Вечерело. Солнце окрасило край неба и застывшие над горизонтом облака, в пурпурно-золотистый цвет. Оно бросило неровные, длинные тени на стеклянную гладь воды от высоких деревьев и кустарников тальника,непрерывной грядой тянущегося вдоль берега.
Серёжа сидел у реки на старом покрытом серым мхом,изуродованном расщелинами пне, смотрел на эту картину затухающей, будто готовящейся к сладкой дрёме природы и грустил.
В последнее время весёлого в жизни Сергея было мало, вернее, вообще не было.
Год назад уехал Серёжин отец на Север.
К отцу однажды пришёл в гости старинный его приятель, дядя Семён. Отец ради встречи бутылку вина на стол выставил. Пили они неспешно и тихую беседу вели о том о сём, а вернее о жизни своей советской. Долго говорили, рассуждали и пришли к выводу, что хорошая их жизнь стала бы совсем распрекрасной, водись у них чуть побольше деньжат. И тут дядя Семён рассказал Серёжиному отцу о бывшем своём соседе Иванове чудесную историю. Иванов уехал работать на Север, а когда через три года вернулся домой, то построил кооперативную квартиру и обставил её дорогой импортной мебелью, купил машину и вставил теще золотые челюсти. "Там шальные деньги дуром прут, только успевай карманы оттопыривай, чтоб больше их туда вместилось",- разглагольствовал дядя Семён, похрустывая солёным огурчиком. А когда мутно-розовой жидкости осталось в бутылке на донышке отец и дядя Семён окончательно договорились ехать в тундру за деньгами. "Вот заработаю я с тыщёнок десять"- мечтал гость,- куплю "Жигулёнка" и повезу свою Тамарку с выводком на юга..." " И я на Юг своих повезу"-с пьяным умилением говорил всегда быстро хмелевший отец,- пусть мои родные в море искупаются".
- Поедем?- Решительно спросил дядя Семён.
- Поедем - мотнул согласно головой отец и, покачнувшись чуть не упал со стула.
"Поедете, поедете..." добродушно смеялась мама ничуть не веря в серьёзность этого пьяного разговора.
Дядя Семён никуда не поехал,дома остался, а отец в начале лета уехал в Сибирь и устроился там рабочим в геолого- разведочную партию.
Зимой мама заболела и лежала уже много дней, не вставая с постели. В больницу ложиться она не хотела и перемогая неотступную хворь где лекарствами, а где силой духа, оставалась подле своих детей, почти каждый день с ними мысленно прощаясь. Она знала название беспощадной болезни терзающей её тело, и часто плакала пытаясь представить как будут жить её дети на белом свете дальше, без неё. Когда она плакала, то глаза её оставались сухими от того, что тоскливые рыдания материнского сердца не всегда бывают осязаемы или видимы как родным,так и чужим людям, а слёзы её остаются в душе и копятся там множа печаль.
Все мелкие, но требующие терпения, кропотливые и от того трудные хлопоты; уход за больной мамой, маленькой шестилетней сестрой и прочие взрослые заботы лежали теперь на неокрепших мальчишеских плечах Сергея не лёгкой ношей. А тут ещё учёба не заладилась. В этом году Сергей еле-еле перешёл в десятый класс.
Отец всё реже и реже присылал письма. Когда Сергей приходил из школы, он ловил тревожный, вопрошающий взгляд мамы и говорил тогда притворно беззаботным тоном: "От папы опять ничего нет,- и увещевательным тоном,будто умоляя поверить ему добавлял,- некогда папе наверно". Мама чуть заметно усмехалась, в уголках её глаз появлялись страдальческие морщинки. Она смущала сына своим молчанием, в котором явно ощущалось осуждение мужа, мужчины, который, вроде бы ради благополучия семьи оставил дом, уехал в такую даль и забыл там о своих детях и жене.
Мама не знала, что сын её в тот день, когда хворь окончательно одолела её и она не смогла сама встать с постели, написал отцу письмо. Он сообщал родителю об опасной болезни мамы, звал его домой.
В ответ отец описывал северное сияние и красоту погружённых в долгую полярную ночь улиц Норильска.
Сергею казалось, что отец не получал его письма, а то бы он непременно примчался, прилетел к больной маме. По этому снова и снова посылал ему в далёкий северный край письма, сообщая о горестных семейных делах, но от папаши весточек больше не приходило.
В сердце Сергея безрадостные заботы всегда умещались с праздником рядом. Праздник этот - Нина Стерина. Она не была для него утешением или убежищем от печальной сути приходящих и уходящих дней его нынешнего существования. Просто короткими приливами трепетной радости, тот праздник полнил его душу чудесными красками юношеской любви.
Ещё в первом классе, когда был он мальчишкой-несмышлёнышем, ему нравилась белокурая девочка, его одноклассница Нина Стерина. Теперь он почти взрослый, а Нина нравится по - прежнему, но теперь не так как прежде. Если раньше, пацанёнком, его симпатия к девочке выражалась в том, что он дёргал её за косички, или бегая на перемене по школьному коридору мимоходом не сильно толкал её, да и другими не совсем джентельменскими приёмами, старался обратить на себя её внимание, то теперь даже случайное, лёгкое соприкосновение их рук и плечей, в какой нибудь школьной суете, мимолётно брошенный ею взгляд в его сторону, вызывали в нём обмирание души и сердечный восторг. Сергею всё в ней было мило. Ему нравилась её походка лёгкая, будто летящая. Когда она шла, то так изящно и плавно, будто крыльями коротко взмахивала руками в такт своим шагам, словно хотела она взлететь, взмыть ввысь оттолкнувшись обо что - то прозрачное невидимое в пространстве.
Ему нравились её глаза. В солнечный день они бывали у неё тёмно-голубыми, почти синими, в сумрачный, непогодный день казались зелёными, но всегда смотрели на мир радостно и удивлённо, а иногда отрешённо задумчиво.
У Сергея сердце в груди сжималось, когда их взгляды встречались и замирал он от счастья, когда замечал в её глазах своё отражение. А ещё ему нравилось смотреть, как она пишет в тетраде изящно склонив от старания головку, с аккуратным узелком свёрнутых на затылке косичек, прикусив нижнюю губку ровными, белыми, как только что выпавший снег зубами.
В классе Нина сидела позади Сергея, через парту. Иногда на уроке он начинал чувствовать, что ему очень хочется увидеть её. Не в силах сладить с этим большим желанием, оборачивался. На следующей за ним парте внимательно слушал учителя Толя Тугаринов. Сергей обращался к Тугаринову с каким либо пустяковым вопросом и пока удивлённый одноклассник,длинный нескладный парень, собирался с мыслю, переваривая неповоротливым умом своим смысл вопроса, Сергей смотрел на Нину и, когда видел её в нём поднималась бодрая волна радости, ликования и восторга... Лишь окрик учителя неумолимо прерывал его самозабвенное созерцание.
Когда мама заболела, и Сергей стал пропускать уроки, а в дневнике его начали появляться хищношееи двойки, Нина, круглая отличница, сама предложила свою помощь. Она почти каждый день приходила к нему домой и когда они сидели за столом рядышком, склонившись над учебником так низко, что едва не соприкасались лбами и Нина втолковывала ему правильное решение задачи, Сергей, вдруг, на секунду отвлекаясь, замечал ласковый, обращённый к Нине взгляд мамы, которая лежала на высоких подушках в кровати спальни напротив раскрытой двери в зал и сильно смущался. Смущение это было ему на удивление приятно и он тогда плохо слушал Нину, а смотрел на неё с гордостью быть может от того, что девушка с которой связаны многие его думы, мечты; находится рядом с ним, а мама смотрит на неё с нежностью. Он любовался её серьёзным лицом и умным прищуром её красивых глаз. Чуткая Нина замечала его рассеянное любование ею и краска стыдливого стеснения заливала её лицо. Она не притворно начинала сердиться и на себя и на Сергея за неловкое своё смятение и говорила громко:"Серёжа, ты слушай меня внимательно". Он согласно кивал головой и далее, будто пробуждаясь от вожделенного сна слушал её более прилежно.
Настали большие летние каникулы. Сергей не видел больше Нину. Она не приходила к нему домой, а он почти всё время находился возле мамы и нигде не бывал, потому встретить её случайно в городе не мог. Сергей ждал её каждый день мечтательно представляя, как откроется дверь и Нина появится на пороге. Она придёт не для того чтоб решать с ним задачи, а просто так , навестить его и проведать его больную маму.
Своей чередой, сменяя друг - друга пролетали дни, а она всё не приходила, зато пришёл однажды Толя Тугаринов и, появившись однажды, стал приходить часто.Толя молча сидел рядом , когда Сергей освобождался от домашних забот и у него появлялись короткие минуты отдыха. От такого безмолвного участия одноклассника несколько утешалась тревожная душа Сергея. Так же молча Анатолий помогал ему ухаживать за мамой.
Сергей, часто оставаясь милосердным стражем около больной, просил Толю сбегать в аптеку, в магазин за продуктами или сходить в прачечную за бельём. Толя выполнял его просьбы послушно, даже охотно и Сергей удивлялся тому, что у Тугаринова, этого флегматичного и, вроде бы, к всему равнодушного парня оказалась такая добрая, отзывчивая душа. А ведь они учились вместе с первого класса и Сергей всегда относился к Тугаринову с высока, как и все пацаны он считал его слабаком и мямлей не способным постоять за себя.
Мальчик Тугаринов не умел драться, врать, сторонился бойких,хулиганистых пацанов, был необщителен, замкнут и этими нестандартными сторонами своего характера никак не вписывался в ребячий круг соучеников.
...Однажды маме стало совсем плохо. Её мучило удушье, она металась в кровати сбивая на пол одеяло, Она смотрели необычайно большими глазами и были в них такое страдание, такая боль, что Сергей не выдержал и заплакал от неимоверной жалости и бессилия, немочью облегчить страдания обречённой на такие муки, маме.
Позже, когда приступ окончился и мама вымученно забылась в коротком сне, Сергей увидел рядом с собой Толю. Он был бледен, взволнован, заметил на себе взгляд Сергея, хотел что-то сказать, наверное утешительное, но не смог, скованный жалостью он закрыл лицо руками и отвернулся. Вот в такую сокровенную минуту неожиданно для самого себя Сергей вспомнил один давний случай из школьных будней. В третьем классе на большой перемене Сергей разбил оконное стекло. Как и чем он его разбил Сергей уже не помнит. А кто помнит мелкие минуты своих детских шалостей. В тот момент, когда зловеще хихикая, осколки стекла брызнули на пол, в класс вошла учительница. Быстро оценив ситуацию, она устрашающе решительными шагами, проследовала к столу и стукнув по его полированной поверхности маленьким женственным кулачком грозно спросила:"Кто разбил стекло!?" Ученики подавленно молчали. Тогда учительница стала поднимать, начиная с первой парты первого ряда по одному всех подряд третьеклашек.Подчиняясь её командам, ученики вставали из- за парт и каждому она говорила: " А что ты скажешь Иванов?" Иванов переминался с ноги на ногу, протяжно вздыхал, конфузливо чесал затылок и молчал. "Петрова, ты тоже не видела кто разбил стекло" Петрова робким голосом уверяла учительницу, что не знает она, не видела кто...
Чем больше учеников вставало, тем спокойнее был голос педагога, тем больше металла слышалось в его интонации.Когда дошла очередь до Толи Тугаринова, он, глядя на преподавателя чёрными правдивыми глазами, сказал, что оконное стекло разбил Сергей Буренков. Учительница вполне удовлетворённая таким честным признанием своего ученика спокойно начала урок.
Сергей решил жестоко отомстить ябеде. После уроков с дружком Колькой Ивановым крепко отмутузили Тугаринова, подкараулив его за школьной оградой. Толя сопротивлялся мало, лишь повторял удивлённо:"Не хорошо, двоим на одного"...
На другой день пришёл завхоз и застеклил окно. А Сергей с Колькой даже не придали значения тому, что Тугаринов ни в школе ни дома не пожаловался на избиение одноклассниками, восприняв это его благородство как должное.
Вспомнив об этом однажды; не знал он, что ему делать, как поступить , чтобы искупить свою вину перед Тугариновым. Возможно Толя забыл давно и никогда не вспоминал о том, как они с Ивановым били его беспомощного, не умеющего давать сдачи... , но дело не в том, что помнил он или не помнил,но запоздалое раскаяние мучило Сергея и он ничего не мог с этим поделать.
Ненавязчиво творил Тугаринов добро, впрочем считал он это скорее не подвигом добра, а обычной обязанностью одного человека помочь в беде другому человеку,вызывая этим не утихающую смуту в душе Сергея.
И вот в одно безрадостное, хмурое утро, когда Анатолий пришёл к Сергеюю с всегдашней мыслью о помощи, Сергей решил просить у него прощение. Больше он ничего, для успокоения своей души придумать не мог.
"Толя,- начал Сергей ,- Толя,ты..." - , но он вдруг растерялся и замолчал, а в голове его суетно, бестолково проносились, сминая друг друга обрывки фраз и отдельные слова и раскаяния, и благодарности...
Тугаринов смотрел на него молча и удивлённо, ожидая, что Сергей скажет дальше. Сергей не приготовил свою речь заранее. Он думал выложить все слова признательности и сожаления сразу, на едином дыхании, полагая, что так получится более искренне, более откровенно и правдиво.
После долгого молчания Сергей нашёл одну ёмкую, простую и вместе с тем мудрую фразу; он придумал слова, которые, кажется, никакими другими сейчас нельзя заменить: "Толя, будь моим другом". Анатолий удивился: "А мы разве не друзья?"
"Друзья,конечно друзья",- торопливо согласился Сергей, стараясь этой своей торопливостью сгладить повисшую в воздухе неловкость. Она, та неловкость была вызвана, наверное, удивлением Тугаринова:"А разве мы не друзья?" И тогда, словно извиняясь за удивления Анатолия, за давешнюю свою неловкость, Сергей произнёс искренно, убедительно:"Давай знаешь какими будем друзьями? Друзьями навсегда, на всю жизнь". У Толи радостно заблестели глаза и он ответил тихо, неспешно, обдумывая каждое своё слово:" Сергей, у меня нет сестры, нет брата... ты будь моим братом". Почему-то после этих слов он сильно смутился, склонил голову, стараясь скрыть краску стеснения залившую его лицо. Но Сергей ответил торжественно и очень серьёзно,проникшись важностью происходящего:"Ты мой брат, Анатолий".
В последние дни маме стало немного лучше. У неё появился аппетит, и приступы удушья её мучили реже. Сергей воспрянул духом. Он уже мечтал о том, как мама здоровая и весёлая будет приходить с работы, полусердито, полушутливо, злиться по настоящему она никогда не умела, начнёт ругать их с Леной за беспорядок в доме, за оторванные пуговицы, или ещё за что нибудь, за что обычно бранят мамы своих непослушных детей. А после ужина они будут долго пить чай и обсуждать все прошедшие за день в их жизни события.
Изо дня в день, по мере улучшения здоровья мамы, Сергей всё больше успокаивался, напряжённость с какой он жил всё то время, пока мама жестоко болела, незаметно спадало и чем сильнее он верил в выздоровление мамы, тем чаще вспоминал Нину, думал о ней. А ему хотелось увидеть её , всмотреться в её глаза, услышать её голос, но встретить её случайно он не мог, потому что в город он отлучался очень редко, а всё время неотлучно находился около мамы.
Сегодня после долгих колебаний, переборов в себе неожиданное смущение, Сергей, будто между прочим спросил названого брата не видит ли он в городе Нину Стерину. " Вижу,- ответил Анатолий,- я часто встречаю её с Колькой Ивановым. Похоже они дружат". Этот разговор состоялся утром, а вечером Толя привёл Ленку из садика и стал поспешно прощаться до завтра. Сергей удивился:" Куда ты торопишься,брат". Анатолий смутился, част-часто заморгал ресницами, он всегда так делал, когда волновался, сказал виновато:"Сегодня в "Октябре" очень хороший фильм идёт, "Романс о влюблённых" называется. Я взял билет на семь часов..." "Колян с Стериной тоже на такое кино пойдут, наверное",- вслух предположил Сергей и стало ему обидно, досадно и чего-то жаль, как бывает жалко каждому человеку его не сбывшейся мечты.
"В очереди за билетами впереди меня Иванов стоял и Стерина с ним была",- кивнул головой добряк Тугаринов, не догадываясь какую боль он причинил другу этими словами.
"Серёжа",- окликнула мать сына, когда Тугаринов ушёл.
- Что, мама,- Сергей приблизился к кровати больной
- Сынок, ты тоже сходи в кино, а со мной Леночка побудет.
Сергей догадался, что мама слышала его разговор с Толей. С тех пор, как она слегла у неё обострился слух и она расслышала всё о чём вполголоса говорили мальчишки в другой комнате.
Опасаясь, что сын не захочет оставлять её, она сказала старательно придавая своему голосу бодрость: "Серёжа, сынок, не бойся за меня. Ничего со мной не случится. Мне лучше стало и ничего у меня сейчас не болит". Она собрала все силы, подняла руку и, стараясь унять в ней дрожь, ласково потрепала на склонённой к ней голове сына его рыжую шевелюру.
В кино Сергей не пошёл;всё равно билеты, скорее всего, уже проданы без остатка.
Сестрёнка Леночка, смышлёная, шустрая девочка, ей через три недели исполнится семь лет, играла с другими детьми во дворе. Сергей позвал её и велел ей побыть с мамой. Он предупредил сестру, что будет не в кино, только маме пусть об этом не говорит, а на реке. Где в случае чего искать его на реке, Лена знала. Река протекала недалеко от их дома и на её берегу Сергей давно облюбовал одно укромное местечко, закрытое от любопытных людских глаз ветлами и тальниковыми зарослями. Беззаботным прошлым летом Сергей часто ходил туда удить рыбу, купаться и иногда брал с собой сестру.
Он ушёл на берег чтобы побыть одному в спокойном безлюдии осмыслить всё над чем так упорно трудилась его душа, в страдании и горе созидая любовь.
Ему казалось сейчас, что скоро придёт такое время, когда он будет счастлив потому что мама выздоровеет, отец вернётся домой из того дальнего далека, в котором он теперь находится и Нина будет рядом с ним, с Сергеем, а он с ней. И чёрная, тяжёлая грусть его под действием этого мечтательного лика надежды, постепенно бледнела, истончалась, становилась легче, превращалась незаметно в ту прозрачную, едва осязаемую печаль от которой сладко щемит сердце.
Вода лежала у его ног тихо, без единого всплеска, словно прекратила она свой бег, своё вечное стремление вперёд для того, чтобы неосторожным всплеском воды стиснутой в русле холодных глубин, не нарушить зыбкий покой находившегося на берегу человека.
Умиротворённый упоительной тишиной, необоримой верой в всё лучшее, что должно скоро произойти в его судьбе и в жизни близких ему людей, Сергей склонил голову, закрыл ладонями лицо, от чего внутренний мир его погрузился в мечтательный мрак и представил, как они с Ниной идут по не ярко освещённой улице, вдыхая свежий предрассветный воздух. Он берёт руку Нины в свою руку и говорит ей... но тут какая-то неясная, тревожная мысль, мысль до конца не принятая сознанием мрачно таинственная, как роковое предчувствие вдруг впилась стрелой- молнией в его радужные дерзания. Его мечта испуганно вспорхнула и улетела куда-то в пространство, осиротив юношу, своим внезапным исчезновением она оставила его один на один с временем и суровой реальностью.
Сергей поднял голову, тревожно всмотрелся вокруг и не увидел солнца. Скрывшись за горизонтом оно раскалывало край неба оранжевыми всполохами лучей, несущихся в бесконечности мироздания.
Часы на руке тикали размеренно, с безучастностью бездушного механизма и секундная стрелка бойко бегала по кругу циферблата отсчитывая нескончаемые минуты. Сергей взглянул на часы и обомлел; прошло целых два часа, как он оставил маленькую сестру наедине с больной мамой. Острое жало вины, близкое к предчувствию непоправимой беды, больно впилось в его сердце.
Он сминая кустарники, раздвигая грудью тальник ринулся к тропинке, которая петляя и изворачиваясь меж деревьев, минуя покрытые разнотравьем взгорки, чавкающие киселеобразным илом прибрежные впадины и редкие проплешина песчаных откосов вела к живописному простору на котором в аккуратном ряду стояли старинной постройки частные дома,там находился и дом Сергея.
Ему казалось, что бежит он и никак не может приблизится к своему дому давно; время будто застыло в его сознании и он не властен сдвинуть его вперёд.
Сергей увидел Лену. Она спешила навстречу. Когда увидела она брата, остановила на нем свой смятенный отчаянием взор, закричала тоскливым, раненым бедой пронзительным голосом: "Братик, братик, маме плохо. Скорей... скорей!..."
До дома уже совсем не далеко, но Сергею казалось, что не бежит он а топчется на месте и шептал он :" Мама, мама, мамочка..." Он не ощущал движения своих губ, не слышал своего голоса. Он произносил эти слова, как заклинание с надеждой и болью. А за ним спешила сестрёнка и чистые слёзы лились из её глаз,скатывались по щекам и падали на землю и скатывались там, в пыли,тёмными комочками.
...Женщина лежала на кровати , ощущая в костенеющем теле тяжкое томление смерти. Голова её неудобно запрокинутая на сбившихся подушках судорожно вздрагивала. Мысль её ещё работала и чувства владели умирающей. Ей хотелось в последний раз увидеть детей, сказать им что-то, чего точно сказать она не знала, но верила, что скажет им важные, необходимые слова, которые помогут им и они будут помнить их всю свою жизнь. Она чутко прислушивалась к звукам доносившимся оттуда, уже почти чужого ей мира в надежде услышать шаги и голоса своих
детей.
Сейчас она не страшилась смерти, а боялась лишь того, что вот,сейчас сию минуту, секунду сомкнётся над ней бесконечная пропасть небытия и не успеет она попрощаться с детьми, кровиночками своими.
Ужас, вот последнее испытанное ею живое чувство, когда смертельный тормоз сжал её сердце и не увидела она подле себя сына и дочь. Только когда душа её оставила тело, то увидела она любимых своих деток и умиротворённая унеслась в высь, к другому счастью, туда куда уходят все честные земные труженики.
ХХХ
В первый день осени, когда солнечные лучи ещё не утратили летнего зноя, но по ночам уже было зябко, а утром дворники сметали листья в аккуратные жёлтые кучки, Сергей шёл в школу.Рядом с ним старательно вышагивала, стараясь не отстать от брата его сестра.
Лена теперь первоклассница. Она молчала, изредка склоняла голову, оглядывала себя, любуясь новым, выглаженным братом платьем и немножко расстраивалась, приметив на белом переднике маленькую складочку-смятинку. Глаза её были заплаканы потому что плакала она теперь почти каждое утро. И сегодня она плакала. Ей опять приснилась мама. Леночка проснулась и искала глазами маму до тех пор, пока беспощадная явь не убедила её, что рядом мамы нет и никогда не будет. Тогда девочка начала плакать. Сергей успокаивал сестру, но чем старательнее девочка пыталась сдерживать слёзы, тем сильнее они у неё лились. Тогда Сергей уходил в другую комнату и Лена слышала оттуда сдерживаемые, приглушённые всхлипывания. Тогда Лена вытирала слёзы и шла утешать брата.
Они опоздали к началу первого урока. Сергей подвёл сестру к дверям её класса и отпустил её руку, которую держал в своих ладонях. Лена прижалась к нему своим маленьким телом и, заглядывая брату в глаза, улыбнулась припухшими от утренних слёз,губами. Сергей, тронутый робкой лаской сестры, её улыбкой, жалобной, какой-то просящей, погладил её по голове и, наклонившись поцеловал светлый пятачок её маковки, затем легонько подтолкнул ей вперёд:"Иди, Леночка,учись". Сестра открыла дверь, оглянулась на брата, он подбодрил её энергичным кивком головы, и вошла в класс.
Сергей шёл по пустынным гулким школьным коридорам. Из закрытых дверей, доносились слова учителей, тихий шелест ребячьих голосов.
Вот и его 10"а" класс.Сергей приостановился было около дверей, за которыми сидели за партами его товарищи, но задерживаться не стал, а двинулся дальше, все ускоряя шаги. он спешил на работу.
Работал Сергей на механическом заводе. На этом заводе работала его мама и отец, когда-то, работал там же. В инструментальном цехе, где работал Сергей, многие старые рабочие знали его маму много лет. Сергею было хорошо от того, что маму здесь помнят и то ненавязчивое внимание, которое ему оказывали рабочие, являлось будто продолжением заботы о нём мамы. Каждое утра Сергей с радостным волнением входил в цех, который для него становился таким же привычным родным, как дом в котором он вырос, улица, на которой он цепко ухватив мамину руку делал свои первые шаги и река Стыря к берегам которой он ходил всегда, когда ему было очень хорошо, или совсем плохо...
ХХХ
Иван Петрович Глотов, сосед и товарищ отца, не редко, почти каждый день приходил к Серёже и Лене после смерти их мамы. Обычно он с трудом помещал своё грузное тело в старинное кресло, что стояло в зале около письменного стола, доставал из кармана пиджака трубку и, не закуривая задумчиво держал её пустую, молчал. Он не пытался говорить утешительных слов, но только своим присутствием и этим спокойным молчанием он стал необходим детям, как миротворец их смятенных душ.
Однажды дядя Ваня Глотов пришёл с такой же как он сам ширококостной, полной женщиной, своей женой. Она не в пример мужу, не скрывала своего сочувствия "к бедным сироткам", а начала причитать по бабьи вытягивая из себя протяжные тоскливые напевы из слов которыми всегда на Руси жалели оставшихся без матери и отца детей. Женщина обнимала детей своими горячими руками и они смиренно стояли и слушали её печальные мотивы. Но женщина недолго мучила их своим активным состраданием, а поголосив приступила к делам практическим, завернула рукава и принялась мыть полы, стирать, гладить. Так она приходила несколько раз, но однажды пришла и увидела вымытый пол, стопку постиранного и выглаженного белья и даже занавески на окнах свежие и накрахмаленные. А Сергей сказал тогда:"Спасибо, тётя Маруся, за все ваши хлопоты. Я теперь сам всё буду делать".
Тётя Маруся посидела на кухонной табуреточке, повздыхала,Леночку подозвала к себе, обняла её, потихонечку над ней всплакнула да и пошла к себе домой добрая женщина. Своя семья у неё немалая, значит и заботы каждодневно большие.
Ближе к осени, когда настала пора собираться в школу, Сергей сказал Глотову:
"Работать я пойду, дядя Ваня". Глотов вынул трубку из рта, посмотрел задумчиво на мальчишку, ответил коротко:"Учись".
- Работать хочу, зарабатывать.
-Учись,- упрямо повторил Глотов,- жить тебе с сестрой государство поможет и люди. Школу закончишь, тогда иди, работай, а пока - учись.
- Я пойду работать. Документы из школы я уже забрал.
-Отнеси назад, возьмут.
-Нет, дядя Ваня, я решил и это решение моё железное. Пойду работать.
Глотов мусолил крепкими зубами мундштук у трубки. Долго и тяжело думал. С одной стороны уму очень желалось чтоб пацан закончил школу, а с другой ему нравилось упрямство мальчишки, взрослое, мужское. Не раскис парень, не ждёт подачек... "Хорошо,- произнёс он наконец,- пойдёшь к нам на завод работать. Устрою. Специальность хорошую получишь".
Оформили Сергея учеником токаря. Учителем токарного мастерства был молодой парень, всего год назад демобилизованный из рядов Советской Армии. Сергей стал его первым учеником, и он отнёсся к обязанностям наставника вполне серьёзно, ответственно.
Один только грешок был у учителя - по понедельника он болел. Хворь его имела ту причину, что в воскресный день он "перебирал". "Эх вырви глас", - говорил он ухватив голову руками,- и зачем я вчера последнюю рюмку выпил. Сёмка навязал лишнюю, гад". "А зачем ты пьёшь"?- наивно спрашивал Сергей."С горя"- отвечал наставник, но какое у него горе он никогда не говорил. Имя отчество у него - Игнат Иванович, но в цеху в глаза и заглазно товарищи зовут его Гласом Ивановичем, наверное потому, что у него есть любимая приговорка:"вырви глас". Её он часто употребляет не только в минуты крайнего возбуждения, но и в обычном разговоре.
Пожалуй понедельниковые хвори были единственным недостатком этого рабочего. Во всём остальном Глас Иванович вдумчивый, добрый человек и хороший, классный токарь. Он виртуозно умеет работать и не зря, наверное, с экспериментального участка приходил к нему мастер, к себе его сманивал. Только не захотел Игнат уходить из своего цеха,не глядя на обещанные значительно большие заработки. Что-то есть в некоторых рабочих людях такое, чему названия не дашь, но определить это можно одним негромким словом - привязанность. Привязанность сердца и рассудка к одному месту, цеху, станку, людям и не заменишь её ни деньгами, ни благоволением начальства.
Сегодня Игнат, к удивлению Сергея, не мучился у станка в похмельных корчах, а работал, как умел- лихо, сосредоточенно, старательно, не убивая время на перекуры. Сергею он поручил на соседнем свободном станке точить ступенчатые валики. Сергей довольный тем, что ему предстояло сегодня делать самостоятельно не простую деталь, закрепил в резцедержателе проходной и отрезной резцы, заглянул в чертёж. Девять классов, это всё же не мало для освоения даже сложной рабочей профессии и читать чертежи, обсчитывать их Сергей научился быстро. Взял заготовку. Стальная болванка приятно холодила руки,закрепил её в патроне, поджал центром, нажал пусковую кнопку и станок запел ровно и радостно извечную песнь исправно работающего механизма. Красиво свиваясь в плоскую пружину стружка скалывалась, ударялась в защитное стекло и падала в поддон станка.
Сейчас на лице Сергея лежала тихая, умиротворённая улыбка. Труд успокаивал, привносил в душу минуты творческой радости, заставлял забывать всё неутешное, горькое.
После обеда по старой заводской привычке рабочие устраивали, минут на десять, перекур. Учитель и ученик не курили, а просто в эти свободные минуты устраивали себе передых в работе.
Сегодня Матвей был хмур, задумчив. "Приехала ко мне вчера маманя,- начал разговор тусклым голосом наставник,- зашла в комнату а у нас пустые бутылки с всех углов торчат, пол замусорен, на столе скатёрка винищем залита, а на кровати Сёмка с своей девахой в обнимку дрыхнет. Другие парни живут в нашей общаге нормально, а я попал в компанию... И стыдно мне перед маманей за жизнь такую непутёвую. Короче... зовёт меня мама домой. Вот думаю, как тут поступить. Как присоветуешь мне, Сергей, ехать домой, или не ехать?". "Дома всегда лучше, чем в людях,- раздумчиво, неспешно отвечал Сергей,- дома родные рядом: отец, мать, братья, сёстры, это хорошо".
"Ты правильно говоришь, Сергей. Дома хорошо. Я бы сразу после службы домой поехал. Без дела и там не сидел бы, в МТМ токарил бы. Но вот подруга моя Верка, вырви глас, пока я Родине служил с заезжим гастролёром, монтажником ЛЭП схлестнулась. Он то потом, как линию высоковольтную монтировать его бригада закончила, смылся, а она, дурёха, осталась в стыде и интересном положении. Вот и не поехал я после дембеля домой, чтоб душу свою не мытарить..."
Долго ещё говорил и говорил Матвей. Разбередила родительница сыновью душу тоской по родному краю. Он рассказывал, как скошенные луга пахнут прелой травой, а увядающие цветы кивают от дыхания ветра поблекшими пятачками головок, роняя с стеблей высохшие лепестки, а ручьи поют журчливые песни и несут в своих чистых прозрачных струях жёлтые листья. И ещё он рассказывал, как по утрам выводят свои чудесные мелодии соловьи, а тем, кто загадывает, кукушки отсчитывают годы, а по ночам протяжными вскриками жутко стонут совы и, тяжело шлёпая крыльями , плывут их тени в мучнисто прозрачном тумане
предрассветной тьмы, как сказочные приведения.
Сергей не перебивал рассказчика, но слушал рассеяно. Думы его были совсем о другом. Электрические часы помещённые на противоположной стене показывали двенадцать. Сейчас у сестры наверное закончились уроки. Первые школьные уроки в её пока маленькой жизни.
Он долго учил Лену обращаться с газовой плитой, что бы она, придя из школы, могла разогреть себе еду. Сейчас Сергей волновался, как она управится с газом, и мысленно подводил сестру к плите, зажигал спичку, нёс её дребезжащий огонёк к горелке, поворачивал вентиль и голубое пламя вспыхивало у его протянутой руки.
Сергей еле-еле дождался конца смены. Он то и дело поглядывал на часы, а стрелки двигались так медленно, так лениво, что ему казалось, будто время застыло, не движется более вперёд и солнце висит в небе на одном месте и бьёт, пронизывая лучами, покрытый металлической пылью оконный проём, ему в глаза, словно давая ему видеть неподвижность времени. Сергей продолжал работать упрямо неистово, как бы стараясь движением своих рук подтолкнуть застывшие часы. И будто удивлённое упорством человека, его устремлённостью в недалёкое и близкое, житейски немудрёное будущее и, словно понимая, что в нём, этом ближайшем будущем, человек хочет только одного великого и малого - скорее увидеть свою сестрёнку; сдалось оно, время. Солнечные лучи переместились с одного застывшего пространства, ушли куда-то в сторону и вверх и играли на потолке, украшая его пыльные своды золотой парчой сотканной из бликов, брызг, пронзительно огненных переливов лучей источаемых небесным светилом.
И, наконец,часовая стрелка коснулась цифры "три". Сергей сложил инструмент, убрал стружку с станка и помчался в раздевалку.
Через двадцать минут он подходил к дому. Лена играла с малышами в песочнице под грибком. Сергей увидел её, в миг успокоился. Он мысленно ругнул себя себя за свои зряшные переживания, но, однако несмотря на свою умиротворённость, которую испытал,когда увидел сестру, он отчётливо осознал, что теперь каждый миг его жизни будет связан ответственностью за жизнь и благополучие его младшей сестрёнки. Его не пугала ответственность за маленькую сестру, а наоборот она порождала в нём щемящее и горделивое чувство, какое может испытывает отец в неизбывной любви и заботе о своём детище.
У подъезда на скамейке Сергея поджидал Толя Тугаринов. У его ног стоял туго набитый книгами портфель, а на коленях лежал учебник. Медленно перелистывая страницы, он сосредоточенно читал, учил.
- Здравствуй, братишка,- ласково сказал Сергей и сел рядом.
-Здравствуй, брат,-ответил Анатолий, окинув Сергея внимательным взглядом. Он захлопнул книгу положил её в портфель и, щёлкнув замочком поставил его опять около своих ног на землю.
Они сидели молча. Сергею было хорошо от того, что рядом с ним его названый брат смотрит задумчиво, вздыхает и Сергею понятны думы брата и вздохи его и не нужно спрашивать его о чём он думает. Вот можно сейчас протянуть руку, пожать его ладонь по мужски крепко с таким дружеским расположением, которое будет понято братом. И эта уверенность быть всегда понятым, являло в нём то чувство братской любви, которую он испытывал к Анатолию, делало его духовно богаче, сильнее и жизнь без попечения родителей не казалась ему неприступной крепостью которую надо штурмовать без артиллерийской поддержки.
Подбежала Леночка. "Ой как хорошо в школе,- защебетала она,- и учительница, Наталья Сергеевна, такая добрая. она нам сегодня на дом ничего не задала".
- Завтра, Лена, вам наверное домашнее задание будет,- сказал Тугаринов,- крючочки, палочки писать учиться будешь.
- А я уже умею даже буквы писать,- гордо сказала девочка,- и читать умею. Правда, Серёжа.
Правда,- согласился Сергей,- буквы писать я тебя кое-как научил и читать ты чуть-чуть умеешь, только в школе,Лена, надо учиться хорошо читать и писать.
Лена посмотрела на брата долгим взглядом,видимо соображая, что ему ответить, но так ничего и не придумала и побежала обратно в песочницу, откуда громко заплакал какой-то карапуз.
Названые братья ещё немного посидела молча, потом Тугаринов спросил Сергея:
- Письма от отца приходили?
- Приходили.
- Что он пишет?
- Не знаю.
- Как?
- Я их не читаю. Рву конверты не распечатывая и бросаю их в мусор. Он денег недавно прислал. Я назад те деньги отправил. Проживём без его грошей.
- Сергей, может не надо так... Отец всё таки.
- Надо! как мама его ждала! Не забуду, не прощу...,- голос Сергея задрожал, прервался.
- Ладно, ладно брат,- Тугаринов положил свою руку на плечо Сергея.- может ты и прав.
Сейчас Анатолий чувствовал себя старше, мудрее названого брата. Ему захотелось погладить его по голове, как маленького, но он, конечно, не сделал этого, понимая, что такой жалостливый жест удивит и обидит Сергея, ведь он понимал себя вполне взрослым рабочим человеком.
Тугаринов вдруг заспешил. Он подхватил портфель, встал с скамейки, вытянувшись во весь свой длинный, нескладный рост. "Пойду я,- сказал.- Дома я ещё не был после школы. Уроки надо делать" Он будто оправдывался.
- Пока,- протянул брату руку Сергей.- Приходи к нам. В воскресение про нас не забудь.
- В воскресение я обязательно приду к вам и уведу тебя с Леночкой к нам. Мама по выходным вку-у-сные пироги печёт.
- Я люблю пироги,- улыбнулся глазами Сергей,- и Лене пироги нравятся. Наша мама тоже любила стряпать...
- Тугаринов уходил. Пока он на скрылся за углом, Сергей смотрел ему в след и думал удовлетворенно, что брат его названый сильно изменился в последние месяцы. В лице его теперь нет той жалкой полу гримасы зажатого в тиски неуверенного в себе человека, что отличало его от других пацанов. Нынче взгляд его с азиатской раскосинкой глаз стал твёрд и мужественен...
Ночью, когда сестра крепко спала, тихо посапывая, Сергей уснуть не мог. Не шёл к нему сон и всё. Мысли разные мешали, бодрили его. Думал он об отце, маме, о добрых людях, которые в самые тяжкие дни его жизни оказывались рядом и поддерживали его словом и делом. С щемящей грустью думал о сестре своей маленькой, Леночке, ещё мысли его были о братишке своём, пусть не кровном, Но очень близком, благородном и добром человеке - Толе Тугаринове. И снова об отце.
Сергей встал с кровати, осторожно,что б не наткнуться в темноте и не загреметь стульями, подошёл к сестре, поправил сбившееся к её ногам одеяло, поцеловал её в тёплую щёчку. Потом зажёг на письменном столе ночник, взял из тумбочки альбом и, листая его смотрел в бледном свете маломощной лампочки фотографии.
С почти всех фотокарточек смотрели на него родные глаза мамы, отца, сестры и его самого. Все фотографии он помнит наизусть и мог сейчас зажмурившись, чётко представить их незатейливые виды в своём воображении.Сейчас ему очень захотелось воочию увидеть фотографию на которой они изображены всей семьёй и где в блеске глянца мамины глаза светятся, как живые.Вот она эта фотография, большая, во весь лист альбома. На ней отец, мама. Родители сидят, а между ними стоит он, Сергей. Мама держит на коленях Лену. Девочка удивлённо таращится в объектив фотоаппарата.Сестрёнка здесь совсем малышка, наверное ещё мамину титьку не перестала сосать.Все счастливо улыбаются. У мамы в глазах заметно такое уверенное, ясное и весёлое счастье, что Сергею, глядя на её изображение захотелось плакать и смеяться.
У отца тоже на губах застыла улыбка, но Сергею кажется, что она у него не столько счастливая, сколько какая-то заискивающая растерянная. В глазах его заметна усталая настороженность и пугливое, равнодушие. Он словно боится разоблачения чего-то тайного, порочного, преступного.
Сергею часто говорили и сам видел, что на отца он похож, такой же упрямый черный чуб,глаза отцовские - голубые и подбородок,как у него,слегка вытянут вперёд. Досадовал Сергей, что не на маму похож он.
Вглядываясь в снимок юноша спрашивал себя: почему отец не приехал, когда мама болела, почему не вернулся домой, после того как к нему прилетела весть о её кончине. Спрашивал и не находил ответа. Но где - то глубоко, в самых дальних заторах души Сергея зрела мысль о том, что, никогда отец не любил маму и не любил он сына и дочь и вся жизнь его с ними была подлым притворством.
Растревоженный не лёгкими мыслями Сергей заснул только на рассвете. Засыпая Сергей успел подумать о том, что Игнат, его рабочий учитель, даже если не уедет в своё родное село, всё равно пить больше не будет, потому, что человек он хороший, совестливый, а раз так, то мама его сумела разбудить душу сына ко всему доброму, что сделает его счастливым. И ещё окончательно отлетая ко сну, Сергей подумал о том, что пойдет он завтра на работу с дядей Ваней Глотовым, мастером и замечательным человеком.
Только мысли о Ане Стериной не посетили его. С того очернелого в памяти вечера, когда Сергей на берегу реки мечтал о ней, а потом мчался к умирающей маме, он никогда не вспоминал её более и даже дальние отголоски его прошлых переживаний о ней ни разу, даже на миг, не воскресли её в его душе. Она ушла, исчезла из его жизни, что бы появиться перед ним позже, перед взрослым, много повидавшим человеком волнующей болью...
Ему опять приснилась мама. Она гладила его по голове тёплой, ласковой ладонью,смотрела в его глаза с нежностью, благодарностью и что-то говорила, а он не слышал её слов, но понимал он, что и там, далеко в неизведанных земным человеком мирах,мама по прежнему любит, жалеет сына и дочку.
Камышин - Красный яр 1976 год.