Беседа седьмая
Царь, Пушкин и погода.
Петербургский климат
(иносказательно)
- так говорят о климате
нехорошем, нездоровом.
. «С одной стороны - море, с другой - горе,
С третьей - мох, с четвертой - ох!»
/ Балакирев - шут
Петра Великого о Петербурге./
/Из толкового словаря Михельсона,1896 год./
Знаешь чем, мой юный друг, меня иногда восхищают известные умы человечества: писатели, философы, учёные и политики? Своей способностью, всегда неожиданной, кратко и точно выражать весьма сложную мысль. Кому-то для этого понадобилась бы целая страница текста. А тут, извольте видеть, одно предложение вдруг является перед тобой во всей своей неотразимости. И оно уже захватило тебя, заставило задуматься и ещё долго потом будет жить в твоём сознании. Вот, скажем, такая мысль Я. Корчака, чешского педагога: «Детей нет, есть люди». Или, к примеру, острота А. Кёстлера, британского писателя: «Любить писателя и потом встретить его, всё равно, что любить гусиную печёнку и потом встретить гуся». Поразмышлять над этими изящными афоризмами я предоставлю тебе самому. А вот над следующим таким кратким высказыванием мы с тобой подумаем вместе.
Русский учёный и философ М. Бахтин как-то удивил своих читателей вот таким высказыванием:
Быть – значит общаться диалогически.
Оно как бы перекликается с известным изречением Р. Декарта, французского философа - «Я мыслю, значит существую». Если попытаться из двух этих афоризмов получить нечто третье, то получится вот такое. Если я существую, то мыслю диалогически. «И зачем все эти выкрутасы со словами?» - спросишь ты. А затем, что мы продолжаем с тобой постигать непростую, но очень полезную науку понимающего диалогового чтения.
И здесь, я думаю, надо суммировать те основные положения, о которых речь шла в первой части, когда мы с тобой пытались найти глубинные смыслы в отрывках из известных книг. Ты, надеюсь, помнишь, что во всех этих отрывках некий персонаж оставался один на один с природой, и это свидание с ней, рандеву, давало нам возможность глубже понять, что за личность перед нами, и выявить потаённые до сих пор авторские мысли. Тогда сразу стало ясно, что информационный подход для этих целей совсем недостаточен из-за своей поверхностности. И что для этих целей нужно понимающее диалоговое чтение. При этом под понимающим чтением было решено подразумевать чтение, направленное на выявление смыслов. А смысл определялся, как особое содержание анализируемого текста, которое появляется в результате соединения предварительного знания, сформированного у читателя при чтении предыдущих частей данного текста с одной стороны, а с другой стороны – информационным и мировоззренческим опытом, которые уже были у самого читателя до момента начала чтения конкретного отрывка. И это соединение должно происходить в форме диалога читателя с тем диалогом, который реализуется в отрывке между персонажем текста и ещё кем-то (чем-то) в данном отрывке.
Для пояснения выше сказанного давай поработаем с одним отрывком из романа А. Пушкина « Евгений Онегин». При всех своей простоте он таит глубокий и неожиданный смысл, установить который можно только с помощью понимающего диалогового чтения. Давай пройдём этот путь. И так, вот этот отрывок.
Онегин, добрый мой приятель,
Родился на брегах Невы,
Где, может быть, родились вы
Или блистали, мой читатель;
Там некогда гулял и я:
Но вреден север для меня
Информативное прочтение позволяет нам знать место, где родился главный персонаж и что автор, вот неожиданность, является тоже персонажем этого произведения и ему вреден север. Правда, последняя новость о вредности севера несколько туманна. Вроде, как хочется выяснить, почему всё же он вреден ему? Чем так неугоден Петербург автору: частыми туманами, изнуряющей сыростью, мерзкими ветрами, долгими холодами? Одно из изданий этого романа решило эту проблемы удивительно просто, написав в примечании к двум последним строчкам: «Писано в Бессарабии». Что, по-видимому, означает, потому он и в Молдавии, на юге, раз на севере ему плохо.
Но неужели Пушкину так важно было сообщать нам о своих трудностях с климатом? А нет ли здесь чего-либо другого, более глубокого и потаённого? И тут нам надо обратиться к тому, что мы уже знаем о А. Пушкине. Ведь прежде, чем знакомиться с творчеством писателя, очень желательно узнать историю его жизни и творчества, хотя бы кратко.
И так мы знаем, что А. Пушкин начал писать роман «Евгений Онегин» в 1823 году
и что в это время он действительно находился на юге российской империи. Но что привело его в эти тёплые края? Ответ можно найти в сохранившимся с тех пор документе, который очень любопытен. Прочти его внимательно.
"По указу его Величества Государя Императора Александра Павловича, Самодержца Всероссийского и прочая и прочая, и прочая, показатель сего, ведомства государственной коллегии иностранных дел коллежский секретарь Александр Пушкин отправлен по надобностям службы к главному попечителю колонистов Южного края России, г. генерал-лейтенанту Инзову; почему для свободного проезда сей пашпорт из оной коллегии дан ему в Санкт-Петербурге мая 5 дня 1820 года".
Не кажется тебе странным тот факт, что чиновника одного из низших разрядов посылает по делам не его непосредственный начальник, а сам Самодержец Всероссийский и прочая, и прочая, и прочая. Не велика ли честь для служащего десятого разряда из четырнадцати имеющихся гражданских чинов? Или по иной причине государь решил лично убрать поэта из столицы? Именно так и обстояли дела. Его весьма возмутили стихи поэта, которыми, как он разгневанно писал, тот наводнил столицу. Это такие стихи, как «Вольность», «К Чаадаеву», «Деревня», «На Аракчеева». Они беспокоили умы жителей и настраивали последних против власти. Конечно, вывод тут очевиден, не А. Пушкину был вреден север, а неким высокородным лицам был вреден поэт в столице империи. И на четыре года его изгнали к «колонистам» на юг.
И далее в тексте романа мы находим строчки, которые, понятно почему, заставляют нас думать, что не только часть России, её север, но и вся она становилась «вредной» для поэта. Не только вредной, но и чужой, а он сам - лишним для неё.
Придет ли час моей свободы?
Пора, пора! — взываю к ней;
Брожу над морем, жду погоды,
Маню ветрила кораблей.
Под ризой бурь, с волнами споря,
По вольному распутью моря
Когда ж начну я вольный бег?
Пора покинуть скучный брег
Мне неприязненной стихии,
И средь полуденных зыбей,
Под небом Африки моей,
Вздыхать о сумрачной России,
Где я страдал, где я любил,
Где сердце я похоронил.
Два словосочетания в этой строфе так и просятся для понимающего диалогового прочтения: скучный брег и сумрачная Россия. Именно они и вредный север из первого отрывка начинают развивать один из глубочайших смыслов как романа «Евгений Онегин», так всей русской литературы девятнадцатого века. Этот смысл связан был с тем, что в русской литературной критике назовётся потом проблемой «лишнего человека». То есть драмой персонажей, которым будет чуждо и скучно общество, в котором они обречены жить с ощущением своей полной ненужности. Это и грибоедовский Александр Чацкий, и пушкинский Евгений Онегин, и лермонтовский Григорий Печорин, и гончаровский Илья Обломов, и тургеневский Дмитрий Рудин, и герценовский Владимир Бельтов.
Через почти два века доносятся до нас отчаянные и горькие слова одного из них, Александра Чацкого:
С кем был! Куда меня закинула судьба!
Все гонят! все клянут! Мучителей толпа,
В любви предателей, в вражде неутомимых,
Рассказчиков неукротимых,
Нескладных умников, лукавых простаков,
Старух зловещих, стариков,
Дряхлеющих над выдумками, вздором, -
…………………………………………………
Вон из Москвы! сюда я больше не ездок.
Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету,
Где оскорбленному есть чувству уголок!..
Карету мне, карету!
Мотив бегства из некогда родных мест странным образом объединяет эти два отрывка. Какая общность судеб придуманного литературного персонажа и реального исторического лица, великого поэта и гражданина! И дело не в том, что они бегут из столиц империи, а в их лишности в мире их современников.
Как мы уже отметили, Пушкин тоже является литературным персонажем в своём романе «Евгений Онегин». Ведь это он, прервав свой рассказ об Онегине, переключил наше внимание на себя, на свои личные проблемы с властью. При этом надо отметить, как тонко он об этом написал. Но современники его прекрасно понимали, на какие проблемы с севером намекает поэт.
И если ты дальше будешь читать этот роман, ты, наверное, удивишься, как часто Пушкин будет прерывать, останавливать, замедлять основные события в этом произведении и переключать твоё внимание на свои переживания, впечатления, воспоминания и рассуждения на очень разнообразные темы. И эти странные вкрапления стали в литературе называться лирическими отступлениями. То, что они не всегда лирические, – это полбеды. Но отступления – это нечто странное. Вот суди сам, мой юный друг, уже знакомые строчки о вреде севера - это отступление? Как мы уже убедились, нет: они имеют прямое отношение к глубинному смыслу романа, к так называемой проблеме лишнего человека, то есть к судьбе главного персонажа – Евгения Онегина.
Подобное «отступление» является органичной частью смыслового поля романа, а не представившейся автору возможностью поболтать с читателем о том, о сём, дав при этом ему передохнуть от всех сложностей своего произведения. Я склонен называть такие явления автора читателю не отступлениями, а проявлениями, авторскими проявлениями, целью которых есть желание показать личное, личностное, отношение к излагаемым смыслам в произведении и, что не менее важно, вызвать читателя на диалог с собой, как литературным персонажем, по ключевым смыслам текста. Ты, мой юный читатель, можешь меня спросить, почему бы их не назвать явлениями автора, потому что проявления как-то слишком вычурно. Но я в ответ продолжу настаивать на своём определении - проявление автора. И вот почему. Явление - это нечто, с чем сталкиваешься внезапно, что обнаруживаешь случайно в силу каких-то изменений. Проявление – это нечто такое, что было всегда, но в потаённом, неявном виде. И это оно в силу каких-то причин становится видимым, и не просто заметным, а начинает играть важную роль. Так и автор. Он всегда присутствует в тексте книги, без него ничто не делается в ней: всё зависит от его воли, желания, вкуса и выбора, но иногда ему и этого становится мало. И тогда он проявляется откуда-то из текста и становится зримым как все его персонажи, так же как и окружающая их действительность во всей её многоликости.
Российские писатели сполна воспользовались такой заманчивой возможностью напрямую вступить в диалог с читателем. Во многих произведениях то тут, то там мы встречаемся с авторскими проявлениями. Однако существует серьёзная проблема: как установить глубинную связь этих авторских проявлений со смыслами романа, что нам с тобой стало ясно на примере пушкинской вредности севера. И лучшим помощником в решении этой задачи, как ты понимаешь, является понимающее диалоговое чтение.
И тебе, конечно, будет понятно, что если в первой части наших бесед мы рассматривали рандеву персонажа произведения с природой, то во второй части - предметом изучения станет наше рандеву с автором, при этом тему для диалога выбирает сам писатель. Но и у нас есть выбор: среди множества тем, выбираемых писателем, мы выбираем одну, но общую для многих авторов. И таким предметом для последовательных диалогов с писателями станет литература, вернее, автор и читатель, их особенности и своеобразие. Ты спросишь, а почему такой неожиданный выбор темы диалогов? А разве не интересно узнать, почему автор вдруг, посреди каких-то событий, начинает размышлять о писателях или читателях? Зачем это ему, и какая глубинная связь существует с этим его проявлением с основными смыслами данного произведения? Поэтому в каждой последующей беседе из этой части тебе, мой юный друг, будет предоставлена возможность встретиться с одним из таких авторских проявлений.