Рэйк

Искандар
"Открывая двери чужого разума - постарайся сохранить свой..."

Я стоял в узкой затхлой комнате у окна, т.к. только в этом месте мог сделать хоть глоток воздуха. Осеннее солнце било в глаза, поэтому я их закрыл. От этого старика - пациента, чем-то очень воняло и я не мог сосредоточиться. Это был мой первый опыт. Кто бы мог подумать, что рядовой психолог будет заниматься мозгами тех, кто их давно утратил? В чьих мыслях можно заблудиться настолько, что не только окажется невозможным найти истину для этого нуждающегося; может так статься, что эту самую истину - будет уже невозможно найти даже для самого себя. Ранее, я никогда не работал в клиниках и уж тем более с душевнобольными. Я читал в одном пособии, что в беседах с ними, можно бродить бесконечно долго, по бескрайним уровням иного разума, каждый раз натыкаясь на хитросплетения другой реальности и каждый раз будут находиться новые толкования одного и того же, и неизвестно - перешёл ты уже Рубикон или нет...

Этот запах! Он сводил меня с ума. Наконец-то собравшись с мыслями, и сделав глубокий вдох, я повернулся к нему.
- Значит Вы утверждаете, что это было некое существо?..
- Это был Рэйк! - прохрипел старец сквозь зубы, перебив меня. Он сидел в смирительной рубашке, его руки были заведены за спину и туго стянуты.
Старик хотел привстать, но не смог, т.к. вдобавок ко всему был привязан к стулу.
- Сорок лет... Сорок лет я за ним охотился!
- Вы не нервничайте так. Я здесь, чтобы помочь Вам, а заодно разобраться в...
- Пока мы болтаем он сменит логово и уйдёт на зимовку - на Урал! Потом его будет не найти! У меня мало времени! - старик снова попытался встать, напрягая скулы, от чего его лицо стало бордовым, а на лбу выступила безобразная синяя вена.
Мне стало не по себе и я невольно попятился назад. В глазах старца было что-то нечеловеческое, что-то звериное. Да, мне говорили, что пациент окончательно спятил и агрессивен, но быть с ним наедине... Хорошо, что его связали. Сколько же силы в этом старике?! Не будь он в рубашке – наверное, так и накинулся бы на меня.
- Лука Никитич, - продолжил я, стараясь быть спокойным, - я видел Вашу медкарту и читал про то, что Вы говорите.
Старик не слушая делал попытки освободиться, его лицо исказилось до неузнаваемости, а глаза дико вылезли и вперились в меня.
- Молодой глупе-е-ец!! - выкрикнул он, обреченно оставив свои попытки встать. - Развяжите меня! П-подонки!! - он так орал, что на шум вбежала психбригада.
- Владислав Павлович, всё в порядке? - спросил меня старший, строго бросив взгляд на старика.
Лука Никитич злобно забился на стуле, словно он был электрический.
- Гады!! ...Выпустите меня! ...Он уйдёт! ...Его надо ловить! - исходил старик пеной.

Старший махнул рукой и сотрудники вкатили тележку. Они отвязали старика от стула. Дёргающегося и извивающегося, уложили на каталку и, силой пристегнув его кожаными ремнями, быстро покатили в "одиночку". Зрелище было гнетущее: старик был похож на огромную гусеницу, которую доставили в лабораторию для опытов.
- Да уж... - произнёс старший, и показал жестом идти за ним.
Пока мы шли по длинному коридору, санитар заговорил:
- Совсем дед сбрендил. Столкнулся в своей тайге с медведем и ку-ку - того, - он покрутил пальцем у виска, прищурив один глаз и закатив другой. - Хотя, любой бы умом тронулся, если бы его так задрали. На нём живого места не было. Три месяца в коме лежал. Местами сломанные кости наружу торчали и проглядывали на всю длину. Говорят, в общей сложности больше четырёхсот швов на теле наложили! Ужас! Потом очнулся и началось: "Рэйк! Рэйк!" Все кричал и кричал... Месяцы реабилитации! Как он вообще выжил?.. Ну, а затем его к нам доставили. Жуть.
- Да, я читал заключение судмедэксперта: "Глубокие рваные раны. Множественные переломы, ну и так далее… предположительно - медведь", - процитировал я. – Правда, там ничего не сказано про укусы. Укусов - нет, - неуверенно добавил я.
- Ну... мало ли, - задумчиво ответил старший санитар. - Те, кто к нам попадают, все с какими-нибудь странностями, - подытожил он.
Мы дошли до конца коридора. Старший повернул налево и сказал:
- Ладно. Мы его подготовим. Завтра будет поспокойнее.
- До свидания, - ответил я и пошёл в свой новый, и первый в жизни кабинет.

Сев за просторный стол, я снова достал карту пациента и перечитал её. К ней прилагался жёлтый конверт с фото. Я их и раньше видел, но осмелился вытащить заново. Это были снимки старика. Снимки - леденящие душу. Я начал раскладывать их на столе.
Сквозь рваную плоть его бока, в разные стороны выпирали три сломанных ребра; от шеи к плечу – от выломанной ключицы тянулся неровный глубокий разрез, словно его в этом месте зацепило крюком, который вспорол бренное тело. Бедро также было вскрыто, как будто пробили насквозь, и в зияющем отверстии виднелся сустав. На руках кожа висела ошмётками - изрезанная в ленту. А спина была рассечена по всей длине, словно кто-то рубанул его косой. Было похоже, что старик попал в гигантскую мясорубку, которая подавилась им и выплюнула вон. У меня подкатило к горлу.
Я не стал дальше смотреть и убрал все обратно.

* * *
По пути домой, меня всё не покидала эта странность: отсутствие укусов. Ну как же так? Все дикие звери применяют зубы. А в случае Луки Никитича, вообще про это ничего в заключении нет. Надо повнимательнее подойти к этому больному. Что-то он явно скрывает. Что-то не договаривает.
На следующий день, мне снова привели моего пациента. Его посадили и пристегнули к стулу. Он отрешённо на меня смотрел: неживыми блеклыми глазами.
Ясно - действие транквилизаторов.
- Лука Никитич, я хочу кое в чём убедиться, Вы можете посидеть спокойно?
Дед лишь медленно моргнул стеклянными глазами. Я подошёл. В нос ударил тошнотворный запах мертвечины. Боже! Как же воняет от этого старика! Я отвязал его от стула, затем развязал сзади руки и расстегнул смирительную рубашку. Регламентом, это делать было категорически запрещено, но я должен был увидеть сам...
Широкий фиолетовый шрам, со рваными краями - навсегда впечатался в мою память. Были видны стежки. Сотни стежков! Раны будто не хотели срастаться и их насильно стянули нитью, чтобы кожа не слезла с него кусками. Я на секунду представил, что пришлось пережить бедному старику и мне стало нечем дышать – сделалось невыносимо душно, а главное - страшно! Я такого никогда ранее не испытывал! Животный страх - он стал захватывать меня... овладевать мной... Этот старик видел нечто. Для меня это стало вполне очевидным. Старик не только видел, но и остался жив, что делало его бесценным свидетелем того, во что мало кто поверит. Мне захотелось прикоснуться к его истории, к его боли - к его тайне...
- Лука Никитич, расскажите поподробнее, что там с Вами случилось? - попросил я беднягу. - Расскажите про Вашего... Рэйка?
Его глаза, всё это время застывшие, вдруг пришли в движение. Мутные зрачки, остановились на мне и он начал говорить:
- Впервые это произошло в тысяча девятьсот семьдесят шестом. Мне тогда было, кажется тридцать три... Да, тридцать три. Я с братом добывал пушнину - соболя. Раз в полгода прилетал вертолёт. Ходили далеко - на несколько месяцев. У нас, по маршруту, устроены избушки. Есть базовая - это на реке, а есть дальние - путиковые. В ту ночь мы обосновались в одной такой, это в двадцати километрах от реки. Луна была необыкновенно яркой... - старик сильно зажмурил глаза и долго не открывал их. Я терпеливо ждал. - Мы уже ложились, как за окном, - продолжил он с закрытыми веками, - начали хрустеть ветки. Дело обычное, животина всегда где-то шумит, но в тот раз было что-то не так. В них был смысл! Как будто кто-то крадётся. Хруст... пауза... хруст... снова пауза... Так животные не ходят. И было ещё одно: запах гнили! Я бы сказал - трупов! Брат решил проверить. Открыл дверь и дал позывной, - старик раскрыл глаза. Только теперь он смотрел не на меня, а куда-то в бок. - Это существо изрекло рёв, перешедший в вопль. Было похоже на вой мириады голосов!.. Детских голосов!.. У меня застыла кровь! Брат схватил карабин и выбежал. Я лишь успел ему крикнуть... но было поздно... Всё произошло мгновенно. Выстрел! Дикий рык! Тишина... На ватных ногах я выскочил со своим ружьём и ринулся к соснам. Дал дуплет, - глаза старика застыли в диком ужасе. Он замер. Время словно остановилось. Я слышал глухие, вязкие удары своего сердца. Затем, старец продолжил: - Я увидел - ЕГО!  Внушительного роста, чуть сутулясь, он стоял ко мне полубоком на двух ногах. Длинные худые руки, плетью свисали вниз. А пальцы, похожие на фаланги огромного паука, медленно сжимались и разжимались. Кожистое лицо с большими черными впадинами вместо глаз... он пристально смотрел на меня. И что-то жевал, - Лука Никитич перевёл взгляд на меня. Это был пустой отрешённый взгляд, словно из него высосали душу. - Жующая пасть издавала скрежет зубов... - глаза старца заслезились и по глубоким бороздам морщин, потекли слёзы. Он помолчал, а затем продолжил: - Я промахнулся… А за следующим деревом я увидел, лежащую на земле тень. Это был мой брат... Я кинулся к нему. Он был истерзан на куски! Я на что-то наступил. Пригляделся: это была его оторванная рука... Тело - обезглавлено... А нога... Господи! Нога, перекинутая через толстую ветвь, согнутой висела на ней... и покачивалась, словно живая! Я закричал. Перезарядил ружьё и дал ещё дуплет. Но его уже не было. Я побежал в избушку. Пару раз ОНО обогнуло хижину по кругу, я слышал осторожные шаги. Меня трясло всю ночь. Я ждал, когда ОНО ворвётся внутрь. Вжавшись в дальний угол, чтобы одновременно видеть и окно и дверь, я затаился и просидел до восхода... А утром, как мог похоронив брата, вернее то, что от него осталось, я пошёл за ним! Я шёл по следам. Я шёл два месяца... Местами, ОНО перемещалось по деревьям и я терял его следы, но потом снова выходил, помогал охотничий опыт. ОНО двигалось к Уралу - в горы. У подножия я слышал рёв медведя, видимо ОНО наткнулось на него. Издав оглушающий рокот, завязалась схватка! На следующий день я обнаружил того медведя... С оторванными лапами и раздавленной головой, словно его швыряли о камни, как огромный мешок набитый сырой землёй. В горах я его всё-таки упустил... - Лука Никитич, снова сильно зажмурил глаза. - ...Его вопль! Сродни с криком тысячи детей, которых бросили падать в бездну. С тех пор я не могу толком заснуть. Эти голоса! Они в моей голове! Они жрут мой мозг изнутри, как рой червей, жадно грызущие жухлый огрызок, - старец резко и широко открыл веки. - Знаешь кто самые счастливые люди? - затараторил больной, тряся головой. - Нет, ты не знаешь! А я отвечу!.. Глухие! Да-да! Тогда ничего этого не услышишь! М-м-м... - он жутко закатил безумные глаза и на его больших выпуклых белках я увидел кровоподтёки, образовавшие паутину лопнувших капилляров. - Эти дети... Они все разом кричат!

Я понял, что у меня всё онемело, даже язык. Прошло немало времени, прежде чем я вымолвил:
- А... что было дальше?
- Дальше... я вернулся в деревню. Про брата сказал, что он пропал. Его даже и не искали-то особо. Сибирь, она во какая. Век не сыщешь, - лицо деда сделалось грустным и несчастным. Несколько минут мы молчали. Затем, он тихо продолжил: - А я с тех пор ищу эту тварь... Ты про перевал Дятлова слыхал?! - вдруг неожиданно бросил он и просверлил меня яростным взглядом.
- Да... читал... кажется в пятьдесят девятом они пропали?
- Верно! - взбудоражился Лука Никитич и перешёл на шёпот: - Только не пропали, а были зверски убиты! Да-да! Это был ОН! Это был - Рэйк! Его почерк! Я точно знаю. Уж поверь мне. Я сорок лет его ищу и достаточно хорошо изучил его повадки. Эта тварь умна! Ух умна! Водит кругами. ОНО знало, что я за ним иду. Сучье отродье! В один момент не я, а ОНО за мной шло. Я тогда чуть не рехнулся от страха. О-о-о! Побудь-ка с моё с такой тварью наедине в тайге... Много лет уж прошло. От деревни к деревне, от посёлка к посёлку... Я разговаривал со старейшинами, местными охотниками. Где не остановлюсь, так начинали разные жуткие вещи происходить: то дети исчезают, то волка разорванного найдут. Я всегда находил ЕГО следы. ОНО меня по запаху узнавать начало. Как изречёт свой ужасный крик, аж волки смолкают. В лесу до утра становится тихо-тихо, словно вымерли все, даже птица замирает, только дыхание своё слышишь. Я опасность определял на нюх, словно собака. Как почую трупы - знаю, ОНО рядом! ОНО - здесь! Порой, меня от него разделял с десяток деревьев! Тогда становилось совсем тошно, как будто голову сунул в разрытую несвежую могилу… - больной умолк.
Мне стало тесно в своём собственном теле. Сердце, раненным воробьём, трепыхалось в груди. Всё это не умещалось в голове. Но мне хотелось знать, что же случилось дальше.
- А потом? - робко спросил я.
- За всё то время, я множество деревушек сменил. Бродил по тайге. Ходил в одиночку, и с егерями - глухо. Пока не занесло меня в одну станицу, под названием "Безлюдово". Та ещё деревенька: несколько перекошенных бревенчатых изб, да такой же частокол, их окружавший. Расположена у самого подножия Уральских гор. Помню эти малюсенькие окна, словно норы енотов, закрытые кованными ставнями! Да небольшие массивные двери, усиленные клепанными металлическими полосками. Они набили их когда всё началось. Я был в это время в горах. До меня донёсся приглушённый звук молотков. Эти глупцы думали, что это их спасёт. Виной всему были дети... вечно кричащие дети... - старик опять замолчал. Образовался такой вакуум, что я слышал писк тишины, словно туча невидимых комаров, сгустились над моей головой.

- Я нашёл его логово! Слышишь?! Нашёл! - больной, так неожиданно заговорил, что я даже вздрогнул. - Он жрёт этих маленьких отродьев! В его пещере... Я был там! Всё устлано их костями. В Безлюдово, те - немногие, что ещё остались, говорят, что дети - это горе! Раньше, когда-то звонкие детские голоса, весёлой трелью озаряли эту деревушку... Пока не появился ОН - Рэйк. ОН начал утаскивать их отпрысков. Вновь и вновь возвращался; вновь и вновь один за другим, редел дворовый смех малышни... Пока не прекратился вовсе, и не наступила тишина! - старец неприятно облизнул сухие губы, рыхлым сизым языком.
Больше он ничего не сказал. У меня мысли давили на череп. Я нажал кнопку. Через несколько секунд глухо грохнул затвор и стальная дверь со скрипом открылась. Пациента увезли, а я один на один остался со своими раздумьями. Словно призрак - со мной остался зловонный запах этого старика...
Домой я вернулся уже заполночь. Фактически, уснуть так и не удалось.

* * *
На следующий день я как обычно продолжил работу со своим пациентом.
- Лука Никитич, так Вам удалось хоть кого спасти? - спросил я.
Старец бросил на меня озлобленный, полный ненависти взгляд.
- Спасти? Не-е-т. Последний. Мальчик. Пока его волокли, так кричал - взывая о помощи. В деревне все слыхали, но не успели. И когда его ели... живьём! Тоже, умоляюще надрывался. Его страшный, захлебывающийся в крови зов, ветер, эхом, ещё некоторое время по верхушкам гор носил. Удивительная штука - эхо! Мальчишка уже смолк пойди, а его голос ещё продолжал звучать. Словно ангелы подхватили его вопящую душу и понесли прочь...
От последних слов старца, меня покоробило.
- Вы так об этом говорите... - начал я.
- Да, я был там... недалеко, - перебил меня старик. - Они потом облаву сделали. Факелы зажгли... Собрались все... Один у них такой - бойкий был. Громкие речи толкал. Предложил волчьи ямы нарыть. Копали старательно, и днём и ночью. На дне колья установили, обмазав лежалыми кишками забитой скотины. На такую пику попадёшь, да ежели жив останешься, то неминуемо заразишься. Того, бойкого, вскоре нашли. Ему горло перегрызли! - Лука Никитич оскалился, обнажив истёртые, жёлтые зубы. - Сухожилия из глотки пучком торчали. Он ещё конвульсировал, когда все прибежали. Хотел что-то сказать, вытягивая дрожащую руку вперёд, но так и не смог. У него из шеи алый фонтан клокотал, заливая мох.

Я поймал себя на мысли, что меня знобит, а руки и ноги - не слушаются. Во рту пересохло, да и вообще, я чувствовал себя на редкость болезненно.
- Так... Так его поймали? - с надеждой, спросил я севшим голосом.
Лука Никитич уставился в потолок неморгающим взглядом и, раскачиваясь из стороны в сторону, словно меня и не было рядом, стал тихо, но очень зловеще монотонно напевать:
Мальчик тот - последний,
Стал всему виной,
Он видел: кто из леса,
Крадёт детей мешком...
За эту - его дерзость,
Был тенью унесён,
Мучительно истерзан,
И съеден, ночью той!
Мальчик тот - последний,
Стал всему виной...

Я не выдержал и нажал кнопку. Грохнул засов, и бригада выкатила старика в коридор...

* * *
Я стоял в затхлой палате, возле окна. Осеннее низкое солнце по-прежнему било в глаза. Я жалел, что согласился принять это место в качестве своей карьеры. Ещё бы немного, и можно было тронуться умом самому.
Утром пациента конвоировали. Следователь сказал мне, что наконец-то "его" поймали, а следы страшных ран - это неудачный самосуд, устроенный местными жителями, вилами и топорами. Таким образом, они пытались хоть как-то отомстить за понесённое ими горе. Зловоние старика, продолжало напоминать о нём, будто он ещё находится позади меня, как и в первую нашу встречу. Теперь я знаю, что этот трупный запах, которым старик был словно пропитан изнутри - это инфекция. Он гнил заживо! Попавшись в волчью яму - старик был обречён.
Больше я его не видел.
Так закончилась история сибирского людоеда. Людоеда детей.
А в далеком тысяча девятьсот семьдесят шестом, он похоже действительно видел - нечто. Видел то, что необратимо повлияло на него, и самого сделало зверем…

-----------------
Иллюстрация приобретена по лицензии fotolia.com