Как живете, господа? ч. 1-4

Мария Купчинова
1.
- Полина, вас к телефону, - начальница поджала тонкие губы, демонстрируя неодобрение.
Девчушка с копной рыжих кудряшек на голове, одергивая коротенькое платьице, подскочила к телефону. Зашептала в трубку, прикрывая ладошкой микрофон:
- Люся? Подожди, перезвоню.
Пару минут, словно нахохлившийся воробышек, посидела за слишком большим столом, переложила с места на место бумажки и, выскользнув за дверь с табличкой «Отдел кадров», стремглав понеслась к телефону-автомату, висевшему у входа в НИИ. 
- Люсь, я же просила не звонить на работу. Опять Аделаида выговаривать будет.
- Не сердись, Полька, плохо мне.
- Что на этот раз?
- Залетела я, Полька, - в трубке раздались звуки, подозрительно напоминающие всхлипывания.
- Ничего себе, вот так сходила в поход, - Полина поежилась, пытаясь уложить в голове услышанное. - Сереге сказала?
- Говорит: «Давай поженимся».
- Ну? И что тогда?
- Некрасивый он.
- Люсь, ты меня прости, это глупо. Мама всегда повторяет: «С лица воду не пить».
- Ну да… Твоя мама себе вон какого красавца отхватила. Весь поселок завидует.
Девчонки помолчали.
- Что ты понимаешь, - вздохнула Полина, - красивый бабник – чужой муж. Оно тебе надо? 

                Аделаида Марковна, пристроив на работу дочку бывшей соседки, следила не только за тем, как худенькая сероглазая вчерашняя школьница справляется со служебными обязанностями, но и наставляла: в жизни есть многое, о чем девчонка с рабочей окраины не подозревает. Хочешь жить по-другому, не так, как мама с папой – для начала получи образование.
                Вот и сейчас, укоризненно наблюдая, как молодая сотрудница протискивается в щелочку двери, не преминула заметить:
- Вам, Полина, в свободное время надо готовиться в техникум поступать, а не по улицам бегать.
- Да, Аделаида Марковна, я готовлюсь, - покорно кивнула Поля.

                Выросла Поля на городской окраине, в небольшом домике с подслеповатыми окнами, вечно протекающей крышей и водопроводной колонкой на улице. Отец, широкоплечий красавец с пышным русым чубом, ресницами в пол-лица и ясными серыми глазами заботой о хозяйстве себя не утруждал. Бабушка, мама и она, Поля, изо всех сил тянули на себе не только огород и мелкую живность, но и непрерывный ремонт дома, пьяные загулы и бесконечные похождения отца то уходящего из семьи, то возвращающегося к безропотно ожидающей жене. 

                С детских лет Поля жалела маму, но мечтала совсем о другой жизни. Аделаида Марковна могла сколько угодно говорить о необходимости учиться; сама она вырвалась с окраины, выйдя замуж за немолодого вдовца, который и учиться на вечернее отделение ее пристроил, и с устройством на работу после института помог.  Поля хотела того же. Ей не нужны ровесники - мальчишки, живущие по соседству, которые будут напиваться так же, как их родители; она мечтала о положительном, интеллигентном мужчине, который, словно принц из сказки, решит все ее проблемы. Научно-исследовательский институт, куда Полину по знакомству приняли на работу, был верным шансом: с точки зрения Поли, «положительных и интеллигентных» здесь хватало.

2.
                Павел стеснялся своей субтильной фигуры при слишком высоком росте, длинных рук, сутулой спины, и ни в какую любовь с первого взгляда не верил. Тем невероятнее было то, что обрушилось на него словно стихийное бедствие.
                Толпа студентов не ворвалась, а буквально «ввинтилась» в узкую дверь троллейбуса, мгновенно заполнив салон. Высокий парнишка в черной водолазке на весь троллейбус хвастался удачей: купил пластиночку за 60 копеек с песнями Мирей Матье. Сыпались иностранные названия песен, имена Азнавура, Синатры … То, что Павлу эти имена ни о чем не говорили, почему-то раздражало. Но когда девушка, стоящая рядом, тихонько, едва шевеля губами, напела: «Жетэмэ, жетэмэ, жетэмэ, жетэмэ!»*, -  Павел с удивлением узнал мелодию, которую совсем недавно слышал в понравившемся ему фильме «Городской романс»**.
                Возле дверей образовалась давка, девушку с прямой челкой над веселыми карими глазами прижали к Павлу так, что перехватило дыхание. Она не уступала ему ростом; пухлые, чуть тронутые помадой губы очутились настолько близко, что невозможно было удержаться от поцелуя.
                Павел никогда так не вел себя с незнакомыми девушками. Это было наваждение, от которого он очнулся лишь у себя в комнате. Девушка спала на боку, поджав ноги в коленках и доверчиво положив голову ему на грудь. Разметавшиеся волосы щекотали подбородок, а он боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть сказку.
                Павел не знал и боялся задумываться о том, почему Аня согласилась пойти к нему, и вообще, что это было… Ему все время хотелось ее фотографировать. Когда на нее падал солнечный свет, пробивавшийся сквозь давно немытые окна, от лица с монгольскими скулами шло слабое свечение; когда текли по лицу и телу струйки воды в душе, кожа казалась прозрачно-матовой и соперничала с нежными розовыми лепестками.  Она улыбалась, размахивала руками, оживленно что-то рассказывала, замирала, слушая своего Синатру, пластинку с песнями которого принесла в первый же вечер, и в каждое мгновение становилась другой, еще непостижимее чем минуту назад. У нее был только один недостаток: она не любила фотографироваться, смеялась:
- Найди рукам другое применение, - и он откладывал аппарат.
А когда уходила, закрывался в ванной, включал красный фонарь и печатал фотографии. Камера у него была довольно примитивная, но он был профессионалом и знал, какие чудеса можно творить с помощью выдержки и диафрагмы.
                Однажды Павел сфотографировал ее спящую. Теплый нагой комочек, свернувшийся калачиком, с двумя ладошками под щекой, озаренный светом ночника. Почему она рассердилась? Разорвала фотографию и ушла. Он-то знал, что это была самая лучшая фотография из всех, которые он до сих делал. Та самая профессиональная удача, которая даже к избранным приходит нечасто. А он всего лишь простой фотограф, не гений, ему лишь случайно повезло…

                Нет, она для него – слишком сложный цветок. Зачем обманывать себя? Слишком она ярка, слишком красива эта будущая звезда журналистики.

- But the dream was too much for you to hold***, - пропел напоследок Синатра с пластинки.

                Павел жил, стараясь не вспоминать руки и тело той, чьи фотографии уничтожил. Твердил про себя: «Жизнь - будни, а не ежедневные праздники, нельзя хотеть невозможного».

                Вот девчоночка из отдела кадров на него посматривает. Почему бы и нет? И плевать, что большая разница в возрасте. У него есть свои плюсы: от родителей осталась квартира в центре города, а для юной любительницы красоты это что-то да значит…               
                Павел улыбнулся, вспомнив, знакомство с Полиной. Несколько человек из института послали в подшефный колхоз: подготовить помещение для заезда сотрудников. Барак есть барак, что там готовить? Другие женщины пару раз взмахнули тряпкой и успокоились, а эта пигалица, присев на корточки, так старательно соскабливала цемент с пола в умывальнике, что, можно подумать, собиралась прожить в этом умывальнике всю жизнь.
- Хватит уже, - не выдержал Павел. Хотелось быстрее закончить все и уехать в город, воспользоваться образовавшимся свободным временем.
Девчоночка подняла голову, тыльной стороной ладошки откинула рыжие кудри с потного лба и удивленно взглянула серыми глазами:
- Так ведь некрасиво, а здесь люди жить будут.
- Ну, если ты так заботишься о красоте, ладно, давай вместе, - Павел наклонился, чтобы взять скребок, и они стукнулись лбами.
- Вот так познакомились…

                Как-то сразу они почувствовали: каждый может дать другому то, чего ему не хватает. Не так много, но и не мало. Почти сразу родила Поля двух мальчишек – погодков, со свойственной ей тщательностью занялась превращением холостяцкой квартиры Павла в уютный дом. Она умела делать чудеса из ничего: из разбитой тарелки получался эксклюзивный горшок для цветов, из лоскутов – абажур и занавески на кухню, из детских ползунков – замечательный жираф, с которым мальчишки не хотели расставаться. Вот только на техникум махнула рукой: стало не до учебы. Павел в свободное время занимался фотографией, посылал свои работы в журналы, иногда их печатали, и тогда Полина гордилась мужем.

3.
                В прихожей долго звонил телефон. Пока Полина, вытирая руки, собралась из кухни подбежать к нему, что-то загрохотало за стеной.
                Забыв про телефонный звонок, Поля распахнула дверь в комнату и остановилась, ошеломленная: похоже, на их комнату пришелся эпицентр землетрясения. Альбомы, которые Павел покупал с каждой зарплаты, и к которым не разрешал никому прикасаться, валяются на полу… Эрмитаж, Третьяковка, Лувр… На освободившееся место в книжные полки залезли сыновья. Младший, Петенька, в нижнюю; Ваня, судя по всему, пытался залезть повыше, но не удержался и полка вместе с ним оборвалась. Осколки стекла засыпали обоих мальчишек, со страху поднявших жуткий рев.
- Что вы здесь натворили?
- Мы гусеницами были, а полка – наш кокон, нам пора в бабочки превращаться, вот мы и стали из них вылезать. Ну, не удачно немного, - белобрысые мальчишки, похожие на отца как две капли воды, одновременно вытерли слезы кулачками и шмыгнули носами.

- Поль, я тебе уже третий раз звоню, а ты все трубку не снимаешь.
- Да у меня здесь гусеницы в бабочек превращались.
- Ты еще и юным натуралистом подрабатываешь? Я чего звоню: Полька, давайте вместе на море съездим? Можно дикарями, это недорого.
- Нет, Люсь, мы не можем. Веник в ванной возьмите, - Полина пыталась разговаривать по телефону и контролировать процесс уборки комнаты.
- Павел не захочет? Он у тебя совсем нелюдимый какой-то, - Люся знала способность подруги заниматься несколькими делами одновременно и то, что не вписывалось в контекст разговора, легко отбрасывала.
- Ты смеяться будешь. Мы козу купили. Мальчикам козье молоко хорошо, сама знаешь, они у нас слабенькие. А коза с норовом.
- Что эти слабенькие сейчас натворили?
- Сорвали книжную полку со стены, стекло разбили, альбомы Павла на пол побросали, – начала перечислять прегрешения мальчишек Полина.
- На балкон выставила?
- Детей? – расхохоталась Полина, – они только об этом и мечтают.
- Козу!
- Да нет, отвезли маме в поселок. Альпинистка попалась: только спустишь с привязи, по поленнице на крышу сарая запрыгивает и давай ветки ивы над сараем объедать. А потом морду к небу поднимет, бородой трясет: «Ме-е-е, ме-е-е». Мама выйдет во двор, ругает ее, кулаками трясет; Маруська наша помолчит, выслушает и опять: «Ме-е-е, ме-е-е». Павел фотографию сделал, «Зарница» называется. На фоне заката петух глаза выпучил, клюв раскрыл так, что не только горло, но и желудок видно - кукарекает, рядом Ванька наш с барабаном на шее, в руках палочки, и коза на крыше задрала вверх голову, бороду отставила, блеет. Первое место на конкурсе дали.
- Доит-то кто?
- Да я и езжу каждый день, больше она никого не подпускает.
- Сил сколько на это надо, Полька.
- Ничего, справляюсь. Вернетесь с моря, привози свою Марийку к нам. Молоком отпоим перед школой.

4.
- Да, Сережа. Что?! Легла, обняла Марийку и не проснулась?! Никто не знал, что сердце больное …
Мы с Павлом едем к вам, конечно, заберем Марийку, отвезем вместе с нашими мальчиками к моей маме.


Продолжение см. http://www.proza.ru/2016/11/25/829

*Je t'aime, je t'aime, je t'aime, je t'aime (Я люблю тебя, люблю, люблю, люблю)
Слова из песни Мирей Матье "La chanson de mon bonheur" (Песня моего счастья)               
  https://www.youtube.com/watch?v=OKFCkBUO01E

**"Городской романс", фильм Петра Тодоровского, 1970 год.

***"Но эта мечта оказалась для тебя непосильной" - строчка из песни Фрэнка Синатры "The world we knew" ("Мир, который мы знали")