Пряжка. Криминальная история. Начало

Ирина Степановская
                Пряжка.
Криминальная история.

Почему меня так привлекают судебно-медицинские истории? Ну, потому что я вообще люблю медицинские истории, а слово «судебные» это только дань отдельной специальности. Мне нравятся истории из хирургии, терапии, детских болезней, хотя особенно драматичными кажутся акушерские байки. Но к судебным медикам у меня подход всё-таки особый. Во-первых, я часто замечала, что их путают с патологоанатомами, а это специальности если не кардинально, то во многом различные, хотя в некоторых странах патологоанатомы выполняют и судебно-медицинские вскрытия. Во-вторых, судебных медиков постоянно изображают этакими мясниками - вечно в резиновых фартуках до пола и с огромными ножами в руках, а между тем работа  у них вполне изящная и требует природной, я бы сказала, элегантности. Мне даже кажется, что в гораздо больше степени, чем акушерам. Впрочем... Надо спросить об этом у акушеров. И, в-третьих, ореол загадочности, который окружает всё связанное с преступлениями, даёт свой таинственный отблеск и на судебную медицину. Но сегодняшний рассказ по большому счёту не о медицине.

Моя знакомая Лена Крылова работала на кафедре судебной медицины пятый год и во время занятий со студентами любила смотреть из окон комнаты в парк. Веселее всего смотреть было ранней весной. Сначала ветви покрывались сероватым нежным налётом, и это служило сигналом, что через неделю серый цвет сменится сначала горчичным, а потом бледно зелёным. Потом ближайший к окну клён выбрасывал розоватые цветочные кисточки, в комнатах появлялся запах тополиных клейких чешуек,  и последним зацветал каштан, что одиноко рос на углу на выходе из парка,. В нижнем ярусе бесновалась сирень.
Лена по утрам старалась пройти мимо неё и аккуратно отламывала несколько ароматных упругих кистей. Ставила их в воду в зелёную керамическую вазу на свой преподавательский стол и любовалась ими всё занятие. Цветущая сирень означала приближающееся лето, отпуск, новую поездку куда-нибудь… Однако сейчас до отпуска было ещё далеко. Ну. если не считать новогодние каникулы.
Снег падал хлопьями на асфальт и тут же таял. Временами он  превращался то в изморозь, то в колючий снег, который вдруг снова таял и придавал всему этому дню и, казалось,  всему городу ощущение чего-то утраченного и невосполнимого. Однако в коридорах медицинского университета, несмотря на середину дня, горел яркий свет, в аудиториях читали лекции, в учебных комнатах шли занятия, а в вестибюле возле раздевалки стояла украшенная ёлка до потолка. Возле неё на прилавке, на который все клали пальто и куртки, качался светившийся тонкими трубками рогатый северный олень, а под его мордой стояла расписная кормушка. Ушлый гардеробщик - отчисленный в предыдущую сессию парень - приклеил на неё   объявление.
«Ребята, киньте, кто может! Хочу домой, в Финляндию!» И после каждый учебной пары кормушка заполнялась мелочью и бумажками почти до краёв. Довольный гардеробщик после звонка выгребал все бумажки и монетки, оставлял на дне немного мелочи, одну крупную купюру для назидания и по-деловому прикидывал - на что ему хватит студенческого подаяния.
Сегодня Лена немного скучала. Сейчас начнётся послеобеденное занятие. И хоть студенты уже прослушали лекцию на эту тему, всё равно - судебную медицину на пальцах разбирать не интересно. Но… деться некуда. Тридцать минут опрос и оценки, пятнадцать - экспресс-контрольная, потом небольшой перерыв и практическая часть.
Обычно Лена старалась внести оживление в разбор темы, но сегодня было откровенно лень. Предпоследний учебный день в году. Студенты уже не в себе, лаборанты с утра озабочены салатами и горячим, профессор дочитывает последнюю лекцию и отваливает в отпуск на десять дней. Веселье на кафедре начинается в шесть, через пятнадцать минут после того, как за последним студентом закроется дверь на лестницу.
Лена  любила эти предновогодние посиделки. Заходили следователи, эксперты из Бюро, приносили с собой, рассказывали байки, сыпали комплиментами…
Лена тоже могла кой чего порассказать.
Она взглянула на таймер своего телефона.  Как говорят на радиостанциях: «В Москве - четырнадцать часов». Четырнадцать часов, а на улице будто сумерки.
И сумерки действительно вбирали в себя и этот день,  и этот город - со всеми его магистралями, автомобилями и людьми. И только устремлённые вверх пирамиды украшенных ёлок на улицах и возле торговых центров, казалось, не боролись с сумерками, а кокетничали с ними. Зажигались огнями гирлянд, сияли игрушками, притягивали взгляды прохожих.
А снег всё шел и шёл, как проходил мимолётно этот день и пролетали чьи-то жизни, стремящиеся у кого - к счастью, а у кого - к концу. И где-то в центре города, довольно далеко от медицинского университета, от Лены, от её учебной комнаты, от студентов светилось вдоль улицы рубиновыми буквами название «Чебуречная», и в одном её широком окне тоже горела огнями новогодняя ёлка. С потолка гирляндами спускались разноцветные шары, и с улицы через стекло они были похожи на крупные расплывающиеся радужные капли.  И само это недорогое заведение с яркими жёлтыми деревянными столами, с лавками, приколоченными к полу, с ароматным парком от тазиков с готовыми чебуреками, звенящее пивными кружками, манящее запахом жареного лука и копчёной колбасы казалось оплотом уюта разному люду. Посещали его в основном небогатые командированные мужики со случайными спутницами, жадными не столько до дармового пивка, сколько до мужского внимания, разного рода служивые люди, заходящие сюда пропустить по кружечке, а из постоянных посетителей - несколько писателей и поэтов пару раз в месяц черпали в здешнем пиве и чебуреках своё вдохновение. Наперекор природе, возрасту и издательскому спросу.
За столик у окна, что как раз стоял возле ёлки, уселись двое парней. Один был в какой-то непонятной форме, прикрытой серым пуховиком, в военных ботинках и в пёстрой собачьего меха ушанке. Он поставил на пол возле себя тяжёлую спортивную сумку с белым широким ремнём. Другой был одет в коричневую куртку из искусственной кожи, в толстовку с капюшоном, джинсы и белые кроссовки, казавшиеся сейчас явно не по сезону. Парни принесли наполненные пивом кружки, составили с подносов  две мисочки капустного салата с морковными прожилками. В середину стола тот, что в шапке, грохнул белый тазик с золотистыми чебуреками, а тот, что был в коричневой куртке, положил на подоконник рядом с ёлкой пакет из супермаркета. И рядом с пивом и чебуреками почему-то показались сиротскими выглядывающие из этого пакета одинокая пластиковая бутылка кефира, краешек голубенькой упаковки дешёвого батона и просвечивающаяся сетка грязноватой картошки. И само лицо того, что был в коричневой куртке, тоже выглядело сиротским.
Парни сели. Подвинули поближе тарелки. Тот, что в шапке поднял кружку. Второй мелко кивнул, дёрнул рукой, пролил немного пены и растёр её по столу салфеткой. Потом отпил немного из своей кружки. Шапочный же с вожделением выпил сразу больше половины, яростно воткнул вилку в чебурек, поволок его на тарелку.
-…И вот, понимаешь, по ходу, не может она от него отказаться. А за что его любить, я, блин, не понимаю. - Разговор этот между парнями начался не сейчас. Казалось, что тот, что был поуже, потоньше только и ждал, когда они сядут, чтобы выговориться. Он расстегнул свою коричневую куртку, расстегнул толстовку, но есть не стал. Потянулся руками, а потом сжал их в кулаки перед собой, и всем было видно, что руки у него тоже тонкие и очень бледные.
-Этот козёл на старого барана похож. Так-то не старый, а на башке сзади круглая плешь. Сзади плешь, а вокруг неё слипшиеся волосья спиральками. Точно, как у барана на заднице. Он, по ходу, голову, вообще никогда не моет. И голос у него - будто блеет. Я как услышу: «Ли-и-и-ля, мне плохо! Ли-и-и-ля! Я умира-а-ааю!», - меня самого блевать тянет.  А она его чуть не с ложечки кормит. Тазик за ним выносит. Деньги все на него грохнула. Лечила его раза три, да хрен его вылечишь. Он, блин, как выходит из ломки - опять за своё. Полушубок её унёс…
            Парень замолчал и отвернулся к окну, но непонятно было, видит ли он за стеклом что-нибудь. Голова его качалась на шее, как у больного птенца, и лицо было тоже чем-то похоже на птичье.
-Толку-то от лечения… - Коротко заметил первый. Он сидел за столом прочно. Шапку сначала не снял, но когда наклонился над чебуреком, откусывая его осторожно с угла, чтобы не вытек сок, шапка совсем съехала ему на нос. Он протянул тогда красную жаркую руку и шапку снял. Положил рядом с собой на скамейку. Лицо у него оказалось тоже красное, вспотевшее, обрамлённое, как в рамке, тёмными волосами. Волосы были густые и коротко остриженные.  Второй подвинул к себе капустный салат и нехотя стал есть.


Студенты вошли в учебную комнату негромко. Не торопясь отодвинули стулья, без суеты уселись, достали свои ноутбуки. Некоторые зевали. Кое-кто что-то дожёвывал и стряхивал на пол крошки. Староста группы отключился от телефона и вопросительно посмотрел на Лену. Она подошла к своему преподавательскому месту. Зелёная керамическая ваза пустая стояла сбоку. Лена остановилась за столом. Группа нехотя приподнялась.
-Здрассьте, Елена Николаевна…
 -Здравствуйте. Садитесь. 
Студенты как-то сонно и не шумя уселись. Лена тоже опустилась на свой стул.
-Староста, отметьте, кто отсутствует на занятии. Сегодня у нас «Осмотр трупа на месте его обнаружения».
 За окнами чернела уже сплошная тьма. Это было из-за парка. Если бы окна выходили на улицу - было бы не так темно. А сейчас с утра налипший на деревья снег растаял, и Лена знала, если плотно приблизить к стеклу лицо, всё сольётся во мраке и будут видны только самые близкие ветви. Серовато-коричневые с узловатыми утолщениями в местах будущих почек с застывшими на них прозрачными каплями. Но и зимой смотреть на деревья тоже было приятно.

Тот, что был в коричневой куртке сидел теперь навалившись на подоконник боком, смотрел на улицу за окном. Иногда он машинально постукивал по шарику на ёлке. Тогда раздавался короткий чёткий звук, и шарик, качнувшись, вращался и поворачивался к залу и к улице зеркальными боками.
-Ты не думай, мать - она не это самое, она, знаешь, какая добрая… - вдруг сказал он задумчиво. 
Первый всё ещё ел. Подцеплял вилкой капусту, пил из кружки пиво, закусывал чебуреком. Не смотрел на товарища.
Второй тоже замолчал, но ненадолго, постучал посильнее по шарику, вдруг отвернулся от ёлки и начал опять говорить. И хотя голос его звучал негромко и нудно, было видно, что говорить сейчас этому парню необходимо. Что, может быть, он вообще говорит об этом сейчас в первый раз в жизни.
-Мать у меня, знаешь, какая… - Он вдруг оттянул от горла круглый вырез футболки, что была под толстовкой, и стал растирать шею. - Я отца даже не помню. И вообще у неё никого не было кроме меня.
Он вдруг отвернулся от ёлки, навалился на стол, стал выплёвывать слова другу в лицо.
-Она меня в сад не водила, что б я не болел. Сама почти не спала - на телефоне сидела, на звонки круглосуточно отвечала. Потом, когда я в школу пошёл - буфетчицей в столовку устроилась. К училкам подлизывалась - порции им побольше накладывала, чтобы ко мне не придирались… - Он выпрямился, будто выдал уже все секреты, навалился на спинку лавки, вспоминая.
-И, слушай, вот когда в школе учился… Иногда реально, жрать было нечего, а она не хотела, чтобы нас нищебродами считали.  А в школе, родительский совет, блин… Одно бабло собирают. Могла бы сказать, вы чего, ёб…? Чего с меня деньги тянете? Я ж тоже в вашей конторе работаю. А она… «Стасик, там деньги собирают по математике на подарки, так ты отдай». Ей в школе обед полагался… Она его домой приносила. Прямо в школьных тарелках. А меня с него реально рвало. Я школу ненавижу. Меня там все презирали из-за того, что мать буфетчица... 
 Он поднял, наконец, свою кружку. Друг поднял тоже, стекло тускло звякнуло, оба отхлебнули. Стас только чуть-чуть, а краснолицый в полный глоток и с удовольствием, причмокнул ещё со вкусом. Потом он опять начал есть. Стас молчал. Товарищ подцепил на вилку последний чебурек.
-Не будешь?
-Ешь.
-Ну, будь!
Когда тарелка опустела, краснолицый потянулся, вытер жирные руки бумажной салфеткой. Спросил:
-Ну, а потом что было?
Стас пожал плечами.
-Ничего. Я после седьмого работать пошёл. К родственнику дальнему. В шиномонтаж. На каникулах. Мне там реально самому всё делать давали. Потом в колледж. Ты ж меня знаешь - я машину с шестого класса разобрать и собрать могу. В армию уходил - я ей полушубок купил. Меховой. Сначала хотел телевизор, она сериалы любит. А потом подумал, чего сериалы. Пусть будет красивая.
-Ну, а мать теперь что?
Стас покрутил свою кружку. 
-Она в пиццерии сейчас работает. Заказы принимает.
-И живёт с этим бараном. А ты теперь пиццу не любишь, - вдруг хохотнул краснолобый.
-Да нет, - натянуто засмеялся Стас. -Я к пицце - нормально. Люблю. Я этого барана ненавижу.
Второй сказал:
-Пойду, возьму ещё пива, - и пошёл к стойке.
Стас опять повернулся к окну. Снег на улице перешёл в дождь. От него на газоне оставались чёрные дырки, как от дроби. Мимо торопились прохожие, пронося сквозь брызги устремлённые тела.
Вернулся краснолобый с новой кружкой.
-Выпей, чего ты?
Они снова чокнулись. Стекло опять тускло звякнуло.
-Когда ты домой? - спросил Стас.
-Сегодня. Поезд в 22.10.
Стас прикинул, что придётся вместе шляться по городу ещё несколько часов. Жёлтые пластиковые поверхности столов ярко блестели и нагоняли этим блеском острое чувство раздражения. Хотелось, поскорее уйти. Вернуться домой, а там прохладно и чисто. Не воняет лекарствами. И самое главное - нет больше никого чужого в квартире. Только мать сидит. Смотрит сериал.
          -Не будешь, что ли? - кивнул краснолицый на кружку товарища.
-Пей, если хочешь.
Краснолицый взял его кружку, опрокинул привычно и быстро. Стас вспомнил, как ходит кадык у Барана, когда мать приносит ему пить и держит голову повыше, чтоб  тот не захлебнулся.
-Ну, пошли, посмотрим. - Краснолицый взял со скамейки шапку,  надел.
-Чего посмотрим?
-Барашка твоего.
Он легко поднял свою тяжёлую сумку, легко вскинул её на плечо, двинулся к выходу. Стас взял из-под ёлки пакет с кефиром и картошкой, надвинул капюшон от толстовки на голову. Выходя, поставил скамейку на место. Никто не заметил, как они ушли. Официантка через какое-то время унесла посуду, смахнула крошки с пустого стола. Народ в чебуречную прибывал.


Первое, что всегда стремилась донести Лена на этом занятии, так это, что место обнаружения трупа и место происшествия в прямом смысле вовсе не всегда одно и то же.
-Конечно, если вы будете работать врачом в больнице и жить в большом городе, то вряд ли вам придётся осматривать труп в лесу или на дороге. В этом случае, ваше дело просто позвонить в полицию. -Так обычно она начинала тему. - Но вот представьте, что вас занесло в какую-нибудь заштатную районную больничку богом забытого района, из которого единственный судебно-медицинский эксперт как назло ушёл в отпуск. И вот тогда… Тогда по приказу главного врача и по специальному постановлению органов, проводящих дознание, вас, как врача, могут привлечь в этому иногда тошнотворному, а иногда и небезинтересному делу - осмотру трупа на месте его обнаружения. К тому же, если у нас в стране снова запретят аборты…
Студенты подняли головы.
-Кто возьмётся продолжить мою крамольную мысль?
Староста посмотрел на экран своего телефона и сказал:
-Появится большое число подснежников - трупов новорождённых детей, выброшенных матерями и оставленных без помощи.
Ну, точно. - Подумала Лена. Профессор на лекции тоже озаботил их этой темой.
Они ещё немного поговорили о том, что чаще всего такие трупы находят собачники в лесополосах.
Потом они обсудили порядок осмотра, признаки волочения тела,  расположение потёков крови… Занятие шло неспешно, по плану и без сюрпризов.
          -А теперь приступаем к практической работе.
Лена встала со своего преподавательского места, открыла шкаф, достала методички.
Студенты подняли головы и нетерпеливо следили за ней. Всем хотелось домой или, по крайней мере, выйти из корпуса. Четвёртая пара за сегодняшний день. Хотелось размяться, несмотря на то, что только что был перерыв, снять халаты, чего-нибудь съесть и позабыть об учёбе хотя бы на праздники. Пускай приходят потом экзамены, последние лекции, сдача пропущенных занятий, но сейчас - как всё надоело! Кто уже выкупил билеты на самолёт в Таиланд? В Тулу на автобус?
-Слушайте внимательно. Группа должна разделиться на две равные части.  По желанию. У вас сейчас будут два трупа.
Не торопясь, но с загадочной улыбкой Лена раскрыла створки стенного шкафа в одном конце учебной комнаты, и отодвинула высокую ширму  в другом. Ну, хоть какое-то развлечение, чтобы не заснули.
Это было немного похоже на театр. Студенты всегда непроизвольно ахали в этот момент, хотя, несомненно, многие уже слышали, чем занимаются на этом занятии от других своих сокурсников.
В шкафу висела в верёвочной петле выполненная в натуральную величину восковая фигура человека, якобы повесившегося в дровяном сарае. Стенки шкафа были выполнены из досок и для пущей убедительности заткнуты стекловатой. На полу были набросаны клочья соломы.
За ширмой в другом углу комнаты оказался передок легкового автомобиля с помятым бампером, кусок асфальта с нарисованной известкой разметкой и тоже восковое тело человека, скрюченное и замершее чуть в стороне от колёс автомобиля.
Студенты встали, задвигали стульями и переместились по углам.
-На всё про всё - двадцать минут. Работайте, - сказала Лена и вышла из комнаты.
Коридор был пуст. Университет заканчивал год своей обыденной жизнью. Из лаборантской  слышался стук ножей. Салаты нарезают, определила Лена. В конце коридора кто-то сильно ударял по мячу - там размещался тренажёрный зал. Напротив зала в  университетской кунсткамере в унисон этим ударам позвякивали склянки.
Лена подошла к большому зеркалу, вывешенному на стене рядом с женским туалетом. Из-под её белого халата виднелся подол нарядного платья.
-Бывают же у людей праздничные корпоративы. В ресторанах. С музыкой, шампанским и танцами. - Лена приблизила к зеркалу лицо, стёрла пальцем чуть размазавшуюся под веком тушь. Не вынесла искушения и расстегнула халат, провернулась на каблуках. Зелёное искрящееся платье украшал золотистый пояс с фигурной пряжкой. Лена застегнула халат и вздохнула. До конца занятия полчаса. Она достала телефон, проверила в интернете почту. Мама предупреждала, что на улице гололёд. В профиле социальных сетей шесть подруг звали её встречать вместе Новый Год. Саша Носик из прокуратуры сделал под её сообщением язвительное замечание. Лена поправила прическу и пошла к студентам. Уже когда она приоткрыла дверь в учебную комнату зазвонил телефон.

                2.
-Алло?
Звонок был деловым. На экране высветилась фамилия звонившего. Владимир Александрович Хачмамедов. Заведующий танатологическим отделом городской судмедэкспертизы. Не то, что бы она побаивалась этого человека, а постоянно была с ним настороже. Часто казалось ей, что он ведёт какую-то скрытую игру.
-Здравствуйте, Владимир Александрович.
Вкрадчивый баритон начал как бы издалека.
-Привет, Лен. Занимаешься?
-Занимаюсь.
-Слушай, Лен, я тут перед Новым Годом ставки уточняю. Тебе, как ассистенту, оставить твою половинку?
Ох, неспроста он такие вопросы задаёт. Нужно ему очень её согласие. Как сам решит - так и будет.
-Я же всё равно у вас со студентами восемь раз в месяц вскрываю. Не хотелось бы мне это делать бесплатно.
-Хорошо, сейчас помечу.  - Голос заведующего всё ещё журчал.
 -Лена, а тебе на завтрашний день труп нужен? 
Вот она, подстава. Зачем ей труп в короткий предпраздничный день? Норму своей полставки она уже и так перевыполнила.
-Нет, Владимир Александрович, не нужен. Я завтра со студентами занимаюсь на кафедре.
-А какая у тебя завтра тема? - Ну, просто божия коровка по голосу этот Владимир Александрович. Но скрывать бесполезно. На сайте кафедры всё равно вывешено расписание.
-Механическая асфиксия.  - И тут же в сознании всплыли таблицы по теме. Подзаголовки красными буквами: повешение, удавление петлёй, руками, подушкой… Утопление, как подвид механической асфиксии… Вот что значит - рефлексы.  Преподаватель, он и в Африке преподаватель...
Тут же она подумала, что для разнообразия может для иллюстрации к теме вывесить на сайте страницу из пушкинского дневника. Декабристы, виселицы, висельники… Страшные сказки про двенадцать повешенных в тёмном лесу… А, между прочим, в студенческой группе как раз ровно двенадцать человек… Господи, чего только в голову не лезет!
Она представила весёлых перед праздником экспертов, себя в блестящем платье и скучающих студентов вокруг секционного стола. Ещё не хватало! Что она - козёл отпущения? Нет! В крайний день в году на фиг ей вскрывать со студентами какого-то повесившегося!  Наверняка алкаш. Эти всегда выбирают неподходящее время для самоубийства. Как у людей праздник - ну, просто обязательно!
Она услышала в телефоне ехидный смешок.
-Всё, Ленок, ты попала. Пять минут назад позвонили оперативники. У них как раз труп с механической асфиксией.
-Я - совместитель. - Лена снова закрыла дверь в комнату и привалилась спиной со стороны коридора. Студенты, дружно отфоткавшие сэлфи возле «повешенного» и «автотравмы», уже сложили методички  и закрыли ноутбуки.  Все ждали конца занятия.
-Лена! Не отвертеться! Придётся не только взять назавтра этот труп, но ещё и сегодня поехать на его осмотр на место происшествия...  - По тону Лена поняла, что Хачмамедов уже принял решение. Ну и свинство! 
-…Но чтобы разнообразить учебный процесс, - Хачмамедов ехидно хмыкнул, - Я тебе разрешаю взять пару тройку студентов с собой на осмотр. Чтобы они не шкафчики там ваши дурацкие открывали, а было бы всё по-взрослому, натурально…
Между кафедрой и экспертизой всегда существовали некоторая ревность и обиды на почве кто дурак, а кто - умный.
Вот сволочь! Лена решила бороться до конца, поэтому возопила.
-Да вы что, Владимир Александрович! - Студенты вытаращились на закрытую дверь, предчувствуя неладное.
-Никуда я не поеду! Какой ещё осмотр на месте происшествия? У меня сейчас занятие закончится! Пять минут осталось до конца!  И вообще мы сегодня на кафедре Новый год отмечаем…. - Лена машинально повернула голову и увидела, как со стороны спортзала, откуда сейчас доносились особенно сильные крики болельщиков и даже аплодисменты, движется по направлению к ней Саша Носик из прокуратуры. Но Лене сейчас было не до Носика.
 -Есть же у вас дежурный эксперт? Пускай он и едет!
Носик с бордовыми розами в прозрачном пакете с независимым видом проследовал мимо неё дальше по коридору и вошёл в лаборантскую. Лена проследила за ним взглядом. Голос Хачмамедова стал суровым.
-Елена Николаевна! Дежурю сегодня я. И поскольку вы работаете у меня на полставки, можете считать, что сегодняшний выезд - производственная необходимость. Всё, Лен. Собирайся.
Ужасно хотелось шваркнуть телефоном об стенку.
- И, кстати, Лена, кроме студентов возьми с собой Порываева. 
-Зачем ещё?
-Ну! -Хачмамедов уже открыто смеялся над ней. - Ты же у нас прекрасный преподаватель! Мы же здесь все знаем, что ты можешь выучить судебной медицине любого идиота. А Порываев у нас как раз идиот. Так что он сейчас за тобой заедет. Ещё можешь для разнообразия Носика с собой взять. Как представителя прокуратуры… Я думаю, он тоже поедет. Кстати, он сегодня звонил. Спрашивал, не у нас ли ты…
-Да идите вы…! - сказала в телефон Лена, и не поняла, отключился Хачмамедов или всё ещё был на связи. Полставки, конечно, были ей нужны, но с другой стороны, очень бы хотелось, чтобы он расслышал.
Расстроенная, она вошла в комнату. Студенты сидели молча.
Она села и положила телефон возле себя. Обвела взглядом студентов. Они вдруг как-то все сжались, втянули головы в плечи, опустили глаза.
Испугались, что я сейчас их чем-то озабочу. Лена расстроилась ещё больше.
-Да не буду я вас напрягать, не бойтесь, - сказала вслух. -Просто сделаю вам объявление. Для информации.
Никто даже головы не поднял. Тоже, блин, будущие медики.
-У  вас сейчас  появилась возможность посмотреть настоящий труп на месте его обнаружения. Как раз случай смерти от механической асфиксии. То, что вы описывали сегодня - в шкафчике с повешенным. Могу взять с собой не более четырёх человек.
 Ну, да. Как она и думала, лес рук. Она помолчала. Студенты молчали тоже.
Староста группы выразительно посмотрел на свои ручные часы. В этот же момент из коридора раздался звонок. Последний звонок  с последней пары в этот предпоследний учебный день в этом году. Лена явственно ощутила, как она хочет салата оливье и чего-нибудь выпить. Обидно было и то, что представься ей студенткой такой случай - поехать на место происшествия, она бы не упустила.  Хотя бы ради приключения.
Вдруг - голос со скрытой издёвкой.
-Да ладно, Елена Николаевна, всё равно же все понимают - что бы там не обнаружилось на месте происшествия - напишут так, как начальник скажет.
Ну, этого ещё не хватало!
-Кто это сказал?
-Я.
-Кто это - я?
-Гудков.
И правда, кто это здесь такой умный? Каштановые волосы, улыбочка до ушей. На щеках розовые отметины юношеских проблем. Лена помолчала самую малость.
-Гудков, я бы хотела, что бы вы подумали над тем, что начальники меняются, а факты остаются. И их потом можно пересмотреть. Вот для этого и описывают труп на месте его обнаружения.
Никто больше не стал с ней спорить. Половина группы уже встала со своих мест.
-Значит никто не поедет? - уточнила она. Студенты потихоньку, стараясь не привлекать внимания, потянулись к двери. И Гудков потопал тоже. Ну и хрен с вами. Ей проще. Вообще-то ей самой с трупом разобраться - двадцать минут. Просто ехать неохота. И на дорогу часа три уйдёт. И несправедливо. И салат съедят.
-Всё. До свидания.
Комната опустела.