Храм Искусства

Борис Алексеев -Послушайте
Введение

Представим Храм искусства как некую необозримую башню до неба, где все говорят «на разных языках». Художники – на цветном наречии радуги, музыканты – камертонами гармонических тонов, писатели и поэты – иероглифами литер, учёные – алгебраическими построениями цифр... И не понять им никогда друг друга, если бы не Матерь София, Премудрость Божия, повелевшая служить избранникам своим у Престола Красоты и днём, и ночью.
Кто отступит на шаг от Престола, того муза-диаконисса под ручку выведет из алтаря искусства, мол, «ступай с миром, отступничек дорогой». Да ещё от щедрот Матери даст мешочек гульденов на прощанье, дескать, «на сытую жизнь». Это на Западе.
У нас не так! Только ты от дарохранительницы на шаг отошёл дух перевести, тут же Федька-алтарник, балбес здоровый, схватит тебя за ворот, выпроводит из алтаря, да пинком с солеи столкнет, не поленится! Ты ему: «За что?!», а он в ответ: «Поэт в России больше, чем поэт! – ступай с Богом и не смей возвращаться – пускать тебя не велено!». И горько, и стыдно, а что поделаешь, сам виноват – шелохнулся.


Часть 1 «Мушкетёры короля»

Декабрь 2030-ого года. 
Здание Московского художественного училища. Мастерская живописи. Высокие потолки украшены реликтами интерьера - деревянными кессонами. Высокие витражные окна объединяют пространство учебной залы с половиной московского неба. В центре мастерской - небольшой стол, накрытый розовой велюровой тканью. На столе чья-то внимательная рука расположила нехитрый натюрморт: пара яблок "а ля Сезанн", лукошко, до краёв наполненное киноварной ягодой клюквой, и два-три столовых предмета, так сказать, «для темы». Часть ягод рассыпалась по ткани, подсвечивая зеленовато-розовые тени яблок алыми рефлексами. 

Вот скрипнули петли дубовой входной двери, и в мастерскую протиснулся художник Лёшка, талант и будущий гений. Лёшка подсел к натюрморту, перевёл дух и принялся выдавливать на палитру краски.
Минуты не прошло, как дверь скрипнула вторично. В мастерскую вбежал поэт Гоша в жёлтом  пуловере и шарфе неопределённо-жёлтого цвета.
- О-ба-на! Красотища-то какая, - Гоша тщательно обвёл глазами постановку, достал из кармана скомканную тетрадку и, не замечая Лёшку, стал что-то быстро записывать. Лёша неодобрительно поглядел на суетливого Гошу, вздохнул  и принялся размечать рисунок натюрморта на небольшом холсте, натянутом на подрамник.

Следует сказать, что творческий акт, будь то живопись, музыка, или слово – штука тонкая. Рождение образа всегда имеет глубоко внутренний, интимный характер. И если рядом оказывается случайный (или преднамеренный) раздражитель, то внутренний диалог мастера и будущего творения может не состояться. Гоша это понимал и, заметив недовольство товарища, отошёл в сторону.
Через минуту дверь скрипнула в третий раз, и в залу вошли, громко переговариваясь, закадычные друзья Стёпа и Лёва. Степан учился в Гнесинке и подумывал стать свободным некоммерческим музыкантом, поэтому немного бедствовал. Лев, напротив, вырос в благополучной еврейской семье. Его отец работал доцентом на кафедре математики МГУ, а сам Лёва учился в аспирантуре и по настоянию отца давал частные уроки.
- Лев, рыкни что-нибудь, смотри, красотища-то какая! – пропел губами Стёпа, не отводя глаз от содержимого лукошка. 
- Да, натюрморт что надо. Как говаривал мудрец Мёбиус: "замкнутая алгебраическая полнота". Проще говоря, продольный срез осеннего клюквенного болота, равный фиксированному объёму деревенского лукошка! - ответил Лёва, оглядывая предметы.

Лёша отложил кисти и с улыбкой стал разглядывать своих «очень старых», но по-прежнему совершенно непохожих друг на друга товарищей. Вопреки мнению о том, что общение усредняет личности собеседников (например, пара "хозяин – собака"), наши герои во всех перипетиях житейского со-существования оставались самими собой, напоминая знаменитую четвёрку мушкетёров Дюма. Описать их дружбу, наверное, можно, перефразируя известную поговорку: «дружба дружбой, но личность неприкосновенна».

Дверь скрипнула снова, и на пороге появилась юная особа в белой, расшитой золотом тунике. Густые каштановые волосы вскипали на плечах девушки, подобно волнам морского бриза, набегающим на прибрежные утёсы Их брызги свободно падали вниз и терялись в неизъяснимой прелести девичьей вертикали. Казалось, сама божественная Ника Самофракийская впорхнула в мастерскую.
- О-ба-на!.. - Гоша процитировал самого себя, взволнованный очередной встречей с прекрасным. Цанговый карандаш скатился с его ладони, довольно цинично подпрыгнул пару раз над половицами мастерской и застыл в метре от прекрасной незнакомки.
Лёша встал и чинно поклонился девушке. Вслед за ним остальные ребята также склонились перед девушкой в старомодных, витиеватых поклонах.
- Я за вами, - коротко ответила девушка на коллективное приветствие юных Ромео, - идёмте же!


Часть 2, «Московия» (прямого отношения к теме повести не имеет).

Лавируя между ящиками, мольбертами, творческими работами и учебными пособиями, Ника (будем так называть прекрасную незнакомку из Фракии!) стремительно прошла по коридору, спустилась по парадной лестнице главного корпуса и вышла на улицу.

Хотите знать, как выглядит пост-Собянинская Москва 2030-ого года?
В нашей стране о будущем догадаться не трудно. История матушки России, видимо, никогда не станет учебником жизни и сводом полезных рекомендаций. Увы, её дети из века в век предпочитают начинать жизнь сначала. На каждом историческом промежутке мы, бросаем в корзину прежние тексты, считая их негодными, и пишем с чистого листа новые исторические откровения. Наше неистребимое революционное начало всякий раз оказывается в плену уже известных заблуждений. И тогда мы говорим: «Бес попутал!» Но уже завтра, забыв собственные покаянные слова, открываем чистый Word-овский документ и с горящими глазами присаживаемся у клавиатуры...

Да-да, именно так. Московские улицы Лужковских и Собянинских периодов муниципального всевластия «беспечно» меняли пешеходную брусчатку и газонные оградки за государственные деньги. Городские нововведения определяли портфель заказов «свечных заводиков" очередного правящего клана. 
«Что вы хотите, Татарин на Москве!» - охали бабки на лавочках. «Да, иго татарское – штука долгая…» - вторили им старички-пенсионеры.
В самом деле! До чего же эти русичи неблагодарны! Как им не промывай мозги: мол, не было никакого ига, и Куликова сражения тоже не было – нет, твердят своё - было сражение! Им, родимым, уж и пенсию на рупь повысили, а они большого мурзу Собянина так и кличут «лукавым татарином», ну что с них взять?..
И хотя век нынче иной, в глазах московских стариков всё кружится тополиный пух времён пятидесятых, послевоенных.
Бежит время! Кто сейчас помнит грандиозное советское кино Марлена Хуциева «Застава Ильича»?
...Идут русские воины ранним утром по безлюдной Красной площади, будто меняют они караул не у мавзолея с остатками вождя, а у нашего с вами порога...


Часть 3 «Храм красоты»

Накинув наспех что-то из верхней одежды и возбуждённые интригой происходящего, ребята шли метрах в пяти позади плывущей, как белый парус, божественной Ники. В декабре температура Москвы разительно отличается от показателей даже самых отрицательных греческих термометров. Тем не менее, девушка шла в открытой легчайшей тунике. Поверх её крыльев, не видимых простым глазом, развевались белые античные ленты, как поздние византийские орари.

Минуя кварталы и перекрёстки, переходя с одной улицы на другую, они вышли на городскую окраину. Неряшливая промзона, похожая скорее на свалку, чем на регулярную территорию города будущего, вдруг расступилась, и наши герои оказались на площадке, отгороженной от всего прочего стеной из белого природного камня. Девушка обвела ребят строгим внимательным взглядом и пригласила войти в сложенный из розового травертина проём в стене. Смеркалось. На небе загорались первые звёзды. Ребята один за другим последовали за девушкой. Лёва чуть задержался, определил по Большой Медведице местоположение Полярной звезды и после этого вошёл в травертиновый проём вслед за остальными.

 
- О-ба-на! – вновь процитировал Гоша самого себя, с восторгом оглядывая великолепную залу неопределённых размеров, сверкающую, как Сезам, отсветами не одной тысячи драгоценных камней и природных кораллов.
- Друзья, я приветствую вас в храме Красоты! Это не сон. Всё, что вы видите вокруг, реально существует. Просто остановилось время, и мы имеем возможность рассмотреть изнутри порядок вещей. В жизни, когда время непрерывно перемещает нас по житейской вертикали, такой возможности нет, - голос девушки нарушал тишину залы и казался самостоятельным сгустком звука, летающим, как горлица, среди высоких подпружных арок и колонн.
Она подошла к внушительной кубической форме из красного мрамора, покрытой золотистой материей. В самом центре куба лежала книга в потемневшем от времени кованном переплёте.
- Перед вами Престол, главное сакральное вместилище Духа Красоты. Именно Ему вы в меру сил старались служить своими юными творческими устремлениями. Мне поручено пригласить вас на торжественную службу, которая сегодня состоится в этой зале. Пока же предлагаю вам оглядеться и просто полюбоваться красотой.
С этими словами девушка повернулась, отошла немного в сторону и исчезла среди колонн.

Как долго бродили наши герои по многочисленным переходам сверкающей залы, определить не смог бы даже Лёва, ведь время, как сказала девушка, остановилось. Каррарские мраморы, дорические капители, лёгкий искрящийся потолок, выложенный из азуритовых гранул, тихая, звучащая ниоткуда органная музыка, наполняли пространство храма возвышенным дыханием неведомой, иной жизни. Оттого в юных сердцах возникала потребность отложить мирские попечения и доверить себя неусыпному путеводителю по храму Красоты – Духу Божественного Равновесия…


Часть 4 «Невероятная встреча»
 
Но вот зала стала наполняться людьми. Ребята с недоумением смотрели на одетых в различные исторические костюмы мужчин от молодых ровесников нашим героям до глубоких стариков. Забегая вперёд, скажу: в отличие от сценического перевоплощения или костюмерного шествия, залу заполняли реальные исторические персонажи.
Всегда существует возможность сорвать маску «а ля Станиславский» даже с выдающегося актёра. Когда же в историческом костюме является сама жизнь, у вас по спине бежит резвый холодок, оповещающий, что аплодисментами и расшаркиванием в гардеробе на этот раз дело не обойдётся, и вам лично придётся в чём-то определённо участвовать.

- Я понял! - Лёва дёрнул Степана за рукав, - это гении!
Действительно, когда улеглось первое возбуждение, стало очевидно, что перед ребятами явилась не костюмированная толпа Станиславских и Немировичей Данченко, а реальный многовековой генофонд человечества!
Молодой стройный баловень судьбы Рафаэль беседовал о чём-то с коренастым мрачным стариком. Уродство собеседника не оставляло сомнений в том, что это сам Микеланджело. От них чуть поодаль стоял в задумчивой позе великий Леонардо и время от времени улыбался, поглядывая на говорящих. В руках у Леонардо был свиток с витиеватыми гербовыми  печатями, перевязанный пунцовой шёлковой тесьмой. Лёва обратил внимание на бережность, с которой Леонардо перекладывал свиток с руки на руку, защищая его от эмоциональных движений Микеланджело. «Эх, знать бы, - подумал Лёва, - что писано в этом пергаменте!..» 

- Братцы, да это же Пушкин! - простонал Гоша, выглядывая в толпе смуглого мужчину небольшого роста с вьющимися бакенбардами. Пушкин весело что-то рассказывал высокому идальго в испанской фетровой шляпе с культёй вместо правой руки. Да-да, собеседником Пушкина был знаменитый Сервантес. К ним подбежал запыхавшийся Володя Высоцкий и «по секрету» шепнул пару слов, от которых все трое расхохотались. Разобрать слова не было никакой возможности, т.к. толпа росла, шумела, буквально «выкипая» из обширного пространства залы.

- Начнём, друзья! - торжественно объявил старец в белой греческой тоге и голубой накидке, переброшенной через левое плечо.
- Это Гомер, - шепнул Гоша стоящему рядом Лёшке. Лёша не ответил, т.к. не смог разжать сомкнутые от волнения челюсти.
Толпа выстроилась перед Престолом, каждый, кто имел головной убор, снял его. Слепого Гомера подхватили под локти два пожилых грека, в которых не трудно было узнать Аристотеля и Платона.
- Друзья! - воскликнул Гомер, - сегодня особый для всех нас день. Сегодня в торжественной службе во имя Красоты участвует само время! Поглядите на этих юношей, - не смотря на слепоту, он точно указал четвёрку наших героев. Все присутствующие в зале обернулись. Гомер продолжил, - Роль, которую предстоит исполнить этим юным риторам Красоты, ещё хранит будущее. Но мы сегодня имеем возможность с их помощью вернуть человечеству наши мысли, которые не сохранило время. По окончании торжественной службы я благословляю Вас вручить нашим гостям стёртые прихотью богов и человеческой вражды достижения разума, псалтири и резца. Да будет так!

Началась торжественная служба. Если бы константа времени позволяла почувствовать длительность происходящего, всё равно, для наших героев регламент службы показался бы яркой мгновенной вспышкой.
А происходило вот что.
Гении выстроились друг за другом в очередь к Престолу. Гомер взял Древнюю Книгу и встал перед Престолом в окружении Аристотеля и Платона. Каждый, подходивший к Престолу, брал из рук Гомера Книгу, поднимал над собой и произносил: "Во имя Красоты да будет память обо мне!" Затем возвращал фолиант Гомеру и с поклоном отходил в сторону. Так в абсолютной тишине, один за другим шли к Престолу великие светочи человеческого разума и духа.
Вот последний в очереди (но первый на шахматной доске) гроссмейстер Алёхин, завершая шествие, произнёс единое для всех восклицание и передал Гомеру  священную Книгу. Гомер положил Книгу на Престол. Служба закончилась.

По окончании священнодействия, гении окружили наших героев. Знаменитости имели до ребят особые поручения. В очередь на разговор к Гоше выстроились... Александр Пушкин, прокуренный и неопределённо улыбающийся Бродский, Цветаева с рубчиком на шее, прострелянный гусар Гумилёв...
Степан оказался совершенно не виден за париком рослого и сутулого Баха. Рядом нервно вышагивал и старался обратить на себя внимание франко-американский гений русского происхождения Игорь Стравинский. А Моцарт, весёлый и придурковатый тридцатипятилетний шалопай, вертелся у Стравинского под ногами, комкая в ладонях партитуру ненаписанной части "Реквиема"...

Вдруг в один миг не стало никого. Огромное количество бумажек с надписями на разных языках лежало повсюду на мраморном полу и прямоугольных травертиновых ограждениях. Повитые многолетней скруткой, они шелестели друг о друга, как осенние листья.
Наши герои поднимали драгоценные письмена, стараясь не упустить ни одного. В этот момент из-за колон вышла девушка-путеводитель, подошла к Престолу и произнесла: "Что ж, начнём и мы, пожалуй!.."


Часть 3 «Личный выбор»

- Ой, что с вами? - Ника всплеснула руками, вглядываясь в ребят. Великолепную четвёрку немилосердно трясло, как на вибростанке. Пережитое эмоциональное возбуждение выворачивало незрелые нервные системы наизнанку. Не владея собой, ребята пытались ухватиться друг за друга и тут же отдёргивали руки, как от оголённой электропроводки.
 
- Успокойтесь наконец! - воскликнула девушка, - хватит уже!
Её строгий тон подействовал на наших героев, как холодный душ. Ребята замерли в неестественных позах. На смену их нервическим всхлипам пришло странное общее беззвучие. Где-то высоко вверху, в узорчатых капителях колонн ворковали горлицы. Но шорохи птичьей толкотни заглушала гулкая дробь четырёх сердечных барабанов.
 Девушка, поскрипывая кожаными сандалиями, подошла к Престолу:

- Ваша задача - восстановить в житейском обиходе утраченные нити творчества. К сожалению, человеческое миропонимание не опирается на Премудрость Божию. Поэтому от века в век образуются всё новые и новые провалы в красоте, скреплявшей некогда первоначальную систему мира.
Много лет назад красота безраздельно царствовала над разумом человека. Древние рукописи, скульптуры, мозаики, фрески, знаменитые знаменные распевы Руси - это средоточие красоты. Увы, начиная с прошлого века, отсутствие классической гармонии в человеческом доме стало нормой. Вы должны знать, что на месте каждого уничтоженного интеллектуального шедевра, остаётся несмываемое чёрное пятно, чёрная дыра, в которую проваливаются лучшие потенции человека. Более того, проваливаются, оставляя на поверхности земли выжженные оболочки благородных мыслей и высоких чувств. Люди-короеды, вам надобно знать - есть и такие, поедают останки былого духа, покрывая (не в храме будет сказано!) «интеллектуальными» испражнениями некогда цветущие долины.
Уничтожение предметов красоты - это прибыльный бизнес последнего времени. Всё началось с археологических раскопок, когда чёрные археологи стали нарушать целостность гробниц и выставлять в витринах музеев, или на продажу, безжалостно расчленённую красоту. И всегда лукавым оправданием совершённого вандализма была некая научная целесообразность. Вскрывая могилы и выкусывая из земли собственную историю, человек постепенно превратился в слепую гидру, пожирающую саму себя.

Простите меня за длинное предисловие, но роль, которую поручает вам Премудрость, должна быть вами понята до конца. Если в мир вернётся множество уничтоженных мраморов Фидия, если то, что говорил Сократ, станет достоянием человечества не только в изложении Платона, но и в текстах его прижизненных биографов, если иконы великого русского изографа Андрея Рублёва, канувшие в лету, вновь засияют в храмах, верьте, друзья мои, мир изменится! Ведь смысл всякого творчества - поиск Божественной Премудрости.
Девушка на минуту смолкла, перевела дух и продолжила:
- Каждому из вас надлежит совершить подвиг отрешения от себя и стать сосудом, в который Красота нальёт своё молодое вино. Честно говоря, я вам не завидую! Найти силы для сопереживания труду сотен выдающихся мастеров - не просто. Однако другого пути нет. Красота не клонируется, но всегда возникает впервые. Даже тогда, когда автор любовно копирует созданное им творение.
Сейчас у Престола Красоты каждый из вас озвучит поданные наказы и испытает на себе великую силу искусства, выжигающую в человеке всё мелкое, сорное и злое. Помните, как сказал Пушкин? - "Гений и злодейство, две вещи не совместные!"
На эту высокую роль Премудрость выбрала именно вас, но вы можете добровольно отказаться от предложенного подвига. Решайте.

Дева смолкла, отошла сторону и присела на валик у основания колонны. По смущённому виду ребят невозможно было понять, к чему склоняются их мысли. Константа времени, как натянутый резиновый жгут, казалось, вот-вот лопнет, не дождавшись их решения. Первым очнулся Алексей...

- Мой отец был лётчиком. Он погиб в Афганистане. Нам с матерью вручили его золотую звезду Героя. Я тогда был ещё маленький и мало, что понимал. Но помню, как от слёз матери сжалось моё сердце, и я прошептал: «Мама, не плачь, я обязательно сделаю твою жизнь прекрасной!» Я согласен.

- Нет-нет, и думать тут нечего! – в необычайном волнении заговорил Гоша, - У меня в руках последнее неизвестное стихотворение, написанное Пушкиным наутро перед дуэлью! Об этом никто не знает потому, что Пушкин его сжёг! Вы только послушайте!
Гоша в великом волнении прочитал небольшое стихотворение, в котором Александр Сергеевич детально описывал свою предстоящую смертельную дуэль, и в последней строфе просил Бога простить его за намерение убить человека.
-Я согласен, - Гоша смолк и отошёл в сторону, стараясь скрыть внезапно брызнувшие из глаз слёзы.

- А я нет! – с вызовом ощетинился Лёва, - Я не против сделать жизнь лучше, но я против нарушения исторического процесса. Восполняя изъяны красоты, мы покушаемся на саму Софию, Божью Премудрость, о которой так трогательно поведала нам прелестная путеводительница. Если премудрое время повелело забыть девять десятых из совершённого, то в этом должен быть свой исторический смысл! Потеря большинства, быть может, определена Богом как жертва ради той, десятой доли, которой суждено остаться в истории и служить человечеству вечно…

- Вечно? – возразил Лёве Степан, - Лев, ты же сам не раз говорил, что любое абсолютное понятие в реальном операторе становится относительным. Разве время не является реальным оператором? Тысячелетние монастыри на Косовом поле в просвещённый двадцатый век оказались стёрты с лица Земли американской бомбёжкой. Это тоже пример «вечной» исторической справедливости?

- Да я что, - смутился Лёва, - вообще-то я тоже «за». Боюсь только нарушить систему.
- И вообще, мужики, кто мы такие, чтобы нос воротить от небесной Премудрости? Мы же спорим с волей Престола! Я – с благодарностью «за»! – подытожил Степан.


Эпилог

Лёша дописывал натюрморт, поглядывая через высокие витражные окна мастерской на радугу, возникшую после внезапного проливного дождя. У него за спиной, упираясь головой в притолоку проёма стоял огромный Эдуард Венедиктович, академик живописи, руководитель натурного класса, и с нескрываемым изумлением наблюдал работу своего ученика. Рядом с академиком, затаив дыхание, следил за каждым движением Лёшиной кисти преподаватель академического рисунка Гаврила Исайич. 
- Не понимаю! – шепнул Гаврила Исайич на ухо Эдуарду Венедиктовичу, - Это же сущий Шарден! А подмалёвок какой он сделал, видели?
- Видел, Гаврила Исайич, видел, - ответил тот, - сам ничего не понимаю! На наших глазах гений спорит со смертью!
Почтенный Эдуард Венедиктович вытер платком выступившие на глазах слёзы:
- Он как радугой пишет! Премудро, ох, премудро всё это…