Огонёк

Татьяна Крыжка
1.

Что я уйду из жизни именно сегодня, было решено совершенно точно. Долгие месяцы утомительных размышлений не давали мне спокойно спать. Знакомые давно заметили отпечатки тяжёлого недуга на моей физиономии, вид которой в последнее время был пришибленный и измученный. Что со мной и как мог я так опуститься – спросить никто не решался. Я избегал людей и, вероятно, а может и совершенно точно, они сторонились меня в ответ.
Справедливости ради, хочу сказать, что я никого не виню, потому что в помощи не нуждался. Порой, коллеги по работе отпускали ядовитые шуточки в мою сторону. Но встречали равнодушие. Ещё в прошлом году, когда душевная болезнь ещё не полностью поглотила меня, я даже собирался жениться. Мысли и заботы, тихо точившие меня изнутри, породили между нами недомолвки. И, абсолютно нелепо, я всё же остался холост. Не помню в какой именно момент отношения разрушились окончательно. А после - я увидел её с другим.
В тот день мы столкнулись у входа в кафе, откуда новый элегантный ухажёр под руку выводил мою невесту. Она поздоровалась. В ответ, я торопливо пролепетал что-то совершенно глупое, заикаясь и комкая слова. Я не волновался, просто меня застали врасплох. В такой момент, ещё несколько лет назад, я бы горячо переживал. И в сердцах подрался бы с этим самодовольным ублюдком. Мне это казалось совершенно естественным. Но внутри зияла сплошная пустота. И, вместо романтического подвига, я лишь поскрёб себе затылок, выдавил улыбку и, даже не прощаясь, поплелся куда шёл – за сигаретами.
Так, за короткий срок я потерял всё, что имел: работу, с которой ушёл намерено, настоящую и будущую семью, друзей детства.  Я пропил все деньги. А главное, лишился желания жить.
Да. День самоубийства я назначил на сегодня. И это совершенно точно.
Утром я проснулся, как обычно, угрюмый. Эта ночь выдалась особенно беспокойной. Меня давно преследовало какое-то гнетущее чувство, которое обволакивало всё тело и то, что его окружало. Привкус горя ощущался даже в кофе, который раньше казался  мне особым напитком. Почему я так много курил – не знаю. Табак никогда не приносил настоящего удовольствия. В сущности, я давно не отдавал отчёта своим поступкам. Всё было на автоматизме. Жизнь походила на адово колесо, которое ни на минуту не делало остановки, чтобы я мог поразмыслить и отдохнуть. Ясно было одно – я хотел избавиться от боли, от которой так устал.

2.

Разубедить в необходимости такого отчаянного поступка меня невозможно. Да, это совершенно точно. Каждую ночь я детально продумывал план, с помощью которого навсегда расстанусь с этим миром.
Уже четыре утра. Я поспешно стал одеваться, чтобы выйти из дома под покровом темноты. Надел свой любимый свитер, заранее отглаженные брюки, до блеска начищенные туфли. Умылся, уложил волосы. Я не драматизировал, просто привык.
Застегнув на запястье часы, тихо открыл дверь и вышел во двор. Затворив за собой калитку, убедился, что на улице никого. Нет той безликой толпы, которая каждое чёртово утро куда-то спешит. Нет людей, болтовня которых невыразимо действует на нервы. Нет тех наигранно улыбающихся лиц, мило треплющих тебя за волосы, прекрасно зная, что ты сын той шлюхи, которая много лет назад уехала вслед за любовником и бросила своего больного мужа.
Под ногами шелестели листья. Ломала дрожь холода. Я шёл так быстро, что не успевал попрощаться с родными местами, где вырос. Хотя собирался. Проходя мимо стройки, на которой прошло моё детство, наконец, очнулся от спешки.
 Это место было особым. Первый поцелуй, с самой красивой девушкой на свете, случился недалеко отсюда. Вот тот самый клён, только листвы теперь так просто не достать. А вон гараж, где днями напролёт я с ребятами монтировал машины. Мы курили, пили водку и до утра болтали. Соседки называли нас бандитами и, в принципе, заслужено. Ведь никто из нас так в люди и не вышел.
Само недостроенное здание тоже навевало множество воспоминаний. Всех сразу и не перечислить. На моей ноге еще с ранних лет поселилась небольшая татуировка, сделанная самодельной машинкой. Для остальных, кроме нашей шайки, она кажется глупой. Мы накололи себе одинаковые: правильный пятиугольник на косточке стопы. Это символизировало вечную дружбу, ведь нас было пятеро.
Я решительно шагал дальше. Лабиринт тёмных улиц уносил меня всё ближе к железнодорожному переезду, где часто ходили поезда. Не оборачиваясь, абсолютно бесстрашный, я даже бросился бежать, чтобы как можно быстрее привести в действие свой план.

3.

Добравшись до места, я рухнул прямо на рельсы. Осенний холод обжёг мне горло, и отдышка долго не унималась. Не могу передать словами, с каким воодушевлением я любовался красотой неба и звездами, верхушками высоких деревьев в этот, совершенно странный, момент. Раскинув руки, лежа на ледяном железе, без куртки, потягивая сигаретный дым, я был безмерно счастлив. Если бы меня сейчас увидели, наверняка приняли бы за сумасшедшего. А может, я такой и есть. Да, да. Совершенно точно. Я и есть съехавший с катушек тип.
Скоро меня должен переехать грузовой состав. Я часто представлял, что будет после того, как огромные ржавые колёса остановят навсегда стук моего сердца. Скорее всего, я погибну не сразу – и это самое страшное. Возможно, я доставлю массу хлопот тем, кто после происшествия будет напором воды смывать кровь и мелкие части меня под гигантскими вагонами. Во всяком случае, я совершенно точно уверен, что заслужил это.
Я ничего предосудительно не совершил. Просто оказался никем, хотя с детства в крови пылал огонь. Как я мог стать человеком, от каких всегда воротило! Удалить проклятую татуировку, напоминание о дешевой дружбе, возможно. Но от прошлого не уйти.
Всё плохое прекрасно только в юношестве. А я не знал, что и сейчас ещё ребёнок. Спасительно было бы вернуться на десять лет назад, в мои двенадцать, и сказать самому себе – «взрослей». Возможно, тогда мой душевный костёр не стал бы слабым огоньком, у которого уже нельзя никому согреться. Так стоило бы поступить и остальным углам нарисованной на коже фигуры. Один бы не погиб в пьяной аварии, другой - остался бы на свободе. Остальных жизнь тоже потрепала. Как гадко быть частью всего этого.
Самое страшное для меня сейчас то, что я неверующий. Нет, нет, я не струсил. Совершенно точно. Тяжело осознавать, что самое дорогое, что у тебя есть – прожитая жизнь, была тщетной и напрасной. Смириться с этим куда больнее, чем представлять участь вечных мук ада. Если я всё же встречусь с Богом, буду безмерно счастлив. Но это утопия. Моя недосягаемая надежда сохранить и разжечь потухающее сердце.
От холода и долгого ожидания, моё тело начало деревенеть. Сменив положение, я сел на шпалы и вытянул ноги.
Наступал рассвет.

4.

Не знаю, сколько прошло времени до того, как светофор поменял свой цвет. Скоро всё будет кончено. Раз и навсегда. Красный отблеск напомнил о маме. В детстве она была для меня тем чудесным подарком, которого я ждал больше всего на свете. Я видел её всего трижды. Не больше, совершенно точно.
Сразу после моего рождения она бросила семью. Воспитывал меня отец и, всё время разные, женщины. Кто-то меня баловал, а кто-то нещадно бил. Так или иначе, я все время ждал ЕЁ. Два раза мать приезжала, когда я был ещё совсем маленьким: написать отказ от родительства и развестись.
Третий приезд я запомнил на всю жизнь. Мне было восемь. Тем летним вечером мы с ребятами играли в догонялки. Очертя голову, мы носились туда-сюда по хрупким стенам полуразвалившейся, заброшенной стройки. Пришел мой черед водить и, набрав воздуха, я хотел крикнуть, что было силы, считалку. Меня перебил Петька:
- Иван, твоя мама идёт!
У меня упало сердце. Слегка близорукие детские глаза суетно искали по сторонам знакомый с фотографий силуэт. Высота третьего этажа не позволяла рассмотреть улицу. Мне казалось, если я сию же минуту не окажусь на дороге, то пропущу самый главный момент в жизни. Чтобы срезать путь, лучше подойти к окну . Рассчитав, что окажусь на траве, я прыгнул не медля.
Невообразимая боль поразила меня, когда я столкнулся с бетонной плитой.  Чувствовалось, как раздробились пятки, вес остального тела повредил позвоночник, а расслабленные челюсти со всей силы ударились друг о друга.  Тогда, я еще не знал, что переломал множество костей и чуть не остался инвалидом. Врачи долго не говорили , исчезнет ли хромота вообще.
Черная пелена в глазах и головокружение мешали понять: я уже внизу или всё ещё лечу.
Через несколько минут, очертания предметов стали различимы. Меня тошнило. Позже я увидел над головой, стоящих  на стройке, ошалевших одноклассников. Попытки повернуть голову были напрасны. Приложив самые большие усилия в своей жизни, я всё же посмотрел в сторону улицы. Изо рта полилась кровь. Силясь разглядеть, где мама, я долго пялился в пустой горизонт.
Полноватая женщина в ярком красном платье медленно шла рядом с приятелями. Лица видно не было. Я был совершенно точно уверен – это ОНА!!! Нас разделяла большая дорога и редкий забор, которым была обнесена стройка. Позволить уйти тому, чего я так желал – было трагедией.
В эту минуту я совершил то, во что до сих пор не могут поверить мои знакомые…
Я поднялся!
Сделав два нетвердых шага, сознание снова покинуло меня. В больницу мать так и не зашла.
Вдали загудел приближающийся поезд, вернувший мои мысли к ужасной реальности. Я сидел на холодной земле и рыдал, подавленный и разбитый.
Вдруг я понял, что должен сделать. Встать. Как в тот июльский день, превозмогая боль.
Это было верное решение. Я был уверен в этом, совершенно точно.

5.

Машинист не сразу заметил валяющегося на рельсах бродягу. Раздались несколько предупреждающих гудков. Парень не двигался с места.
Когда до столкновения оставалось всего два метра, молодой человек резко подскочил и сошёл с путей. Водитель вздохнул с облегчением. Сегодня у жены юбилей, задерживаться на работе для разбирательств не хотелось.