Это было высокое серое здание. Солнце обливало его внешнюю сторону и рассыпало блики на окна.
В одном из окон, за бежевым столом согнулась фигура. Она опустила руки на стол и прижала локти. Правая рука в скорости выводила пляшущие буквы. Голова фигуры была опущена вниз.
Под самым кончиком ее носа были бумажные листы. На листах был волнистый синий почерк, и буквы вырывались из ряда. Поля были расписаны короткими наметками; слова как змеи оплетали их.
У фигуры были светлые пшеничные волосы. Они были короткими. И если провести по ним ладонью, то они были колкими и неприятными на ощупь. С левой стороны они стояли торчком и выглядели, будто застывшие брызги.
Это был мальчик лет семнадцати. И сегодня он снова не будет спать.
Он учится в колледже. И любит показывать себя. Говорить, что он творческая личность. Что он писатель. Делиться мастерскими советами, собственными гениальными схемами, говорить о ближайших перспективах. И девочки, чуть не пуская слюни, его внимательно слушают.
Но каждый раз бросаясь в чистый лист, он ненавидит себя. Ненавидит, что в его голове нет мыслей, которые бы подобно реактивному двигателю запустили в движение его синие корявые строчки вперед по листу.
Когда-то он хотел быть журналистом. Но боялся. Да и в школе все говорили ему, что он слишком скованный, чтобы быть журналистом. Он ушел из школы, потому что не мог больше там находиться: он был слаб в точных науках, и считал, что из-за этого на его дальнейшей учебе начерчен черный могильный крест.
Он ушел в колледж, и там заметно изменился. Он стал общителен. Без разбора бросал слова, не держался за них. Идеальный навык для журналиста. Или писателя. Его старые школьные работы были пропитаны мудростью и философией, которую он хотел протолкнуть людям. Теперь он смеется над этим.
Смеется над своей бывшей правильностью и как канонично он выглядел. Будто вышедший одной ногой из книги персонаж, который держится за корешок родной книжки, и с чистым незапятнанным сердцем оглядывает глазами впечатления реальный мир.
Людям не нужна мудрость. Людям не нужна философия. Тем более от мальчика. Им не нужен занудный текст. У них для этого есть собственная жизнь. Со своими героями, нелинейным сюжетом, описаниями и диалогами.
Мальчик поднял свой нос от листа. Он убрал локти и взялся пальцами за край стола, и отодвинулся, чтобы оценить свою работу.
Его глаза бегали по нему, гладко опускались ниже. На лбу появилась хмурая морщинка. Лицо все больше выдавало наружу недовольство.
Уже на середине листа его лицо искривилось. Он снова понял, что лист испорчен. Текст был слишком сложен и напитан тяжелыми метафорами. Тогда он со злостью и внутренним бессилием смял лист в комок и не глядя кинул через спину на пол. Комок прыжками прокатился по полу.
Ветер будто пальцами перебирал светлую занавеску, от чего она подергивалась в воздухе. Из открытого окна в комнату рывками шла прохлада. Она бодрила мальчика. Массировала его мешки под глазами.
У правой руки стояла голубая кружка. У нее треугольником был отколот краешек. Мальчик кистью дотронулся до нее. Она была горячая, но уже не обжигала пальцы. Внутри черным кругом плавал кофе. Полоски пара над ним медленно тускнели; он остывал.
Мальчик взялся за ручку. Он поднял кружку, и наклонив, отхлебнул из нее. Горькость и приятное мягкое послевкусие коснулись его горла. Он почувствовал наливающееся тепло в желудке.
Он посмотрел в открытое солнечное окно. Белый свет прямоугольником будто разрезал подоконник.
Он всеми силами хотел изменить себя, но ничего не получалось. Он не верил в себя. Он знал, что нужно поверить. Но не видел, из-за чего он должен поверить в себя.
Сейчас ему хотелось сделать себе как можно больнее. Потому что считал, что боль — это наказание за его безверие и дешевое воображение.