Гепард готовится к прыжку. Жених из Германии

Любовь Сушко
Жених из Германии

Все совпадения с реальными лицами и событиями случайны.
Таких Гансов половина Германии...


Должна признать, что мне всегда везло на упырей, простите, женихов, всех мастей и страстей.

И когда приходилось честно признать, что хуже быть не может,  черт Федот, в такие минуты всегда бывший за левым плечом утверждал, что может быть и точно будет еще хуже.

Как всегда я ему не верила, да и кто же собственно верит чертям, но надо было признать со временем и то, что Федот был прав, каждый следующий оказывался хуже предыдущего. И если  за что-то его и можно было благодарить, так только за то, что он  помогал мне от них избавиться с каким-то весельем и отвагой, стоило только намекнуть на то, что  мой очередной жених может идти ко всем чертям, как Федот его и забирал туда, куда я просила.

Скажете, что за это он должен был потребовать  исполнить какое-то фантастическое желание? Ничего подобного, до сих пор он ничего не требовал, ну а что будет дальше – поживем –увидим.

Кажется на этот раз я переплюнула саму себя, потому что надо было умудриться познакомиться с этим Гансом.

 Вы еще не знаете, за что немцы так ненавидят русских – тогда вам к Гансу, и все сразу станет понятно. Этот выходец из сибирской тайги в один прекрасный момент отправился на историческую родину именно за тем, чтобы нас возненавидели в той самой Германии туманной,  из которой Ленский, как известно "привез учености плоды, вольнолюбивые мечты, дух пылкий  и довольно странный, всегда восторженную речь и кудри черные до плеч".

Так вот у  Ганса все было с точностью до наоборот,  на заре туманной старости на шестом десятке, все, что было он увез с собой в Германию туманную. Было же немного, да ничего собственно и не было за душой, ни образования, ни кола, ни двора, ни друзей, ни знакомых.

Ганс был страшно одинок в ненавистной стране, которую тогда звали Советским Союзом, и страстно надеялся, что неоцененный здесь, он  все получит там, от пособия по безработице, с  которым наши зарплаты не сравнятся,  до  очаровательной немки с ее приданным, хорошим приданным,  а она ему подарит уют и  покой.

А почему бы и нет, мужик он хоть куда, если закрасить седину, пустить пыль  и дым в глаза. А как говорят на бывшей родине – он называл ее бывшей,  когда еще не пересек границу, что дыма без огня не бывает.

Так вот огня ему добавит золотой конек, ну для начала хотя бы, потому что должно же быть у него хоть какое-то приданное, а там и так перебьется та самая немка, для которой он станет подарком бесценным.

Мужики на бывшей  родине были  на вес золота, даже гулящие и пьющие. Но кроме этих двух достоинств у Ганса был и один серьезный недостаток – стоило только  его организму заполучить сто грамм алкоголя, как он становился неуправляемым и совершенно буйным, с катушек слетал конкретно, и тогда держите меня четверо. И если в трезвом виде он как-то пытался сдерживать свои буйные  порывы, то тут как и любому русскому   - ему было море по колено.

Протрезвев, он узнавал, что творил, каялся, ползал на коленях и просил прощения, но раньше или чуть позднее, все это заканчивалось скверно, хуже не придумаешь.

Учитывая эту страсть к безумному веселию, просто пьяному безумию, если и были в начале его жизни на исторической родине какие-то немки, то они быстро исчезли, растворились так, словно корова языком слизала. Когда бесследно исчезла четвертая, Ганс  полагал, что он мог ее убить и закопать в пьяном угаре, а потом ничего не вспомнить, он на время присмирел и задумался о том, как жить дальше.

От смирения     не осталось следа, когда эта Фрида все-таки нашлась, жива и невредима, но при попытке примирения, послала его так далеко, что ему оттуда и не добраться назад никогда.

Вот тогда он вернулся к привычной своей жизни, но решил, что жена у него  должна быть русская, только русская и никакой другой,  не стоит с немками экспериментировать – не за горами уже то время, когда ему надо будет нести стакан воды, и что тогда? Сделать это может только русская баба, которая всегда и все прощает.

Но  Ганс и в новом веке мало переменился, в своей Германии он как-то законсервировался что ли, потому и не подозревал о том, что и русские бабы за это время  сильно переменились.

Не знал об этом Ганс, когда рванулся за русской невестой на свою бывшую Родину.
№№№№№№

Мне всегда везло на больных на всю голову, но все-таки не на таких.
А ведь каким тихим и мирным, ну может чуть нудным показался на первый взгляд этот Ганс,  с которым мы познакомились случайно на хоккее в прекрасной Праге, куда он прилетел за своей любимой командой. Я же пошла взглянуть на своих любимцев просто потому, что там оказалась в тот день и час, когда они играли с местной командой.

Нет, он мне не понравился сразу, недаром говорится, что не стоит подходить к русским мужикам, когда ты  гуляешь по заграницам, но черт Федот попутал на том самом стадионе, где мы оказались на соседних рядах. Общие интересы сближают. А если он ищет себе русскую бабу, а ты просто начала тосковать по родине, то сближение происходит значительно быстрее…

Нет, нет, в прекрасной Праге никаких Гансов со мной не было, только телефон и электронный адрес сдуру у него остался, скорее, чтобы отделаться и не обидеть того, кто мне сразу не понравился. О том, что это первая и самая страшная ошибка в моей жизни тогда я еще и не подозревала.

- Он взял телефон и не позвонил, - жалуются девицы.

 Так вот это не о Гансе, названивать он  начал сразу, как только я вернулась домой, в электронном ящике  валялись три дюжины писем с самыми пылкими признаниями. О том, что такими же пылкими будут и проклятия, я не думала, когда  черт дернул ответить одним письмом на все его послания, просто от скуки, потому что  не ответить считала невежливым, ну так нас воспитывали в свое время. Плохо воспитывали, согласна, но что теперь после драки кулаками махать. А еще наша самая отвратительная черта – жалость к убогому и несчастному. Ведь если не жалеет, то вроде и не любит, так считается на Руси. А если жалеют, то прощают, а если  прощают…

Ганс стал настоящим террористом,  от которого я уже и не ведала как отделаться в ближайшее время даже в сети, а он все грозил приехать, чтобы так сказать укрепить наши виртуальные  отношения, в которых он уже любил меня до гробовой доски, на том и на этом свете.

Это должно было звучать, как угроза, не больше не меньше, да и весь мой прошлый опыт говорил примерно о том же самом, только таких прилипал до сих пор у меня не было, и потому я наивно надеялась на то, что все рассосется само.

- Не рассосется, - услышала я голос черта Федота за левым  плечом, но мне показалось, что он шутит. И вообще, проблемы надо было решать по мере их поступления, что я собственно и собиралась делать. Насколько большой  проблемой станет мой забугорный друг Ганс, убежденный в том, что я очень хочу, я просто жажду выйти за него замуж и оказаться в той самой  Германии. У него вообще всегда было   жёсткое убеждение в том, что есть два мнения – одно его, а второе не правильное, а уж в отношении очередной бабы оно всегда оставалось неизменным.

Хорошо, что все постепенно начало становиться на свои места еще в виртуале, когда я намекнула на то, что большого желания выйти замуж у  меня нет, а жить в Германии тем более. Тогда я услышала в первый раз:

- Пошла вон, чтобы я тебя больше не видел и не слышал, тварь такая

Само собой разумеется я пошла, перекрыв при этом все каналы связи, все те места, откуда он мог мне написать, позвонить, вообще заявиться.

Конечно, это разозлило Ганса еще сильнее. Он всегда был отвергнут и прежде, но чтобы так быстро и так резко, чтобы не было дано еще одного шанса и возможности попросить прощение и раскаяться,  это как обухом по голове, которая и без того была больна, а сам жених оставался в неадеквате и в состоянии влюбленности, а в состоянии вражды?

Я свято верила в то, что на этом наша пламенная страсть и закончилась, но не тут –то было…
№№№№№№

Ганс рвался и метался, после такого облома, когда он понял, что и русская баба не собирается нести стакан воды и становиться сиделкой, если с ним что случится. А при многолетнем пьянстве  случится обязательно, он ведь не занял очередь за смертью, чтобы  забыться и заснуть и отправиться на тот свет в ту самую ночь.

В общем, он решил послать подальше виртуал и явится собственной персоной, чтобы что-то объяснить этой твари, убедить ее в том, что это случайный приступ гнева. А  жить они в Германии будут хорошо, особенно если он бросит пить, а в тот момент он готов был даже на такую жертву, ну на словах хотя бы…

После того, когда он заявил всем немкам, что так, мол, им и надо, если они не хотели спокойно жить с ними, то пусть их насилуют арабы, сами выбрали такой путь, та русская баба осталась  чуть ли не единственной, последней его надеждой, если не на светлую, то вполне терпимую старость.

Он найдет ее, он ее убедит во всем, он заставит ее стать его женой или придушит на ходу. У нее не будет другого выхода.

Только не рассчитал Ганс на то, что  за спиной у Виктории стоит бес Федот, что она не настолько одинока и несчастна, как он пытался себя убедить.

Ганс ворвался  в этот мир стремительно и начал разыскивать Вику, благо, что у него были хоть какие-то данные о ней. И нашел он ее на даче, куда помогли ему добраться старые  друзья, подозревая, что пришелец готов влипнуть в очередную историю со всего размаха. А так как он был уже в подпитьи, то связываться  друзья с ним не собирались, себе дороже, просто высадили его около той самой дачи, да и смотались поскорее.

Там никого не было, а с дороги наш герой сильно устал, ему надо было отдохнуть и проспаться для его же блага.

Ганс  рухнул на сене, на сеновале было тепло и тихо, и заснул мертвым сном до утра. Только не стоило надеяться на то, что он взял и помер. Ганс  был живее всех живых. Не будите маньяка, пока он спит, вам же спокойно будет, но рано или поздно и они просыпаются. Вот тогда и начинается все самое интересное и ужасное одновременно.

Когда пес Макар  обнаружил пришельца и пронзительно завыл, бес Федот  бросился туда, откуда раздавался вой. Он посмотрел на спящего мужчину, которому было на вид лет 70  не меньше, и  стал нервно чесаться. Белая шелковая рубаха была грязновата, словно он долго носил ее, не снимая, да и весь вид его ничего хорошего не обещал.
 
Хотя Ганс  был внешне  не так страшен, даже немного привлекателен, но красота казалась какой-то зловещей.

Бес  и пес обязательно бы что-то придумали, если бы Вика  не вошла в тот самый сарай, где лежало сено,  и не посмотрела удивленно на спящего старика.

- Откуда он взялся? – спросила она и передернула плечиками. Нет, она, конечно, была не против чудовища, но не такого, в этом было что-то от господина Раскольникова. Казалось, что за поясом можно даже топор обнаружить. Она не сразу признала своего старого знакомого, и не подумала даже, что он может сюда заявиться. А потом, когда память ее освежилась, Вика  немного приуныла, когда вспомнила такой яростный роман про молодого человека, который никого не любил, а по улицам ходил с топором, натворил много бед и не раскаялся. Примерно так она усвоила содержание знаменитого романа.   Но тут же  Вика  себя упрекнула за предвзятое отношение к непрошеному гостю. Если бы в это время пронзительно не закричал ворон над головой, она бы может не так, расстроилась. Но ей послышалось, что кричал он буквально следующее:

- Гоните его, он же убьет ее.
- А ты помешай ему, - потребовал бес.
- Тебе придется мне помогать, - стал торговаться ворон.

От такого шума и крика пробудился и протрезвел  бы и мертвый, а Ганс  был жив и здоров, вот он и проснулся, и вспомнил, что случилось накануне, почему он тут оказался. Он посмотрел сначала на птицу во тьме, почувствовал, что рядом  пес, а собак он с детства боялся,  так вот кто  его испугал и насторожил, ведь  он был все-таки большой собакой. Но где-то рядом оставались и черти  полосатые, от которых опасность исходила не шуточная..

 И только после всего этого Ганс  заметил  ту, к которой летел через полмира, чтобы ее осчастливить наконец. И желание, неодолимое влечение возникло в голове и груди его, и всех остальных членах такое же желание появилось… А когда такое случается, то бежать надо от маньяков без оглядки, иначе беда.

Вика это сразу же поняла. Желание уже дошло до того места, где уже становилось по-настоящему опасным для любой женщины, и это сразу стало заметно всем, у кого были глаза.

Вику  это желание не обрадовало, а скорее сильно испугало, ничего хорошего она от  неадекватного знакомого не ждала.   Ганс  прикрыл пучком сена брюки, но озверел еще больше, оттого, что его тайна стала достоянием женщин, чертей и собак. Хотя  и обрадовался, потому что еще хоть что-то мог, а ведь положа руку на сердце, уже и не надеялся на что-то подобное.

№№№№№№№№№
Дальше события разворачивались стремительно.

 - Что вы тут делаете? Кто вас звал сюда? – вопрошала Вика
- Сплю, а что жалко, в чистом поле меня оставить хотели? – с вызовом спросил Ганс. Он уже позабыл о том, что прибыл, чтобы помириться и жениться.

  Обуреваемый страстями, он  со всей решимостью двинулся к ней. Вика  должна была ответить за все обиды, нанесенные Гансу женщинами за всю его долгую и непутевую жизнь. Халатик распахнулся от резких движений сильней. Вика  резко отступила, запротестовала, но это только распалило Ганса.  В своей погоне он был грациозен и достаточно симпатичен, если бы не то зверское выражение лица, с которым даже зверь лютый не встречает добычу,  на такое способен только человек. Можно ли это назвать эротикой, страстью? Это была дикая страсть, страшноватая даже на первый взгляд. Она наводила панический ужас на любую женщину.

У Ганса  не было топора, но было что-то этакое, что пугало Вику  не меньше, чем топор за пазухой у Раскольникова. Она даже пошутить никак не смогла, и уже видела, как ее швырнули на то самое сено, и там под звездным небом произойдет то, о чем ей совсем не захочется вспоминать, если она вообще останется жива. Маньяк есть маньяк. Но и винить кроме себя самой ей было некого. И тогда мысленно она обратилась к хозяину этой постройки. Точно не зная, как он называется, Вика  назвала его Овинником.

Видя, что Ганс  сейчас схватит Вику,  бес воплотился и  странно увеличился в размерах, в тот момент Федот  был не меньше пса. Он бросился к ногам насильника. Протрезвевший Ганс не чувствовал черта, а  напрасно, разъяренный черт принесет трезвому Гансу не меньше беды, чем пьяному.

Он наткнулся на того и свалился. Вика  не стала ждать, пока он поднимется и двинется дальше, и, позвав пса и  бросилась в  двухэтажную избушку. Прыти у нее оказалось не мало, как ни странно.
№№№№№№№№

Дверь домика захлопнулась. Только напрасно они надеялись на то, что он опомниться и остановится. Разозлился Ганс  еще сильнее и рванулся туда.

Вика дрожала всем телом. Кажется, никогда прежде ей не бывало так страшно, как на этот раз. Черт  на ходу за что-то попрекал  пса, тот тявкал что-то ему в оправдание, но энергия насилия висела в воздухе, они должны были ее ощущать. Кажется, кто-то невидимый им подсказывал, что не стоит злить забугорного жениха, и под ноги ему бросаться тем паче не стоит – растопчет и глазом не моргнет.

Дверь скрипнула и распахнулась.
Вика  взвизгнула, понимая, что произойти должно неизбежное. Только она тогда так и не поняла, как оказалась раскрыта крышка глубокого погреба. Ганс  рванулся вперед во тьме, вовсе не рассчитывая на коварство такой  милой бабы, практически его жены,  и провалился в тот самый погреб с грохотом, а головой еще стукнулся сначала о железную ступеньку, потом о стеклянную банку с огурцами  со всего размаха.

Крышка погреба упала на то самое место, с которого недавно ее кто-то поднял. Она оказалась очень тяжелой… Для верности  пес  на нее уселся, хотя она не открылась бы и сама по себе. Из погреба раздавались крики, нехорошие слова и проклятия, но открыть люк наш Ганас  никак не мог, как ни рвался назад. Там пыл его должен был немного остыть – в погребе было темно, сыро, холодно. Вытрезвитель не дать, не взять.

Вика  подкатила бочонок с водой и поставила рядом с псом для надежности, сама она уселась на старый сундук рядом. Такое надо было еще пережить.

  Полицию вызывать не пришлось, она была тут везде, потому что это и были их дачи.

Извлек его из погреба наряд полиции. Ганс кричал, стонал, матерился. Он проклинал бывшую родину и всех русских баб, которые ничем не лучше немецких, жаль, что здесь нет арабов, которые могли бы за него отомстить.

Вот так его и увезли под конвоем с той злополучной дачи, хотя он  угрожал и обещал вернуться. И почему-то Вика не сомневалась в том, что вернется. Такие всегда возвращаются





ГЛАВА 2  КТО СПАСЕТ ГАНСА

Ганс исчез, но ненадолго, чего и следовало ожидать.
Так кто же отважился его спасти из обезьянника, где он орал, матерился, проклиная всех подряд уже будучи трезвым, чего  никогда не случалось прежде, потому что это пьяному море по колено, а  трезвый он был труслив до безобразия.

Бес внимательно следил за Викой, и даже немного удивился, видя, что у нее такого желания не возникло, это было  что-то новенькое. Это каким же убогим надо быть, чтобы Вика не захотела его спасать. Она всегда спасала всех даже тараканов, мышей и чертей, последние, впрочем, в спасении не нуждались, но все равно приятно было это сознавать, что тебя кто-то готов спасать. А тут перекрестилась и забыла, глазом не моргнув.

Но и сидеть сложа руки Федот  тоже не собирался, вспомнив народную примету о том, что  дорога в Пекло стелется исключительно добрыми делами. Ему ничего не оставалось, как набрать номер телефона единственного знакомого Ганса, который тоже  случайно оказался в Омске, и сообщить ему голосом Ганса о том, что  тот попал в беду, и нуждается в его помощи.

Генрих прибыл в Омск, чтобы помириться со своей бывшей женой, - этот все еще был женат, что удивительно само по себе. Жену  он увез в Германию, чтобы было над кем измываться, и опять же была надежная гарантия для того, чтобы какая –то хохлацкая дура была с ним в горе и радости, варила борщ и принесла ему стакан воды, когда все пять членов его перестанут действовать,  и сам он до  воды добраться не сможет.

Так вот эта самая дура, прожив с ним пять лет, пешком сбежала от него к маме и родичам в Омск, прекрасно понимая, что по своей природной скупости от Генриха снега зимой не дождешься,  и  по-хорошему в ним разводиться бесполезно, только побег мог спасти ее как-то от такого счастливого замужества и райской жизни в Германии. Вот и бежала, где бегом, где ползком, но твердо решила помереть, а назад не возвращаться.

Отощав и озверев без борщей  и еще кое чего, не знаю, о чем вы подумали, на самом деле без зарплаты  этой самой Марины, которая работала, как он всем говорил,  в салоне красоты. А на самом деле ходила по домам и стригла старых немок, тоже сбежавших   из  бывшей Родины, которые до  салона любого доползти не могли и старались сэкономить на тех салонах. Так вот  без ее взноса в семейный бюджет денег стало еще меньше, их не осталось совсем. А до пенсии ему было как до Омска пешком.

Генрих решил вернуть сбежавшую дуру,  хотя если честно, он был груб и скандален и ума не мог приложить, как же это сделать. Допустить мысли о том, что он вернется в Германию один этот орел никак не мог. Вот его и разыскал  наш бес, и решил сделать спасателем для безголового Ганса, попавшего в беду.

Они и на самом деле были знакомы - Германия страна маленькая, там все беглецы друг друга знают, пили где-то вместе пару раз и терпеть друг друга не могли. Генрих считал Ганса больным на всю голову, а Ганс Генриха – голубцом и не раз друг другу высказывали это все. Но это в любимой Германии, а тут вдруг одинокий Генрих проникся сочувствием к своему старому знакомому и решил  чувства добрые в своей засохшей на корню душе разбудить. А самое главное, ему хотелось, чтобы был какой-то должник у него, вдруг и  самому придется обратиться за чем, вот и напомнит Гансу, как он его спасал и вызволял из обезьянника, это вам не немецкая тюрьма, где сидеть не так и плохо, как говорят знатоки. Русская тюрьма, а особенно КПЗ - это вам не санаторий. Генрих не сидел пока, но ведь никто не должен зарекаться от тюрьмы, а тем более от сумы..

Он рванулся тут же по адресу, который указал ему  лже-Ганс и оказался в том самом полицейском участке.

Надо сказать, что дело это было крайне сложным и  запутанным, оказаться на  полицейских дачах и приставать к какой-то девице так, что ему могут вляпать попытку изнасилования – это надо было еще постараться.

 Хотя Генрих воспринял это как напоминание о том, что ему самому не стоит насиловать свою бывшую, чтобы не оказаться  по ту сторону решеток. Пока же он казался вполне  добропорядочным гражданином, только одно немного шокировало полицейских, впрочем, не в первый раз – это его простая немецкая фамилия Геббельс –  так в паспорте и было записано. Они прочитали ее  несколько раз,  передавая документ  друг другу, потом начали спорить о том как звали того его знаменитого  предка, но так вспомнить и не могли, Генрих им подсказывать не стал. У него внутри все кипело и готово было спалить и отделение полиции,  и всех, кто там оставался.

Но эта же самая  простая фамилия и заставила их все-таки помочь ему, потому что крикнуть громко:

- Эй ты, насильник,  выходи, за тобой Геббельс пришел - хотелось каждому.

Потому что это был настоящий прикол, да еще какой, все забудется, а это в памяти и истории полицейского участка  останется. Хорошо, если тот, за кем пришли, от страха не вырубится, возись потом с ним. Но на всякий случай они  достали мобильники, чтобы снять селфи.
№№№№№№№

Надо было видеть рожу Ганса, когда он вышел из клетки и проследовал к столу дежурного. Заметил, что там и на самом деле стоял мужик, вот бы еще узнать с того или этого света, ничего вроде, живой.

Ганс готов был в руки хоть Гитлеру отдаться, лишь бы только оказаться на свободе и самое главное – опохмелиться. Внутренности его  сгорали, требуя порцию алкоголя для заправки.
 
Каково же было его удивление,  когда в этом самом  коротышке с кривыми ногами он узнал Генриха, даже имя его вспомнил, а вот фамилию тот никогда не называл. На самом деле она была такой, или тот решил поприкалываться, кто знает, хотя, насколько мог помнить Ганс,  с чувством юмора у него было очень плохо, да просто отвратительно. Вряд ли он смог бы придумать такой прикол, наверное, это его родовая фамилия и есть. А может прикалывались полицейские, среди них всякие попадались.

- Как ты меня разыскал, я вроде тебе телефона не давал, - удивленно спрашивал Генрих.
Пришла пора удивиться и Гансу. Но их грубо попросили подписать бумаги и убираться.

- Лучше в свою Германию сразу, если будете к нашим бабам приставать, то никакой Борман  не поможет, - заявил майор милиции, которому хотелось поскорее отправить эту сладкую парочку, а за голубков он их и принял сразу, подальше, чтобы тут личный состав не развращали своими теплыми отношениями.
А Европа - она такая Европа, и наши становятся европейцами раньше всех остальных, это давно известно.

Если бы Ганс узнал, что о нем думает этот майор, то он бы, а ничего бы он не сделал, потому что был труслив, и возвращаться в клетку с бомжами и алкашами не собирался. Он бы улыбнулся майору, мысленно посылая самые страшные проклятия, но не больше того. Сопротивление  полиции в совокупности с попыткой изнасилования, ведь это век любимой Германии не видать.

Попрощались молча, даже почти вежливо наши немецкие гости, и отправились куда глаза глядят.

Так они  и вышли прямо на Любинский, где сидела старинная барышня с зонтиком в руках и была такой тихой, такой мирной, какой и должна быть жена каждого из них. Но такие, наверное, остались только в скульптурах воплощенные, но никак не в реальности, иначе им не пришлось бы по отделениям полиции болтаться и бумаги всякие подписывать.
№№№№№№№

Вы еще сомневаетесь в том, что  дорога в Пекло стелется добрыми делами?  Генрих почувствовал, что он отвечает за Ганса, иначе, если тот влипнет еще в какую историю, ему придется отвечать тоже- бумаги-то  подписал сам, добровольно. А в то, что Ганс снова  влипнет никаких сомнений не было.

 Потому бросив все свои дела,    потащил он противившегося Ганса в аэропорт, чтобы посадить его на самолет и отправить в родную Германию. Сам Генрих лететь пока не собирался и совершенно напрасно, потому что Ганс, где-то ухватив  банку пива, пришел в свое привычное состояние буйства и лететь один  тоже не собирался, только вдвоем. Может голубец в нем просыпаться начал?

Напрасно Генрих объяснял ему, что у него еще есть дела, и ему надо встретиться с женой и обо всем договориться.

- Она от тебя сбежала, как угорелая, - вопил Ганс так, что слышал весь аэропорт, некоторые сочувственно  улыбались, остальные откровенно потешались над ними.

Не было сомнения в том, что в таком виде а самолет Ганса не пустят. Вот потому  Генрих  потащил его в туалет, чтобы отмочить и привести в чувства. Там на слова и выражения Генрих не скупился, объясняя ему,  что он теряет и где должен  быть в это время.

- Моя сбежала, а твоя тебя посадит лет на десять, а то и больше, а знаешь, что в их тюрьмах делают с насильниками.

Ганс не знал, но догадывался, он как-то протрезвел, и понял, что ему на самом деле надо улетать, и чем быстрее, тем лучше, на старости лет попадать в тюрьму ему совсем не хотелось. Уж лучше пусть в родной Германии никто не приносит  стакан воды,  может пить ему и не  захочется совсем, а тут все будет плохо, еще хуже, чем ему пытается объяснить Генрих, у которого такая смешная фамилия, вот прикол ведь.

Одним словом,  Ганс позволил себя зарегистрировать и отправить в самолет.

 Генрих простоял в аэропорту до того момента, пока самолет не поднялся в небо. Потом он еще справился у работников аэропорта, все ли пассажиры улетели. И только после этого пошел  к своей любимой жене, понимая, что  ему предстоит очень тяжелый вечер, а может и ночь, кто же его знает, что и как там будет происходить.

 Но самое главное, что с самой большой проблемой он все-таки справился,  а теперь  постарается вести жизненно важные переговоры так, чтобы не оказаться  в обезьяннике, на месте, которое освободил Ганс, потому что спасать его будет некому, вряд ли кто такой найдется. Когда он удирал отсюда без оглядки на историческую родину, безжалостно порвал все связи с этим миром. И никогда бы ноги его тут не было, если бы женушкасюда  не сбежала, такие траты, такие страхи загреметь в русскую тюрьму, с чем они могут сравниться?

Над головой пролетел самолет, Генрих помахал ему рукой и торжественно пообещал, что никого  и никогда больше спасать он не станет, это было в первый и в последний раз. Ему самому бы спастись.

Но он не помнил хорошей русской приметы о том, что никогда не стоит говорить никогда, потому что никто не знает, что с ним случится к вечеру, да через час даже, а случиться может все, что угодно. А если эти случайности  творит бес Федот, то и вовсе никогда ни в чем нельзя быть уверенным.




Глава-3 ГЕПАРД ГОТОВИТСЯ  К ПРЫЖКУ

Пока Ганс в пьяном бреду летел в столицу, не понимая упорно на каком свете он находится, на том или на этом, куда он несется, почему летит и  чем  сердце его успокоится, приятель его, кривоногий коротышка   Генрих с  самой обычной немецкой фамилией Геббельс, гордо именовавший себя Гепардом, готовился вернуть себе бывшую, сбежавшую от него без оглядки  жену Маринку.

Сбежавшая без оглядки  пока не знала и не ведала, что муженек ее уже явился не запылился, по одним с ней улицам ходит,  и только  важное дело по спасению земляка с исторической родины задержало его по пути к ней, а то бы уже и обрадовалась несказанно этому явлению Гепарда народу. Не часто его видели на бывшей родине…

Но такая великая радость глупой бабе только еще предстояла, а он уже двигался к ней навстречу. Решал же Гепард очень важный вопрос одну или две розы  купить сбежавшей невесте  в знак примирения. На большее количество цветков он тратиться не собирался.

И только когда пожилая  продавщица, знавшая о цветах значительно больше, чем наш герой,  спросила его, не умер ли кто у него, зачем ему четное количество цветов, он понял, что от цветов лучше вообще оказаться, потому что  незнание тех  цветочных законов может подвести его под монастырь, а то и на кладбище.

 Рука у его женушки была тяжелая, она ведь могла и коня на скаку остановить, и в горящую избу войти, как простая русская баба.  И кто его знает, о чем она подумать может, когда явится он с двумя цветками.

 Скажем сразу, что до этого момента ни одного цветка ни жене,  ни любовнице Гепард не дарил, не потому ли вторая, немка Фрида,  называла его за глаза шакалом. И положа руку на сердце, вторая кличка подходила ему значительно больше, чем та, которой он сам себя гордо обозначил.

По знакомым улицам бывшей родины Гепард шагал молча, и чем ближе подходил к дому Маринки, тем  темнее становилось у него на душе.

Почему-то вспомнился старый и обидный анекдот, когда внук говорит своему дедушке: « Не печалься,  старик, мы доделаем то, что вы не смогли», дедушка ему отвечает: - Отправляйся в Сибирь, внучок, как раз там я еще не весь лес свалил, доделай начатое, топор тебе в руки.

Гепард пошарил глазами по сторонам, решив, что топор ему точно не помешал бы на вражеской территории. То самое место, где была их историческая встреча и свадьба с Маринкой теперь он называл вражеской территорией. Как все меняется в этом странном  мире.

Вот зачем он вспомнил все это про дедушку и внука, да еще когда пришлось вернуться в Сибирь, а ведь говорили же, что именно Сибирские  полки и разгромили его предков еще под Москвой и остановили их там, перекрыв кислород. А с того момента все их беды начались и продолжаются по сей день.

Дом был все таким же старым  и обшарпанным, вот как она может после их немецких хором в таком жить? Не понимал и никогда не поймет этого Гепард. Неужели он настолько постыл ей, что и дворец, тут шакал сильно преувеличивал по поводу своей  съемной квартиры, и все-таки, ей не надобен. А ведь они так хорошо жили, да как она смела.

В общем, еще на подходе к   домишке женушки он накрутил себя так, что готов был броситься на любого, кто окажется у него на пути. Хорошо, что никого не оказалось, иначе  Гепард бы и не дошел до Маринки. Но может и хорошо, если бы не дошел.

А он дошел и затрезвонил в дверь так, как будто бы это был не бывший муж, а наряд полиции, пришли арестовывать жильцов квартиры номер 13, да, на двери была прибита именно эта цифра.

Дверь распахнулась,  на пороге стоял здоровенный мужик в майке-алкоголичке и ухмылялся, глядя сверху внизу.

- Чего тебе надобно, старче.
Гепард забыл, что ему собственно надо и молчал.
-Кто там, Степан? – услышал он голос своей любимой жены.
- А черт его знает, но вроде твой Фриц явился не запылился.

Степан отошел в сторону, так что теперь Гепард мог увидеть пита, сидевшего за его спиной и гипнотизировавшего его взглядом, кажется  пес готов был к прыжку, если только услышит какие-то  нотки в голосе хозяина.

- Макс, иди отдыхай, с этим я  и сам управлюсь, - благодушно потрепал пса по загривку  Степан,  и пес послушно ушел в комнату.

Но на его месте нарисовалась Маринка.

- Чего тебе, - вместо приветствия спросила она, словно он жил по соседству и пришел за солью.

= Я это за тобой, приехал, - глухо прошептал  Гепард и в первый раз в жизни почувствовал себя настоящим шакалом.

- Ты за ней пришел, - на распев повторил Степан, - забыл как баба от тебя бежала без оглядки, своих вонючих долларов отстегнуть не мог, а теперь другой рабыни Изауры не нашел, больше дур нет на белом свете, вернуться решил.

Гепард понял, что разговора у них не получится, и зря он сюда шел.

Но Степан так не думал, ему хотелось показать, кто в доме хозяин, и потому он схватил  гостя за шиворот, как кота драного, и швырнул его прямо к двери.

- Плакать и звонить в полицию я не стану, как там у вас заведено, когда арабы ваших баб насилуют – Степан был хорошо осведомлен в международной политике, судя по всему. Но эти слова в полете Гепард разобрал плохо.

Женщина и собака стояли  за спиной у этого русского и смотрели на то, как он расправляется пусть с бывшим, но все-таки мужем.

И в тот  самый момент, когда он приземлился на заплеванном полу около входной двери – снаряды и мужиков Степан метал  неплохо, та самая дверь распахнулась и на пороге появилась дама на высоких каблуках с сумочкой через плечо и пакетами в руках.

- О, к моим ногам мужчинки какие-то летят, Степан, ты что там творишь снова.
- К Маринке жених из Германии явился не запылился.

- Так вроде муж был, - стала что-то припоминать Незнакомка, как они все были осведомлены в чужой личной жизни.

- Да какой там к черту муж, кот драный, вот и пусть убирается в свою Германию.

Гепард наконец поднялся, валяться у ног чужой тетки было как-то не слишком приятно.

Дверь уже распахнула бабушка Виктории, к которой она и направлялась, и баба Зина тут же закричала.

- И чего творите, Ироды, разве с иностранными гостями так обращаются, иди, милок,  передохни, чаю попей, куда ты на ночь –то глядя, у нас тут таких Степанов, как поганок после дождя.

- Баба Зина,  ты  слова –то выбирай, кто тут еще поганка, это посмотреть надо.

Степан и баба Зина давно друг друга недолюбливали, и нашелся новый повод, чтобы показать это.

- Ну что пойдешь чай к бабуле пить или нового Степана хочешь поискать на улицах ночного города.

- Пошли, пошли, милой, мне одной скучно, вот и расскажешь, как вам там живется –то. А то телеку я не сильно верю.

Гепард поднялся и  оглядываясь на закрытую дверь, за которой была его Маринка, с этим динозавром,  прошел в комнату. Вика   шагнула туда за ним и закрыла дверь.

- Бабушка, я только на минутку, вот тебе продукты на завтра, потому что  меня не будет.
- Ладно, ладно, положи все и чайник на плиту поставь, гость у меня тут хоть и незваный, но желанный, все не одной оставаться.

Бабушка  показала Гепарду, где ванная комната.

- А тебе не страшно с ним  быть? – спросила Виктория.
- А когда я и кого боялась, а этот такой щуплый, заморенный, чего мне его бояться-то.
- Ну смотри, если что, Степана позови.
- Да какой Степан, сама справлюсь.

Вика поцеловала старушку и исчезла, как раз в тот момент, когда Гепард выходил из ванной.

- Убежала она, -  все дела, дела, кстати, к моей Викусе тоже жених из Германии приезжал, но что-то у них там не заладилось, пришлось в полицию его сдавать. Какая молодежь пошла,  сама справиться не могла, полиция понадобилась, да разве ж бы я связывалась с полицаями.

Гепард понял, что он случайно столкнулся с невестой Генриха, жалко, что рассмотреть ее так и не смог. Хотя может и хорошо, что она ушла, а то бы в обезьяннике уже оказался.

Он пил чай с малиной на просторной кухне и дивился превратностям судьбы. И вспомнил свою бабушку и детство свое, которое было все-таки славным. И почему он постарался о нем  забыть. А вот ведь пришлось вспомнить.
Это уж точно, никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь..