Все-таки охранник из меня никудышный. Пока до бара на окраине города добиралась вызванная полиция, трое ошалевших от выпитого молодцев из посетителей играли мною, как футбольным мячом. Запоздалая парочка быстро сделала ноги, расплатившись с официанткой, причем хиленький очкарик выскочил в двери раньше, чем его спутница. Больше в "Елене Прекрасной" мужчин не было. После того, как Юлька-барменша облила дерущихся ведром воды и получила за это в глаз, из персонала на помощь никто не рвался. Краем уха я слышал вскрики сотрудниц: "Что ж вы, суки, делаете?! Убьете ведь парня! Да где же эта долбанная полиция?"
Так с сотрясением головного мозга, со сломанным носом и ребрами вот уже второй день лежу в больнице. Вчера утром принеслась мама, плакала возле меня, синего урода, проклинала "Елену Прекрасную", сказала, что в охрану я больше не пойду.
За свою жизнь я валялся в больнице раза три, да и то в детстве, с какими-то неважными болячками. А тут… Мало приятного мочиться в утку, когда ты не немощный дед с вечно слезящимися глазами, постоянно кашляющий и пукающий одновременно на дальней кровати в углу. Ему простительно. А тебе двадцать пять, а санитарке, симпатичной девушке, наверно, еще меньше. Лежишь весь красный, а что делать. Врач сказал, если сам в туалет пойду, могу сознание по дороге потерять.Перспектива оказаться в коридоре лежащим в своей луже не прельщала. Так что терплю.
В конце утреннего обхода главврач, большегрудая армянская Клеопатра, Жасмин Артуровна, остановившись у дверей палаты, взмахнула указательным пальцем: "Ах да, забыла сказать. Вечером, после ужина, все, кто ходит, берем с собой стулья и в коридор. Вас ожидает приятный сюрприз."
Ужин принесла та же молоденькая санитарочка. На бейджике было написано: "Каткова Ирина Борисовна". И я спросил: "Ирочка, а можно с вами познакомиться? Меня Слава зовут." Пристроив поднос с тарелкой плова и компотом на мою тумбочку, девушка улыбнулась: "Можно, но без продолжения: у меня жених есть".
– Тоже санитар?
– Нет, врач. Стоматолог. Я, кстати, тоже дантистом буду. Через два года. Здесь только вечером подрабатываю.
– Откроете семейную клинику?
– Все может быть.
– Ирочка, а вы не знаете, какой сюрприз нам главврач приготовила?
– Знаю, но не скажу. Вам все равно ходить нельзя.
– Врач сегодня сказал, что уже можно, – не моргнув глазом, соврал я.
– Тогда приходите, Слава, все увидите сами.
Запивая наскоро проглоченный плов мандариновым компотом, я попытался встать. Это оказалось непросто: меня повело, из-за боли в ребрах я дышал вполдыха. От приложенных усилий я даже вспотел. Но остаться здесь слушать вечерний стон-пук-храп, приправленный кашлем, когда где-то обещали сюрприз… У дверей я глянул на себя в зеркало: распухший страшный нос и губы вдвое больше моих натуральных. Синяки, начавшие желтеть. Мама говорит, что я симпатичный. Но, блин, не сейчас. А-а, была не была, пойду. Не на свидание ведь.
В коридоре, заставленном стульями из палат, уже сидела толпа бабок в халатах да парочка женщин за сорок. С правого краю, ближе к посту медсестры, примостились мужики. Их было всего трое. Один старый хрен в затасканной полосатой пижаме и в клеенчатых шлепанцах что-то втирал очкастому на костылях и второму, усатому, с забинтованной головой. Когда я загремел стулом, двигая его к мужикам, все больные затихли и разом посмотрели на меня. Я улыбнулся, стараясь неглубоко дышать, – ребра нещадно ныли, – и произнес про себя: "Да, красивый! Любуйтесь!" Бабы сразу зашептались, а старый хрен протянул жесткую ладонь – я успел рассмотреть квадратный, как будто вогнутый ноготь на большом пальце, – "Валерий Витальевич!" Пока мы представлялись, из ординаторской выплыла большегрудая Клеопатра. Взмахнув руками, как дирижер, она еще раз поприветствовала всех и спросила: "Скажите мне, друзья мои, когда вы последний раз бывали в цирке?"
Послышали выкрики:
– Да у нас тут цирк каждый день!
– А я вообще ни разу не был!
– А я, вот, принципиально не хожу: мне животных жалко. Издеваются над ними, как хотят.
Морщинистая бабуся в платке звонко стукнула своей палкой в пол:
– До цирка тут, когда еле ползаешь! Артуровна, что за ярунду спрашиваешь?
– Вам сказочно повезло, друзья мои! Сегодня у нас в гостях несравненная Лейла Самбитовна Мозамбик! Встречайте!
Клеопатра в белом неистово захлопала в ладоши, вслед за ней зааплодировали больные. Дверь процедурной открылась, и под веселую цирковую музычку, стоя на пони, которого вела за уздечку загорелая девушка в костюме индийской танцовщицы, появилась маленькая женщина с чудесной фамилией Мозамбик. Лилипуточка была одета в серый брючный костюм.
Пока пони вез её до импровизированной сцены у поста медсестры, циркачка с упоением аплодировала сама себе, затем соскочила на пол рядом с Жасмин Артуровной. Главврач улыбнулась, пожала ей руку, пожелала удачи и исчезла в ординаторской.
– Любимый мой зритель! – улыбаясь во всю ширь своего большого рта, Лейла рассылала нам воздушные поцелуи. – Я безумно рада этой встрече. Спасибо Жасмин Артуровне! Сегодня я ничего не буду рассказывать о себе: все прочитаете в буклетах, которые вам раздаст моя помощница.
Индийская танцовщица, похожая на Сати Казанову, вдруг щелкнула пальцами левой руки – в ней оказался веер буклетов, затем то же самое повторила правой. И понеслась, пританцовывая, одаривать больных.
– Там вы прочтете и про мою семью, и о том, как я училась в цирковом, и про мою карьеру, и о приглашении от цирка Дю Солей, и про мой благотворительный фонд. Но это не главное. Скажите, мои дорогие, чего хотят простые люди?
Кто-то ляпнул стандартную фразу: "Хлеба и зрелищ!"
Циркачка сделала удивленные глаза: "Хле-е-е-ба?.." И вдруг по всему коридору разнесся запах его самого, свежеиспеченного. В руках у Мозамбик оказался поднос, накрытый белым полотенцем с вышитыми красными цветами. Она пригласила морщинистую бабку в платке снять полотенце. И все увидели аппетитные ароматные булочки и крендельки, посыпанные сахарной пудрой. Больные зааплодировали, а бабка, забыв про свою палку, понесла всем раздавать угощенье.
– А теперь, Хлопчик, – фокусница обратилась к стоящему рядом пони, – покажи нам, как ведут себя депутаты на заседаниях.
Лейла хлопнула в ладоши, пони завертелся, показывая всем привязанный к заду красный кожаный мешочек на случай конфуза, встал на задние ноги и, пройдясь торжественно по кафелю, сел за стол, закинув, что называется, нога на ногу.
– А когда читается очередной указ?
Лилипуточка хлопнула два раза. Вытянув вперед верхние конечности, пони послушно положил на них голову, делая вид, что спит. Челка, разделенная цветными резинками на три хвостика, смешно топорщилась. Больные смеялись и хлопали, как заведенные.
– Молодец, Хлопчик! – выкрикнула морщинистая. – Угостите его сахарком!
Получив награду, пони встал на задние ноги и, держа передние, как собачка, поклонился публике.
– А можно вопрос? – это Валерий Витальевич, подняв правую руку, как в школе, вскочил с места.
– Конечно!
–А почему у вас фамилия такая – "Мозамбик?"
– С моей настоящей фамилий – Фуфлова – я бы, наверное, такой блестящей карьеры не сделала.
Послышались смешки.
– Мой отец – военный, бывал во многих местах. В восьмидесятых служил в Мозамбике. А я просто с детства влюбилась в это название. Так появилась Лейла Мозамбик. Но родилась я здесь, в Прибаньковске, здесь и училась, здесь и работаю.
Вдруг циркачка поманила пальцем меня, как будто только что заметив:
– А ну-ка, бедненький, синенький, подойди сюда.
Я громыхнул отодвигаемым стулом, чувствуя на себе завистливые взгляды, ковыляя, дошел до импровизированной сцены.
– Кто ж тебя так, родненький?
– Враги, – я улыбнулся, как мог.
Накинув мне на голову то же полотенце с красными цветами так, чтобы я ничего не видел, Мозамбик что-то забормотала, топчась вокруг. Зрители как будто вымерли. Циркачка начала приглаживать полотенце на мне обеими руками, сильно надавливая на лицо. Я дернулся и чуть не взвыл от боли. И тут же услышал ободряющий шепот:
– Тихо, милый, тихо! Терпи!
Через минуту боль прошла. Мозамбик громко крикнула помощнице: "Зеркало!" и скинула полотенце. Больные ахнули. Бабка в первом ряду выронила палку, перекрестилась с открытым ртом. Из процедурной истошно заржал пони, как будто ему сделали укол. Глядя в зеркало на свое улыбающееся лицо без единого синячка и царапинки, я, не веря в чудо, зашептал: "Вот спасибо! Вот спасибо! Вот спасибо!" Помощница, виляя бедрами, унесла зеркало. Я пожал руку Лейле Мозамбик и расписался в графе под своей фамилией, как и все присутствующие. Конечно, такому человеку нужно верить! Такой человек должен поднять наш город! Да что там город! Страну!..
Вечером следующего дня моя мама, включив телевизор, чтобы посмотреть местные новости, свернула из первого попавшегося буклетика кулек (в последние дни много цветной макулатуры кладут в почтовый ящик) и спокойно лузгала семечки, сплевывая шелуху прямо в скрюченное лицо Лейле Фуфловой-Мозамбик. Мама давно не верила болтунам и фокусникам. Чуть позже она соберет еще полста яиц из-под несушек и завтра вместо голосования поедет на своей "Ниве" в город развозить заказы.