3. Последняя любовь. Аквариум

Александр Парцхаладзе
        Почему этот летний домик на турбазе прозвали "Аквариумом"? Очевидно, из-за того, что наружные стены в нем заменяло почти сплошное остекление:  голубые переплеты рам, квадраты и прямоугольники стекол.  Правда,  в настоящем аквариуме невозможны щели, вода бы сразу вся вытекла, а в нашем странном жилище щели были такие, что сквозь них не только дуло - не вставая с кровати, можно было смотреть ночью на звезды, а днем на проплывающие мимо лодки.               
        На лодке добрались сюда и мы, но не с первого раза.  Знали, что на озере где-то есть база на острове,  но с Некрасовского плеса домиков не было видно,  и только с четвертой попытки мы разглядели в глубине залива что-то,  напоминающее ажурный деревянный мостик. Выяснилось, что мостик связывает островную часть базы с материковой, и под ним вполне может пройти наша лодка. Пристань, однако, оказалась совсем с другой стороны, а над нею на пригорке мы увидели двухэтажное строение - одновременно магазин, контору и резиденцию управляющего.               
        Домики, летние и зимние, стояли среди сосен на каменистых полянах, и от них к воде, к мосткам и понтонам сбегали вниз тропинки.               
        Тогда,  в первый раз,  мы не собирались задерживаться тут надолго. Выбрали вариант подешевле - этот самый "Аквариум" - и на следующее утро отправились дальше.  Но место нам приглянулось.  Все здесь как-то успокаивало:   немногочисленность обитателей,  вид рыбаков,  невозмутимо удивших рыбу,  необыкновенное разнообразие запахов - пахло  сосной  и разнотравьем,  тростником  и поспевшей уже на теплых,  едва прикрытых дерном скалах,  земляникой.               
        Мы вернулись сюда на следующее лето. Но комнату, в том же "Аквариуме", сняли уже другую, на Юг, с видом на проливы - к пристани и в соседний, Угловой залив.               
        Готовили мы на общей для всего домика кухне,  остальные  "удобства" были вообще за пригорком.  Вода - в колодце,  на "материке",  мы ходили за ней с ведрами и канистрами через мост.  Обжигаясь крапивой,  ныряли в сарайчик,  где толстая круглая крышка прикрывала черный колодец с приятно пахнущей водой. Впрочем,  вода была нехороша - колодец стоял почти у самого берега,  и мы набирали по сути чуть отфильтрованную озерную воду.               
        Однажды мы обнаружили в колодце плавающую дохлую крысу.  Но наше возмущение встретило спокойный отпор администратора:               
        - Во-первых,  это не крыса,  а крот.  А во-вторых такое уже бывало,  и до сих пор никто же не отравился?               
        Иногда мы ходили за водой в лес. Дорога поднималась сначала к поселку, потом каменистой тропой спускалась в лощину. Тут, в лесном колодце, вода была по-настоящему вкусной. Ее даже брали с собой уезжающие - набирали в баллоны, тащили до пристани, везли на лодках до электрички...               
        Мы проводили на пристани вечера. Солнце садилось часам к одиннадцати, и залив, стоящие по берегам сараи и домики - все окрашивалось сначала в багровые,  потом в сиреневые дымчатые цвета заката.               
        Еще не закончились Белые Ночи.  Мы чаевничали и говорили вполголоса:  в "Аквариуме" тоненькие дощатые перегородки пропускали звуки так хорошо,  что мы невольно вздрагивали,  когда на наши слова вдруг раздавалась из-за стены реплика соседей.               
        С одной стороны  нашими соседями были две бабульки с годовалой  внучкой,  с другой - пара молчаливых  рыбачков,  плотных, непьющих,  вечно каких-то заспанных.  Бабульки работали тут же, на базе:  выдавали лодки, белье, разную утварь.  Они ложились рано, рано вставали и начинали купать свою внучку Адриану, прямо в озере. А мы уходили на лодке - иногда к островам около базы, иногда далеко, на соседние плёсы.               
        Постепенно темнели ночи.  Мы подолгу засиживались у костра рядом с нашим крыльцом.               
        Однажды мы купили в магазинчике у пристани несколько пачек малинового киселя. Жена наварила пшенной каши, мы вынесли на полянку перед домом наш стол и ели эту кашу, запивая киселем, слушая, как  потрескивают догорающие в костре сучья.               
        Такая незатейливая трапеза - ни вина, ни романтической музыки, только наш едва слышный шепот, блики огня на лицах, только ночь.  Отчего же помнится все это и спустя десятилетия? И кажется, ничего в жизни не было лучше - лучше этого вкуса, этой ночи, ощущения настоящего, так поздно пришедшего счастья?