- Вам срочно нужна операция, - торакальный хирург отодвинул ворох снимков.
Мое сознание резко уперлось в непробиваемый тупик. Не сказать, что для меня это было неожиданностью. Нет. Все предыдущие события готовили меня к подобному исходу. Но разум продолжал упираться, оставляя узенькую лазейку надежде – а вдруг все обойдется? Не обошлось…
- М-может… погодить? – я все еще цеплялся за соломинку.
- А чё годить-то? – несколько грубовато вмешалась в разговор, ассистирующая доктору медсестра, - время уже пошло на минуты.
Преодолевая непонятно откуда появившуюся сухость во рту, я тихо выдавил:
- Сколько мне осталось?
- Месяца три. Если повезет, то и шесть месяцев проживете, - буднично произнес хирург - ясное дело, такие, как я, у него каждый день встречаются, да еще и не в единичном экземпляре, - я вам сейчас направление выпишу. Завтра подойдете в приемное отделение.
24 декабря, а на улице, несмотря на мороз, появилось ощущение весны. То ли оттого, что свет победил тьму, преодолев зимнее солнцестояние, то ли оттого, что солнце светило как весной – очень ярко и ласково.
В некоторой прострации я сел в «Ниву» и задумался.
Напротив больницы раскинулся парковый лес. Сосны и пихты, покрытые белым пушистым снегом. Сказка!
Шустрые воробьи прыгали вокруг машины, весело чирикая. Они подлетали к кузову и садились на капот, с любопытством заглядывая внутрь салона. Озорным пернатым все было нипочем – они радовались жизни!
Я открыл дверцу и откашлялся. Сплюнул. На белом покрывале снега четко обозначились ярко-красные пятна крови.
Умирать не хотелось. Совсем.
Отчаянно скомкав небольшой бумажный листочек с направлением на госпитализацию, я выкинул его в урну.
Решение созрело как-то само собой.
Ложиться в больницу – не вариант. Скорее всего, оттуда я уже самостоятельно не уйду. Провести оставшиеся три месяца в боли и скорби? Оно мне надо? Лучше – к соснам и пихтам. На чистый воздух!
И я уверенно вдавил педаль акселератора.
Так я оказался в тайге.
И стал дедом Иваном…
* * *
Закончив рассказ, Иван Тимофеевич взглянул на собеседника. Спаниель Тёма, поймав взгляд хозяина, вильнул хвостом.
- Вот такие, брат, дела, - дед Иван бросил кусочек соснового комля в топку печи. Печь довольно заурчала, поглощая древесный деликатес, обильно пропитанный смолой.
- Главное в этой жизни – это жизнь! Оглянись вокруг – какое это чудо! – с этими словами дед Иван вытащил хрящевую косточку с мясом из вчерашнего бульона. Тёма одобрительно тявкнул.
- Ага, согласен!.. Не копи в себе злость. А иначе твоя душа превратится в свалку. Делай добро. Прости всех. Даже если они неправы. Как там по православному? – Тимофеич вопросительно посмотрел на спаниеля. Тёма наклонил голову набок, внимательно наблюдая за косточкой в руке хозяина.
- Ааа… не знаешь. Так я тебе скажу. Прости их – они не ведают, что творят. Вот. И тогда тебе самому станет легче. И душа твоя пойдет на поправку. А с ней и тело. Вот тебе и весь сказ. Так что - будем жить!
«Обязательно будем», - согласился Тёма, хрустя сахарной косточкой…