О, эти бледные овалы!
О, эти медленные луны! -
Селены! (Что Селена, - если
не удлинённая луна...)
Как высоко они восходят
из глубины застывших платьев,
из фиолетовой тревожной,
непостижимой глубины...
Над всплеском кружев белопенных
так одиноко - что надменно,
правдоподобней, чем в оконной -
в сусальной раме полотна.
О, эта резкая морщина -
о, как же резок был мужчина...
(А что бессмертней и смертельней
на этом свете, чем любовь...)
Иначе бы по крайней мере
Глаза так медленно не меркли:
ещё до наших глаз погасли б,
и не угадывалась в них
Шальная жертвенная вспышка,
а щёки рдели бы как пышки,
и лоб сиял бы непорочно -
как у молочницы любой...
Но ты представь себе мадонной
деваху ладную с бидоном,
Чтоб тело - сбитое как сливки,
и ляжки втиснуты в чулок...
С её любовью и бедою:
что хоть и выросли удои,
но можно больше, и, к тому же,
найти бы мужа под кустом...
А красота - сестра печали,
и в том она, что лёг, нечаян,
корявый штрих высокой скорби
на безупречное чело.