Ну вот, настоятельными просьбами жены я и отвез тебя, первый раз, погостить к бабушке. Решили всего на две недели, а потом снова приеду, домой заберу. Ведь без тебя в квартире пусто, и никто не встречает меня вечером, вернувшегося с работы домой, не тянет маленькими ручками сумку. Необычная, непривычная тишина здесь без тебя, не нужная мне тишина. И жизнь стала какой то половинчатой, не полной.
У бабушки, в теплом частном доме, где в четыре часа уже темно, а в 8 вечера все готовятся ко сну. Где твой двоюродный братик часто гостит, и днем спит по три часа кряду, а просыпается в восемь утра. Он много слов уже говорит и даже маленькие предложения и не нужны ему памперсы, и кушает он самостоятельно ложкой. А разница между вами всего то 4 месяца, правда в двухлетнем возрасте это несоизмеримо много. Я волнуюсь, не знаю как ты будешь там у бабушки жить, как адаптируешься к новой обстановке, будешь ли грустить за мной. И вообще мне страшно как ты там будешь без меня обходиться.
Специально взяв билеты обратно, на ночной скорый, я рассчитывал уехать когда ты будешь спать, крепко спать как дома, до самого утра. Но не тут то было, у маленьких детей наверное другие чувствования, и всю ночь ты лезла на меня, и спала во сне чувствуя что я рядом, не уехал, не оставил тебя у бабушки одну. В 4 утра, сработал будильник, я попытался высвободиться, но стоило мне отодвинуться на сантиметр и ты спящая ползла за мной, а когда я встал с кровати, сразу же поднялась открыла глазки и заплакала. Как же мне не хотелось чтобы все было именно так, чтобы я уезжал, а ты плакала. Я вернулся в надежде полежав еще рядом 20 минут, дождаться когда снова уснешь.
Пол часа до отправления скорого, собирался быстро, а ты стояла и в недоумении смотрела на меня в ночной тишине, не понимая почему я не собираю тебя, неужели решил здесь оставить. А я говорил, папе нужно уезжать на работу, скоро приеду к тебе, а сейчас ухожу на работу. И ты смотрела на меня и совсем даже не плакала, а я старался скорее, скорее выйти, чтобы не долгим было это невыносимое мучение разлуки.
Ночной безлюдной дорогой, освещенной желтыми фонарями города, спешил не опоздать на мой поезд обратно в Киев. Вокзал был слышен, и поспел к самому прибытию поезда. Вокзал это особенный мир для меня, то с чем связаны многие воспоминания, это место практически всего детства и юности и надеюсь еще вспомнить в своих мемуарах о вокзале. Пока же я стоял на перроне, в ожидании приближающегося скорого, номера с хвоста поезда, отдавалось в моем сознании. Вокруг было много пограничников, служебные собаки, спаниэли, путались у них под ногами. Спешащие найти свой вагон пассажиры и редкие сегодня торговцы водкой и пивом вокруг. Сонные проводники, с лязгом и шумом открывающие двери вагонов.
В купе все спали, и было удивительно тепло, даже жарко. В смятении от разлуки, я лежал на своей полке, на скатанном матрасе, не взяв даже постель, а поезд стучал рельсами и приятно раскачивался из стороны в сторону. Хотелось уснуть, поскорее уснуть, чтобы сразу в Киеве проснуться и быстро домой, а с другой стороны понимал что каждая прошедшая минута пути отдаляет тебя от меня и скоро будет расстояние более 300 км. Внутри стоял неприятный ком, настроения не было, ничто не могло порадовать, ничто не могло вернуть мне былую веселость. Спустя час я спал, а через два с половиной часа, оживился вагон и люди спешили совершить свой утренний дорожный моцион.
Дома я был в 9 часов утра, и сразу нахлынула тоска и эхо вокруг, ни жена ни старшая дочка, в течении дня не смогли избавить меня от тоски. Большую часть дня проспал, а на следующий день тоже не хотел ничем заниматься, слонялся по комнатам туда и сюда и думал о том, что чувствуют родители потерявшие своих детей.
А ты, после моего уезда, сидела сидела возле двери на диване, и уснула. Мама сказала что совсем и не плакала за мной. И жизнь твоя у бабушки потекла совсем в другом русле, по другим правилам и законам. Тебя сразу же окружили заботой и спустя пару дней как будто и забыла меня. А так хотелось звонить и чтобы слышать тебя в трубку, но терпел и не хотел тебя расстраивать, ведь это всего то на две недели, на две.
В среду бабушка повела свою маленькую внученьку на причастие. Пришел брат, с ним у моей Арины особенные непонятные связи. С первой встречи она восприняла брата как будто это я. И тут же бабушку уже ручками отталкивать начала, лишь бы только на руки к брату Сергею залезть. На причастии устроила истерику, пока видит брата в алтаре, не плачет, стоит ему скрыться за дверями, падает на пол, начинает хныкать и плачет. Причастили, дали святую водичку запить, просфору. Время уходить домой. Арину же мою невозможно из церкви вытянуть, бежит в алтарь и все тут. Бабушка еле дотащила ее до трамвая, вырывается, плачет, смотрит на двери храма. Успокоилась только дома, узнав свое новое окружение, поела, погуляла с дедом и уснула. Брат смеялся, как это меня племянница с папой могла спутать. Наверное у маленьких таких деток своя идентификация, они тянуться по своим непонятным нам взрослым законам.
На третий день я немного успокоился, а к концу недели стал просто меньше думать о том как ты там у бабушки. А бабушка в ежедневных беседах по телефону, все успокаивала меня и рассказывала какая ты у меня чудесная девочка. Я знаю что у моих родителей ты находишься в полной безопасности, тебя никто не обидит, и бабушка с дедом тебя любят не меньше чем других своих внуков. Ведь внучка Киевлянка у них одна.