- Всё мужики и бабоньки, теперь новая жизнь начинается, другая. А пережитки прежней, старой будем уничтожать. Вот резолюция из обкома пришла.
- Ты чего это задумал, Матвей? Про что нам тут толкуешь? Прямо говори..
- с задних рядов импровизированного актового зала раздались возмущенные возгласы.
В правлении колхоза этим холодным зимним вечером было многолюдно и шумно. Взрослое население деревни собралось на внеочередное собрание, причиной которого стала привезённая из области бумажка.
«В крупных городах гораздо проще влиять на людей. Как высокое начальство скажет, так и будет, а тут попробуй втолкуй простому и приземлённому человеку, который по колено врос в эту землю, что все последние века жил неправильно, не туда шёл, не в то верил, не к тому стремился», - мысли в голове председателя колхоза Матвея Кириллова быстро сменяли одна другую. И чем дальше, тем страшнее становилось, хотя сам он слыл не робкого десятка. Но тут такое распоряжение пришло! – «За такое ещё чего доброго и самого в расход пустят. Ищи потом – свищи виноватых. Но делать нечего. Эх, была не была!»
- Тихо! Тихо всем, я сказал! – его зычный голос разлился над толпой, призывая собравшийся люд к порядку.
- Постановлением областного комитета коммунистической партии все религиозные организации на территории области подлежат закрытию и ликвидации как таковых, как элементы дореволюционного прошлого, которые смущают нынешнюю молодёжь своим мракобесием и мешают строить новое светлое будущее. Ни шагу назад товарищи! Только вперёд в счастливое светлое будущее!
- Это что ж такое? Какие такие организации?
- Да, что тут непонятного? Церковь, сказали, нашу закроют!
- Не просто закроют, но и совсем разберут, сломают!
- Это что ж за нехристи такие, - заголосили во всё горло бабы, - Что же это такое, люди добрые! Матвей, тебя ж в этой церкви крестили, родителей, бабку и деда отпевали, а теперь что?
- Цыц! Чего хотите, чтобы, как в соседний район, карательный отряд к нам прислали? За неподчинение советской власти у них распоряжение – расстрел на месте! Кому тут жить надоело? В два счёта оформлю!
После такого заявления в помещении образовалась гробовая тишина. Все понимали: председатель не шутит.
Спустя два дня из области, действительно, прибыл отряд молодцов – храбрецов. Но пугать население они не стали. В их задачу входило разобрать старую рубленную деревянную церковь, построенную всем миром в середине прошлого 19 века. Охотников из местных жителей, желающих им помогать, в первый день оказалось не много. Чувствуя, что дело затягивается надолго, Матвей Кирилов пошёл по домам вместе с руководителем отряда, с просьбой о помощи, как можно скорее построить «мост в светлое будущее», но когда и это не помогло, ввели обязаловку.
«За намеренное уклонение от общественно значимой работы уклонисты будут объявляться врагами советского народа и приравниваться к контрреволюционным элементам!» - значилось на листовке, вывешенной на здании колхозного правления.
Основная церковная утварь и дорогие оклады с икон вандалы выгребли в первые дни и отправили на повозках в областной центр, где они и исчезли в неизвестном направлении. Большие храмовые иконы и прочие дорогие верующим намоленные образы продолжали сиротливо ютиться в стенах осквернённого дома Божия.
«Гости» из областного центра между тем пьянствовали постоянно, и в один из дней под самогонным угаром со свистом и песнями принялись сталкивать с куполов православные кресты.
- Тьфу, ты, нехристи, прости, Господи, - плюнула в сердцах на землю бабка Авдотья, наблюдая эту картину, - Как они дальше-то жить собираются, или думают, что им ничего за это не будет?
- Успокойся, Авдотья, лучше иди сюда, разговор есть, - шепнул ей на ухо один их старожил села Степан Фёдорович Макаров. – Слышала, что председатель говорит? Зима, а в пекарню дров не хватает. Сказали, иконами топить будут. У самой-то дрова есть?
- А то как же, - растерянно переваривая услышанное, откликнулась Авдотья Егоровна, - Небось ещё с лета с сыном запаслись. А что?
- Ничего. Не замёрзнешь. Идея есть, сколько сможем икон разберём по домам, нельзя допускать такое святотатство. Сечёшь?
- Чаво? – непонимающе смотрела она на односельчанина. - Ага, поняла, только точно ничего не будет? А они как же? – кивнула она в сторону молодцов, бурно орудующих на кровле храма.
- А кто им скажет. Вечером по-тихому всё и сделаем, пока они опять пьянствовать будут.
Зимний день – короткий. В шесть вечера, когда по дворам стали зажигаться то тут, то здесь «лампочки Ильича», к старому, осиротевшему без крестов и куполов храму, подъехали несколько подвод. В темноте, без единого слова, почти на ощупь выносили они знакомые с малых лет святыни. Вот образ Божией Матери Казанской – благословение святой горы Афон, святитель Мир Ликийских Николай, чудотворец,- образ, перешедший ещё из прежней церкви в когда-то новую, но главной святыней Михаило Архангельской церкви считалось древнее распятие. Его, по преданию, пожертвовала сама Екатерина Великая, когда проезжала мимо этих мест и заблудилась. Говорят, только после искренней молитвы Господу, её кучер смог найти дорогу из этих глухих мест и выехал на основной тракт.
Распятие было большое, почти в два метра высоты и вырезано из целого куска дерева. Этот уникальный предмет искусства резьбы по дереву и святыню одновременно тоже определили на растопку для местной пекарни.
- Помогите, ребята, шепнул другим мужчинам Степан Макаров. Пусть у меня побудет.
Определив распятие на свою подводу, Степан ловко направил лошадь в сторону своего дома, где его уже дожидался сын со снохой. Святыню старожил перенёс в свою комнату и накрыл большой льняной простынею.
- А дальше-то что, батя? – спросил его сын.
- Ничего, пусть стоит здесь, до новой жизни. Думаешь, всегда так будет? Вряд ли. Недолго им, безбожникам, пировать. Знаешь, как говорили святые отцы: Бог поругаем не бывает.
Наутро об этой диверсии стало известно местным властям. Следы от телег хорошо пропечатались на снегу и вели вдоль села, но терялись в общей массе подобных следов.
В правлении колхоза проводили внеочередное собрание. Председатель и руководитель отряда «гостей» из областного центра сидели в президиуме. Правда сидел последний, а Матвей Кириллов мерил своими метровыми шагами импровизированную сцену и, что было сил, возмущался:
- Это что же получается, товарищи? Это значит, что прямо тут у нас под носом орудует банда контрреволюционных элементов, а в селе никто ни слухом, ни духом? Ну, не хотите помогать церковь разбирать, - это я ещё могу понять, но воровать иконы, которые, между прочим, уже народное имущество, это уже перебор. И куда они теперь, эти атрибуты из пережитого прошлого?
- Видал, как перед областными надрывается? Хочет себя огородить от ответственности, - раздались шепотки среди зрителей.
- Ага, для них старается, а сам, небось, уже всё знает.
- Главное, чтобы в области не узнали, иначе все по этапу пойдём.
- В последний раз спрашиваю по-хорошему, кто за этим стоит? – громкий голос председателя звонко разрезал воздух, - Завтра приедут следователи из областного управления, и разговор по-другому пойдёт!
- Не надо искать козла отпущения, я во всём виноват! – с одного из задних рядов поднялся Степан Макаров.
Бабы в один голос ахнули и затихли в ожидании. В зале установилась пронзительная тишина.
- Почему ты, и я, послышалось с другой стороны.
- И я не отказываюсь.
- И я!
Мужики один за другим стали подниматься со своих мест.
- Что, может, сразу всю деревню в расход пустите? – спокойно спросил Степан Фёдорович. – Хорошие у вас будут показатели по агитации населения.
- Уж вот от тебя Степан, никак не ожидал! – только и вырвалось у председателя. Он сел на свой стул и замолчал.
Слово взял руководитель из областного центра.
- Уважаемые товарищи, предлагаю вам договориться по-хорошему: этой ночью вы возвращаете всё, что вывезли из церкви, а мы всё спокойно забываем. И никто никакого расследования проводить не будет. В противном случае мы с ребятами пойдёт по дворам, и каждый, (слышите?) каждый, кто не подчинится советской власти, будет арестован. Я всё сказал!
Ночью возле церкви никакого движения не было, зато к местной пекарне подъехало сразу несколько подвод, наполненных дровами. Сухие берёзовые и дубовые дрова мужики шустро сваливали, а бабы складывали в поленницы. И всё это без лишних разговоров.
Только в стороне председатель Матвей Кириллов и Степан Макаров негромко разговаривали.
- Всё просто, оформим дрова вместо икон. Сожгли их в топке и дело с концом. Кто тут станет разбирать, что именно жгли.
- Да я-то понимаю, чай тоже не нехристь, но что я в область доложу? Куда иконы делись?
- Мы тут вот собрали все, кто сколько может. Дадим их главному, что вчера выступал, денег, чтобы молчал, и всё. А ему, какая разница, ещё и в наваре остаётся.
- Ладно, давай, что собрали. Попробую, он, вроде мужик неплохой.
Дело с иконами, действительно, замяли. Правда, несколько, всё же пришлось передать в областной центр в доказательство ликвидации церкви. Само здание, лишённое куполов, определили под клуб для молодёжи.
В народе говорили, что все молодчики, которые принимали участие в осквернении святыни, погибли кто где и все умерли не своей смертью.
Старые люди шепотом поговаривали, что каждого нашла кара небесная.
Иконы, которые жители деревни когда-то спрятали по своим домам, передавались по наследству, переезжали с места на место. И только старинное резное распятие, словно оберег этого места, так и оставался в келии Степана Макарова. Самого Степана давно похоронили на деревенском погосте. Но его сын твёрдо помнил завет отца: передать распятие в действующий храм.
Когда в районном центре со сменой власти открыли обновлённую церковь, он хотел отвезти святыню туда. Но в душе появилось непонятное сомнение: а вдруг? Это непонятное «а вдруг» заставило его ждать. И вот спустя ещё несколько лет над их некогда осквернённой церковью вновь поднялись купола и заблестели православные кресты.
В один из солнечных пасхальных дней святыня вернулась на своё законное место.
- Ты был прав, отец, - спустя пару часов говорил сын у могилы отца, смахивая слезу, - вот она и пришла новая жизнь, которую ты так ждал. Только вот какой она будет ни ты, ни я уже не увидим.