Много раз Ларс попадал в шторма и бури, но в этот раз духи моря разошлись уж через чур. Волны вскидывали его лодчонку и обрушивали её вниз, от паруса, руля и вёсел уже не было никакого толку, огромные горы воды как щепку разыгрывали между собой маленькое судёнышко, не заботясь о том, что в нём сидит живой человек, и он вовсе не хочет умирать.
Говорил ведь отец, старый рыбак, и дед тоже, не выходи в море, скоро буря, вообще в этот сезон море враждебно людям, чёрные альвы чутко стерегут границы Митгарда, никому нельзя выходить на промысел, и даже свирепые викинги сидят по своим крепостям в такую погоду. Но нет, вышел Ларс в море себе на беду, а ведь как всё хорошо начиналось, солнце, штиль, совсем небольшой восточный ветер сам принёс его лодчонку на промысловую луду, с первого же заброса Ларс еле вытянул сети, так много макрели он ещё никогда за раз не вылавливал, нет, не зря он рискнул и спустил на воду уже перевёрнутую на зиму лодку. А потом будто ведьма, злобная старуха, накрыла мир своим чёрным дырявым подолом, с востока натянуло тучи, и только что беззаботное, голубое, небо превратилось в чёрный низкий свод, шквалы, упругими клубами, будто отражение волн, прокатывались снизу облаков, морозный звонкий день превратился в сырой, промузглой вечер.
День в этих широтах в конце ноября длиться совсем чуть-чуть, но скоро и он исчезнет, ему на смену придут серые сумерки, а потом и вовсе тёмная ночь. Сколько прошло времени, Ларс разуметься не знал, сначала он ещё пытался спасти сети, выгрести к берегу, сложив парус, куда там! Ветер и волны вышвырнули его из горловины фьорда в океан, а там уже волны походили на пустившиеся в пляс горы.
Ему пришлось с щемящей сердце болью выбросить за борт всю макрель, её можно было бы есть всей усадьбой полгода, варить уху, есть строганину, и солёные сухие полоски рыбьего мяса. Теперь всё это богатство болталось на волнах, белыми брюхами уходя за гребень волны, потом в ход пошли якоря, грузила, а потом и сами сети, неподъемные от сырости. Такого Ларс себе представить себе не мог и никак от себя не ожидал, сети – это был его хлеб и эль, это было всё его богатство. То, что кормило всю его семью, то, что он ценил выше всего остального, что он имел, полетело за борт лишь тогда, когда вода подступила к скамье гребца. Помедли он, и ладья была бы полна, и из худого, но всё же корабля превратилась бы в жалкий плавник.
Ларс стучал зубами, дрожал всем телом, он вымок весь, от шапки до сапог. От холода уже не гнулись пальцы, и Ларс глядя на них, мокрые, белые, истонченные, отрешившись от дикой усталости, из за постоянной дрожи, думал, что если сейчас порезать руку, то и крови то не пойдёт. Он думал, что прошло уже более суток, еле-еле он ещё держался, не давая себе провалиться в бездну бессознательного, он всё ещё вычерпывал воду из лодки, пригибался, когда волна захлёстывала его ладью целиком, держал вёсла и руль, чтоб их не унесло в море, и даже перестал молить богов о скорой кончине.
Сначала он взывал к своему покровителю – Ньоёрду, но бог всех морей его не услышал, как и Эгир. Они не захотели усмирить своих духов, и буря разыгралась пуще прежнего. Он молил защитника людей – Тора уберечь его от троллей, что бродят в буре, по колено шагая по морю.
Но ни троллей, ни помощи рыжебородого Аса он так и не увидел.
Фрей и Фрея, добрые Ванны, те, что всегда покровительствовали мирным людям, и помогали им во всём, остались равнодушны и глухи к его мольбам. Потом наступила пора проклятий, он проклинал жну Ньёрда, великаншу Рен, её сыновей, троллей, духов ветра, нагнавших бурю. Когда это не помогло, он стал перебирать всех остальных, кого знал, и Ньёрда, и Одина, и всех прочих поминал он в своих проклятьях, то, чего он им желал, и куда посылал, брось он подобные слова кому ни будь из людей, немедля привели бы к схватке насмерть.
Но боги остались глухи и к мольбам и к проклятьям, и тогда его настигло отчаяние, он механически продолжал вычёрпывать воду, время от времени он прикладывался к бочонку с пресной водой, подгребал, что бы не перевернуться на гигантских волнах, но разум его уже потух, и он видя всё вокруг себя, не замечал ничего, он перестал ощущать холод воды и усталость тела, боль в промороженных худых пальцах, она перешла определенный предел, и теперь он не чувствовал уже ничего. Наконец чуть посветлело, , стало видно подальше, словно раздвинулись границы мирового океана, его резко подкинуло на волне, и он успел оглядетьть весь горизонт, разуметься никаких берегов, и даже примет вокруг не было. Как ни странно, это принесло ему удовольствие, не надо было бороться, выгребать к берегу, можно было отдаться на волю волн. Он уже смирился со своей кончиной, и теперь решил, перед тем, как предстать перед Хель, хотя бы отдохнуть.
Прошло ещё два таких дня полного бездействия, буря чуть успокоилась, его всё так же окатывало ледяной водой, кидало с гребня на гребень, но уже не грозило перевернуть. Уснуть ему, конечно же, не удалось, но всё же, какой то отдых он получил, и теперь его усталость не грозила перерасти в полное опустошение.
На третий день он увидел смутное размытое пятно на горизонте, там, где летом садилось солнце.
« Что бы это могло бы быть?» - Он привык считать, что его родные берега Норвегии – край света, последний рубеж, последний берег перед кромешным океаном, за которым лежит земля Турсов и Йотунов – Утгард, кто- то говорил, что кромешный океан, обитель Йоммурганда, обрывается водопадом вниз, прямо в Хель, и это и есть истинный край света, однако лодчонку Ларса несло на запад, и тёмный силуэт размазывался и удлинялся, его несомненно выносило к какой-то земле.
Он не мог ошибиться, чувство сторон света никогда его не подводило. Эта земля лежала намного западне его родной Норвегии, но его дед, в прошлом бывалый мореход, что и теперь , случалось, выходил в море, если ему нравилась погода, говорил, что в близи их побережья нет островов, так куда-же завели его хитросплетения Норн?!
До глубокой ночи он грёб к берегу, больше из любопытства, а не из желания ступить на землю, странным образом с наступлением ночи он не потерял направление, на далёком берегу горели багровые огни, и он работая вёслами, представлял себе сгрудившихся вокруг исполинских костров троллей, которые варят в огромном котле, подобно ухе, похлёбку из человечины, а вдоль берега затаились, неотличимые от камней, ловцы потерпевших крушение.
И всё же он вышел на берег, никто его не встретил, он вытащил лодку, никто не препятствовал, он без сил упал на землю, ничего не случилось, единственное, что его удивило, так это отсутствие снега, земля была странно тёплой, а вокруг клубами стлался странный плотный и тяжелый пар.
На утро он очнулся от мучительного кашля, что пытал его уже третий день, ещё бы, ночёвка на ветру, в сырой одежде, другой бы на его месте, вообще отдал бы душу. Стало светлее, незнакомый запах настойчиво бил в нос, что-то вдалеке шипело и грохотало, но никаких звуков, говорящих об обитаемости этих мест не было слышно, у него не осталось ни еды, ни воды, и ничего не оставалось делать, как тронуться вглубь неизведанной земли, моля Тора-защитника отвести от него глаза троллей-людоедов.
Земля, которая открылась его взгляду, не поддавалась описанию – чёрные камни, кое-где покрытые корочкой соли, и тут же зелёные, напоённые влагой мхи, цветущие до сих пор цветы и рядом чистейший белый снег, столбы пара и фонтаны кипятка, клубы белых, желтых, и всех прочих дымов, и ясное небо над головой, далёкие горы кое-где покрытые белоснежно-голубыми шапками, и рядом, вершины выбрасывали вверх раскалённые до красна капли жидкого камня, что тёк огненными реками прямо в море, и вода вокруг кипела ключом, добавляя тумана в окружающий, безумный пейзаж.
Рядом с рекой огненной текла река обычная, вода в ней имела светло-зелёный оттенок, такой возникает, когда чистейшая вода с ледников бежит бурным ручьём в узком каменном русле, взбивается пеной на бурунах и перекатах. Река… В реках есть рыба. Осень… Осенью на нерест идёт сёмга. Сёмга… При мысли о свежем, красном, жирном мясе, вкусном мясе, Ларса чуть не скрутило дугой, он не ел уже несколько дней, и от холода и болезни устал, поэтому эта мысль о еде придала ему сил, он вернулся к лодке, обшарил её всю, и без устали благодарил богов, за то, что они послали ему забытый с летнего промысла поводок от продольника, крючок, конечно, крупноват, но…
Вместо сёмги он поймал пять каких-то неизвестных ему рыбёшек, они были меньше, всего в две ладони длиной, зато толстые, как поросята, и пёстрые, как убранныё самоцветами девичьи ожерелья. Эта рыба была, конечно, из красных, по челюстям, плавникам, мясу, это установить было несложно, но как её приготовить? Икру и молоки он съел так, чуть взяв соли с прибрежных камней, но для просолки мяса нужно время, а очень хочется есть…
Кое-где, возле водяных столбов, вода бурлила от подземного жара, в каменных чашах, не долго думая, Ларс отправил туда пойманных им под порогом рыб, и уже спустя несколько, показавшимися вечными, минут наслаждался горячим мясом, и был от счастья, словно бы, в Асгарде, мире, где по легендам живут боги, мире за облаками.
Куда же он попал, всё-таки, думал Ларс, блаженно разомлев от долгожданной сытости.
Неужели это легендарная земля Гейсара, властелина недр земных, земля меж Митгардом и Утгардом, где, по преданию, сражались войны Дивной страны против древних великанов? От осознания того, куда он попал, Ларс несколько ошалел, он провёл здесь ещё несколько дней, а потом подул западный ветер, по чистому небу не составило труда взять курс, и когда, НАКОНЕЦ!, показались знакомые берега Норвегии, Ларс посмел подумать о том, как дома будет хвастаться, что ел уху из котелка самого грозного Гейсара.