Она звалась Татьяной

       
      Только самые близкие задушевные друзья, а таких было раз-два и обчелся, иногда звали ее Таточкой. Все остальные, включая сестер, брата и даже родителей, называли полным именем Татьяна, но никогда Таней, Танюшей или как-то попроще, по-домашнему. Так было принято в этой семье.

А речь идет о семье Романовых,  и конкретно о второй по старшинству дочери Великой Княжне Татьяне. Сестры придумали ей прозвище «Гувернантка», видимо за то, что она всегда была поборницей этикета и соблюдения дворцовых правил приличия и часто делала кому-то из них замечания за то, что они порой, по ее мнению, вели себя не так, как подобает царским дочерям.

     -«Это уже женщина», - говорила о ней царица с заметной гордостью, хотя «женщине» было всего шестнадцать лет отроду.

     Татьяна родилась 29 мая (11 июня) 1897 года, через полтора года после старшей сестры. Родители, безусловно, на этот раз ждали мальчика, чтобы воплотить в жизнь Первый закон Российской Империи – Закон о Престолонаследии. Но к их досаде опять родилась девочка. Однако ее отцу всего двадцать девять лет, а мать на четыре года моложе, так что времени впереди еще много. К тому же наверняка утешением для Александры Федоровны явилось то, что Татьяна с детских лет была похожа на нее внешностью, а с годами, как выяснилось, и характером. В ее поведении нетрудно было заметить властные повелительные нотки, она отличалась чисто немецкой практичностью и имела, если так можно сказать о двадцатилетней девушке, царственную осанку.

     « В три часа папа, Ольга, тетя и я поехали в Петропавловскую крепость на панихиду. – Это запись из ее дневника за 1913-й год. – « Я первый раз имела платье до полу и волосы наверх в прическу. Очень довольна» (20 февраля).

     И на следующий день: « После сразу пошли одеваться в длинные платья, у меня и у Ольги первый раз со шлейфом». А вот Ольга в те же дни записывает в своем дневнике, что они вчетвером катались в санях по Невскому проспекту и по Морской улице, проезжали по набережной и видели стоящий у берега «Штандарт», который все они очень любят.  А во что были одеты – с ее точки зрения не так важно.

     Повзрослев, Татьяна стала для матери настоящей советчицей, каковой и оставалась до конца жизни. В наиболее ответственные моменты, когда надо было экстренно принимать решение, рядом с матерью оказывалась именно Татьяна. В Тобольске, когда прибывшим из Центра комиссаром Яковлевым царю было объявлено, что уже завтра он будет перевезен в «более надежное место», Александра Федоровна сразу же заявила, что одного его никуда не отпустит. Впервые, по ее словам, она не знала, как поступить и была близка к истерике. И только присутствовавшая здесь же Татьяна весьма решительно и резонно заявила, что на чудо рассчитывать нечего и нужно срочно решать, кто поедет с отцом и начинать немедленно собираться. Этим заявлением она привела мать в чувство и прекратила ее метания.

     Казалось бы понятным со стороны императрицы взять в этот путь именно Татьяну, помощницу и советчицу. Но сын Алексей не может ходить, незадолго перед этим ушиб ногу, что вызвало очередной приступ гемофилии, страшные боли в суставах. И хотя рядом остаются воспитатель и персональный детский врач Деревенько, все же непременно должен быть кто-то из своих. На старшую дочь Ольгу надежды мало, в первую очередь у самой Александры Федоровны, недаром она писала из Тобольска кому-то, что «Ольга с ленцой». И поэтому оставляет за старшую именно Татьяну.

     Между тем Ольга и Татьяна – два непохожих характера, почти антиподы – всегда были дружны и очень любили друг друга.

     Почти все главные жизненные события у обеих сестер одни и те же: как и Ольга, Татьяна по достижении определенного возраста «получила» 7-й Вознесенский уланский полк, то есть стала его шефом. Уланская форма очень шла ей и ладно сидела, а сама она изящно и вместе с тем уверенно сидела на лошади, мастерски ездила верхом.

     Обстоятельность Татьяны и ее скрупулезность во всем, отмечаемые многими из ее окружения, заметно отличают ее от старшей сестры. Как подробно она ведет список прочитанных ею книг, аккуратно записывает, когда и от кого получила письмо или открытку, когда и кому написала сама. Позже завела книжечку, где собирала автографы друзей и знакомых, а если удавалось еще и заполучить фотографию этого человека, подклеивала рядом.

     Совсем по-иному читается и ее дневник. В отличие от Ольги, которая обходилась одной часто повторяющейся фразой «уроки были», Татьяна записывает так: « Утром в 9 часов у меня был урок русского языка с П.В.Петровым, второй час у меня должен был быть батюшка, но он был болен. Третий час у меня был урок математики с Ф.П. Цытовичем (ненавижу этот урок!) Потом пошли наверх переодеваться и в то же время пили чай, т.к. торопились на урок физики, который бывает в реальном училище с тем же учителем, который учит математике. Когда вернулась, имела урок музыки с месье Конрад.

     Неправда ли, довольно напряженные дни, почти сплошь состоящие из занятий, выпадали царевнам?

     Но в проявлении своих чувств Татьяна, напротив, сдержанна и замкнута. К тому же была резка на язык и если уж невзлюбила кого-то из окружающих, то могла при случае высказать этому человеку все, что о нем думает. Даже ближайшая подруга императрицы и ее наперсница во многих делах, любимая фрейлина Вырубова признавалась в своем дневнике: « Иногда я побаиваюсь коготка великой княжны Татьяны. У нее своеобразный характер, многое от мамы». Татьяна очень сблизилась с назначенной к ним в гувернантки фрейлиной Софьей Ивановной Тютчевой (кстати, внучкой известного поэта) и во многом подпала под ее влияние. Тютчева люто ненавидела Распутина и когда альянс Распутин – Вырубова стал своими хитроумными интригами все более оплетать царскую семью, она не раз высказывала свое мнение, особенно старшим воспитанницам. Татьяна полностью поддержала мнение своей воспитательницы.

     Возможно, именно благодаря поддержке Татьяны и решилась Тютчева высказать императрице все, что она думает о близости к престолу «пьяного деревенского мужика». Но этим лишь вызвала немилость к себе и была отстранена от воспитания княжон. Татьяна более всех сестер переживала ее уход.
     Кстати, вспомнилось, что княжны называли ее "Сованной" - сокращенно от имени и отчества. И не только между собой, но и при обращении лично к ней. Она привыкла и не поправляла их. К тому же в этом была даже некая доверительность.

     Шутить или даже слегка подшучивать над Татьяной, как это можно было с любой из сестер, никто не решался, даже Алексей. Видимо, ее серьезность не располагала к этому. Но тот же Алексей из всех сестер выделял именно ее и тянулся к Татьяне, хотя по возрасту ему были ближе кто-то из «маленьких», как их называли, – Мария или Анастасия. Татьяне он чаще всего писал из ставки в Могилёве. Своим детским почерком он писал карандашом на открытках: « Дорогая Татияна. Я буду ждать от вас писем. Да хранит тебя Бог. Любящий тебя Алексей».

     Как отмечает учитель французского языка Жильяр, все сестры, исключая Ольгу, были весьма посредственными ученицами. Из всего курса наук, преподаваемого великим княжнам, Татьяна предпочитала уроки музыки и пения. Она не только хорошо поет, но и разбирается в музыкальной грамоте: в ее личном архиве сохранились ноты для четырехголосного хора «Милость мира», испещренные ее непонятными пометками. Они были с ней и в Тобольске и даже в Екатеринбурге, где было уже не до пения.
 
     Уроки танцев она тоже усвоила лучше всех остальных. На тех немногих балах, где успела поприсутствовать, Татьяна танцевала легко и изящно, выделяясь среди всех танцующих. В 1911-м году  гофлектрисса (придворная чтица) Екатерина Шнейдер, последовавшая за Романовыми в ссылку и также расстрелянная в Перми чуть позже, послала Татьяне рождественскую открытку, на которой была изображена танцующая пара в вечерних нарядах. Надпись гласила: «Вот и Вы так же грациозно танцуете». А танцорше-то еще и четырнадцати не исполнилось.

     Но никак нельзя сказать, что только музыка и танцы составляли для нее главный интерес в жизни. Напротив, хорошо ее знавшие утверждали, что сферой ее интересов были хозяйство, рукоделие, будничный уклад жизни. Уже из Тобольска бывшая императрица пишет одной из придворных дам, рассказывая о дочерях: «Дети все выросли . . . Татьяна, как и всегда, всем и везде помогает».

     Вот еще один любопытный штрих к ее портрету. Каждого, кто хоть раз читал что-либо написанное рукой Татьяны, наверняка поражал ее почерк, настолько он своеобразен. Основные его отличительные черты – высота букв и их ширина, а точнее сказать, узость. Каждая буква по меньшей мере вдвое выше тех, что обычно выходят из-под руки человека. И в то же время они настолько узки, что обычное «о» выглядит у нее едва ли не сплошной вертикальной чертой.

     Опытный графолог легко определил бы по этому почерку сложный и во многом противоречивый характер его обладателя. Неизвестно, была ли таким графологом коллега Татьяны и Ольги по госпиталю старшая сестра милосердия Валентина Ивановна Чеботарева, попытавшаяся по почерку предсказать судьбу Татьяны. За три месяца до своей гибели Татьяна пишет ей следующее: « Смотрю иногда на бумажку, которую, помните, Вы мне написали насчет моего почерка. Уже одна перемена вышла, которую Вы предвидели. Смешно, что все-таки некоторые черты характера верны».
Но главное изменение в жизни Татьяны за это время – из Великой Княжны она стала узницей и из столицы «переехала» в захолустный сибирский городок. А дальше последовали и еще более роковые перемены. Предсказала ли Чеботарева и их тоже?

     Трагично и еще одно: цитируемое письмо датировано 14-м апреля 1918 года и уже не дошло до адресата, потому что Чеботарева, продолжавшая работать сестрой милосердия во фронтовом госпитале теперь уже гражданской войны (на стороне белых) как раз в эти дни умерла от тифа в Новочеркасске.

     Осенью 1917- го года многие газеты, выходившие в то время в России, вдруг оповестили о том, что великая княжна Татьяна сбежала из места заключения и сумела добраться до Америки. Эта «утка» отправилась летать далеко по свету. Кто-то из знакомых прислал в Тобольск одну из таких газет, и сама «беглянка», прочтя ее, в письме все к той же Чеботаревой высказалась по этому поводу весьма саркастично: « Массу глупых слухов пишут в газетах, кк (которые – н.пр.) Вы наверное читали, но все вздор. Нам даже прислали вырезку из газеты, где было сказано о моем побеге в Америку. Надеюсь, Вы этому не поверили? Интересно, кто занимается этими глупыми выдумками? Наверное, люди, много трудящиеся на пользу Родины – правда?»

     Так сложилось, что два своих последних дня рождения Татьяна «отметила» в заключении: двадцатилетие в Царском Селе, а двадцать один год пришелся уже на дом Ипатьева в Екатеринбурге, последнее «жилье» Романовых.

     Николай II записал в этот день в своем дневнике: « Дорогой Татьяне минул 21 год! Гуляли опять в две очереди. К завтраку Харитонов (повар – н.пр.) подал компот к большой радости всех. . .»

     А вот что отмечено в этот же день еще в одном документе. Он называется «Книга для записи дежурств членов отряда особого назначения при семье быв. Царя Николая Романова». Читаем (хотя в читальный зал архива он не выдается): «Обычная прогулка семьи Романовых. Татьяна и Мария просили фотографический аппарат. Мотивируя тем, что им нужно доделать пластинки, В ЧЕМ КОНЕЧНО ИМ БЫЛО ОТКАЗАНО». Здесь можно предположить, что княжны хотели сфотографировать саму виновницу торжества и, наверное, сняться всем вместе,для чего и попросили свой же фотоаппарат. Но получили категорический отказ, просто так, без всяких объяснений. Только компотом и отметили Татьянин день.

     В личном фонде Татьяны есть открытка, присланная ей из Копенгагена бывшей фрейлиной Буксгевен. «Дорогая Татьяна Николаевна, - пишет она, - надеюсь эти скошенные глаза Вам понравятся (на открытке изображена томная красотка классического испанского типа – н.пр.), до такого совершенства Вы еще не дошли. Здесь залили дожди. Часто, часто Вас вспоминаем, так теперь кажется грустно и пусто! Напишите пожалуйста, когда будет время. Крепко, крепко целуем Вас.»
     Ваша Иза Буксгевден.

     Эта открытка датирована 17/30 августа 1918 года, а значит той, кому она адресована, уже месяц как нет в живых. И не будет у нее больше времени, чтобы написать ответ в Копенгаген.

     Но весть о том, что случилось в Екатеринбурге в доме Ипатьева в ночь с 16-го на 17-е июля того же года, до Дании еще не дошла.