциирую себя с теми, кто в 1918 году расстрелял царя, я должен объяснить самому себе, своим единомышленникам, а также идейным противникам, почему действия большевиков в той ситуации считаю правильными, и почему в будущем в аналогичных ситуациях мы обязаны будем действовать так же.
Существует три группы причин, обуславливающих расстрел царя в 1918 году, из них важнейшей является именно третья.
Перечислю эти причины в порядке возрастания важности.
Первая группа - это действительные или мнимые преступления самого Николая и членов его семьи. Здесь обычно называют всё, что ставилось в вину ему при жизни: "волынка на ходынке", русско-японская война и поражение в ней, "Кровавое Воскресенье" ("холостых залпов не давать, патронов не жалеть"), подавление революции 1905 года со "столыпинскими галстуками" и "столыпинской каторгой", "ленский расстрел" ("так было, так будет"), Империалистическая война, отсталость и неудачи России в ней, выгодное для предпринимателей, наших и зарубежных, но разорительное для России распределение военных заказов, "распутинщина" и слухи о предательстве императрицы, подавление рабочих выступлений и еврейские погромы. Но только всё это не причина расстрела царя и его семьи, в лучшем случае - повод. Я думаю, что если бы открытый процесс, который собирались устроить большевики, состоялся, и все вышеуказанные обвинения на нём были бы доказаны, царя и императрицу могли бы и не расстрелять, не говоря уже об их детях. Не забывайте, что шёл всего-то 1918 год, "революционный романтизм" ещё до конца не развеялся, и прошло совсем немного времени с того момента, когда Краснова и членов Временного правительства отпустили под "честное слово", а "символу российской реакции" Пуришкевичу дали смехотворный тюремный срок, после чего позволили ему беспрепятственно уехать за границу.
Вторая группа причин - военно-социально-политические.
Летом 1918 года Гражданская война шла по нарастающей, и складывалась она неудачно для нас. Несмотря на наше численное превосходство, обусловленное поддержкой (что бы ни говорили) большинства народа, "белые" были сильнее (зло всегда сначала бывает сильнее) благодаря лучшему вооружению, поддержке союзников, боевому опыту, военному искусству и организации. Наше положение во многом облегчалось раздорами в рядах противника: монархисты и черносотенцы не могли договориться с эсерами и меньшевиками из Комуча, англофил Колчак - с германофилом Красновым, наступающие с севера англичане и наступающие с запада немцы продолжали воевать между собой в Европе.
Возвращение в этой ситуации не политическую сцену царя или кого-либо из членов его семьи, хотя бы в качестве символа, могло бы объединить под одним знаменем все антикоммунистические силы.
Кроме того, в этот период стала проявлять себя так называемая "реакция обратной волны": некоторые из тех, кто поддержал большевиков в 1917 году, стали разочаровываться в их политике, столкнувшись с голодом, разрухой, продразверсткой и так называемыми "революционными эксцессами" (хотя, как писал Рассел, "большевики лишь в очень небольшой степени виновны в тех бедах, которые обрушились на Россию"). В этой ситуации появление объединяющей силы под лозунгом "Вернем всё как было!" могло привести к переходу этих людей на сторону контрреволюции и ослаблению и без того малых сил большевиков.
Короче говоря, попадание царя или кого-либо из членов его семьи в руки "белых" в той ситуации могло стать той гирей, которая перевесила бы чашу весов в пользу сил контрреволюции.
Победа "белых" в Гражданской войне в России привела бы к подавлению социализма в России и во всем Мире по крайней мере в 1-ой половине ХХ века, а это обернулось бы для простых непородистых людей таким горем и кровью, по сравнению с которым любой коммунистический террор (кроме, может быть, полпотовского) выглядел бы мелкой неприятностью. Объясню, почему я так считаю.
Во-первых, сразу после победы в Гражданской войне или через какое-то время "белые" начали бы массовые репрессии, обусловленные как стремлением отомстить за тот страх, который они испытали во время революции и Гражданской войны, так и желанием "примерно наказать" "это быдло", то есть, затерроризировать классовых противников и тем самым застраховать себя от повторения подобных революций в обозримом будущем.
Навязываемая нынешней пропагандой точка зрения, что в случае победы "белых" в России утвердилось бы демократическое правовое государство западного типа либо общинная система с православной этикой, а репрессии ограничились бы большевистским "активом", являются ложью. Оттолкнувшись от крайне "левого" положения, исторический "маятник" не смог бы удержаться в середине, а продолжил бы свой путь "вправо" до конца - к монархии и военной диктатуре.
Сами белогвардейские лидеры на этот счёт не обольщались и намерения свои не скрывали. Храбрый и благородный Лавр Григорьевич Корнилов говорил, что после победа над "красными" повесить несколько десятков тысяч рабочих - это мало. "Вот когда на виселице заболтаются господа Струве и Милюковы - тогда в России наступит порядок". И прославляемый ныне адмирал Колчак говорил, что когда будут взяты Москва и Петербург, и Горького, и Блока придется повесить. Для промонархистски настроенного офицерства даже кадеты были "революционерами", не говоря уже об эсерах и меньшевиках. И слова у них не расходились с делами.
Разогнанное "злодеями-большевиками" Учредительное собрание, представленное в основном умеренно-социалистическими партиями (эсеры, меньшевики, энэсы), и в очень небольшой степени кадетами, образовало "Комитет Учредительного Собрания" - "Комуч", который в 1918 году, по сути, возглавил антибольшевистское движение на Урале и в Поволжье. Мы их считали "белыми", врагами, но для белогвардейского офицерства это всё равно были "левые", а, значит, "революционеры". И когда после разгрома "красными" члены Комуча бежали к Колчаку, колчаковские офицеры не стали их "разгонять" подобно большевикам, а вывели не берег Иртыша и перекололи штыками.
Так что ошибаются те, кто считает, что белогвардейские репрессии в случае их победы представляли бы собой лишь "экстраполированный до масштабов всей России" Октябрь 93-го в Москве или сентябрь 73-го в Чили, а затем после "незначительного кровопускания" наступила бы благодать. При почти поголовном вооружении народа, значительная часть которого продолжала поддерживать большевиков, учитывая вышеизложенные настроения белого офицерства, уничтожение Советской Власти уже после военной победы над нами в тех условиях обернулось бы массовым геноцидом народа с миллионными жертвами, и здесь бы "белым" понадобился не Пиночет, а Пол Пот. Если уж экстраполировать, то в качестве аналога надо брать не Чили 73-го года, а Парижскую Коммуну. Там после подавления Коммуны были развязаны антикоммунистические репрессии, унесшие, по разным данным, от 30 до 100 тысяч жизней, что при тогдашнем населении Парижа в 1.5 миллиона составило 2% от населения. В России с населением в 160 миллионов человек репрессии такого масштаба (даже если взять наименьшую из этих цифр) означали бы одномоментное убийство более трёх миллионов человек. И это было бы только начало, потому что, (и это во-вторых), победа контрреволюционных сил, даже если дореволюционные порядки будут восстановлены лишь частично, так или иначе воспроизведет вновь все те противоречия, которые и привели к революции. А это значит, что после более или менее продолжительного периода "спокойствия", обусловленного страхом бедняков перед новыми репрессиями и частичными уступками власть имущих из страха перед новой революцией, неизбежно начнутся новые восстания (которые из-за физический ликвидации организованной оппозиции могут принять характер тупых и жестоких стихийных погромов и грабежей), и их вновь и вновь придётся топить в крови. А затем - новая революция, которая обещает быть еще более кровавой. потому что бедные к тому времени озлобятся ещё больше.
Но основные жертвы при подавлении социализма появятся не в российском, а в общемировом масштабе.
Потому что вся система социальных гарантий, которые мы воспринимаем как само собой разумеющееся (пенсии, отпуска, больничные листы, бесплатное образование и здравоохранение, 8-часовой рабочий день, защита от бездомности и безработицы) - результат уступок, на которые богатые и властные всего Мира (в том числе и на Западе) пошли под давлением рабочего движения и мирового социализма и Советского Союза как части этого самого мирового социализма.
Я писал ранее в своих статьях (см. "Мировой коммунизм и принцип равнодействующей", "Причины эффективности экономики капитализма и неизбежность его крушения"), что если бы не было Советского Союза, Мирового коммунистического Движения и Мировой системы социализма (то есть, если бы не было Октябрьской революции 17-го года или если бы "красные" потерпели поражение в Гражданской войне), жизнь трудящихся в странах Запада (не говоря уже о 3-ем Мире) была бы сегодня похожа на то, что описано в романах Диккенса и Синклера. А это значит, что выше была бы смертность, ниже продолжительность жизни. Заставив угрозой революции и революционного террора богатых считаться с бедными и не доводить их до крайней степени нищеты и отчаяния, мы предотвратили преждевременную гибель сотен миллионов или даже миллиардов людей, чья смерть воспринималась бы как "естественная", а мы это считаем "социальным убийством".
И тут всплывает этическая сторона вопроса: имеем ли мы право убивать невиновных, чтобы спасти миллионы других невиновных. Здесь проблема иная, чем "слезинка ребёнка во имя всеобщего счастья": вопрос стоит о спасении жизней, а не о всеобщем счастье, а потому подход здесь иной, и к Достоевскому отсылать нас не надо.
Вот как я сам смотрю на этот вопрос.
Материальные блага, которыми пользуется человек, могут быть различны в зависимости от его заслуг и социального положения. Но сами человеческие жизни должны быть РАВНОЦЕННЫ вне зависимости от заслуг, социального положения, расового или этнического происхождения. И на известный этический тест: "кого ты будешь спасать первым, короля или нищего?", я отвечаю так: "того, кто ближе к берегу или к лодке, то есть, того, кого больше шансов спасти".
И ещё. Более правильными я признаю те действия, которые сберегают (в том числе и с учетом отдалённых последствий) большее число человеческих жизней (опять же вне зависимости от заслуг, интеллекта и социального положения). Поэтому на вопрос, какой корабль первым спасать, тот, на котором 10 человек, или тот, на котором 100?, я отвечу (даже если на первом одни нобелевские лауреаты): тот, на котором 100.
И если для спасения жизней миллионов невиновных необходимо убить десять невиновных - такое убийство с исторической точки зрения оправдано. Но этически это очень непростой вопрос, и я могу понять венгров, отказавшихся стрелять, а ведь они тоже были коммунистами и марксистами. Но если бы мы этого не сделали, мы сочли бы себя предателями по отношению к миллионам, которым в случае победы "белых" предстоит погибнуть в последующие десятилетия от голода и нищеты, а также предателями по отношению к сотням тысяч пошедших за нами рабочих и крестьян, которых "белые" неизбежно казнили бы в случае своей победы.
Теперь - о главной причине расстрела царской семьи. Это - причины эмоционально - психологические. Если кратко, то это можно сформулировать одной фразой: бедные мстят богатым.
За что мстят? За страх и связанное с этим страхом унижение.
Скажу сразу: те, кто утверждает, что бедные и слабые при капитализме живут хорошо, и только жалуются, или что они сами виноваты: «вертеться» надо, - жестокие и циничные лицемеры, и их самих надо поставить «к стенке».
Невозможно описать страдания бедных и слабых в капиталистическом обществе. Невозможно потому, что основная составляющая этих страданий не только (а в последнее время и не столько) материальные лишения, сколько страх потерять даже то немногое, что имеешь. В статье «Антикоммунизм…» я показал, какие страхи преследуют в рыночном обществе простого «некрутого» человека. Это страх потерять работу, а затем потерять жильё за неуплату, а следовательно, и большую часть нажитого имущества. Это страх за детей, что не получат хорошего образования и не устроятся в жизни. Это страх, что заболеют близкие или я сам и не будет денег на лечение. Это страх перед властью и перед любым, кто «круче» тебя, и, следовательно, может сделать с тобой что угодно, и никто тебя не защитит, потому что и власть, и деньги всегда на стороне сильного и богатого. Это общий страх перед нестабильностью жизни. И этот страх ни днём не заживёшь, ни ночью не заспишь. Этот страх заставляет жить, как мышь и как заяц, но при этом натягивать на рожу уверенную улыбку, делая вид, что всё в порядке, потому что рынок неудачников не терпит.
Этот страх бедных – далеко не всегда результат ошибок или злой воли власть имущих. Он вытекает из самой природы капитализма, ибо необходим для сбивания цены на рабочую силу. Как только система социальных гарантий в какой-либо стране Запада (как в Швеции) «убирает» этот страх, инвестиции в экономику этой страны сразу прекращаются, так как становятся невыгодны из-за высокой зарплаты, налогов и социальных отчислений, и «перетекают» в страны 3-го Мира, где рабочая сила хоть и менее квалифицированная, но гораздо дешевле.
Поэтому капитализм никогда не покончит с бедностью и связанным с ней страхом, более того, по крайней мере в некоторых странах 3-го Мира воссоздаёт их искусственно с помощью войн, межнациональных конфликтов, сворачивания социальных гарантий, рыночных реформ, приватизаций, дефолтов, кризисов и т.д.
А постоянный страх и вынужденное притворство человека унижает больше, чем что бы то ни было, и этого унижения человек не прощает, и выражается это в скрытой агрессии и ненависти к обществу, особенно разрушительной именно потому, что это приходится скрывать, опять же, из того же страха.
И эта вековая ненависть в сознании бедняков и неудачников персонифицируется, как правило, в лице главы государства, хотя последний (хоть царь, хоть президент) является лишь приказчиком на службе у крупной монополистической буржуазии.
Поэтому, несмотря на все разъяснения марксистов, ненависть бедняков (и даже подсознательная ненависть самих коммунистов, потому что они, в большинстве своём, тоже из бедняков) направлена не на Рябушинского и Дерипаску (хотя по всем законам классовой борьбы их следовало первыми поставить к стенке), а на Николая II, Ельцина, Путина и членов их семей.
И эта копившаяся столетиями, скрываемая из страха до поры до времени ненависть в момент революции может вырваться наружу и принять форму настоящей кровавой оргии.
Такого рода жестокость по отношению к живым символам предшествующего общества может быть предотвращена, как это ни парадоксально звучит, только верой революционеров и всех, кто за ними идёт, в неизбежную скорую победу и торжество справедливого и гуманного общества. Так оно и было: первые два месяца после Октября 17-го большевики никого не расстреливали, да и ЧК было создано только в декабре. Семья царя была в руках у большевиков больше полугода, и расстреливать их до лета 18-го никто не собирался. Потому что победитель может позволить себе быть снисходительным, и даже забыть и простить прошлые обиды.
К лету 1918 года ситуация изменилась. «Белые» обложили со всех сторон, и многие уже отводили Советской Власти не недели, а дни. И тут нас захлестнуло отчаяние. И страшная мысль: что-ж, теперь (даже если нас пощадят и не казнят) – опять в стойло? И опять – жизнь в постоянном страхе перед завтрашним днём? И страстное желание, пусть перед смертью, ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ ДОСТУЧАТЬСЯ до них, до сильных, чтобы поняли, насколько для нас НЕПРИЕМЛЕМА такая жизнь. К словам и доводам нашим они глухи: «Демагогия!», над слезами нашими смеются, даже смерть наша их не трогает: «Мамки ещё нарожают». Значит, чтобы до них дошло, надо сделать какую-то особую гадость, такую, чтоб Мир содрогнулся. Такую, чтоб этим самым сказать всем богатым и сильным на Земле: ВОТ как мы вас ненавидим! Нет такого преступления, которое мы не могли бы совершить, чтобы причинить вам боль, даже под угрозой самой страшной казни! Убейте нас, прокляните, но не должен быть так устроен Мир, чтобы прогресс достигался за счёт усиления страданий и без того настрадавшихся бедняков и неудачников! И если вы этого не поймёте, то на смену нам придут другие мстители, а потом ещё и ещё, и не будет вам, проклятым буржуинам, покоя ни в светлый день, ни в тёмную ночь! И будем на глазах у вас рвать в клочья ваших детей, пока всех вас не уничтожим, или пока вы сами не поймёте, что не должен быть так устроен Мир!
И ещё одна сторона вопроса. Я уже писал ранее (статья «Коммунизм как религия»), что коммунистическое мировоззрение обладает свойством научно-религиозного дуализма, то есть, несет в себе черты как науки, так и религии. Это значит, что для коммунизма справедливы все закономерности, присущие великим мировым религиям. Все великие религии на ранних этапах своего существования объявляются «преступным бредом» и подвергаются гонениям, но и сами бывают нетерпимы и жестоки к «неверным».
Герберт Уэллс в книге «Россия во мгле» отметил черты сходства между убеждёнными коммунистами (речь идёт об искренних коммунистах; о проходимцах, примазавшихся к Движению ради власти и карьеры, разговор особый, хотя именно они виновны в большей части инкриминируемых коммунистам преступлений) и мусульманскими фанатиками. В этом есть немалая доля истины: для правоверного коммуниста понятия «добро» и «коммунизм» по сути, синонимы, и отказ от коммунизма равносилен отказу от всего, что считается добром даже в повседневном смысле этого слова. Отсюда восприятие антикоммуниста как злодея и жестокого врага, на которого понятия морали не распространяются. Коммунистические символы воспринимаются почти как святыни, и противодействие, а тем более, разоблачение и высмеивание их воспринимается как святотатство. В этом случае коммунисты не борются с политическими противниками, а карают «неверных». Не учитывая этого, ничего нельзя понять ни в истории коммунизма, ни в истории России.
Только поняв это, можно объяснить многие кажущиеся ныне бессмысленным разрушением и жестокостью действия коммунистов в первые послереволюционные годы, в том числе и расстрел царской семьи. Разрушались ненавистные символы враждебной веры, а царь и его семья и были как раз главными живыми символами этой самой враждебной веры.
Это было, если угодно, «ритуальное» убийство, но не в том смысле, в каком это подают национал-патриоты: это не было убийство «евреями» «русского царя». Это было ритуальное разрушение главного символа враждебной веры и враждебного общества, с которым были связаны все предшествующие страдания и унижения.
Нельзя судить коммунистов по законам современного цивилизованного буржуазного общества: у нас другая этика и другая мораль, мы – другая цивилизация. Судить нас за Красный Террор – всё равно, что судить мусульман за многожёнство или папуасов за каннибализм. Уничтожить нас раз и навсегда тоже не получится - см. мою статью «Апофеоз демократии или как извести коммунистов».
Поэтому, если хотите говорить о нас и о наших святынях что хотите - дайте и нам возможность возразить, объясниться и оправдаться. Если не хотите нас слушать – тогда и сами придержите язык. Не хотите и этого, хотите глумиться над нашими святынями и смеяться нашим слезам – тогда не жалуйтесь: будут силы – будем «мочить», не будет сил – будем плакать и умирать, но никогда не смиримся с вашим обществом, не примем ваши законы и вашу мораль, будем копить злобу, и если возможность представится – отомстим сторицей.
Ведь если мусульманскому фанатику сказать, что Коран – бред, а пророк Мухаммед был злодеем и авантюристом, да ещё привести «неопровержимые» доказательства, он ведь с вами спорить не будет. Он возьмёт кинжал, и ночью зарежет. А потом вырежет всю вашу семью до двенадцатого колена. А ведь Ислам никто не называет «преступной идеологией»! Так почему же мы должны действовать иначе, если нас объявили высшим злом на Земле за всю Историю?
Мы плачем, уверяем вас, что мы не злодеи, а вы говорите: «Нет, злодеи!».
Ах, злодеи! Ну, так получайте злодеев!
Если зло победило навечно,
Если слёз на Планете не счесть,
Если враг нас сильней бесконечно,
Остаётся лишь смерть и месть.
Вечно в страхе дрожать не гоже.
Знай же, подлый буржуйский гад:
Пусть я сдохну, тебя я тоже
Утащу за собою в ад!
Тьма кругом, и просвета не видно,
Над святым – лицемерный свист.
Подарите мне «пояс шахида»,
Хоть еврей я и атеист.