Я уже писал, что после войны в местах бывших под оккупацией все было разбито и разгромлено.
В особенно бедственном положении оказались сельские школы. Помещения разрушены, а учителей нет. Дети даже буквы не учат. Местное руководство приняло мудрое решение.
Они договорились с областью, чтобы лица окончившие семилетку были оформлены заочниками в педтехникум, и получили право преподавать в сельских школах.
Я был одним из числа мобилизованных на эти цели.
Мне доверили 3-й класс в районной школе. А поскольку жили мы в другой деревне, то ежедневно требовалось пройти туда и обратно по 5 км.
В непогодицу и зимой это было не совсем легко. Дирекция совхоза выделила мне при общежитии маленькую отдельную комнатку, примерно метров восьми .
Когда я там оставался, это было ужасно. Холодно, неуютно.
В то время учитель младшего класса должен был преподавать все дисциплины. Меня особенно беспокоило чистописание.
Были определенные стандарты, специальные перья.
Были предназначенные для этого трехлинейные тетради.
Учитель должен был на доске разлинеить, как будто тетрадный лист. Затем вписать в него те буквы, которые нарабатываются сегодня.
При этом, самое главное, надо было, чтобы все буквы были выведены с соблюдением полагаемых нажимов.
А я этого ничего не умел. Однажды на перемене, перед уроком чистописания, когда я мучился у доски, готовясь к уроку, подошел один мой ученик и обратился ко мне: «Давайте я Вам помогу».
Я отдал ему мел и был просто поражен. Он так быстро и технично расчертил доску, потом спросил какие буквы туда надо вписать, и сделал это удивительно красиво и хорошо, соблюдая все правила нажимов.
Я был очень благодарен за помощь, и за проявленный такт. Это вошло у нас в практику и каждую неделю он помогал мне готовить урок чистописания.
Однажды он заболел. Я был просто в отчаянии. И вдруг ко мне подошла одна девочка, Ниночка. Я до сих пор ее помню. Она была красива, как ангел небесный. Училась очень хорошо. Была по-настоящему воспитана для своих лет.
Помню, я еще подумал, Боже, а за кого в этом селе должна будет выйти замуж этот ангел?
Между тем она обратилась ко мне: «Давайте я вам помогу, я это могу не хуже Кости»
Я отдал ей мел, а сам подумал: «Господи, до чего же велика твоя милость.»
Действительно, она обращалась с мелом, как кудесница, и ко звонку на урок, на доске уже красовалась все, что положено.
Однажды мне поручили выпустить стенгазету. А я забыл сказать, что по рисованию у меня были столь же выраженные способности, как и по чистописанию.
Что делать?
Я пригласил обоих своих помощников к себе в общежитие, имея в виду, что тексты я напишу, а нужные рисунки сделают они.
Когда они пришли ко мне, то были поражены убогостью моего жилища. Газету мы делали долго. Я понимал, что они голодны не менее меня. И прощаясь, я извинился, что ничем их не угостил.
Костя у меня попросил: «оставьте ключ, наступают осенние каникулы,
может ремонт какой нибудь будут делать.»
Через несколько дней, когда я вернулся, я не узнал свою комнату. Все было вымыто и вычищено до блеска. А самое главное в углу стояла железная печка, а у входной двери, под лестницей, лежала стопка наколенных дров.
Когда затопили печь, и в комнате впервые стало тепло, я не знал какими словами выразить им свою благодарность.
Хорошо, что мама дала мне какие-то гостинцы. Мы вместе выпили чай, а потом Костя сказал, что ему наказано навестить больную бабушку и убежал.
Нина сказала, что она не успела навесить на окно занавеску, закончит и тоже уйдет. Она взобралась на подоконник и стала прилаживать занавеску.
Я увидел, что она не достает до верха рамы, и тоже взобрался на подоконник. Я прикреплял вверху, а она сбоку и внизу. Закончив работу, она присела на подоконник. Я уселся рядом.
Мы поговорили о школьных делах. Еще о чем-то. Меня поразила трезвость ее мышления, и достаточно глубокое понимание любой ситуации, о которой мы бы ни говорили. Когда мы собрались уже уходить, она подошла ко мне вплотную и спросила:
«Умеете ли Вы ждать?»
Я ответил как-то не совсем четко. И стал спрашивать, с чем связан ее вопрос.
Она без тени смущения, как говорят о хорошо обдуманном вопросе, ответила. «Если бы Вы подождали 4 года, пока я получу паспорт, я стала бы Вашей женой, причем самой лучшей в мире.»
Я немного опешил, но сказал: «Если жизнь будет продолжаться в нынешнем виде, я клянусь ждать тебя. Но если как то кардинально изменится, выезд или Армия, где не все
будет зависеть от меня, я, насколько позволит жизнь, буду ждать тебя»
Мне очень хотелось обнять и прижать к себе это милое существо, но нельзя было забывать, что я учитель. а она школьница младших классов. В то время подобные альянсы жестоко преследовались.
Я ее слегка полуобнял и прикоснулся губами к ее лбу. На этом мы разошлись.
Учебный год продолжался, но она ни одним шагом, ни одним словом или жестом никогда не показала, что у нас есть такой уговор.
Этому событию больше 60 лет. Но, начав писать об этом, при моем-то возрасте, я как будто заново прошел через это.
Самое удивительное, что никто из нас тогда, не произнес слова любовь. Это, как будто, само собой подразумевалось. Возможно, она, хоть и маленькая, но чувствовала, что нравится мне.
Помню, что меня тогда поразила степень ее подготовленности к этому разговору. Она уже знала, где и как построить Дом. Как решить вопрос земли. И много других вопросов.
Но человек полагает, а Бог располагает.
Через полгода мы выехали в другую страну. И преуспевающий учитель, пред которым взрослые снимали шапку, здороваясь, и которому все прочили большую перспективу в педагогической деятельности, превратился на новом месте жительства в никудышного слесаря, самого неумелого в цеху
Другой работы не было. А я в жизни не только не держал инструмент, которым мне надлежало работать, но даже не видел его, и понятия не имел, как им работать. Поэтому ходил все время с израненными руками, и чувствовал себя так, как будто весь городок только тем и занимается, что обсуждает, какая бездарная личность к ним приехала. При моем повышенном самолюбии такое существование все время держало меня в закомплексованном виде.
Если бы в то время, я на улице где-нибудь встретил Ниночку,;я бы перешел на другую стороны улицы, чтобы она не видела в какое ничтожество я превратился. Поэтому я не писал и не искал ее.
Здесь еще добавлялись серьезные финансовые трудности, мама уже не работала. Если бы даже, я захотел вернуться, я еще не был готов по уровню зарплаты содержать двоих.
Вскорости меня взяли в Армию. Тоже несколько лет оказались потеряны.
Прошло не менее 20 лет, пока я в чужой ипостаси, смог вернуть себе и честь и достоинство и самоуважение. Стать инженером и наработать профессионализм.
Боже! Какое это счастье, когда человеку удается восстановить себя в правах! Убедить всех, что ты был и остался личностью.
Много лет я даже не вспоминал об этом эпизоде. А сейчас, когда по сути дела заново прошел всю ситуацию, я как-то стал ощущать свою вину. Я был воспитан без отца и до поры до времени не был приучен к самостоятельным, принципиальным решениям.
Нина дорогая! Да святится имя твое!