Сорок семь лет назад

Павел Сало
01. 02. 1969 год
Город Киев
Мой добрый друг прежних дней!
Много мне принесло удовольствия письмо твое, жадно я  перечитывал тобою писанное,  ловил слова, и мне казалось, будто я их слышу прямо  из уст твоих.
По крайней мере,  позволь сказать, что ни к кому из своих одноклассников, я не был так благосклонен, как к тебе. С  первых дней нашего общения, мы с тобой довольно скоро сблизились друг с  другом,  и нашли общий язык и общее взаимопонимание.  Мы  смеялись с тобой  искренне над своими глупостями, над своими ошибками и нас это забавляло и радовало.
Но вместе с тем мы с тобой не однажды серьезно задумывались и над  программой  нашей жизни.  И сейчас уже почти с уверенностью можно  сказать, что половина наших мечтаний сбылись,  и что существование мое не будет ничтожно. Ты пишешь: «Ну почему мы так спешим увидеть наше счастье на блюдечке с золотой каемочкой?  Мысль  о счастье тревожат мое сердце и пугает меня.  Душа полна нетерпения и хочет вырваться из тесной своей обители» Как я тебя понимаю, потому что и сам страдаю нетерпением подобно тому, как и ты, страдаешь изобилием внутренних противоречий, которые никак, нельзя оформить в законченную мысль. Но поверь мне, они так красноречивы и понятны во всех твоих многоточиях.
  Уже с самого начала  разговора с тобой, я  предполагаю, длительность своего письма, а потому нахожу необходимым избрать и придерживаться на всем, протяжении моих размышлений какой -  то, определенной системы.
Твое письмо побуждает меня, на самые разнообразные и глубокие по смыслу, и неоспоримые  по важности мысли. Но прежде чем выразить их я расскажу тебе о своей жизни, о тех переменах, которые, имели место в последнее время.
Итак, приготовься, пишу тебе о своих занятиях, удовольствиях, знакомствах, учебе, и обо всем, что только напоминает прелесть  столичной жизни. Может быть,  в какой - то мере, это развеет горечь твоего заточения,
охарактеризует мое урочное время, и покажет меня в быту.
Киевский институт народного хозяйства мой храм. Уже сдал три студенческих сессии, результаты прогрессируют, последнюю сессию сдал на «4» и «5» бала.
Паша, я право не знаю, как поступить, боюсь навязать твоему вниманию, не интересующий тебя рассказ о своем институте, о моей будущей профессии.
Но я очень полюбил свою будущую профессию, и с уверенностью говорю тебе, что я не ошибся в выборе. Это как раз то, что мне по душе, где абсолютно все благоприятствует, полнейшему раскрытию всего моего потенциала. Холодная испарина выступает у меня на лбу при мысли, что может быть, мне придется погибнуть в пыли, не означив своего имени ни одним прекрасным делом – быть в мире и не означить свое существование – это было бы для меня ужасно. Но теперь я вижу, что здесь работы будет более чем достаточно, что только здесь я могу быть полезен человечеству.  «Исполняться ли мои высокие начертания? Или неизвестность зароет их мрачной тучей своей? Эти долговременные думы свои я затаил в себе. Недоверчивый ни к кому, скрытный, я никому не поверял своих тайных помышлений, не делал ничего, что бы могло выявить глубь души моей. — Да и кому бы я поверил и для чего бы высказал себя, не для того ли, чтобы смеялись над моим сумасбродством, чтобы считали пылким мечтателем, пустым человеком? — Никому, и даже из своих товарищей, я не открывался, хотя между ними было много истинно достойных.
Я не знаю, почему я проговорился теперь перед тобой, оттого ли, что ты, может быть, принимал во мне более других участие, этого не скажу; что-то непонятное двигало пером моим, какая-то невидимая сила натолкнула меня, предчувствие вошло в грудь мою, что ты не почтешь ничтожным мечтателем того, который,  около трех лет неуклонно держится, одной цели и которого насмешки, намеки более заставят укрепиться, в предположенном начертании. —  Если же, ты не поучаствуешь даже во мне, по крайней мере, ты затаишь мое письмо, так же, как я затаил в себе одном свои упрямые предначертания.»  (А. Воронский. «Н.Гоголь»)
Паша, тебе известно мое пристрастие к общественной работе. Так вот я имею возможность полностью реализовать эту страсть здесь в институте. Я секретарь комсомольского бюро факультета. А факультет наш, это три наших школы, свыше шести сот  студентов. Теперь ты можешь представить какой незаурядной энергии, силы и времени требуется для того что бы завести, настроить, на верный рабочий ритм и своевременно предупредить поломки этой общественной «махины». Нелегко, мой друг, очень нелегко. Иногда от этих всех дел валишься с ног, делаешься как тряпка.  А то бывает, что и во сне иногда не покидают тебя нерешенные факультетские проблемы. Я завидую твоей воли (имею в виду сигареты и водку), а я вот курю и курю опасно много. Но здесь как мне кажется вопрос не воли.
Сигареты единственное, хотя и слабое средство успокаивающее «души моей волнение». А волнений этих, как ты сам должен понимать, очень  и очень много, если работаешь с людьми. Шура неоднократно пыталась бороться с этим явлением, ставила целый комплекс условий, и все осталось без изменений, разве что при ней я не курю.
Ну, это мелочи. В таком волнении я нахожу удовольствие. Ведь я живу по принципу: «Что бы быть – надо участвовать» И я участвую во всем, что только волнует мое сердце, насколько только хватает моих физических сил. Кроме учебы мою настоящую жизненную программу, составляет научная работа, комсомольская, Университет молодого лектора, дискуссионный клуб, и наконец, поэзия,  и любимая подруга.
На первый взгляд может показаться  абсолютное богатство моей жизни, и полная гармония моих жизненных проявлений. Но это не совсем так. Ведь надо учесть еще и тот немаловажный факт, что все эти аспекты моей жизни, зачастую противоречат друг другу. А с другой стороны, чем сложнее натура, тем чаще она вступает в противоречия с более простыми  душами. И такой примерно высокий ритм жизни чрезвычайно, богат как успехами, так и неудачами, как победами, так и поражениями. Как видишь и мне не удалось ускользнуть из этого психологического котла, в котором варимся  все мы, не лишенные дара чувствовать, (в том числе и ты). И снова я утверждаюсь и убеждаюсь в том что «всегда в барыше остаются глупцы и уроды. Они могут сидеть спокойно и смотреть на борьбу других. Им не дано узнавать торжество побед, но зато они избавлены от горечи поражений. Иногда мне думается, что они живут так, как следовало бы жить всем нам, без всяких треволнений, безмятежно ко всему равнодушные. Они никого не губят и сами не гибнут от вражеской руки». (Оскар Уайльд. Портрет Дориана Грея».) Но все  это лишь короткое мгновение, перед соблазном спокойной жизни. В следующее  мгновение, понимаешь, что  это  не для меня и уже суешь голову в водоворот живой странной жизни и ощущаешь в этом свою стихию.
Ну а теперь Павел, пожалуй,  непосредственно и о твоем письме и о мыслях в нем изложенных.
Паша, я питаю к тебе дружеское  чувство, и оно вынуждает меня на не тактичность. Да, я собираюсь проявить нетактичность по отношению к тебе, мой добрый друг, и это я считаю самым дружеским проявлением. Ведь такт – это неписаное,  соглашение не замечать чужих ошибок и не заниматься их исправлением, т.е.  жалкий компромисс. А между нами не должно быть компромиссов.
Павел, я имел неприятность, исходя, из твоего письма, констатировать, тот далеко не радостный факт, что ты не работаешь над собой. Почему ты не развиваешь своего ума, ведь поверь же мне, что есть что развивать! Богатая душа, - это хорошо, но еще лучше, когда богат и мозг. Паша, поверь мне дорогой, что отказать себе в плохих привычках: в курении, в водке, и т.д., это еще далеко не совершенство личности. Это оценивается как совершенство только в глазах тещи: не пьет, не курит – золотой человек.
Паша, я преотлично понимаю твое душевное состояние, (и мне приходилось переживать подобные моральные кризисы). Сердце жаждет любви, и не находит в своей жажде желанного удовлетворения. Нет моральной основы для мобилизации всех сил своих на свое интеллектуальное совершенство. Да, да, именно любовь и всегда рассматривая, ее как первейший моральный фактор я понимаю что, она мобилизует нас, на великие дела, пробуждая в нас активность и устремление. Но если она не приходит, если на определенном промежутке времени, твое сердце лишено сладостного общения с сердцем любимой, тогда как  быть?!  Отдаться на растерзание душевным мукам?  Вечно дышать духом жизненного пессимизма?
Павел,  очень прошу тебя, работай над собой. Мечтательность – это очень ценимая мною черта. Я и сам очень часто поддаюсь этой сладостной истоме. Но поверь мне, что лишь, усилиями достигаем мы цели, а не желаниями, и задуматься, мой милый,  Паша, стоит, может,  даже в первую голову над своим гражданским местом, которое устанавливает тебе будущая жизнь. Ты вправе сейчас возразить мне, что де мне говорить легко, имея почти все в жизни: и любовь, и призвание, и удовлетворенность, а с чего начать мне, от чего оттолкнуться?  Ну, здесь естественно, нет определенного совета, как тебе преодолеть установившийся барьер. Но ты ведь, если имеешь волю, и большое желание, найдешь выход.  Я верю в тебя, Павел. И мне было бы прискорбно, если бы такие характеры как у тебя подавлялись бы мелкими проблемами, не стремились бы, к своему абсолютному совершенству и не достигали его.  А их у нас не так и много. И ты за судьбу своего характера в ответе не только перед самим собой, а перед всем нашим обществом.  Вот так мой друг! Дерзай!  Я желаю быстрей увидеть тебя преуспевающим, человеком  во всех твоих смелых начинаниях!
 На этом я заканчиваю свою обличительно-нравоучительную часть письма и берусь  ответить тебе  на следующий и главный вопрос. Так,  по крайней мере, мне показалось. Я не могу сейчас предупредить себя от возможной (резкости), но поверь, что если она и будет иметь место в этой части, моего письма, то она будет рожденная совсем не тем чувством, которое именуют ревностью. Ты спрашиваешь: « - Как у тебя с Шурой? Как она живет сейчас? Чем занимается?  Как относишься к ней ты? Не баловство ли это?»  Если бы ты даже не употребил это обилие вопросов, если бы ты только написал одно «Как?» со своими неизменными многоточиями – я бы понял, что тебя интересует. Но всю сложность этого вопроса составляет ответ. Мыслей много, но системы нет. Будем пробовать. Нет, милый, мой это совсем не баловство. От баловства давно бы я   уже устал.  Да признаться тебе, за эти почти три года нашей дружбы в общей сложности, радостей было куда меньше, чем горестей. И если бы наши связи основывались только на «баловстве», мы бы уже давно, не только «развязались», но и забыли друг друга. Но, тем не менее, мы вместе, и как мне кажется, что ни день, то наши связи становятся все крепче. Значит здесь совсем другое. Люблю я ее! И очень-таки, сильно люблю! Она меня, кажется тоже.
Я хотел бы тебе рассказать об этой своей любви. Довольно интересно и необычно. Ты немного, надеюсь, знаешь характер Шуры. На первый взгляд, кажется, ничего особенного, обычная девушка, каких много, каких тысячи, а именно как   говорил поэт:
«Ты такая ж простая как все,
Как сто тысяч других в России,
Знаешь ты одинокий рассвет,
Знаешь холод осени синий»
И сейчас, когда мой мозг, достаточно таки, полон трезвости, и практицизма я часто задаю себе вопрос: «за что же я все - таки, полюбил ее еще пять-шесть лет назад? И абсолютно убежденно и твердо отвечаю: за сочетание в ней, красивого внешнего облика, за те же добрые  и милые ее  глаза вместе с внутренним состоянием ее  души, за ее понимание моих чувств,  с полуслова с полу-взгляда. В последнее время она очень часто напоминает мне, что она не достойна меня. Но если бы она знала, какое счастье я испытываю, от сознания ее роста, ее преобразования, ее нравственного обогащения. Максим Горький как то говорил: «Человек становиться выше ростом, оттого что,  он тянется вверх».  С первых дней нашей дружбы, косвенно, а иногда и непосредственно, я стал оказывать на нее свое преобразующее влияние. И она росла, сама того не подозревая, нравственно совершенствовалась. Я любил ее, но не ту Шуру, которая умеет сладко улыбаться и задорно играть глазами, а свою, идеальную, мысленно вообразимую. Мою любовь удваивало каждое новое завоевание в ее характере. И так любовь росла.  Конечно сейчас  она,  так же  как и я,  далека от полного совершенства. Но главное, завоевано: достигнуто общность интересов, желаний и планов. Мы руководствуемся уже единым критерием оценки людей и оценки своих деяний.  А это, довольно таки, солидная и надежная база, на которой можно планировать застройку нашей общей счастливой жизни.
Как видишь Паша, при таком положении дел, в наших отношениях, мне кажется, нам нечего бояться «ветки», которая надломится в наших отношениях от общего дерева и хлестко ударит по нашим спинам.  А если кто и захочет нас ударить, то для верности я советую взять увесистую дубину. 
В отношении зависти. Да я чувствую себя счастливым, но это счастье пришло ко мне, не так само собой, не на улице я его однажды нашел, а боролся за него и отстоял в настойчивой и продолжительной борьбе. И если не дай бог, случится однажды так,  что мы разойдемся в разные стороны, я потеряю не только любовь, не только смысл будущей жизни, но и стану общим фактом, безрезультатно, пусто прожитых лет.
Павел, ты понял, насколько сложен и богат последствиями характер наших взаимоотношений. Еще нужно иметь в виду, тот факт, что ты был первый, с которым я допустил себе такую степень откровенности.
На этом я свое буквописание закончу. Надеюсь получить от тебя еще не одно письмо. Как твои стихи? Пишешь? Если да, то пришли мне что ни будь. У меня тоже кое – что есть. Мне думается, что мы теперь чаще, нежели прежде, будем писать друг другу. Прощай друг.  Удачи тебе, всяких благ и здоровья.