В доме моей приятельницы Ларисы Ивановны Подгурской уже много лет жил замечательный питомец попугай Петруша. Это был один из интеллектуалов пернатого мира – серый жако.
Долгое время мы с Ларисой работали на подготовительных курсах в одном из институтов. Виделись часто, и каждая встреча начиналась с рассказов о Петруше: что нового сказал, у кого чего отнял, кому больше радовался.… О попугае я много слышала, но никогда его не видела.
Помню, как он заболел. На Ларису смотреть было невозможно. Она плакала, через каждые пять минут звонила то домой, то в Уголок Дурова. Надо сказать, что 40 лет тому назад наши ветеринары были специалистами по кошкам, собакам, курам и крупному рогатому скоту. А в такой тонкой субстанции как попугаи жако, не дай, Бог, разбираться!
Общими усилиями и любовью хозяйки через неделю вылечили питомца! Радости было через край и, чтобы её удачно расплескать, решили мы с Ларисой отметить это событье! Отправились к ней домой на ужин.
Лариса Ивановна давно развелась с мужем и жила вместе с престарелыми родителями в трёхкомнатной квартире. Дом был старым, высота стен до потолка почти пять метров. Было, где развернуться крыльям попугая. По рассказам хозяйки Петруша свободно летал по квартире и важно заходил в свою клетку, спланировав на мостик перед ней. Дверца в вольеру не закрывалась.
Был промозглый, осенний, слякотный вечер. Многоквартирный столетний дом с парадным крыльцом располагался на центральной улице. Мне, жительнице многоэтажной «хрущёвки», были в диковинку массивные входные двери, кованные перилла на лестницах, истёртые мраморные ступеньки и какофония запахов! ... в атмосфере огромного подъездного пространства перемешался запах старых стен, добротных щей, кошек и аромат духов.
Семья Подгурских жила на первом этаже за красивой дверью с номером 1. Лариса открыла своим ключом квартиру, включила свет и, из глубины комнат прилетел красавец Петруша, сел на олений рог, прикрученный почти у потолка. И голосом Ларисы спросил:
- Кто пришёл?
- Мы! - хором ответили мы.
- Хорошо!- одобрил попугай мужским голосом.
Прошли в большую кухню-столовую, где нас встретили её родители: маленькая седовласая женщина в голубом халате и с массивной блестящей брошью (!) почти на плече и высокий аккуратно подтянутый, одетый в домашнюю куртку пожилой мужчина.
Мы разом заговорили, знакомясь друг с другом.
- Говори громче! - предупредила Лариса – мама плохо слышит.
Папа и мама Ларисы говорили тихо, а мы, громко артикулируя, рассказывали о погоде, о новостях. Особенно в звучности произношения старалась я. Петруша, прилетевший за нами, сидел на жёрдочке в вольере и внимательно слушал. Потом не спеша вышел из клетки, взлетел на выступ на уровне моего лица и истошным голосом, перекрывая мою болтовню, заорал:
- Не крр-и-чи!
Мы оторопели и затихли, а потом рассмеялись.
Оказывается он, на все громкие звуки реагировал подобным образом. Даже если чистили сковородки или работала дрель.
Брошь на халате мамы тоже развлечение для Петруши. Он очень любил, сидя на плече, трогать эту вещицу, разговаривать с ней:
- Какая красота! Мне нравится! Блестяще!
И что интересно, если эта брошь лежала на столе или комоде – она не притягивала его внимания.
Весь вечер за ужином я слушала рассказы о необыкновенных способностях домашнего любимца.
Вот один из них.
Собралась семья Подгурских в начале июля в санаторий на целых три недели. Попугая решили оставить с младшей дочерью Ариной, которая уже долгое время жила в Москве и работала концертмейстером в областной филармонии.
Раньше при длительных отлучках из дома семейство поручало Петрушу соседке Марии Петровне. Женщина она была громогласная и на редкость жизнерадостная. С попугаем она дружила, баловала его замороженной малиной. Петруша встречал её громким раскатистым смехом и неизменной фразой: «Пришла твоя Маша!», садился на её солидное плечо и заглядывал в глаза. На этот раз Мария Петровна была в срочном порядке вызвана в деревню к родственникам по причине подготовки к свадьбе любимой племянницы. Через неделю обещала вернуться.
А Арина, соскучившись по Волге, школьным подругам, по любимым местам старого города, предвкушала безмятежные походы на пляж, посиделки в кафе и чтение лёгких романов. Правда, несколько напрягала необходимость музицировать по три-четыре часа в день, дабы не растерять профессиональный лоск московской артистки, да и с Петрушей один на один она никогда не оставалась.
В течение трёх дней Арина получала инструктаж по уходу за попугаем и даже сдала зачёт по приготовлению каши с сырыми овощами, по уборке вольеры и поглаживанию Петруши с помощью деревянных детских грабелек.
Настал день отъезда хозяев. Попугай мало говорил, бегал туда-сюда по вольере и возил клювом по гриве маленькой детской лошадки, которая намертво стояла рядом с поилкой.
Первый день начался тихо и спокойно. Арина ушла из дому на целых четыре часа! Для Петруши это был шок: более 2-х часов в одиночестве он никогда не находился. Всегда кто-то из родителей был дома, а если и уезжали на несколько дней, то Мария Петровна почти переселялась в квартиру Подгурских к своему пернатому любимцу.
Вечером с букетом ромашек, отдохнув с подругой на пляже, разморённая солнцем и предвкушая прохладный душ, Арина подходила к дому. Под их окнами толпился народ. Из открытого окна, за противомоскитной сеткой доносился детский плач на высокой ноте:
- Бедный Петрушечка! Бросили маленько-г-о! Скучно Петруше! Сердце болит!
- Ребёнка бросили! Час уже плачет! – сокрушался мужчина испитого вида с хозяйственной сумкой в руках, из которой торчал банный веник, - не могу идти по делам, у самого сердце разболелось! Хоть валерьянку пей!
- Или настойку боярышника! – язвительно подсказала дама средних лет, - Надо милицию звать!
- Я бы залез в окно, - суетился подросток лет пятнадцати,- да высоко очень!
- Не надо никуда лезть и милицию вызывать! Это мой попугай! – выступила Арина, - Он обо мне соскучился!
- Нечего сочинять нам тут про попугая! Нарожают детей, бросят их одних некормленых! Ишь, с цветочками идёт! Гуляет она! Детями заниматься надо, а не попугаями прикрываться! – шумела, нехотя расходясь, толпа.
Арина кинулась в подъезд, открыла дверь в квартиру и побежала на кухню. Петруша сидел в вольере на загривке кукольной лошади и, повернув боком голову, одним глазом смотрел на неё, потом прошёлся по кухонному столу и проронил:
- Как укушу!
С этого вечера идиллия отдыха для Арины закончилась. Нельзя сказать, что Петруша на неё нападал или игнорировал. Нет! Хорошо ел, разговаривал сам с собой, время от времени раскатисто хохотал, совершал облёты комнат.
Но… Она теперь старалась надолго из дома не уходить. За рояль в гостиной садилась с осторожностью. Ей всё время казалось, что попугай как-то странно смотрит на её руки! А вдруг клюнет! Клюв у него немаленький: враз полпальца изуродует! А пальцы – главная часть тела пианистки!
Стоило Арине заиграть, Петруша - тут как тут. Меломан! Расположится рядом, всё норовит на плечо сесть, и на руки посматривает! Во всяком случае, так ей казалось.
Чтобы полноценно играть, надо было для спокойствия изолировать попугая. А как? Наложив ему еды, Арина осторожно закрывала вольеру и отправлялась к инструменту. Тридцать минут она спокойно музицировала. Петруша из клетки не рвался, сидел тихо. И вдруг заорал:
- Бедный Петрушечка! Жалко Петрушу! Пусти Петрушечку!
И так без остановки. На улице каждый раз кто-нибудь останавливался под окнами и строил догадки о природе душераздирающих криков. Арина вставала из-за рояля и шла на кухню. Крик прекращался. Петруша, как ни в чем не бывало, раскачивался с ноги на ногу на лошадке. Был на коне!
Девушка пробовала закрывать двери кухни, гостиной, эффект был один и тот же: полчаса тишины, и всё сначала:
- Бедный Петрушечка! Не кричи! Жалко Петрушечку! Пусти! Пусти! Пустииии!
Решив улучшить взаимоотношения с попугаем, Арина попробовала поласкать питомца. Надела толстые кожаные на меху перчатки, взяла грабельки, просунула руку в открытую дверь вольеры и попыталась его погладить. Но не тут-то было. Попугай отскочил к дальней стенке вольеры и оттуда захохотал голосом Марии Петровны. Как-то вечером девушка отважилась даже нацепить брошь на домашний халат, но Петруша проигнорировал и эту затею: к ювелирному блестящему чуду отнёсся так, как будто оно лежало на столе или комоде.
Так и жили. Петруша руководил исподтишка жизнью московской гостьи, а она считала дни до приезда Марии Петровны.
Наконец, деревенская командировка соседки закончилась. Она приехала ранним утром, и первым делом прибежала к соседям, держа в руках корзиночку с малиной. Открыв на звонок дверь, Арина чуть не плача бросилась на шею Марии Петровне. Навстречу своей подруге прилетел Петруша и радостно захохотал. Потом примостился у неё на плече и сказал ритуальную фразу: «Пришла твоя Маша».
- Пришла! Пришла! – подтвердила соседка, и все двинулись на кухню.
- Ну, Ариша, теперь отдыхай! Я Петрушу нянчить буду, - сказала Мария Петровна и напористо с огоньком добавила, - Только просьба к тебе, не всё сонаты и этюды играй, а иногда что-нибудь хорошее, песню какую-нибудь, например, «По долинам и по взгорьям». Я Петю учить петь буду.
Так оставшиеся две недели отпуска и прожили: три часа серьёзной музыки и полчаса советской песенной классики. Арина играла, а на кухне с Петрушей на плече распевала походные песни Мария Петровна.