Алька сидел за маминым столом и смотрел из окна кабинета на площадку перед конторой. Кабинет на втором этаже — всё как на ладони видно. Вот тёти из маминого отдела прошли через площадку, потом через небольшой сквер и вышли через красивую калитку. Теперь они сядут на служебный автобус и поедут домой, а Алька будет сидеть тут один и ждать маму.
Когда мама — начальник, это хорошо, все уважают, слушаются. Но вот когда директор устраивает совещания, приходится маме задерживаться, а вместе с ней задерживается и Алька. А всё потому, что Алька ходит в детский садик при мясокомбинате, потому что в городе, где он живёт, все садики ведомственные, и туда невозможно устроить ребёнка. Вот и ходит он в свой, мясокомбинатский садик. Правильно даже сказать, что не ходит, а ездит на служебном автобусе, вместе с мамой и другими работниками.
После совещаний приходится добираться домой рейсовым автобусом. Иногда, если повезёт, кто-нибудь подвозит на машине.
Алька забрался с ногами на стул и облокотился на подоконник. Он смотрел на освещённые окна проходной, через проходную выходили с территории работники, они тоже проходили через скверик и красивую калитку и шли к служебному автобусу. Многие работники Альке были знакомы по автобусу.
Вот и дядя Рома прошёл, у которого на коленках Алька всегда сидит в дороге. Вообще-то его зовут Абдурамон, он уже старый и работает в строительной бригаде, но все зовут его дядя Рома. Служебный автобус маленький, народу ездит много, так что сидячие места достаются не всем, только тем, кто раньше сядет. Алька с мамой садились почти на последней остановке, так что мест свободных им никогда не доставалось. Женщинам в автобусе места никогда никто не уступал — никаким, и начальникам тоже. Но Алька — ребёнок, ему в автобусе стоять опасно, вот его и брал на колени дядя Рома.
Если Алька залезал в автобус, а дяди Ромы на привычном месте не было, он громко спрашивал: «А где мой дядя Рома?»
Все смеялись и говорили: «Ромин пассажир пришёл».
Если дяди Ромы не было, Альку брал на коленки кто-нибудь другой.
«Может, с дядей Ромой посоветоваться по своему важному вопросу?» - подумал Алька, но представил, сколько народу в автобусе, и все будут слушать, а вопрос важный и почти секретный, и передумал.
У мамы в отделе, кроме тёти Оли и тёти Лили, работает ещё дядя Мурод. Он часто забирает Альку из садика, когда совещания, и они считаются почти друзья. С ним, что ли, поговорить.
Дядя Мурод смешной, он молодой совсем, но у него уже трое детей. Мурод рассказывает Альке всякие истории, учит говорить по-таджикски, но как-то не очень понятно.
Вот недавно спросил: «Алик, ты, наверное, на папу похож?»
Алька пожал плечами, а Мурод сказал: «Писари дадош».
Алька не понял, но серьёзно ответил: «Да, мама тоже говорит, что будет дождь».
Тут все смеяться начали. Оказывается по-таджикски «писари дадош» означает «папин мальчик», а Алька про дождь. Глупо как получилось — надо же было сначала объяснить.
Но сегодня такой неприятный случай случился.
Мурод спросил: «Алик, мы же с тобой друзья? Может быть, ты меня к себе в гости пригласишь?»
Уже и договорились насчёт гостей, когда и как, а тут мама пришла.
«Ты нормы в птицецехе проверял, зачем ты в туалете женщин заставлял сидеть так долго?» - сердито спросила она Мурода.
Мурод стал объяснять: «А как же иначе. По нормам на туалет полагается десять минут, а они за две минуты успевают. Я им сказал, что нормы срежу, если положенное время не отсидят».
Мама сказала, что он, оказывается, совсем тупой и удивилась: «Как ты ухитрился получить красный диплом Душанбинского университета, не представляю».
Мурод засмеялся: «Честно? Я на домбре хорошо играю, меня преподаватели приглашали к себе на мероприятия всякие, у таджиков же всегда много всяких туев (праздников), потом пятёрки ставили».
Мама сказала, что с ней в институте тоже училась девочка, которая даже в столбик толком не умела умножать, но зато умела делать красивые причёски. На их кафедре было много преподавателей-женщин, и перед праздниками на кафедре устраивали настоящую парикмахерскую, но преподаватели девочке той только тройки ставили. Диплом та девочка защитила будучи беременной, тоже на тройку. А тут - красный диплом! Потом мама взяла отчёт Мурода и стала его ругать за ошибки.
Алька после такого разгоняя подошёл к печальному Муроду, сидевшему с обиженно раскрытым ртом и тихонько шепнул: «Извини, пожалуйста, но пока с гостями отложить придётся, сам понимаешь, не то обоим нам попадёт».
Советоваться ему с Муродом сразу расхотелось — правда, глуповатый какой-то.
Вопрос Альке надо было решить для себя очень важный, но очень секретный и деликатный.
Он даже к маме долго не решался обратиться, не стеснялся, а просто не знал, как она отреагирует — вдруг отругает или, ещё хуже, засмеёт.
Но, подумав, решил спросить напрямую: «Ну, и когда же мне обрезание будем делать? Время-то идёт».
Мама стала кашлять, кашляла очень долго, а потом уточнила, о чём это он.
«В нашей группе в садике у всех уже было обрезание, я один остался».
«Так мы с тобой вроде как русские, у русских обрезание не делают, - осторожно пояснила мама, - это обычай таджикский, с чего это ты вдруг захотел».
«Ну, просто, всем делают. А что, русским никак нельзя?»
«При желании можно. Но зачем — там обычай заставляет, да и больно ведь очень».
«Говорят, вытерпеть можно. Тем более, подарков много дарят, праздник большой устраивают».
«Тебе что, праздников не хватает, или подарков мало дарят? Стоит ли из-за этого».
И тут Алька привёл самый главный аргумент: «Мы в садике, когда на прогулке бываем, писаем за сараем. Все другие до крыши сарая достают, один я не достаю. Говорят, потому что необрезанный».
Мама опять закашлялась.
«Знаешь, возможно, причина не в этом. Может, есть какая-то хитрость, ты подумай ещё, посоветуйся с кем-нибудь. Как-то глупо терпеть мучения из-за крыши сарая. Только ты с верными друзьями советуйся. Ну, а если всё-таки будешь настаивать, что ж, проведём тебе обрезание».
Вот над этим вопросом Алька и размышлял уже несколько дней. Никак не мог решить — делать или нет.
Альке надоело сидеть в кабинете, и он вышел в коридор. Здесь было тихо, и он присел у двери на корточки, решив подождать маму здесь.
Он даже не заметил, когда рядом с ним оказался пожилой дяденька.
«Это чей же мальчик тут у нас?» - спросил дяденька.
«Свой, чей же ещё. Маму вот жду», - вежливо ответил Алька.
«А где же у нас мама?»
«На совещании, у директора».
«А ты не боишься тут один сидеть?»
«Нет, конечно. Я ведь не маленький уже. Скучно только».
«Ну, потерпи немного. Скоро совещание закончится», - дяденька улыбнулся и пошёл по коридору в сторону директорского кабинета.
Обрадованный Алька побежал в кабинет собирать карандаши и рисунки.
Ну, не так уж и скоро закончилось это совещание. Взрослые всегда почти обманывают, неизвестно для чего. Но всё-таки через какое-то время Алька услышал в коридоре разговоры и увидел много людей. Наверное, у директора кабинет больщой, раз в нём столько народу помещается.
Потом он шёл с мамой к остановке рейсового автобуса и рассказывал про встречу в коридоре, а мама сказала, что это и был их директор.
А Алька вдруг понял, что советоваться по его важному вопросу нужно не со взрослыми, а с кем-то из друзей. И вспомнил, что есть у него верный друг Бахром, которому уже сделали обрезание — вот с ним он и посоветуется. Бахром - настоящий друг, врать не будет.
Мама какое-то время ждала продолжения этого важного разговора, но Алька к этому вопросу не возвращался больше ни разу, и мама успокоилась.
Ясно - или друг Бахром его разубедил, или секрет открыл, как до крыши доставать.
Решился, в общем, важный этот вопрос, и обрезание не потребовалось.