Беседа шестая. Вернёмся к текстам
Я надеюсь, ты, мой юный друг, нашёл время для самостоятельных упражнений по осуществлению понимающего чтения с теми отрывками из произведений русских писателей, что были предложены мной ранее. Теперь мой черёд представить тебе мои комментарии к ним, чтобы ты мог сравнить их со своими. Для удобства я вновь привожу предложенный для анализ отрывок и только затем свои заметки к нему.
I
Пред ликом двух богов
И. Шмелёв.
Неупиваемая чаша.
Отрывок
На ранней заре поднялся Илья и пошел в церковь. Белый туман курился в низинах, по Проточку. Сел Илья на старый могильный камень, положил голову в руки и стал думать: ну, теперь кончена положенная от барина работа... для барина и работал...
И вот, как давно, в яблочном монастырском саду, в охватившей его тяжкой
дремоте, сверкнуло перед ним яркой до боли пеной или кипящей водой на
мельнице. Миг один вскинул Илья глазами - и в страхе и радости несказанной
узнал глянувшие в него глаза. Были они в полнеба, светлые, как лучи зари,
радостно опаляющие душу. Таких ни у кого не бывает. На миг блеснули они
тихой зарницей и погасли.
В трепете поднялся Илья, смотрел сквозь слёзы в розовеющее над туманом небо - в потерянную радость:
- Господи... Твою красоту видел...
Понял тогда Илья: всё, что вливалось в его глаза и душу, что обрадовало
его во дни жизни,- вот красота господня. Чуял Илья: все, чего и не видали
глаза его, но что есть и вовеки будет,- вот красота господня. В прозрачном
и чутком сне,- видел он,- перекинулась радуга во всё небо. Плыли в эти
небесные ворота корабли под красными парусами, шумели морские бури; мерцали негасимые лампады-звёзды; сверкали снега на неприступных горах; золотые кресты светились над лесными вершинами; грозы гремели, и наплывали из ушедших далей звуки величественного хорала; и белые лилии в далеких садах, и тихие яблочные сады, облитые солнцем, и радость святой Цецилии, покинутой за морями...
В этот блеснувший миг понял Илья трепетным сердцем, как неистощимо богат он и какую имеет силу. Почуял сердцем, что придёт, должно прийти то, что радостно опаляет душу.
В анализируемых ранее отрывках диалоги персонажи с природой проходили с позиции некоего равенства, единства. Взаимопроникновение человека и природы давало некий целостный образ, раскрывающий как потаённые стороны души человека, с одной стороны, так и неявные смыслы разнообразных ликов самой природы, с другой стороны. В отрывке же из «Неупиваемой чаши» И. Шмелёва из горизонтальной плоскости это взаимоотношение в диалоге перенесено в вертикальную.
И здесь нужны некоторые дополнительные пояснения с моей стороны. Уже более 100 лет всё отчётливее слышны голоса, предупреждающие о крайне нежелательных изменениях, происходящих в человеческом сообществе. Речь идёт о так называемом секуляризме общества. Слово секуляризм, конечно, мудрёное, но очень важное в понимании процессов, имеющих место быть жизни вокруг нас. Секуляризм-это ослабление значения религиозной морали, религиозных смыслов и образов в повседневной жизни человека, в его сознании и чувствах, а также в произведениях культуры и искусства. Многие видели в этом печальном для них развороте событий угрозы нравственному облику как общества в целом, так и отдельного человека, угрозу увеличение зла и насилия в мире людей.
Реалии анализируемого отрывка относятся к тому времени, когда угроза секуляризма была незначительна, а религиозные сознание и ценности были основополагающими в жизни российского общества. Поэт начала двадцатого века Д. Мережковский свидетельствует нам об этом с очевидной убедительностью, показывая, какое место занимает Бог в жизни его лирического персонажа. Прочти его стихотворение «Бог» и проследи, как многозначно для него это высшее начало.
О, Боже мой, благодарю
За то, что дал моим очам
Ты видеть мир, Твой вечный храм,
И ночь, и волны, и зарю...
Пускай мученья мне грозят,-
Благодарю за этот миг,
За все, что сердцем я постиг,
О чём мне звёзды говорят...
Везде я чувствую, везде,
Тебя Господь,- в ночной тиши,
И в отдаленнейшей звезде,
И в глубине моей души.
Я Бога жаждал - и не знал;
Ещё не верил, но любя,
Пока рассудком отрицал,-
Я сердцем чувствовал Тебя.
И Ты открылся мне: Ты - мир.
Ты - всё. Ты - небо и вода,
Ты - голос бури, Ты - эфир,
Ты - мысль поэта, Ты - звезда...
Пока живу - Тебе молюсь,
Тебя люблю, дышу Тобой,
Когда умру - с Тобой сольюсь,
Как звёзды с утренней зарёй.
Хочу, чтоб жизнь моя была
Тебе немолчная хвала.
Тебя за полночь и зарю,
За жизнь и смерть - благодарю!..
И мы можем быть уверены, что персонаж Шмелёва полностью разделил бы такую высокую оценку значимости божественного начала.
Поэтому, вступая в наш диалог с приведённым в отрывке диалогом Ильи и природы, мы начинаем понимать, что последний фиксирует, конечно, не равноправные отношения его участников. Природа надстоит над художником. В ней реализовался божественный замысел. Она, всё её разнообразие и великолепие есть свидетельство величия Творения Бога.
И как тут не вспомнить известные лермонтовские строки:
И дик и чуден был вокруг весь Божий мир
Следовательно, для человека постигать природу, постигать тайну её красоты - это, в конечном счёте, означает постижение красоты и величия «творения Бога своего».
Но есть у Ильи еще один вершитель его мыслей и желаний. О нём в отрывке говорится мимоходом, как бы невзначай. Это всего лишь маленькая строчка, но какая важная для нашего с тобой понимающего диалога, мой юный друг. Вот эта строчка:
радость святой Цецилии, покинутой за морями...
Ты обратил на неё внимание? Ты задал себе вопросы о том, что это за Святая Цецилия, и за какими это моря её кто-то покинул? Ты ведь помнишь, что мы должны вступать в диалог со всеми обстоятельствами текста анализируемого отрывка, а эта Цецилия и отдалённые моря - неслучайные элементы текста отрывка.
Вот что ты мог узнать, приложив определённые усилия для этого.
За многими моря, в Италии, в городе Болонье, в картинной местной галерее хранится полотно непревзойдённого итальянского живописца Рафаэля Санти под названием «Святая Цецилия». Она была им написана почти пол тысячелетия тому назад, в 1514 году. И с тех пор это творение великого мастера почти 500 лет волнует и восхищает умы и души людские. Вот как, например, писал когда-то о картине выдающийся венгерский композитор Ференц Лист:
«Я не знаю, благодаря каким таинственным чарам, - но эта картина предстаёт перед моим духовным взором в двух планах: как волшебно прекрасное выражение всего благороднейшего и идеальнейшего, чем обладает человеческая форма, как чудо грации, чистоты и гармонии и одновременно как совершенный символ искусства, неразрывно связанный с нашей жизнью».
На этой картине изображена Святая Цецилия, с вознесёнными к небу глазами
, в окружении святых апостолов и попирающая ногами музыкальные инструменты, недостойные играть божественную музыку. В руках у неё рассыпающийся орган, тоже неспособный соперничать с той музыкой, которую ей дано слышать с небес – музыку в исполнении ангелов. Именно поэтому она счастлива – ей даровано великое счастье внимать музыке, с которой постоянно соприкасается её христианский Бог. Ради веры в него она при жизни своей земной претерпела великие муки: за отказ предать свою христианскую веру её бросили в чан с кипящим маслом, затем трижды проткнули мечом. Но ничто не отвергло её от веры в христианские ценности. Чистота и величие её духа нашли своё отражение в этом шедевре Рафаэля Санти, правда более известного другой своей работой – «Сикстинской мадонной», написанной в то же время, что и картина, о которой мы ведём речь.
Однако не нужно думать, что эта святая из Болоньи, является для Ильи, персонажа нашего отрывка, вторым духовным центром. Совсем нет. Этим вторым мерилом всего для него являются чары Рафаэля Санти, о которых упомянул Лист. Вернее, высочайшее мастерство великого итальянского художника, его понимание красоты и величия человека.
И так, мы понимаем, что в своей душе Илья ведёт диалог с двумя духовными учителями: с всемогущим православным Богом и началом всех начал для него в живописи – с несравненным Рафаэлем Санти и с его бессмертными творениями.
И мы понимаем, что только в результате этого диалога Ильи удалось совершить свой жизненный подвиг – написать икону «Неупиваемая чаша».
Ушёл из жизни этот художник, но остался после него великий его дар своей земли, её жителям. И стала эта икона важной частью народной жизни. Вот какие проникновенные строки можно прочитать в конце повести.
Вот уже больше полвека тянутся по лесным дорогам к монастырю крестьянские подводы. Из-за сотни вёрст везут сюда измаявшиеся бабы своих близких — беснующихся, кричащих дикими голосами и порывающихся из-под верёвок мужиков звериного образа. Помогает от пьяного недуга «УпиваемаяЧаша». Смотрят потерявшие человеческий образ на неописуемый лик обезумевшими глазами, не понимая, что и кто Эта, светло взирающая с Золотой Чашей, радостная и влекущая за собой, — и затихают. А когда несут Её тихие девушки, в белых платочках, следуя за «престольной», и поют радостными голосами — «радуйся, ЧашеНеупиваемая!», — падают под неё на грязную землю тысячи изболевшихся душою, ищущих радостного утешения. Невидящие воспаленные глаза дико взирают на светлый лик и исступленно кричат подсказанное, просимое — «зарекаюсь!». … Приходят невесты и вешают розовые ленты — залог счастья. Молодые бабы приносят первенцев — и на них радостно взирает «Неупиваемая». Что к Ней влечёт — не скажет никто: не нашли ещё слова сказать внутреннее своё. Чуют только, что радостное нисходит в душу.
У тебя, возможно, возник вопрос, а какой же глубинный смысл можно понять в этом диалоге со своими божествами? А вот какой. В жизни человека обязательно должны быть идеалы. Ты спросишь, что это такое? Идеал – это какой-то пример для подражания, который выбирает для себя человек. Такими образцами могут быть чьи-то личные качества, способности, нравственные ценности, отношения к людям. Главным условием такого подражания является не слепое копирование, не рабское служение избранному идеалу, а творческое саморазвитие с использованием всех достоинств избранного кумира. Такими идеалами являлись для Ильи православный Бог и Рафаэль Санти. Именно их влияние способствовало творческому взлёту сельского художника, в результате чего появилась икона «Неупиваемая чаша».
II
Как Оля помогла Маше
Об озере этом не пишут и громко не говорят. И заложены все дороги к нему, как к волшебному замку; над всеми дорогами висит знак запретный, простая немая чёрточка. Человек или дикий зверь, кто увидит эту чёрточку над своим путём – поворачивай! Эту чёрточку ставит земная власть. Эта чёрточка значит: ехать нельзя и лететь нельзя, идти нельзя и ползти нельзя…
Кружишь по лесу молчаливому, кружишь, ищешь, как просочиться к озеру, – не найдёшь, и спросить не у кого: напугали народ, никто в том лесу не бывает. И только вслед глуховатому коровьему колокольчику проберёшься скотьей тропой в час полуденный, в день дождливый. И едва проблеснёт тебе оно, громадное, меж стволов, ещё ты не добежал до него, а уж знаешь: это местечко на земле излюбишь ты на весь свой век.
Сегденское озеро – круглое, как циркулем вырезанное. Если крикнешь с одного берега (но ты не крикнешь, чтоб тебя не заметили) – до другого только эхо размытое дойдёт. Далеко. Обомкнуто озеро прибрежным лесом. Лес ровен, дерево в дерево, не уступит ни ствола. Вышедшему к воде, видна тебе вся окружность замкнутого берега: где жёлтая полоска песка, где серый камышок ощетинился, где зелёная мурава легла. Вода ровная-ровная, гладкая без ряби, кой-где у берега в ряске, а то прозрачная белая – и белое дно.
Замкнутая вода. Замкнутый лес. Озеро в небо смотрит, небо – в озеро. И есть ли ещё что на земле – неведомо, поверх леса – не видно. А если что и есть – оно сюда не нужно, лишнее.
Вот тут бы и поселиться навсегда.. Тут душа, как воздух дрожащий, между водой и небом струилась бы, и текли бы чистые глубокие мысли.
Нельзя. Лютый князь, злодей косоглазый, захватил озеро: вон дача его, купальни его. Злоденята ловят рыбу, бьют уток с лодки. Сперва синий дымок над озером, а погодя - выстрел.
Там, за лесами, горбит и тянет вся окружная область. А сюда, чтоб никто не мешал им, закрыты дороги, здесь рыбу и дичь разводят особо для них. Вот следы: кто - то костёр раскладывал, притушили в начале и выгнали.
Озеро пустынное. Милое озеро.
Родина…
Как-то, блуждая по интернетовским форумам, я наткнулся на такой вопль души:
- Помогите, пожалуйста. Я готовлюсь к ЕГЭ (экзамену) по литературе. Очень волнуюсь. Много ещё трудных для меня заданий по программе я не могу выполнить. Одно из них такое: напишите о смысловом содержании крохотки А. Солженицына «Озеро Сегден».
Бедной Машеньке, автору этого послания, как оказалось, ответил только один сердобольный человек. Его можно похвалить за отзывчивость. Но то, что Ольга написала, вряд ли окажет столь необходимую помощь Маше. Ответ этот был поверхностным и схематичным. И вот почему. Но сначала прочитай его сам.
Главная тема- Родина (в разных понятиях, для автора- боль за Родину, обида за то, что губят озеро и природу, нет доступа к озеру, для "хозяев“ - вседозволенность и "приоритетность", безнаказанность). Идея - нельзя допустить гибели озера, крик души! Как символ родины - озеро Сегден.
Интересно, насколько он совпал с твоими мыслями? Очень многим? Но это не беда! Ведь мы с тобой только учимся понимающему чтению, которым совсем не владела Оля, продемонстрировав только информационное прочтение этой крохотки и совсем не поняв при этом глубинных её смыслов.
И всё же, спросишь ты, почему я дал столь суровую оценку столь доброму поступку неизвестной нам с тобой Ольги? Для ответа на сей твой вопрос – упрёк давай осуществим диалоговое понимающие чтение этой крохотки, которая, ох, как не проста.
Но на этом этапе нашей с тобой работы естественно должен возникнуть вопрос: а кто и что могут стать участниками диалога, кроме нас с тобой. Только озеро? А где персонажи, которые вступили в диалог с удивительным озером? Где все эти Кати, Егоры, Лизы, агрономы, Ильи и Пётры Петровичи? Или кто-нибудь другой?
Никого же нет!
Вот в этом отличие этого маленького рассказа от всех текстов, которые мы с тобой ранее понимали. В нём нет явного персонажа. Он не упомянут по имени. Но он всё же есть. Это автор. Это Александр Солженицын. Это его диалог с озером будет предметом нашего диалогического прочтения. Но с чем вступают в него участники понимаемого нами диалога: озеро и писатель? Что мы должны о них знать, чтобы уяснить глубинные смыслы этого шедевра миниатюрной прозы?
Прежде всего об озере. Оно расположено в Рязанской Мещере в получасе езды от Рязани, между реками Пра и Ока. Это озеро с очень старым, дославянским, мокшским, именем, обозначающим камышовое озеро, было свидетелем древнего ратного подвига славян, их неодолимого мужества в борьбе за свою свободу. Отсюда почти 880 лет тому назад, 21 декабря 1237 года, начали свой путь к вечной славе жители Великой Рязани, погибшие все, от мала до велика, под ударами мечей и копий воинов Хана Батыя, но не предавшие свою свободу.
Вот как пишет об этом древнее сказание“ Повесть о разорении Рязани Батыем».
И стал воевать царь Батый окаянный Рязанскую землю, и пошел ко граду Рязани. И осадил град, и бились пять дней неотступно... А в шестой день спозаранку пошли поганые на город - одни с огнями, другие с пороками, а третьи - с бесчисленными лестницами - и взяли град Рязань, и не осталось в городе ни одного живого, все равно умерли и единую чашу смертную испили.
И как близка была эта многострадальная земля, с её самоотверженной вечной готовностью защищать свою свободу, Александру Солженицыну, когда он после долгих лет тюрем, лагерей и поселения в глухих казахских степях в 1959 году выбрал Рязань местом постоянного жительства. Где и прожил двенадцать лет, и где начался очередной этап его борьбы против власти за свободу своих сограждан, и где начался его тяжкий путь писателя, для которого высшими идеалами были свобода и правда. Здесь был написан «Один день Ивана Денисовича», здесь вышла из-под пера его большая часть «Архипелага Гулаг». И здесь, наконец, были созданы, появившиеся в печати в 1961 году его крохотки, и среди них «Озеро Сегден».
Не лишне отметить, что первым писательским псевдонимом А. Солженицына был Александр Рязанский. Уж не потому ли, что для него слово «рязанский» означало прежде всего свободолюбивый.
Время написания крохоток было сложное и тревожное. Страна и её народ, с большой надеждой встретили так называемую «оттепель», когда казалось, что, наконец, гражданские свободы будут возвращены многострадальному народу, что прекратится государственный террор против своего населения. Но уже повеяло холодом будущих гонений на свободолюбивых сограждан, жертвой которых станет сам А. Солженицын.
И поэтому вряд ли на первом месте в сознании писателя были тогда проблемы сохранения природы и воспевания её красот, даже таких, как озеро Сегден. Тем более что у этих мест был свой бесподобный поклонник – Константин Паустовский с его неподражаемой «Мещёрской стороной», написавший в ней ещё в 1939 году такие простые и пронзительные по силе духа слова:
На первый взгляд — это тихая и немудрая земля под неярким небом. Но чем больше узнаешь её, тем всё больше, почти до боли в сердце, начинаешь любить эту обыкновенную землю. И если придётся защищать свою страну, то где-то в глубине сердца я буду знать, что я защищаю и этот клочок земли, научивший меня видеть и понимать прекрасное, как бы невзрачно на вид оно ни было, — этот задумчивый лесной край, любовь к которому не забудется, как никогда не забывается первая любовь.
Прочитав текст этой солженицынской крохотки, конечно, так поражаешься и панорамному взгляду писателя, и пластичности его прозы, и свежести языка, что почти не замечаешь некие «языковые огни», смотри второй эпиграф к тексту.
Я их для большей чёткости выпишу лесенкой.
Заложены дороги.
Запретный знак.
Поворачивай.
Земная власть.
Ехать нельзя.
Лететь нельзя.
Ползти нельзя.
Просочиться.
Напугали народ.
Проберёшься.
Не крикнешь, что б тебя не заметили. (1)
Нельзя.
Лютый князь.
Злодей косоглазый.
Захватил.
Злоденята.
Его дачи, купальни.
Горбит и тянет вся область.
Закрыты дороги.
Никто не мешал им.
Особо для них.
Притушили и выгнали. (2)
Озеро.
Небо.
Родина.
Как видно из этой любопытной выборки, это не отдельные бартовские огоньки вспыхивают то тут, то там в тексте, а полыхает мощное пламя писательской ненависти к коммунистической власти и порядкам, которые она установила в стране. И мы понимаем, что автор вступил в диалог не с озером, не с точкой на карте великой страны. Он обеспокоен судьбой своего многострадального народа, заслуживающего иной жизни, достойной и свободной, судьбой всей страны. Отсюда и двойничество: озеро и Родина
Почти две дюжины таких огоньков напоминают дюжину ударов в спину революции, которые нанёс А. Аверченко в 1920 году в своей одноимённой книге. Это были удары по той революции, которая в 1917 году установила антинародную власть в России. Ту власть, которую представляет в «Озере Сегден» «злодей узкоглазый». И это не значит, что представители власти в стране узкоглазы. Ведь кем пугали издревле своих детей матери на Руси? «Злым татарином» стращали. И дело не в национальности, не во внешнем облике представителей власти, а в том зле, которое принесло татарское иго русской земле. Автору видится советская власть такой же бедой и проклятием для своего народа, как и проклятое многолетнее татарское полонение. Думаю, что А. Солженицын вложил бы и свой голос в тот горький и страдальческий выкрик, который прозвучал в конце книги А. Аверченко «Дюжина ударов в спину революции, когда два пожилых человека в ответ на предложение купить дорогие билеты, чтобы иметь возможность любоваться красавицей - Невой, закричали: «За что они Россию так?!»
А своеобразное обрамление этими ударами величественной картины озера ещё больше усиливает обличительный настрой крохотки. Двадцать два удара распределены симметрично по отношению к описанию этого удивительного природного явления – озера, затерявшегося где-то в мещёрских краях. Первые одиннадцать ударов мы находим перед описанием. И все они о попрании прав человека, об ограничении его возможностей. Убедишься в этом сам, если прочтёшь мою выборку до цифры два. И жутким троекратным заклятием в этой части текста звучит жёсткое слово «Нельзя». С него же начинается и та часть текста, которая следует после описания озера. И эти вторые одиннадцать ударов живописуют отвратительную физиономию коммунистической власти, на которую «горбит и тянет вся область, а, понимай, всё население страны.
И замыкают маленький рассказ три смысловых огонька: озеро, небо, Родина. Нет, эти три слова лучше всего написать с заглавной буквы: уж больно ёмкие смыслы автор в них вкладывает. Вот так. Озеро. Небо. Родина. У тебя не возник вопрос, вот с озером и Родиной мне, вроде как, понятно, а причём тут небо? Дело в том, что в сознания человечества небо – это не только тот космос, в котором находится вселенная с её грандиозным миром планет, созвездий, комет и прочих сюрпризов, больших и малых. Это и не то место, куда мы время от времени поглядываем, пытаясь понять, что нам грозит: дождь, снег или ещё какая-нибудь иная пакость. Об этом как-то хорошо написал Кант, немецкий философ.
"Две вещи на свете наполняют мою душу священным трепетом - звёздное небо над головой и нравственный закон внутри нас"
И только здесь мы подходим к глубинному смыслу этой отважной и мудрой крохотке. По мысли Солженицына, человеку в его стране надо жить не по законам и запретам преступной власти, а по тем божественным предписаниям, которые даёт небо в лице Бога, и совести, что обретается в сердце и является нравственным заветом сотен предшествующих поколений его Родины, носящей гордое имя – Россия.
Именно так, мне думается, надо понимать эту крохотку, а ни как некие призывы любить родину, бороться за экологию озера или против чьих-то приоритетных прав.