Птенцы Егора Загороднего

И. Чибисов
               
               
Птенцы покидают родительские
гнёзда, что бы вдали от родных мест,   
свить свои 

Птенцы Егора Загороднего
               
               


                «Осознанность народом своего бытия есть,
                может быть, самая большая сила, которая движет жизнь».
                https://www.youtube.com/watch?v=WrX7sX3YhU4
 
                В.И.  Вернадский



            А В Т О Б И О Г Р А Ф И Я

Чибисов Иван Егорович, родился в 1951 году, в хуторе Крамарев, Подгоренского района, Воронежской области.        
Первые четыре класса окончил в начальной школе хутора.     

С пятого класса по десятый, в Сагуновской средней школе №74, Юго-восточной железной дороги, в семи километрах от хутора.    

С 1968 по 1969 годы, окончил ПТУ №81 города Коммунарска (ныне – Альчевск), Ворошиловградской (ныне - Луганской)  области, получив специальность монтажник - конструкций 4-го разряда.

По распределению был направлен в город Харьков, для работы в ХСУ-3, треста Харьковстальконструкции, где и работал до призыва в Советскую Армию.    

В 1970 году был призван в ряды Советской Армии, после окончания службы в 1972 году, поступил в ЛИЭИ им. П. Тольятти (ныне ИНЖЕКОН ) Ленинграда.               

Окончив в 1977 году институт, работал в Ленинградском Управлении Главнефтеснаба РСФСР : начальник отдела фондов и ресурсов, директор Спец. магазина.               

С 1982 года, ЛенГлавснаб Госснаба СССР: комерческий директор фабрики, заместитель Генерального директора объединения, с 1985 года начальник Управления Поставок ЛенГлавснаба Госснаба СССР .

С 1991 года по 1997 годы, предприниматель - председатель Северо-Западного профсоюза « За справедливость», один из руководителей РНС - соратник генерала Стерлигова А.Н. – Председателя Русского Национального Собора (РНС).           

С 1998 года, работа в Администрации СПб , Комитет экономики и промышленной политики, Управление городского заказа – Экспертно - Промышленный Совет СПб, в должности заместителя.               

С 2000 года, Представитель ППП (предприятие по поставкам продукции) УД Президента России в СЗФО России, затем Северо-Западная дирекция Госстроя России курировал ФЦП (федеральные целевые программы) в СЗФО, Татарстане, Башкирии, Удмуртии и частично в Воронежской области. Контроль за устранением размыва метро у станции "Политехническая" к 300 - летию Санкт - Петербурга.

С 2004 года, Комитет экономического развития Администрации СПб - Управление обеспечения деятельности Комитета.               

С 2011 года, уйдя на пенсию , работаю в Государственном Горном Университете, кандидат  экономических наук, Помощник Ректора.         

В соавторстве с единомышленниками подготовил и издал Доктрину Государственного национального развития России.

Автор творческих аналитических работ: « Легенды и мифы в истории России», «Глобализация – как это будет», публицистических статей и размышлений на не заданные темы.





Вместо предисловия.


Родная земля всегда была основой малой Родины, Отечеству, государству, истории страны. Урбанизация и рыночные реформы нарушили эту казавшуюся неразрывной связь. Село переживает непростые времена.


Но, только возродив русскую деревню, вдохнув в неё жизнь, можно сохранить и укрепить Россию.

– Крестьянство всегда было животворным источником русской культуры, на которой базировалась вся русская цивилизация. Этому в большой степени способствовала община, которая вместе с церковью являлась основой духовной и материальной жизни крестьян. С ней у крестьян были связаны хозяйственные успехи, радости и горести, все отношения с внешним миром в лице государства.

Определённый, хотя и вынужденный удар по общине нанесла в своё время  Столыпинская реформа. Значительный урон нанесла коллективизация, но деревня все-таки выстояла и стала приходить в себя в 1970–80-е годы.

У нее было будущее, если бы в конце прошлого века под прикрытием утверждения рыночных отношений не был взят курс на фактическое уничтожение крестьянства как самой созидательной силы общества, ликвидацию самого духа артельности, общинности и коллективизма.

Под видом организации фермерского хозяйства общественное землевладение в колхозах и совхозах было ликвидировано, а вместо него крестьянам выделены так называемые «земельные доли».

Но вместо обладания ими сельчан постигла доля безземельщиков. Всё большее число дееспособных граждан покидали свою историческую малую родину, уходили в города в поисках средств к выживанию.

Миллионы гектаров земли зарастали бурьяном и мелколесьем. Деревни пустели. Была разрушена материально-техническая база сельского хозяйства. Не удивительно, что в условиях, когда новый уклад ещё не восполнил разваленный старый, расходы государства на импорт продовольствия для крупных городов достигли огромных размеров. Переориентация этих огромных средств может значительно увеличить инвестирование АПК.

– Как экономист и специалист по управлению функционированием сложных систем, я убеждён, что такое спасение возможно. Но только при проявлении политической воли страны и осознания безотлагательной необходимости перехода к жёсткому государственному регулированию.

Но первостепенное значение я придаю разработанному мной у сохранения и умножения русского народа как государственнообразующего. Он заключается в создании 50 тысяч современных «экологических деревень», расположенных во всех регионах страны.

Этот проект должен стать своего рода альтернативой продолжающегося ухода людей с родной земли и поселения их в своего рода резервациях – англомерациях.


     Академик РАЕН, доктор экономических наук, профессор Михаил ЛЕМЕШЕВ.

               
               
                ЧАСТЬ ПЕРВАЯ               

                Глава первая

                "Не существует пути к счастью:
                счастье - это и есть сам путь!"

                Уэйн Дайер               


                Праздник святого престола!

Осенний - Престольный праздник, в честь иконы Казанской Божьей матери, в селе Юдинo, подходил к своему естественному концу. Всё хорошее равно и плохое, когда – ни будь, да заканчивается.

Гости неспешно начали готовиться к отъезду, стали перебирать и перекладывать не хитрую амуницию, подправлять сбруи на лошадях, проверять состояние колёс на ходах телег, взбивать пахучее сено в тележных ящиках.

Конечно, этот ритуал исполнялся более для порядка, чем по необходимости, так как ещё перед отъездом из дома всё заранее подготавливалось и сто раз проверялось.

Престольные праздники (Храмовые праздники) — праздники в память святого, события священной или церковной истории, которым они и посвящаются.       

Эти праздники местного значения, отмечаемые прихожанами отдельного церковного прихода данного села или жителями отдельной деревни. В городах, особенно больших, эти праздники одновременно справляла лишь часть жителей — прихожан одного или нескольких приходов .

У старообрядцев престольными праздниками считались важнейшие даты христианского календаря или дни памяти святых, в которые освящались молельные дома. Поскольку храм может быть многопредельным, то есть иметь несколько престолов (два, три, пять...), освященных в честь разных церковных торжеств, то престольных праздников на одном приходе может быть несколько (по количеству престолов).

Такими престольными праздниками, в наших краях, были в начале лета Троицын день, со своим ритуалом зелёного клечинья (зелёные, кудрявые ветки деревьев у входа во двор - усадьбу и на кладбищах), изумрудных трав и пахучего чебреца по полу жилищ, выгоняющих из деревенских изб застарелые запахи и нехороший, накопившийся за длинную зиму тяжёлый дух.

Престольные праздники Егорий и Казанская праздновались два раза в год: в конце весны и соответственно в начале лета и глубокой осенью, казанская в ноябре и Егорий в начале декабря.

Религиозные праздники, так или иначе, но формировали культурологическую основу русской православной деревни. Они имели своей особенностью знакомить людей, подыскивать невест и женихов, соединяли деревенских людей в Мир людской – Русский мир!

Таким - естественным образом, не навязчиво, именно натурально складывался русский православный мир, на основе заповедей Богов, жизненных традиций, преданий, заветов родителей и предшествующих людских поколений.

      
Праздники эти, праздновались в строго определённых станицах, сёлах и деревнях придонья столько, сколько помнят себя жители этих прекрасных, сказочных  мест центральной России. Они весной - в начале лета как бы объявляли о начале страдных дней и осенью, таким естественным образом словно подводили итог работы страдного лета.

Поля к этому времени в большинстве своём были убраны, за исключением свеклы и подсолнуха, а так же культур для потравы диким животным. Сено и другие корма для скота домашнего и колхозного к этому времени были, как правило, заготовлены. На заметно ухоженных полях близких к колхозным усадьбам, возвышались огромные скирды из соломы и сена. Силосные ямы к этому времени уже были заложены и укрыты.

Мир по-хозяйски, размеренно готовился к длинной с короткими днями, суровой зиме, которая в наших землях была мохнато - снежная и люто морозная.

               
                2

                Устроители престольных праздников!

Из года в год, сколько  помнит память людская - этот Престольный праздник организовывали и принимали гостей в  сёлах: Марки, Юдинo и Костомаровo.   

Прибывающих гостей - близких и дальних родственников, знакомых земляков, да и просто странников гостеприимно принимали практически в каждом  доме и сажали за общий стол. Полагаю, такой обычай зародился и мог прижиться только у нас на Руси, у нашего светлого и бескорыстного люда мирского!

С особым гостеприимством приёмы устраивали состоятельные хозяева. Ими были, как правило, весьма трудолюбивые и гостеприимные муж с женой. Они встречали прибывающих гостей ещё за пределами территории своего двора. И, своей возможностью организовать праздничный приём и веселье для гостей несказанно гордились и к этому весьма ответственно готовились.

Такими людьми были дядька и тётка Колесниковы: Егор Васильевич и  его жена Мария Филипповна. Жили они сразу же  при въезде в село Юдино, в большом красивом и добротно скроенном, с любовью  устроенном доме – усадьбе обустроенной различными дворовыми постройками.

Территория усадьбы представлялась собой огромным земельным участком, по периметру, с любовью обсаженным когда – то разными лиственными насаждениями. Деревья казались огромными, раскидистыми и вековыми, они надёжно укрывали усадьбу от природных катаклизмов, а так же завистливых, не добрых глаз. 

Нам - пацанам тогда чудилось даже, что усадьба была с таинственными закоулками и оврагом в конце огорода, который пробирался через заросли перелеска, далеко на луг, в сторону не большого лиственного леса.

К светлому празднику святого  Престола жители отдельных станиц, сёл и деревень  готовились весьма ответственно, почти в течение всего года. Различные соления заготавливались из овощей и фруктов со своего огорода и хранились они в подвалах и выходах. Выращивались  гуси, куры, овцы, кролики и другая худоба, требуемая для приготовления праздничных блюд. 

Обычно, принимающий дом рассчитывал на 10 – 16 человек. Дядька Егор и тётка Мария точно знаю, ожидали до 30-ти гостей.

Приезжало гостей в основном столько же, на скольких  и рассчитывали принимающие хозяева. Конечно,  посредством знакомых – оказией, через переказывания выяснялось, кто приедет и с кем, но  не предвиденные ситуации всегда предусматривались. Ведь, всяк пришедший и приехавший привечался и как я уже говорил, непременно усаживался за общий стол.

Для приготовления различных блюд и накрытия праздничного стола привлекались самые лучшие, известные в округе – признанные всеми стряпухи. Празднование Престольных праздников разительно отличалось от традиционного, с обязательным ритуалом, свадебного веселья.

На Престольном празднике, спиртного выпивалось значительно меньше обычного, не в пример как на свадьбе, выпивали в основном в меру. Плясали, пожалуй, не очень много, как – то сдержано. В основном пелись песни, и даже романсы, хором, все вместе за длиннющим, устроенном буквой «П»  столом, много и весьма красиво. 

Конечно, песни были разные, но какие – то сокровенные, цепляющие за душу – народные. Исполнялись песни и современные на то время, но больше старинные и конечно как водится - фронтовые. Размеренно, учтиво велись разные беседы, разговоры и обсуждения, воспоминания о прошлых, не когда общих для всех, событиях.

Мужская половина начинала вести  беседу: сначала о текущих событиях из жизни знакомых, соседей и родственников. С болезненной заинтересованностью, в том числе и весьма, критически обсуждались текущие проблемы колхозной жизни. С тревожной озабоченностью обсуждалась складывающаяся ситуация с покидающей деревню самой лучшей, перспективной  молодёжью.

Задавались вопросы? Что станет с деревней?  Кто, в конце концов, останется на селе? Либо останутся доживать одни старики и старухи, либо превратятся сёла в гибридные деревни - совхозы городского типа, кое - как скроенные из остатка, согнанных деревенских людей и ранее высланных за 101-й километр беспутных.

Что характерно озадачивающие примеры уже были: строились прямо в поле двух, трёх этажные здания без элементарных условий, очень часто без туалетов и даже холодной воды. Топить нужно было дровами и углём – это было громоздко,  очень неудобно. Дрова и уголь находились на дворе в сараюшках, вода в колодце – рядом, их нужно было таскать на второй – третий этаж.

Насколько это всё было привычно и удобно в деревенском доме, настолько неудобно в поле стоящем, многоквартирном доме – бестолковому, редко наезжающему руководству объяснять было бессмысленно. Не понимал народ начальников, а они - абсолютно незнающие деревенской жизни – не понимали недовольства людей.

Особое неприятие политики Правительства вызывали: вопросы ликвидации, так называемых неперспективных деревень; непродуманное сокращения площадей пастбищных угодий для домашних: скота и птицы; необоснованное лишение  возможности нормальной заготовки кормов для частных хозяйств. Запахивали убочи, косогоры и пологие овраги, те места где веками пасли скот ещё наши предки.

Иначе как вредительством не называлось ненормальное, совсем не продуманное, необъяснимое налогообложение всего домашнего подворья. Налогом облагались  кусты ягод, деревья, животные и даже куры.

Уже тогда наши деревенские «мамонты» предсказывали высокую вероятность трагического разрушения не только колхозной жизни, но и всего деревенского уклада. Сетовали не на коллективный, колхозный строй, сетовали на не компетентность не только районных и колхозных руководителей.

Довольно таки резко возмущались, разрушающим колхозы и в целом деревню, действиям  Хрущёвского руководства. Особенно поносили всё разрушающую уравниловку. Иначе как болтуном и кукурузником Н.С. Хрущёва не называли.

Вспоминали время И.В. Сталина, как сразу же после войны начали отменять карточки, а потом снижать цены, его слова: «Кадры решают всё»! Как стали наполняться разными товарами полки магазинов, как страна поднималась из невиданной разрухи Великой войны.

Люди почувствовали внимание и заинтересованную заботу послевоенного Руководства страны об их насущных нуждах и чаяниях. И как всё это словно по чьей – то злой воле поворачивается вспять. Люди подчас не могут сразу высказать, сформулировать назревающую проблему, но вот каким-то образом сразу же начинают ощущать перемены в ту или иную сторону.

Постепенно градус бесед снижался, энергия возмущения переключалась женским объединяющим началом, кто ни будь запевал, как бы невзначай, песню и здесь же гармонь подхватывала нить песни всей своей растекающейся по округе мелодией.

Женщины обычно собирались в конце, какой ни будь части праздничного стола. Там они в стороне от мужчин живо обсуждали свои житейские и разные проблемы. Начинали, как - то осторожно, издалека: о перспективах на будущий урожай, какими будут зима и весна? Вкратце, словно мимоходом, касались и колхозных проблем.

Подробно и заинтересованно обменивались проблемами домашней худобы: коров, коз, поросят их отёлов, домашней птицы. Делились секретами выращивания огородных культур, обменивались опытом их хранения. Постепенно переходили на : кто куда уехал? Как обустроился на чужбине? Кто остался с родителями? Кто женился, либо вышли замуж? Кто развёлся и вообще, кто как живёт из знакомых?      

Периодически возвращались к воспоминаниям, каких нибудь прошлых курьёзных шуточных событий. Смеялись в голос, громко, искренне, открыто и свободно.

Потом как бы вспомнят,… помянут, загрустив об ушедших из жизни родных, подруг и знакомых. Вместе с тем, потихонечку, как - то не очень уверенно, словно невзначай запоют грустную задушевную песню. Ой, кто - то с горочки спустился, наверно милый мой идёт….

К ним по одному, по двое  присоединялись, притихшие мужчины и песня медленно набираясь силы, вырывалась со двора на широкую улицу и дальше за околицу – в поля и посадки.

Затем уже пойдут и другие, разные песни, которые иногда наводят грусть до слёз, а иные возбуждают трепетный подъём души и настроения. Лица поющих гостей в застолье ясные, светлые, ласковые и добрые, они выказывают сердечную доброту и искреннюю душевную теплоту нашего деревенского люда.
            
               
                3               
 

                Защитники Отчизны!

Дядька Егор 1901 года рождения, воевал на войне (1941 - 45 годы) с самого начала и до полного её окончания в поверженном Берлине.

Он был призван на защиту нашего Отечества рядовым солдатом, а  закончил войну в Берлине, в звании Ефрейтора.

Воевал в кадровом, 689 Истребительном противотанковом артиллерийском полку. Был ранен, но не покинул поле боя, продолжал огнём противотанковых орудий, сдерживать пытающихся прорваться в наш тыл вражеские танки!

За стойкость и отвагу проявленные в боях с немецкими танками на Курской дуге, непосредственно под легендарной Прохоровкой, был награждён медалью «За боевые заслуги». 

Помниться у них в шкафу для одежды, мне довелось случайно увидеть, висела его гимнастёрка или китель (точно не помню) с медалями и орденами: слева и справа от прорези ворота.

В моё детское  время у бывших воинов Великой войны, не принято было особенно акцентировать на этом внимание.Скромность всегда отличала большинство мужиков нашей родной стороны.

В те времена считалось, что в годы войны всем досталось горя, практически в каждой семье были погибшие. Жителям, оставшимся в тылу выпала так же весьма тяжёлая и трагическая доля, которая требовала терпения, невероятных усилий.

Из Германии, дядька Егор привёз различные хозяйственно – бытовые приборы, приспособления, инструменты и страсть к труду до изнеможения и возможно строгому немецкому порядку.

Это был высокий и статный мужчина, худощавый, по-своему красивый, весьма строгий и требовательный, подчёркнуто обязательный хозяин своим словам и делам.

Некоторые жители села Юдино недолюбливали его, другие побаивались, но никто не мог обвинить его в неприветливости или скаредности,  особенно в праздники святого Престола.

На мой взгляд, дядька Егор был довольно таки строг и требователен к себе в первую очередь и уже потом к домочадцам – тётке Мане и сыну Ивану. Ко мне – мальцу, дядька Егор относился по – доброму,  как к взрослому – уважительно, я его за это и вообще очень уважал и не много побаивался!

Он был человек крепких устоев и порядка, старинных русских традиций, домостроя, настоящий крепкий хозяин, с усердием ведущий своё домашнее хозяйство. Любил во всех делах определённость, ответственность и справедливость – ложь  не переносил. Людей, которые имели склонность лгать и обманывать презирал и высмеивал, таких в его дом не приглашали.

                Будни сельской жизни!

Тётка Мария, жена дядьки Егора, была добрая, приветливая,  очень внимательная женщина. Выглядела она статной, с улыбчивыми глазами и огненными волосами, среднего роста, с не броской красотой русской женщины.

Она работала дояркой в колхозе «Победа». Близ лежащие к Юдино, сёла: Себелёва, Калиновое, Студенок, так же вошли в состав колхоза «Победа». Тётке Мане приходилось ездить и в эти сёла.

Колхоз был достаточно крепким середнячком, в то время,с надёжными и перспективными кадрами - людьми. Жизнь буквально бурлила и поступательно развивалась, а люди мало, по малу обустраивались и отстраивали современные на то время дома и приусадебные постройки.

Колхозники становились зажиточьнее: в каждом дворе было по одному, двум мотоциклам, а то и автомобили "Москвичи". Стали появляться автомобили "Жигули" - их выделяли только лучшим передовикам производства.

Следует отметить, что такое положение с обустройством колхозников и состоянием их жизни было не везде. Очень большую роль в делах колхоза - деревни играл Руководитель - председатель колхоза, хозяин деревни.

Тётка Мария для дядьки Егора, думается мне,что и не только для него, была настоящим воплощением его понимания женщины – хозяйки, хранительницы очага, матери в своеобразном его домострое.

Значительно позже, где-то ближе к 70-му году у них родился мальчик Вася - Васюк, поздний, но горячё любимый ребёнок. Как-то заезжая в гости к дядьке Егору и тётке Мане, уже где-то наверное после Армии, я подметил счастливое гордое состояние и дядьки и тётки!

Мне всегда было приятно, тепло и комфортно пребывать у них в гостях. Я уважал и ценил этих сложных и по моему во многом правильных коренных, деревенских людей нашей родной стороны!

Дядька Егор ежегодно брал подряд, посредством найма, пасти общее деревенское стадо овец всех жителей села Юдино. Стадо овец было очень большое и, пастухов требовалось не мене двух человек. Это было время после школьное – летнее и для коренных, наших деревенских жителей страдное.

Он, по договорённости с нашим отцом – Чибисовым Егором Захаровичем, брал в подпаски  моих старших братьев. В качестве платы за это, в стаде паслись овцы и нашей семьи, возможно, ещё были какие-то расчеты, не припомню. Такие вопросы детей не касались.

Со временем пришла пора и мне быть подпаском у сына дядьки Егора Ивана. Он был года на 3-4 старше меня, внешне выглядел крепким и смелым парнем, я с ним сразу же подружился. С ним я чувствовал себя уверенно.

Пасти овец необходимо было по всей территории пастбищных угодий, а это овраги, убочи плоскогорий, непригодные для заготовки сена так называемые "мочаки" (полузаболоченные участки из-за проступающих из под земли водных родников), вокруг наших не больших, но таких богатых ягодами,грибами и орехами лесов.

Для водопоя, в оврагах были кем-то образованы пруды, в которых накапливалась вода: как от природных родников, таки от дождей. В одном пологом месте, более доступным к воде, овцы пили воду, а в другой стороне купались, плескаясь в тёплой и разной воде пруда мы с Ваней.

Овцы паслись по зелёной травке, но не брезговали кушать разные колючки и молодые побеги низко растущих, не больших деревьев. Но как только солнце поднималось не намного выше горизонта, наши овечки, опустив к земле головы взбивались в кучу и так до самого солнечного полузаката.

Мы с Ваней, подстраивали так наше стадо, что бы ко времени полуденного солнцестояния наше стадо было рядом с прудом, где наши овечки могли попить воды, а мы искупаться.

После купания, когда овечки уже успокаивались попив воды, мы с Иваном немного в стороне готовили маленький костерок и располагались на обед. Расстелив огромный плащ, который одновременно защищал нас и от дождя, мы на нём словно на ковре, раскрывали сумки с едой и с большим удовольствием и аппетитом трапезничали.

С нами постоянно была собака - овчарка звали её – Поляк.

Это была очень добрая и умная собака, она очень помогала пасти стадо и одновременно охраняла его от нападения диких собак и волков. Каким-то образом она понимала наши команды и строго их выполняла, за это мы с Иваном всегда давали ей что-либо вкусненькое.

Во время нашей трапезы Поляк сидел значительно в стороне, охраняя нас с Иваном и стадо овец.Я, привыкший к нашей домашней, дворовой дворняжке Дамке, удивлялся терпению и выдержке Поляка. Он никогда не подходил к нам во время нашей трапезы,пока мы его не позовём, конечно для угощения
      
Вставали мы  очень рано, где-то часов в пять утра, тётка Маня кормила нас сытным завтраком.  С собой она давала нам две специальные сумки с едой на целый день, более сытной и вкусной еды я, за всю свою жизнь больше не пробовал!

Утренний туман скрывал находившийся вдалеке лес, утренние росы делали мягкой траву и колючки, овцы сливаясь с туманом, спешно наяривали траву и те же колючки, до подъёма солнца над горизонтом.

В это время мы с Иваном особенно внимательно следили за стадом, что бы не потерять ягнят, которые иногда отбивались от стада и могли стать лёгкой добычей диких собак и волков. И здесь наш надёжнейший из пастухов - Поляк был просто не заменим.

Вечером мы с Иваном загоняли стадо в лабаз из плетней и отправлялись домой на ужин и отдых до утра.

К лабазу, с подветренной стороны чьими - то умелыми руками, было пристроено из плетня неброское помещение - сторожка.  Для утепления она была обмазана белой глиной с  крышей укрытой ржаной соломой. Внутри сторожки у окна стоял самодельный стол и две скамейки, старое большое ведро для мусора.

Сторожка неплохо защищала от ветра и дождя нас - пастухов и сторожа - деда Демьяна. С ним всегда были две сердитые собаки: Серый и Бродяга. Они с Поляком соблюдали нейтралитет, иногда порыкивая друг на друга.

Поляк,   шёл с нами домой, там его ожидала хорошая пища и Дружок, дворовый пёс – охранник усадьбы и верный его друг и соратник.  Иногда нам с Иваном разрешали брать с собой на пастбище  Дружка,  радость его и Поляка была неописуемой. Они подпрыгивали, кувыркались, кружили около нас с Иваном, пытаясь кого – то из нас лизнуть в лицо.

С душевным трепетом и щемящей грустью вспоминаю то время и нашу малую Родину: как всё было здорово: загадочно и прекрасно! А какая природа, какой ландшафт, какие небольшие, тёплые, родные и очень ягодные леса и посадки нашей центральной России отмеченной плоскогорьями и посадками.

Всю окоёму нашей сторонушки как – бы ограждает, охраняет и оберегает батюшка Дон,  своими притоками, озёрами, плавнями и меловыми горами. Вокруг всей этой райской красоты, народными талантами созданы предания, сказания, легенды и быль прошлых былых лет.

           Соль земли или "мамонты" русской деревни! 

Наш отец – Чибисов Егор Захарович, имел с дядькой Егором прочную дружбу, а возможно и родство, сейчас это установить не представляется возможным. Это была особая стать русских деревенских мужиков – основа земли, «мамонты» русской деревни. Они были рачительными хозяевами строгих старинных правил, твёрдых традиций, в некотором смысле осовремененого Домостроя.

В делах и поступках, эти «мамонты» были весьма обязательными и честными людьми, я бы сказал выстоявшими и не согнувшимися под тяжестью событий тех не простых лет. Они имели между собой постоянную, я бы сказал не зримую связь. В праздники Престола обязательно встречались, по-мужски скупо, но заметно обоюдно радовались и гордились своей дружбой.

В бытующих застольях одним из первых тостов был всегда: за Родину, за Сталина! Своим само стоянием они заметно выделялись и водили крепкую дружбу в основном, только  с такими же, очень похожими на них самих людьми.
Их мужская  настоящая дружба подкреплялась, преданностью и постоянной взаимовыручкой, они несколько отличались от других людей.

Они были представителями иной, уходящей в историю касты, невостребованными, стоящими - как бы особняком, в вынужденной оппозиции к колхозному строю, а иногда и обществу. При совместных встречах - эти «мамонты» прошлой жизни достаточно критично высказывались о многом, особенно по фактам имеющейся и рушащей всё бесхозяйственности.

Очень резко, критично, с откровенным презрением, они высказывались о действиях и политике  Н.С. Хрущёва. Они как никто понимали и чувствовали его авантюрную ложь и подлую провокацию. Из них бы получились настоящие колхозные Руководители, но они были не востребованы: либо  намеренно, либо по чьей - то глупости.

Да, эти «мамонты» были неудобны своей принципиальностью  и не терпимостью к халатности, лодырничеству и разгильдяйству. Само собой, естественно, что они  на всё имели своё проверенное суровой жизнью мнение. Это были настоящие созидатели - труженики земли и устроители деревенской жизни. Если что – то ими делалось, то делалось оно добротно – на века, что бы потом не было стыдно перед потомками!

Их домашнее хозяйство было прибранным, а скотина  ухоженной, несмотря на трудности создаваемые властью. А вот зажиточная состоятельность, этих «мамонтов», вызывала у некоторых людей раздражение, злость и откровенную зависть.

В случае терпеливого разумного к ним подхода органов власти, они могли бы стать плоть от плоти, кровь от крови опорой для колхозной деревни! При возможном, заинтересованном привлечении этих тружеников к организации и строительству колхозного строя на селе, возможно, обрелась бы своеобразная преемственность – не формальная, а с прошлой, лучшей традицией, своеобразная школа подготовки и закрепления сельских кадров.

В свою бытность этих «мамонтов», непросто было оторвать настоящего крестьянина от земли. Городскую - праздную, как им казалось, а иногда и на самом деле праздную жизнь, они не понимали и не признавали правильной! А если кто и отрывался, то не всегда это приносило пользу и самому человеку и окружающим.

Что характерно, по какой – то не понятной причине, либо наваждению, если какой – либо деревенский житель, единожды оторвавшийся от земли, сразу же не приживался в городе, то  и обратно деревня его почему-то не принимала, человек этот становился каким-то  неприкаянным, беспутным! Этот, вот бедолага утративший свой жизненный путь, маялся сам, маялись с ним и окружающие, всю его не путёвую жизнь. Не могу  объяснить, в чём причина, но это было почти правилом!

Центр СССР - сердце страны было буквально брошено властью на самовыживание. Из-за остаточного финансирования, (сейчас называемых – инвестиций) считай ни какого, властью была оставлена как деревня, так и ею же, с таким трудом и трагичностью созданные колхозы. Плюс к этому кадровая чехарда.Государство только брало ему нужное из колхозной деревни ничего не давая взамен для её поддержания.

Жизнь и бытие, работа в колхозе и дома – это можно сказать жизненный подвиг нашего деревенского люда.  Настоящие труженики деревни фактически работали от  зори до зари: начиная с 4-х утра и до одиннадцати часов ночи, а иногда и дольше! Огромная – подчас почти круглосуточная, непосильная работа ложилась на плечи женщин – наших мам и бабушек.

Полагаю, а с опытом уже своей жизни, всё больше убеждаюсь, что в лице этих людей – «мамонтов» наше сельское общество навсегда утратило опыт самоотверженного трудолюбия и неконфликтного устройства деревенской жизни. С этим почти безвозвратно были утрачены традиции естественного закрепления подрастающего поколения на селе.

Только через привитие трепетной любви к деревенской системе жизни, ведению домашнего хозяйства, посредством создания маломальских условий бытия, новых рабочих мест, было возможно не насильственное закрепление молодёжи в деревне.

Непролазная грязь, особенно в распутицу, только обостряла безнадёгу колхозной бесхозяйственности.(...ни доехать , ни дойти...) Весь букет годами не решаемых проблем, вынуждали родителей внушать детям лучше учиться, что бы иметь уверенную возможность уехать в город и найти там свою лучшую долю! 

Действия местных властей и особенно центральной власти не то что не способствовали закреплению молодёжи   на селе, а наоборот провоцировали её убытию в города. 

Жёстким ограничениям, притеснениям и преследованиям систематически подвергалось ведение домашнего подсобного хозяйства, политикой Хрущёвского руководства - политикой недобитых троцкистов!

Деревня держалась и пыталась выжить стараниями старшего поколения, до тех пор, пока у них были силы и здоровье. А так как молодёжь уезжала из сёл и деревень, то результат мы с вами дорогой читатель видим наглядно и повсеместно. 

Преимущественное финансирование окраин страны, за счёт Центральных районов, привело к невосполнимым и безвозвратным потерям кадров в сёлах Центрального Черноземья.

Если вначале уезжали особо способные к учёбе ребята, то потом уже это приняло массовый характер. Ехали в ПТУ, на целину стройки, шахты и заводы – на лимит, лишь бы не быкам хвосты крутить. Отъезду молодёжи из сёл и деревень так же способствовало отсутствие работы в  местах проживания.

Созданию рабочих мест могло бы способствовать создание на местах предприятий по переработке сельскохозяйственной продукции. Необходимо было осуществлять энергичное дорожное строительство и проведение средств коммуникаций. Требовалось внедрять и развивать механизацию и автоматизацию сельскохозяйственного производства.

Селу, его жителям и особенно молодёжи требовалось обозначить ясную и понятную перспективу лучшей жизни. Этого не было сделано, мало того, действительность в большинстве колхозов, была  удручающая – беспросветная. Требование уравниловки, одинаковости губило инициативу работающих и перспективу молодых, гордых и желающих много заработать   ребят.

Да были и колхозы миллионеры, но их было очень мало и то за счёт использования опыта управления именно  местных «мамонтов». Бывало и такое что колхозы миллионеры были, либо для показушных отчётов, либо вопреки действию властей – им на удивление.

По какому - то злому умыслу рока, на заре устроения колхозов были востребованы средненькие, а то и мелкие, за очень редким исключением, руководители. Слишком много их было малоспособных, случайных из деревенской бедноты: не опытных, не требовательных, не имеющих склонности к рачительному ведению ни своего - домашнего, ни тем более  - колхозного хозяйства.

Что характерно и в последующем к управлению в колхозах продолжали привлекаться не самые способные, а самые удобные. К этому добавлялся диктат «сверху»: когда, что и как сеять и когда и как убирать, иногда это выглядело не то что глупо, но откровенно вредно! Очень часто во главу угла ставилось ни как лучше сделать, а как вовремя и лучше отчитаться!


                4
                Правый берег Дона! Родная сторона!

Село Юдино располагается на возвышенности придонского плоскогорья, у подножия которого располагаются сёла: Марки, Костомарово, Колодежное. Эти одно - дву уличные, правобережные сёла придонья, были посеяны по самой кромке заливных лугов батюшки Дона, и убочи плоскогорья. Их огороды почти каждый год заливаются весенним, мутным паводком донских и талых вод.

Конечно, эти талые паводки доставляли немало хлопот жителям этих сёл придонья, но вместе с тем они надолго наполняли почву живительной влагой и гумусными удобрениями. Урожаи сельскохозяйственных культур здесь были не виданными, а овощи и бахчевые превосходили даже выращенные в специальных, ботанических условиях.

По убочи, растёт разнотравье, а в нём проступают множеством цветов и соцветий, сказочные вкрапления божественного художника. Весной и летом восторженный, природный ковёр ласкает взгляды и душу не только местным жителям, но и многим приезжающим и проезжающим людям.

А приезжать было и есть куда: на берегу Дона раскинулся чудесный песчаный берег – пляж. Чуть дальше от пляжа, буквально  в сотне метров, добротно обустроены: живой родник и купель для желающих омовения в ключевой почти ледяной воде.

И слева и справа от пляжа и купели поселились лозы, ивы и вербы тем самым образуя  так называемые сокорки. Там, сами собой обозначились очень удобные местечки для ловли рыбы, коей в Дону было достаточно. Ближе к меловым горам, под камнями водилось множество  раков.

До наступления осенних Престольных праздников, трава скашивалась не только на лугу, но и по убочи. Она успевала пожелтеть и через неё местами открывались меловые природные отложения, словно проступающая снежная седина.

Совсем рядом, по правому берегу Дона, пролегают меловые горы краса и гордость нашего края. Из пиленного на блоки мела устраивались подвалы – выхода, которые зимой хранили тепло, а летом холод, тем самым сохраняя продукты рачительным хозяевам.

Между сёлами Костомарова и Колодезное, в позапрошлом столетии в меловых горах, трудами монахинь и мирян образовался женский монастырь. Это святое, намоленое монахинями и мирянами место, всегда вызывало трепетное состояние души и сердца, как местных жителей, так и массы приезжих городских и разных людей! 

В 90-тые годы двадцатого столетия, пожертвованиями людского мира, эти святые места стали обустраиваться. Сегодня – это место паломничества не только Православных, но и многих других, любящих и живо интересующихся историей и традициями нашей родной стороны, людей.               

                5

Неспешно засобирались домой первыми гости из более дальних посёлков и деревень. Лошади, почувствовав свою нужность и важность, гордо зафыркали и стали встряхивать гривами, словно напоминая хозяевам своим о том, что пора и честь знать.

Подошёл к своей телеге и наш дед Филипп – красивый, дородный с живыми, добрыми глазами и окладистой бородой – муж нашей бабушки Маши. Внимательно осмотрев тележное хозяйство, приблизился к лошади пегой масти, именно за это её и прозвали просто – Пигарёк. Он, навстречу деду радостно зафыркал и издал приветливый звук, чем-то напоминающий лёгкое  ржание.

Дед Филипп, с сознанием дела подправил сбрую, подтянул ремни седельца и хомута, впряг Пигарька в оглобли телеги, приладил вожжи. Затем равномерно по ящику телеги взлохматил сено из разнотравья пахнущее полынью и разноцветьем – подправил для сидения большущий плащ.

Осмотрелся и, увидев бабушку, сказал:     - ну, шо - Стара, будымо и мы до дому собыратьця,  чи як?     - Да..а, Старый – пожалуй, пора собыратьця, може ж пока смыркатьця начне и будымо дома? А там Ванька Харытынын отгонэ коня на брыгаду.

Им нужно было ехать в село Хвощеватка, на улицу Козынку, где - то около четырёх километров.
- Сийчас, Старый, Ягорку скажу, хай тоже собыраиця, им с Пашою и Ваняткою  еихать таки далековато. Да и Паша, бачу, якась уморына, як бы еий плохо не сробылось.

Паша – это наша мама, она больна падучей болезнью, которая врачами называется эпилепсией.

Насколько я знаю, эта болезнь психоневрологическая и в то время она не поддавалась лечению, да кому и когда было её лечить, война. 

С мамой – это случилось в далёком и очень холодном декабре 1942 года, тогда как раз родилась моя младшая - третья из  сестёр, Аня. Это было время Великой Отечественной войны, когда наша сторона  была оккупирована мадьярами.

В один из дней папа - Егор Захарович Чибисов, являясь комиссованным из армии, занимался утеплением ульев с пчелами в омшанике на приусадебной пасеке.      

В это время пришли два мадьяра вооружённых винтовками и с ними какая–то женщина, они потребовали дать им мёда.

Как рассказывала бабушка Фрося, у папы припасённого мёда в то время, как на грех не было. А открывать зимой улей и доставать для них рамку с мёдом папанька отказался. Да, это и на самом деле категорически не допускается, так как все пчёлы  в зиму находятся в состоянии спячки, трогать их в это время не допускается.

Что там произошло дальше точно неизвестно: но шум, гам и крики были слышны даже в доме. Мадьяры напали на отца, выкрутив руки назад, привязали их к оглоблям телеги, назвав партизаном, стеганули лошадей  и погнали повозку.

Папаньку, буквально волоком повезли – потащили  в комендатуру на допрос в соседнее село Долгалёво. Мама в это самое время была на сносях третьей дочуркой Аней, от стресса  она буквально сразу же, почти без родовых схваток

На нервной почве с мамой и произошло такое страшное заболевание, которое и в наше, настоящее время  не всегда поддаётся лечению.

Бабушка Фрося, и другие близкие родственники, в период оккупации переживали это время на хуторе, вместе с нашими родителями. Поэтому бабушка смогла быстро собраться и побежать на станцию Сагуны (это семь километров, но если на впрямки, через бугор, то где-то около пяти),  где жила её подруга. Подруга, которую звали Дуся, работала уборщицей в немецкой комендатуре и они вместе с бабушкой побежали к коменданту и рассказали ему о случившемся с нашим отцом.

Комендант внимательно выслушал бабушку Фросю, позвонил в полицейский штаб мадьяр и о чём-то строго с ними поговорил. Бабушке и тёте Дусе он сказал, что бы они шли домой и что папу нашего должны отпустить. 

Действительно поздно ночью, почти к утру приполз замерзший, еле живой отец. Мадьяры избили его шомполами до полусмерти и выкинули на улицу замерзать.

Очнувшись у дороги, папа с большим трудом, кое - как добрался домой. Дома мама, наши бабушки и дед Филипп, которые все жили у отца во время оккупации, его отогрели, отмыли и обработали изрубленную в кровавое месиво спину. С тех пор отец, сколько жил, столько и жаловался на боль в спине и пояснице.
                6

Наш дедушка, Чибисов Захар Петрович и отец папаньки, в 1910 году, был призван на воинскую службу, а затем и Германскую войну (Первую мировую).
Бабушка Таня, мать нашего отца, не дождавшись деда, без вести пропавшего на войне, вышла замуж во второй раз. Она объясняла - оправдывала, это своё решение наличием малых детей  у неё на руках, которых нужно было кормить, а дед Алёшка был состоятельным пасечником. А так же тем, что замуж её выдали, не спрашивая согласия – без взаимности с её стороны.

Отношения нашего отца, с отчимом – дедом Алёшкой, сразу же не сложились. Обстановка потребовала его ухода из дома, либо смириться и он принял решение уйти на свои, как оказалось весьма горькие хлеба. Первым делом папанька пошёл в село Марки и задонское село Покровку, где жили двоюродные тётки. Нужно понимать, что ему в это время было четырнадцать лет от роду. Но выглядел он лет на шестнадцать, рослым и крепким хлопцем.

Его достаточно жёстко пожурили и посоветовали вернуться обратно домой, на что он ответил категорическим отказом. Тогда его определили пастухом волов – рабочих быков. Считая необходимым проучить его, дабы жизнь мёдом не казалась, одежды и обуви не дали. Он остался в свитке, что-то типа халата и босиком, то есть  в чём пришёл, так он начал свой самостоятельный жизненный путь.

С раннего утра и до позднего вечера папанька пас быков за питание, правда, как он мне рассказывал, кормили не плохо. А тётка  норовила ещё, тайком от дядьки, сунуть в карман или котомку что – либо вкусненькое. Лето пролетело быстро, да и отец уже пообвык и стал настоящим пастухом, умевшим оберегать быков от потравы и наоборот.

Наступили уже осенние, но ещё солнечные, относительно тёплые  дни и ночи, с первыми заморозками, а с ними непредвиденные проблемы у нашего отца.  Поскольку обуви у отца не было и пасти пришлось босиком то, испытание оказалось не призрачным, а конкретным, было критически

А ведь приходилось быков пасти на  полях, где были скошены и убраны, хлеба и солома.  То есть, пасти быков по стерне, которая торчала над землёй и очень колола отцу босые ноги, которые на мгновения он прятал в преющей полове, где ногам было тепло (полова – это мелкая, почти как пыль, рубленная молотилкой солома). Но быки не стояли на месте, они постоянно норовили уйти в шкоду, туда, где были ещё не убраны различные сельскохозяйственные культуры, свекла, подсолнух и другие.

Отцу приходилось бежать босым по колючей стерне, по тонкому, режущему ноги в кровь, льду. Это представить и то жутко, но ведь отцу это пришлось пережить, выдержать и вопреки трудностям, стать отцом нашего большого семейства!
Испытание длилось до середины октября, потом отцу за терпения и хорошую работу дали и сапоги и хорошую по тому времени одежду, жил он в доме в нормальных условиях.

Всего отец проработал в работниках, у своих родственников, три с половиной года, за это ему родственники дали коня, бричку и отец нанялся возить на лошади землю для устройства железнодорожной насыпи ЮВЖД (Юго-восточная железная дорога). Таким образом, папка стал зарабатывать деньги и не только на хлеб.

Стройка была невиданной, Всесоюзной, масса народу было привлечено к этой работе. Труд людей и за привлечённых лошадей и быков, оплачивался государством честно и без обмана. К концу года отец купил ещё одну лошадь и  новую телегу для возможности впрягать в телегу обеих лошадей. В это время отец жил у бабушки Маши, своей родной тётки и в своём родном селе Большой Хвощеватке.       

В 1933 году присмотрел в хуторе Крамарев дом, который продавал некий Кондрат. Получив согласие мамы выйти за него замуж, отец купил дом  у Кондрата в хуторе Крамарев, где и получила начало наша большая и дружная семья Чибисовых, детей Егора Загородного –  так отца и нас - детей прозывали по двору. Мама растила Юру и управлялась с домашним хозяйством, а хозяйство составляли: корова, поросёнок, куры, были даже четыре индюшки с маленькими индюшатами.
Папанька начал заводить пасеку, сначала это было, как он мне рассказывал, три улья, а через год их уже было девять.

7

В это время в стране создавались колхозы – проводилась коллективизация сельской жизни. Начал создаваться и на хуторе колхоз имени И. Сталина. Отец один из первых подал заявление в колхоз и в комсомол. Когда ему предложили быть бригадиром, то он отказался и попросил назначить его конюхом. Так он стал конюхом своего любимого дела. Лошадей, отец любил, понимал и ценил, они его так же понимали.
На конюшне с лошадьми, он, даже в ущерб домашним делам проводил большую часть времени. Привёл в порядок сбруи, колёсное и тележное хозяйство, распределил лошадей по местам. Так не спеша, потихоньку начала налаживаться и обустраиваться колхозная жизнь отца и нашей семьи. 

Но, однажды один из коней, работая на трамбовке силоса в силосной яме, сломал ногу и по недосмотру каким-то образом задохнулся. Утром, придя на работу, отец обратился к председателю и партийному секретарю, что делать с павшей лошадью? Они сказали, что с виновником недосмотра разберутся, а вот лошадь пусть он вывезет далеко за деревню - в бурчак оврага, в овраг и закопает.

Отец повёз павшую лошадь далеко  в овраг, там он решил снять с неё шкуру, дабы она не пропала. Сняв с павшей лошади шкуру, отец повёз её в Правление колхоза, надеясь на справедливое её разделение. Одновременно он рассчитывал на небольшую часть шкуры себе на подмётки для его сапог, которые он сносил уже будучи, работая в колхозе.

Придя в Правление с обработанной и посоленной  шкурой, он представил её председателю и секретарю партийной ячейки со своей просьбой. На что они стали делить эту шкуру уже между собой и зашедшим в кабинет председателем сельсовета. Один сказал, что ему на седло нужно, другой ещё на что-то, третий на голенища. Когда отец заикнулся о маленьком кусочке на подмётки, его выгнали из кабинета, почти взашей, со словами: … «ещё тут не командовал какой – то конюх»! 

Оскорблённый отец вышел из колхоза и забрал своё заявление о вступлении в комсомол и сказал, что его ноги в этом вертепе больше не будет. И с тех пор  Отец в колхоз ни ногой, а нанялся рабочим на железную дорогу. 

Сколько же потом отцу, да и семье, пришлось пережить всяких оскорблений, унижений, обрезаний усадьбы – огорода и сада! Запрет добывать корм домашнему скоту, даже в заброшенных – заросших будяком (колючьки разные) оврагах и неудобиях. Запрет на возможность пасти скот в общем деревенском стаде на  пастбищах.

Отец, умер скоропостижно, очень рано в шестьдесят лет и это было трагедией, повергшей лично меня в состояние шока. Он лёг спать и не проснулся, после того как целый день отпас очередь коров и по-видимому желая подпасти стадо на хорошей травке подпустил его к возможной шкоде, а в этом случае при наличии молодого подпаска вопрос разрешался его мобильностью. Видимо отец сильно набегался за стадом коров и, его сердце надорвалось - не выдержало такой дополнительной нагрузки!

Теперь – то конечно ясно и понятно, сама жизнь в стране и деревне тогда складывалась не просто, а тут ещё и целый клубок неурядиц и систематических притеснений. И ведь отстали, но это было значительно позже и то после предъявления всяких справок и документов. Невежество, тупость, серость и откровенная неприкрытая зависть всегда идут рядом рука об руку, отравляя жизнь усердным, предприимчивым и трудолюбивым людям.


На моей памяти, правда, папаньку приглашали собирать и укладывать стога сена и соломы для зимнего длительного хранения. Он никогда от этой просьбы не отказывался.
Мы, дети, в колхозных делах всегда с удовольствием принимали участие и со школой в уборке урожая и сами, беря для прополки гектары подсолнуха, кукурузы, свеклы и при заготовке на зиму кормов.

Отец, весьма критически относился к действиям и политике Н. Хрущёва, но понимал, поддерживал и разделял действия и политику И. Сталина. Весьма негативно оценивал колхозную бесхозяйственность, очень сильно ругал за пьянство и нерадивость, иногда заезжающих к нам на пасеку знакомых - первых руководителей колхоза.

Нас детей он учил любить Отечество и страну, прямо говорил, что он жизнь, так или иначе прожил, а мы, дети должны учиться и жить в настоящем мире. Отец весьма поддерживал нас при вступлении в пионеры и комсомол, очень хотел нашего продвижения по жизни, гордился нашими успехами в учёбе и работе.

Мы, дети любили, понимали и ценили отца, хотя находились люди, абсолютно не понимающие нашего отца и  которые безуспешно пытались нам внушать иное.
Желая доставить отцу радость и гордость за нас, мы, всегда сверяли с ним, образно говоря, часы и старались по жизни идти не хуже, а лучше других.
               
8               
Бабушка Маша окликнула папаньку, но он её не услышал, так как с компанией пел песни. А песни были старинные, душевные: про  шумливые вербы, не простую долю девичью, про удаль казаков и  бескрайние просторы Руси. Дед Филипп подошёл поближе и, окликнув папаню, улыбнулся ему:                - ну, шо Ягорок, будым собыратьця в дорогу?       

- Да, дядьку, будымо, пора уже, а то до дому по  темному еихать ны дуже гарно. Да и дитвора дома буде пырыжывать. С худобой оны думаю розбырутьця, ну всеж – таки наглянуть прыйдыця.               
Нам путь предстоял где – то километров шесть.

Папанька, очень уважал и любил  деда Филиппа и бабушку Машу, дорожил их мнением, тут же встал из-за стола и быстро засобирался домой -  в дорогу.

Я, сразу же побежал к нашей телеге и стал отвязывать от столбового кольца нашего длинноногого жеребца, которого звали Гордый. В это же самое время к телеге подошли мама и отец, они подправили покрывало на сене, подмостили легкий матрасик с сеном и папа усадил маму на повозку. Потом он помог мне закончить дела с упряжью, проверил вожжи и взнуздал Гордого. Тут же быстренько забравшись на телегу  сел рядом с мамой и я.

Отец снова подошёл и ещё раз тепло попрощался с дядькой Егором и тёткой Марусей и другими гостями. Затем он потрепал за волосы их сына Ивана и, вернувшись, сел на передок телеги, взял в руки вожжи скомандовал Гордому:  но..о..о и мы сначала потихоньку, а потом всё быстрее и быстрее поехали за околицу села, домой – на наш родной хутор Крамарев.
9

Хутор Крамарев – это наша настоящая малая Родина. Он причудливо расположился: одной однорядной улицей вдоль железной дороги в сторону юга, другой улицей с центром разделённым оврагом, супротив железной дороги, на запад.

Хутор состоял из сорока обмазанных белой глиной домов, с разными дворовыми постройками. Крыши домов были разные:  из соломы и камыша, шифера и даже были одна или две металлические.

По самой середине хуторских улиц разместились колхозные, добротные склады - амбары, когда - то скроенные из плотно подогнанных, деревянных плах вековых деревьев. Рядом с ними, почти у нашего дома, буквально примостился совсем не большой - крохотный, но так всем нужный сельский магазин – Сельмаг.

С обратной стороны - за магазином, был вкопан металлический куб - керасиновый склад, его нужность нельзя переоценить, так как света у нас в то время ещё не было и все пользовались керасиновыми лампами и такими же фонарями.  С тыльной стороны складов усилиями, более старших ребят  была устроена волейбольная площадка с сеткой, купленной в складчину.

Чуть выше, не много поодаль, между улиц рядом с дорогой, был выстроен колхозный клуб, где иногда проходили колхозные собрания. Раньше в нём находилось правление колхоза, где был установлен телефон, работающий через коммутатор (Сухая ) станции Сагуны. С укрупнением колхозов Правления не стало, его перевели в село Большая Хвощеватка.

Иногда к нам приезжали коллективы художественной самодеятельности из сёл Большая Хвощеватка и Сагуны с концертами. Это было событием значимым и в клуб попасть тогда, было совсем не просто. Почти через каждые две недели в клубе крутили кино, пока в хуторе не было электричества, использовался бензиновый движок – передвижная маленькая электростанция.   

Зимой - в клубе нами пацанами, устраивались состязания по настольному теннису, теннисный стол, был сделан из досок нашими руками. Играли в шахматы, шашки, домино, так же баловались на мелкие деньги картами и лото. Однажды организовали между собой боксёрские бои. В качестве боксёрских перчаток использовали большие, рабочие, кожаные рукавицы с плотно напиханными в них чулками с ватой.

Почти у самого выезда из хутора, по центру, с западной стороны, но не на самой окраине, разместилась большая колхозная конюшня с высоким лабазом для временного выгула лошадей. В левом крыле её были отгорожены: лабаз и помещения с отдельными воротами для двух жеребцов – Гаруса и Гордого. В правом крыле было три помещения: для конюха и сбруи на каждый день, хранилище для овса и кладовка для выездной и разной запасной сбруи, с отдельной массивной дверью.

По самой серёдке конюшни были большие кованые ворота, слева и справа от которых был не очень широкий рабочий проход со сточной канавкой и дальше от него станки-стойла для лошадей с яслями для корма. На огромном, просторном чердаке конюшни хранилось луговое пахучее сено. Инвентарь, различные телеги, арбы, колёса, колёсные хода многое другое – всё это размещалось с тыльной стороны конюшни на открытой площадке. Только выездная двуколка хранилась отдельно под крышей навеса за лабазом.

На самой окраине хутора был обустроен большущий хозяйственный двор с высокими, длиннющими помещениями - сараями без чердаков и лабазом, для крупного рогатого скота и отдельно для рабочих волов. (Волы – кастрированные быки)

Волы были основной тягловой силой на селе до появления тракторов. Рядом с помещениями волов имелись помещения для хранения шкворней, различных креплений, суконных защитных подъяремников и несколько комплектов ярма. (Подъяремники применялись для защиты шеи волов от натирания деревянным ярмом).

Сараи, смотрелись со стороны высокими и длинными, с широким лабазом - кошарой разделённой на небольшие загоны.

В стороне метров за сто, возможно дальше, были огромные стога сена и соломы.               

В нескольких метрах от хозяйственного  двора была выстроена колхозная изба с несколькими подсобными помещениями для доярок, и скотников. Это было очень примечательное место, откуда периодически исходили всякие хуторские сплетни, провоцирующие последующие громкие скандалы.

Недалеко от скотного двора, почти у околицы, обустроился большущий и глубокий колодец, с раскинувшимися в ряд корытами для водопоя животных и журавлём в "клюве" которого было бльшущее ведро.

Наш хутор напоминал своим внешним видом сёла Малороссии, но с едва заметным колоритом Центральной России, сквозной, укатанной грунтовой дорогой, без тупиков и рядом проходящей железной дорогой – чугункой.

У самой железной  дороги, немного в стороне от хутора, из красного кирпича было выстроено добротное, вокзальное здание. В нём кроме вокзала, с тыльной стороны были устроены жилые квартиры для специалистов железнодорожников. Там же, рядом, в прибранном дворе был колодец и хозяйственные постройки, всё вместе образовывало хорошо обустроенный, на ночь закрывающийся, хоздвор.

Это был специальный   Пост – 728 километр Юго-Восточной железной дороги. Между зданием поста – вокзала и железной дорогой была размещена технологическая площадка для управления стрелочными переводами, семафорами и шлагбаумами переезда.

Здесь же на Посту, жили и железнодорожные рабочие: дежурные сигналисты, обходчики железнодорожных путей, технические специалисты по ремонту и  обслуживанию семафорного, стрелочного и блокировочного оборудования.
    
С обеих сторон железной дороги росли густые посадки лиственных деревьев, они являлись естественной защитой от осенних ветров и зимних снежных заносов. Весной в зарослях молодняка из-под снега  пробивались подснежники и расть, которые мы - дети любили собирать, приносить домой и в школу.

Пацаны, которые постарше, иногда привязывали букеты цветов к длинному шесту не очень прочно, для удобства снятия, и подавали проезжающим на паровозах машинистам, проводникам и даже кондукторам. В этом месте проходила кривая железнодорожных путей, были установлены предписывающие поездам знаки – тихий ход.   

Машинисты и проводники бросали ребятам за цветы банки со сгущенным молоком, конфеты, пачки печенья, а иногда и сигареты.

Посадки деревьев у железной дороги укрепляли насыпь железнодорожного полотна и защищали от шума поездов жилые дома, а железную дорогу от снежных заносов. На вершинах, просыпающихся от зимней спячки, деревьев гнездилась многочисленная рать перелётных птиц, шум и гам стоял на всю округу.

С восточной стороны хутор соединяла с внешним миром укатанная, грунтовая дорога через обустроенный: светофором,  шлагбаумами и ограждающими столбиками, железнодорожный переезд.

В южном направлении, вдоль железной дороги вытянулась в один ряд, хуторская улица «Сахалин», на ней жили преимущественно железнодорожники. Сахалином, её прозвали из-за её расположенности как бы в стороне от хутора, в некоторой удалённости  – на отшибе.

Сразу же, в метрах десяти, впереди домов, вдоль улицы  образовалась уличная грунтовая дорога. Северным направлением дорога соединяла Сахалин с основной улицей хутора, своим южным направлением она вдоль посадки (защитной лесной полосы), железной дороги змейкой уходила на юг. 

Между дорогой и лесополосой – посадкой раскинулась на всю длину улицы полосой  - поляна луговая. Эту поляну от посадки отделяла противопожарная, ограждающая – защитная  канава. По всей длине посадки было две аллеи и множество дорожек, ведущих к железной дороге и посту – вокзалу. Железнодорожная посадка, своими кустарниками и высокими деревьями, надёжно защищала Сахалин от осенних ветров и шума проезжающих поездов.

Летом, в дневное время, посадка была местом прогулок в тени деревьев, для взрослых людей ведущих праздный образ жизни, да нас, игравших в шпионов и прятки, пацанов. Да, ещё и такие экземпляры человеков на деревне иногда встречались. Вечером в посадке устраивались шумные, весёлые игры и танцы взрослой и разной молодёжи. Эти забавные вечерние гуляния происходили не далеко от поста - вокзала, там всегда горели лампочки на столбах и площадка хорошо освещалась.

Между Сахалином и собственно хутором, при дороге, было деревенское кладбище. Один раз в год, к пасхе, кладбище всей деревней приводилось в прибранное, ухоженное состояние. По кем-то, когда-то установленной традиции, в пасху, на кладбище у нас принято было собираться всем хутором поминать усопших.

Вообще-то посещение кладбищ в пасхальный праздник, как ведают знающие люди, не было принято в традициях православия. Но с порушением храмов и церквей в былые времена человеческого временного одичания и атеизма, как-то само собой сложилось в пасхальный праздник посещать могилы предков. Этим Род людской осуществлял по факту своё единение и связь с неисповедимыми путями Господними, традициями предшествующих поколений.

Это незыблемое правило стараемся соблюдать и мы - дети хутора, птенцами разлетевшиеся по нашей необъятной России. Берём отпуска, либо отгулы, но непременно на пасху слетаемся к нашим усопшим родным и близким – нашим могилам!

10

Местом своего расположения наш родной хутор казался мне вечным и весьма перспективным. Возможность заниматься пчеловодством, выращивать скот, птицу и другую домашнюю худобу, огородные и садовые культуры – была самая настоящая.

Наличие железной дороги и поста (остановки трудовых поездов - электричек) позволяло беспрепятственно вывозить на колхозные рынки излишки продуктов в любых - возможных количествах и в любом направлении.
Кроме того надёжно был решён вопрос обучения детей в Сагуновской средней школе №74 ЮВЖД (Юго-Восточная железная дорога).

Решением руководства Юго-Восточной железной дороги, специальным пассажирским вагоном, наши хуторские дети и дети прилегающих к железной дороге других хуторов, посёлков, деревень и казарм,  возились в среднюю школу №74 на станцию Сагуны.

В  казармах (а их было до десятка), расположенных в полосе защиты путей, жили с детьми по несколько семей железнодорожных рабочих – обходчиков, у некоторых сельских детей родители так же работали на ж/дороге. Школа также была подведомственна железной дороге и обеспечивалась ею же буквально всем необходимым, в том числе и спортивным инвентарём.

На то время школа была одной из самых современных по оснащению всеми необходимыми учебными пособиями и инвентарём. На районных и областных конкурсах школа всегда занимала первые места по многим учитываемым показателям.

Директор школы, завуч и учителя, технички были, на мой взгляд, если не лучшими, то одними из лучших подвижников очень не простой работы с нами - подрастающим поколением страны.

Весьма наглядно просматривалась и перспектива дальнейшей учёбы детей в училищах, техникумах и институтах. Имелась реальная возможность трудоустроиться в промышленно развитых, ближайших городах и городских посёлках. Возможность поездок как в хутор, так и из хутора была круглосуточной.

Не перестаю задавать себе вопрос: что и где не срослось!? Как же могло такое произойти? Казалось бы, весьма перспективное и удобное расположение хутора, а вот оказалось не востребованным!? Чья здесь вина!? Как могла случиться такая беда!? И это ведь сотворилось в масштабах всей нашей Матушки России!

С глубокой тоской вспоминаю, а когда приезжаю и вижу полную разруху, сердце судорожно с болью сжимается в комок: что же мы со своей родной сторонкой сделали!? Почему так вышло, что там, где дети родились, почему – то не пригодились!? А ведь на Руси всегда говорилось: где родился, там и пригодился!


Как так получилось, что нам людям, государству - пришлось забросить исключительно благодатное и плодородное Черноземье Центральной России!? Что же это за руководители были у руля нашей России – СССР, что мы, плоть от плоти труженики - не хуже муравьёв вынуждены были уехать в поисках лучшей доли!?

Где берёт и в чём верстает своё начало та сила, которая смогла разрушить наши вековые созидательные традиции. Какое лихо вынудило нас - целые поколения русских людей забыть заветы и наказы наших отцов и дедов, предостережения омытые слезами и кровью всех наших предшествующих поколений!?
11


Жизнь после войны на селе,  как и во всей стране, усилиями народов и разумного   Сталинского управления, потихоньку, но неуклонно стала налаживаться. Клубок проблем стоящих перед разрушенными городами и деревнями стал разматываться.


Люди почувствовали обнадёживающую перспективу будущей своей жизни и жизни своих детей. В семьях стало по много детей: два, три это было как правилом, но во многих семьях было от пяти до одиннадцати, а иногда итого больше.

После смерти И.В. Сталина, поистине всенародного вождя, после некоторых передряг в Кремлёвском партийном и хозяйственном  руководстве страной, к управлению государством пришёл Н.С. Хрущёв. Люди отнеслись к этому в основном, спокойно: правда как без особого энтузиазма, так и без откровенного скепсиса.

А вот когда он затеял раскручивать культ личности, то здесь большинство людей откровенно насторожились, за очень малым количеством обрадовавшихся. Конечно, пропаганда и ежедневное вдалбливание негатива в умы людей не прошли даром и, число поверивших и поддерживающих эту борьбу с культом личности И. Сталина несколько увеличилось, но откровенно говоря, не намного.

С течением времени эта шумиха по радио с утра до вечера и ночь, с культом личности, людям стала надоедать и откровенно раздражать.  Люди стали замечать, одни раньше, другие позже, что жить на селе и не только, особенно лучше пока не становилось.

Сейчас уже можно сказать, что во многом конкретная работа по восстановлению народного хозяйства, снижению  жизненных тягот, двигалась медленно, с зигзагами неустойчиво. Речей, Н.С. Хрущёва и откровенного краснобайства по радио звучало -очень много, а жить становилось хуже, труднее. Хлеб и тот был с перебоями и добавлением кукурузной муки - худшего качества.

Появились совсем безумные, абсолютно непонятные и просто неприемлемые сельским людом налоги: на деревья и кусты, на птицу и т.п. А когда с целью ограничения содержания скота и птицы в частном домашнем хозяйстве, урезали пастбищные угодия и возможность заготовки кормов, отношение людей к Никитке стало откровенно плохим.

Это сейчас мы понимаем, что власть от крупных управленцев экономикой страны перешла к партийному аппарату (за частую откровенным демагогам и болтунам), а народу то ведь, по сути всё равно. Какой там аппарат...? Он в большинстве своём, оценку даёт не за слова, а за фактические дела!

Следует признать, что дела в науке, промышленности, как говорили по радио, да и действительно ощущалось людьми, были впечатляющими. Но это были заделы критикуемого Сталинского руководства, а вот Хрущвские выкрутасы стали всё чётче и чётче проявляться и ощущаться в каждой семье.

На глазах у всего мира происходила огромная по масштабам работа по электрификации  железных дорог страны и нашей Юго-восточной, в частности. Полёт Гагарина в космос, строительство ГЭС на Амуре и Ангаре и Волго-донской канал т.д.

Выпуск новых автомашин, тракторов, комбайнов и другой сельхозтехники конечно, был значительный. Но всё это достигалось, реализацией ранее разработанных проектов бывшего руководства страной и экстенсивными методами и управления и производства!

Всё отчётливее стали проявляться и перекосы в развитии деревни: хуторов, сёл, деревень,станиц. Дорожное строительство было даже не в зачаточном состоянии, а на западе уже тогда специально выпустили рекламу доллара катящегося по дорогам! Зазнайство и гигантомания охватили высшее руководство страны, непрофессионализм стал проникать во все сферы управления страной!



Настоятельно требовалось, создавать предприятия по сохранению, переработке продукции животноводства, плодов садовых, огородных  и ягодных культур. Необходимо было немедленно устранить уравниловку, которая быстрее ржавчины разъедала всю систему  сельскохозяйственной жизни. Только справедливое неравенство, позволяет обществу и людям бесконфликтно сосуществовать.


Отсутствие стимулов и перспектив способствовало оттоку молодёжи и вообще не позволяло молодым кадрам закрепиться на селе. Разговоров о закреплении кадров и создании социально-бытовых условий на селе было много, но делалось на - столько мало, что в результате в сердце страны России не стало ни колхозов - ни русских густонаселённых, многосемейных, многодетных деревень.

Тенденция к разрушению экономики, да, наверное, и государства как семьи братских народов, начала обретать (мало, помалу) устойчивые формы, а по ряду принципиальных вопросов, в некотором смысле необратимый характер.

Медленно, постепенно начала происходить деградация внутренних общественных скреп, утрачивалась вера в светлое будущее. В партию, за частую, стали принимать не лучших работников, а лучших болтунов и краснобаев, гнали процент, а суть утрачивалась. Общество утрачивало веру в партию и её руководителей.

Теперь-то мы хоть и не так много, но точно знаем, что в ЦК КПСС сформировалась, к тому времени концептуальная группа откровенных предателей, во главе со вторым человеком в партийной иерархии Яковлевым! Результатом стала предательская сдача на милость англосаксам, мировой, более справедливой, социалистической системы устроения жизни людей.

Мир более справедливой общности людей не знал, он её с этим утратил. Да, были проблемы и притом не малые и производственные и бюрократические и житейские, но всё же со временем решаемые. Пожалуй столько элементарно - "невыученых уроков" история развитя народов и государств ещё не знала!               

                12

В  западном направлении хуторская дорога раздваивалась. Основным своим направлением она продолжалась мимо ветряной мельницы, через старый фруктовый сад и дубовую рощу,  на пастбищные угодия  и колхозные  поля.  Далее она соединялась, через не большой хуторок Борщевский, с другими  просёлочными дорогами. Вторым своим направлением, она выбрала себе путь мимо нашей хуторской, начальной школы, вдоль лесополосы и чугунки. Тем самым она уводит путника на Север в необъятную и, не понятную, для чужаков, загадочную Гиперборею.

С парадной стороны хуторских  домов пролегала сельская, укатанная грунтовая дорог. Тыльную сторону домов укрывали роскошные сады и ухоженные огороды. Дальше, за огородами, простирались колхозные поля.

Овраг гармонично дополнял наш хуторской пейзаж,  природный ландшафт и конечно хозяйственный удел с домами. Он каким – то невообразимым замыслом, наверху начинался от давно построенного омшаника в середине хутора и внизу общим родниковым колодцем.

Не доходя до самой железнодорожной насыпи, в  овраге был обустроен второй колхозный колодец, но больше чем в его внача, с пристроенным к нему корытом для водопоя колхозной скотины и лошадей. Далее овраг прям у самого пропуска насыпи разделялся на два крыла: левое и правое, а основным направлением пробирался через пропуск в сторону заливного луга.

Слева, вдоль оврага пролегала специальная дорога к колодцу на водопой для лошадей и скота.

У самой железнодорожной насыпи овраг, не в пример   богатырю на распутье, выбрал сразу три направления. Прямо он  сумел пробраться через пропуск, устроенный в плотине насыпи на большой заливной луг.

В давние времена, как свидетельствуют предания, здесь протекала речка – Сухая Россошь, в наше время здесь образовались заливные луга. На них произрастала луговая трава с множеством различных цветов и лекарственных растений.

Дождливой осенью луг затапливался водой, с наступлением зимних морозов вода замерзала и образовывался естественный ледяной каток.

Тогда мы с пацанами устраивали там хоккейную площадку и играли в настоящий хоккей. Правда коньки были не во всех, да и клюшки были самодельными, но это нисколько не снижало накал страстей и спортивный азарт.

По крутым склонам убочи плоскогорий, катались, кто помладше - на санках, старшие ребята, устраивая трамплины -  катались на лыжах. Детство наше было счастливым и очень разнообразным, мы росли развитыми, крепкими и спортивными ребятами.

Очень много читали и с жаром обсуждали те или иные сюжеты из книг и фильмов. Старались подражать героям книг и художественных фильмов. Большую часть времени проводили на природе.

Весной и летом, эту Божественную красоту заливного луга продолжает прилегающий к нему сказочный, ковыльный  ковёр убочи, всю эту прелесть ещё больше подчёркивает строгий порядок лиственных посадок.

Народная молва гласит, что начало и последующее повсеместное распространение снегозадерживающих и укрепляющих природный ландшафт посадок, положил наш земляк -  Борщевский, по двору прозванный  Базёй.

Своим правым крылом овраг выпростал широкую прогаловину. Одной стороной крыла он смирившись, учтиво улёгся вдоль железнодорожной насыпи до самого переезда. Другой плавно соединился с хуторским выгоном и далее уже равниной приблизившись к теплу жилых домов, породнился с равнинной частью хутора.

Левым своим продолжением овраг устремился в чащу древней посадки с разными лиственными, почти вековыми деревьями и, очень колючими кустарниками. Но если не испугаешься колючих тёрна и маслянки, весьма царапучего шиповника и цепкого боярышника, то в сенокос на опушках тебя порадует и наградит гроздьями алых ягод лесная земляника.

Где – то в глубине на дне оврага выходили на поверхность родниковые ключи, там было темно и сыро. В летний зной, в бытность мою с пацанами приходилось лазить к родникам, перемазавшись в жёлтую глину, с жадностью поглощали живительную влагу из старых использованных банок из-под консервов.

Здесь на хуторе, мы и стали детьми хутора коих в семьях, было от трёх до одиннадцати, родились и выросли. Именно на хуторе Крамарев, мы, наши сердца и  выучились осознавать окружающую природу, разуметь людей, образовали свои любимые привычки. 

Наравне с родителями хутор воспитывал нас и дал путёвку в большую жизнь, научил ценить труд, уважать и считаться с общественным мнением, одновременно не утрачивая своё. В нашем хуторе из сорока домов, расположенном у железной дороги (называемой в просторечии - чугункой) мы  окрепли, получили начальное и среднее образование, некоторый жизненный опыт и вышли в люди.

Все мы, кто мог и хотел,  получили отличное начальное и среднее образование,  закончили училища, техникумы, институты и достаточно прочно, обустроились в нашей Советской  жизни, как нам всем казалось, нерушимого.

Те, кто оставался на селе: в Хвощеватке или в хуторе, считались неудачниками, либо плохо способными к учёбе, хотя это было не всегда так. Некоторым ребятам и девчатам приходилось оставаться дома, так как младшие братья и сёстры были маленькими и за ними нужен был чей-то уход, а кто-то должен был работать и зарабатывать на жизнь.

                13

Семья наша начала складываться в далёкие предвоенные годы индустриализации, коллективизации и подъёма сельского хозяйства. Начало механизации сельского хозяйства в Советской стране было положено созданием машинотракторных станций в 1928 году. Они позволили облегчить крестьянский труд, повысить качество и  обработки земли. МТС-ы позволили коллективным хозяйствам – колхозам выжить в условиях отсутствия капитальных вложений (в нынешней терминологии – инвестиций).

В то время, с целью высвобождения людских рук и лошадей для использования на других работах, создавались при районных МТС - ах (машинно-тракторных станциях) ударные бригады трактористов.  наша, Сушкова Прасковья Алексеевна, тогда ещё девушкой, окончив ускоренные курсы трактористов, работала в ударной бригаде – девушек трактористок нашего района.

Использование ударных бригад трактористов  позволяло поднять энтузиазм молодёжи, убыстрять сроки посадки, обработки и уборки урожаев сельскохозяйственных культур.  А так как  наш район относился к зоне рискованного земледелия, то выполнение аграрных работ требовалось проводить в очень сжатые сроки.

Для управления этими тракторными бригадами в наш район - из центра был прислан уполномоченный Калашников Фёдор Васильевич. Он стал, ухаживать за нашей мамой и по всему считалось, что они должны пожениться, но его неожиданно вызвали в Воронеж, а потом в Москву. В дальнейшем его следы теряются в водоворотах Великой войны.

А через время  родила маленького Юру, с которым осталась на руках одна. Это был 1934 год, год усиленного созидания промышленности страны и завершения  коллективизации сельского хозяйства. Почти через год  вышла замуж за нашего папку – Чибисова Егора Захаровича.  В то время папаня работал на железной дороге и ко времени женитьбы на маме успел купить дом, с большим фруктовым садом в хуторе Крамарев. Завёл пасеку и построил омшаник для укрытия пчёл от холода зимой.
         
Через три года у наших родителей, как тогда говорилось, нашлась старшая из сестёр Ниночка. А буквально за два года до войны, в начале лета, родилась Надя, наша средняя из сестёр. Про Анечку, я уже писал, выше. К слову сказать, как издавна повелось, на селе наличие дочерей в семье не очень-то приветствовалось.  Если парень - то наследник – продолжатель рода. Раньше, до колхозов, только поднимется малец на ноги и ему сразу же нарежут пай земли. А что  ? Да так – пустое дело. Будет на отцовской шее сидеть, да тянись там ей на разные тряпки, ленточки, да рюшки. А потом к чужим людям выдашь замуж, да ещё и с не малым приданным.

Конечно, с устройством колхозов на селе, жизнь обретала новые формы, новое содержание и я бы сказал новую культуру. В деревенской жизни образовался объективный приоритет общественного коллективного хозяйства, над частным.  Но память и традиции вековые глубоко ещё сидели в умах деревенского люда и, от них сразу же, отвыкнуть ну никак не получалось.

Но, не смотря на бытующие мнения и традиции, папанька очень любил , одинаково, внимательно и строго воспитывал и Юру и девчат, а в последствие и нас: Володю, Лёню и меня. Он по моему разумению очень ответственно готовил нас к будущей взрослой жизни. Учёба в школе была на первом плане, но сия строгость как – то до меня балбеса - не дошла, учился я, прямо скажу, спустя рукава. Видимо  растратил требования и усилия на старших сестёр и братьев.

Мама конечно, делала замечания, но как – то не настойчиво, а мне балбесу - это как раз и нужно было.
 
Она была настоящей помощницей и опорой отцу, очень доброй и ласковой по отношению к нам – детям. Мне кажется, что  ругаться вообще не умела, да, пожалуй, и не считала это нормой в воспитании !

Оценить самоотверженный труд мамы, для благодати нашей семьи:  по поддержанию порядка в доме и на усадьбе, с домашним хозяйством – худобой, думаю невозможно. Нет таких критериев оценки, а вот, сердечко ёкает, когда представляешь, какой объём работ в течение суток она переделывала! Мы всегда в неоплатном долгу перед нашими мамами!

В деревенской жизни утвердился бесспорный приоритет общественного коллективного хозяйства, над частным. Что характерно, образовалась объективная и наглядная возможность бесконфликтного сосуществования этих двух форм собственности. При разумном и взвешенном подходе к управлению и колхозом и деревенским обществом – миром - кооперацией, одно успешно дополняло другое.

Что характерно так это то, что Сталинским Руководством было отработано разумное регулирование и управление большими колхозными (совхозными) коллективными, личными приусадебными и малыми кооперативными хозяйственными системами. Это в значительной степени способствовало убыстряющемуся наполнению дешёвыми товарами и сельхозпродуктами колхозных рынков и прилавков магазинов.

«Дохрущевским» руководством партии и государства промысловая кооперация рассматривалась как важнейший элемент развития местной промышленности и внутренней торговой сети, использования местных ресурсов, повышения занятости населения.

Еще в сентябре 1938 г. нарком внутренней торговли СССР А. Микоян призвал промысловую кооперацию «восстановить, развивать внутрикооперативную демократию и разработать новый примерный устав промысловой артели».

А 7 января 1941 г. Совнарком СССР и ЦК ВКП(б) предписали существенно ослабить госконтроль за экономикой промысловой кооперации, постановив: отменить централизованное планирование деятельности промысловой кооперации; планы работы артелей должны утверждаться только региональными исполкомами; продукция артелей остается в распоряжении региональных властей.

При Совнаркоме РСФСР было создано управление промысловой кооперации. Межрайонные и городские союзы промысловой кооперации сохранялись, но их руководство должно было обязательно избираться. Предприятия на два года освобождались от большинства налогов и госконтроля над розничным ценообразованием.

При этом чётко оговаривалось, что цены на продукцию ПК не могут более чем на 10% (в исключительных случаях на 13%) превышать розничные госцены на аналогичные товары в госторговле.

Заметим, что в годы Великой Отечественной войны эти решения не были отменены. Сохранилась и половина налоговых льгот. После войны они были не только восстановлены на уровне 1941 г., но и расширены.
В послевоенные годы государство продолжило линию на комплексное стимулирование ПК.

Например, принятое 22.08.1945 г. постановление Совнаркома СССР «О мероприятиях по увеличению производства товаров широкого потребления и продовольственных товаров предприятиями местной промышленности, промысловой кооперации и кооперации инвалидов» вводило новый порядок снабжения артелей оборудованием, сырьём и распределения продукции.

Название постановления Совнаркома СССР от 09.11.1946 г. «О развертывании кооперативной торговли в городах и поселках продовольствием и промышленными товарами и об увеличении производства продовольственных товаров и товаров широкого потребления кооперативными предприятиями» говорит само за себя.

А 14 июля 1950 г. Совет Министров СССР упразднил управления промысловой кооперации при совминах союзных республик и управления при региональных администрациях.

Предписывалось воссоздавать выборные руководящие структуры. Вместо госуправления промысловой кооперацией были созданы Центрпромсовет, советы в союзных и автономных республиках.

Дальнейшее развитие ПК стимулировало и постановление Совета Министров СССР от 23.05.1951 г. «Об улучшении работы мастерских по ремонту обуви, одежды и металлоизделий для населения».
 
Правда, в конце 40-х – начале 50-х годов предпринимались и попытки огосударствления ПК, личных и приусадебных хозяйств работников колхозов.
Подобные действия были подвергнуты критике во время всесоюзной экономической дискуссии, которой руководили    Д.Т. Шепилов и А.Н. Косыгин (1951-1952 гг.).

В последней работе И.В. Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР» (1952 г.) и на ХIX съезде КПСС (октябрь 1952 г.) такие действия определялись как экономически пагубные, социально ущербные и политически опасные. 8 мая 1953 г. вышло постановление Совета Министров CCCP, а через три дня и Совмина РСФСР «Об объединении систем промысловой, лесопромысловой кооперации и кооперации инвалидов». В результате количество артелей значительно сократилось, зато объемы производства и сбыта стали заметно увеличиваться.

То были последние решения, направленные на развитие промысловой кооперации.
Это они в значительной степени способствовали убыстряющемуся наполнению дешёвыми товарами повседневного спроса, сельхозпродуктами колхозных рынков и прилавков магазинов.


Именно в этом и состоит ненависть к И.В. Сталину Запада и его приспешников(агентов влияния)внутри страны: именно под его руководством были разработаны пути и методы создания экономики не зависимой от Брюсселей, Вашингтонов и Лондонов!

Нужно осознавать и понимать, что судьбы людские ни когда циничный Запад не интересовали (как говорится - ни чего личного, только бизнес!)и сострадание их ложное и лицемерное: что творит бандеровщина в Донбассе, - это кого ни будь волнует на демократическом Западе?


14

Новая одежда, как правило, покупалась для старших , а младшие донашивали одежду старших, за исключением школьной формы одежды.  для нас – , папанька шил сам, так как в то время её и в магазинах - то трудно было купить, да и с деньгами было не густо. , он шил, тачая кожу на колодках, для каждого из нас именно своего размера. Помню, колодок хранилось на полках в чулане, очень много пар разных размеров. Отцовская обувь получалась удобная, аккуратная и добротная, а для девчонок ещё и на небольших каблучках. Такой красивой, удобной и ноской обуви мне встречать больше не приходилось.

Неплохую обувь шил и Скороход – Ленинградская фабрика обуви имени Скороходова, весьма удобной была обувь фирмы Саламандра, но лучшей считалась обувь Югославии, Чехословакии и особенно Италии. Но это была обувь с фабричного конвейера – массового производства, да и стоила она не дёшево. А вот обувь папаньки – это родное, домашнего очага - тепло натруженных рук любимого родителя.

В нашей семье  всегда были заняты делом, кто гусей пас, кто за кормом для коровы,  и поросёнка ходил, а кто работал на огороде, пропалывая его и поливая помидоры, огурцы и капусту. Воду приходилось носить из оврага, там располагалась криница. Ключевая вода, криницы считалась тонизирующим и оздоровительным напитком во все времена.

Вода была вкусная и холодная даже в летнюю жару, для полива огородных культур требовалось наносить её в бочки, в которых она на  за день хорошо нагревалась.  Воду в основном носили на коромыслах, а в руках по ведру  в каждой, носили молодые мужчины, выказывая этим свою силу и крепость мышц. Мы, пацаны, чуть поднявшись, сразу же старались подражать старшим, но это не всегда получалось, вёдра всё-таки были тяжеловатыми.

Гулять на улицу родители отпускали нас -  не раньше восемнадцати часов и не дольше десяти часов вечера. Ребятам, которые   по старше, разрешалось гулять по дольше. Молодёжи было много,  она всегда распределялась по возрасту, но всегда девочки отдельно гурьбой, а мальчики отдельно. Затем на посиделки приходил  гармонист, и старшие ребята с девчатами начинали водить хороводы и ручейки и, даже танцевали вальс по короткому спорышу (трава мурава по-научному). На больших полянах в посадке устраивались огромные качели из двух шпал, шум, гвалт, хохот и веселье было искренним и заразительным.

Младшие ребята, обязательно в другом месте хутора, играли в прятки, в отгадки, а под гармошку водили ручейки и танцевали  медленные танцы. В стороне от взрослых, на другой поляне - поменьше всегда устраивались качели, но из одной шпалы. Иногда приносили патефон с пластинками – это вызывало общий восторг и веселье продолжалось с новой силой.

Мы все очень дорожили временем, отпущенным для гуляния.  И взрослые и помладше все старалась повеселиться от , так как до полуночи разрешалось гулять очень редко и, всегда чувствовался незримый контроль родителей.

Зимними вечерами мы младшие и не очень старшие пацаны любили собираться в доме у тётки Наташки, жившей в доме на краю самого оврага недалеко от железнодорожной насыпи. Тётка Наташка пряла пряжу на прялке и рассказывала нам всякие истории из жизни, народные сказки, сказания и просто небылицы. В то время, телевизоров, да и самого света на хуторе и в близ  лежащих сёлах, ещё не было.               

Эти вечерние – ночные посиделки у тётки Наташки в длинные, зимние вечера заменяли нам, как сейчас бы сказали, для великого А.С.  Пушкина сказочные вечера Арины Родионовны на Псковщине.

                15

         
              Птенцы Егора Загороднего!


   Вспоминаю письма самого старшего брата Юры из армии, хотя и был тогда ещё совсем малышом. Эти письма читались всей семьёй, по несколько раз перечитывались, особый акцент делался на тех местах в письмах, где Юра благодарил папаньку за строгость и что нужно было предъявлять ещё более жёсткие требования.


Этим, как бы обосновывалась объективная строгость отца при наказании за наши проступки и даже за редко, но применяемый иногда ремень.

Одновременно – это было своеобразным ответом доброхотам, на яко бы излишнюю строгость отца к неродному сыну Юре. Юра знал и понимал, да и рассказывал потом о том, что всегда были «доброхоты» указывающие и напоминающие ему, что Ягор, он не родной отец и яко бы несправедливо предъявляет строгость и требования к Юре.

Скажу сразу – мы были дети одной семьи и одних родителей, все были родными, желанными и любимыми  и  с равной строгостью воспитания.

Хорошо помню как Юра, отслужив в Армии, приехал домой. Мне кажется, я не спал всю ночь, чтобы не прозевать возможность сливать ему воду с кружки, подавать мыло и держать на плечах полотенце, когда он будет умываться.

Как он уехал на Донбасс в город Сталин, нынче Донецк, не помню. Но вот что запомнилось так, это то, как мы с отцом и мамой, приехав на свадьбу Юры и Клавы в Донецк, страдали от невозможности попить обычной холодной воды, иной - не газированной.

В это время Юра работал шахтёром – это было гордо и почётно. Затем они с Клавой и к тому времени уже с сыном Сашей уехали на целину, где – то под Целиноград. Исходя, из писем жизнь там у них хорошо обустроилась, и они ею были довольны.

Потом у них родилась дочь Валя, а затем нашёлся и Егорка. Пожалуй, что ко времени рождения Егорки они ещё не переехали жить в Приморье Еврейской Автономной республики.

Туда, к ним, в самом начале перестройки мне выдалась возможность съездить, конечно, впечатление бескрайних просторов страны осталось во мне на всю жизнь.

Старший сын  Юры Саша, к тому времени уже закончил Ленинградский инженерно-экономический институт и уехал с семьёй в Киров Вятский на постоянное место жительства.  
Юра, Клава, Валюша и Егорка  жили в просторном и обустроенном доме, с домашним хозяйством, по моим понятиям в достатке.    

Оттуда, я приехал с множеством разных рыбных гостинцев и с массой незабываемых впечатлений.    

В последствие с помощью моей и  старшего брата Лёши, Юра с семьёй переехал жить в родные края, на Дон, в село Белогорье, Воронежской области, Подгоренского района.

Валя уехала в Донбасс, там вышла замуж и неплохо обустроилась с семьёй в Харцизске, до начала гражданской войны на Украине, теперь вынуждено переехала к родителям в Белогорье.          

Самый младший Егор, женился и обзавёлся семьёй, если мне не изменяет память уже второй!? Работает в селе Белогорье на тракторе, как говорится: так или иначе определился по жизни - выбрал свою стезю.

Самые старшие сёстры, а для меня в нашей семье все старшие, Нина и Надя, после окончания Сагуновской средней школы №74 уехали учиться, как отец говорил – на модисток, в город Каменск Ростовский. Затем, после учёбы уехали в Донецк, там окончили институты, вышли замуж и как говориться определились в жизни.

Нина вышла замуж за Панько Николая Фёдоровича, в семью давно обрусевших греков. Главой семьи была бабушка Лена, очень добрая, внимательная и мудрая женщина.

Муж её Фёдор – отец их детей: Коли и Антона, был крупным партийным работником города Сталин (нынче, Донецк), по подлому навету репрессирован и пропал без вести. 

Бабушка Лена, несмотря на трудности и проблемы, дала хорошее воспитание ребятам и обеспечила им возможность получить хорошее советское образование.

Антон имел способности к наукам, после окончания школы, поступил на вечернее отделение института и окончил его. Получив специальность горного инженера, он был направлен для работы на шахту. Где был замечен как грамотный специалист и вскорести, его назначили главным инженером шахты.

Антон, уже работая после института, женился, на Алле - самой красивой девушке из соседнего подъезда, их большого и солидного дома на улице Шевченко – 52.    

Жили они, Все - Панько под началом бабушки Лены, в одной очень светлой и уютной квартире. Следует сказать, что в квартире, конечно совсем не маленькой,  но всё – таки две снохи и тёща, но свидетельствую как очевидец, жили в дружбе и согласии!

Я, в 1968 – 69  годы, учился в ПТУ города Коммунарска (нынче – Алчевск), приезжал на каникулы и подолгу у них жил. Как раз в это время их детям: Нины и Коли – Игорьку, а Антона и Аллы – Леночке, одногодкам, было годика по три – четыре.     

Талантом и мудростью бабушки Лены, были выстроены отношения так, что никто ни кому не был помехой -  в тягость, жили дружно и не побоюсь сказать, счастливо!!! Семья была патриархальная, добрая и гостеприимная – состоятельная.

У Коли с Ниной, значительно позже, когда бабушки Лены уже не было, родился - появился на свет Валера. Валера был так же горячо любимым ребёнком, семья продолжала жить дружно и счастливо.  Зять, Коля работал шахтёром, имел три ордена славы и орден Ленина, его любили и дома и на работе и мы родственники.

Это был прекрасной души человек, скромный, гостеприимный, внимательный, предупредительно вежливый, мы все: родные, друзья и знакомые гордились им.  Первой, в связи с тяжёлой болезнью, в 65 лет ушла из жизни Нина, Коля, дожив  чуть более за семьдесят лет, так же покинул наш бренный мир.       

С трагической скоропостижностью, безвременно,  ушла из жизни, горячо любимая Игорьком и уважаемая нами жена Игорька и мать его дочери - Светлана.

Игорёк с дочерью Катей и Валера переехали жить в Санкт-Петербург.

Валера, устроился на работу, приобрёл квартиру, женился на почти землячке Людмиле и у них уже растёт прекрасный Артёмка, мальчик лет пяти. Ребята живут в дружбе, любви и согласии, иногда приезжают к нам с Сашурой в гости.

Как правило и, Игорёк приезжает с ними, но порознь и мы все вместе с удовольствием проводим время – роднимся!

Мы с Валерой топим баньку  и дальше исполняется весь ритуал после банного застолья родных людей!

Игорёк выдал дочь Катю замуж, за хорошего парня Славика, в достойную семью, весьма достойных людей. Создав свою компанию, Игорь, выполняет строительные подряды на Питерских стройках.

Надя вышла замуж за Волкова Владимира Ивановича, они вместе получили квартиру, у них родился сын Эдька. Владимир Иванович работал крупным ревизором в Донецком областном транспортном Управлении, Надя работала учителем в школе.

Через время Наде было присвоено звание залуженного учителя республики Украина. 

Владимир Иванович был несколько шумливым человеком, но очень приветливым, гостеприимным и заботливым хозяином своего семейства.

С Возрастом и болезнями сначала Владимира Ивановича не стало, а затем через несколько лет и Надя ушла за ним.

Жили Волковы, в достатке, Надя и Володя работали, а Эдик учился в школе, приветливые и обаятельные, они всегда были готовы помочь и поддержать человека в трудную минуту.

Эдик женился и у него двое парней: один отслужил в армии Украины и сейчас служит в Донецком ополчении, раньше они были в одном отряде с Эдиком, но Эдик за день, два до так называемого перемирия, погиб в бою.

Нет слов….Теперь уже, младший сын Эдика, окончил среднюю школу, буквально рвётся в ополчение, пока удаётся сдерживать, что будет завтра… 

Самая младшая из сестёр, Аня, уехала в город Воронеж учиться в училище при Воронежском Шинном заводе. Там, уже на заводе, она встретила Соболева Ивана Даниловича, вышла за него замуж, вместе с ним всю жизнь проработали на Воронежском шинном заводе.

Иван Данилович был человеком строгих и правильных правил, весьма ответственным работником, заботливым отцом и мужем.  Ваню мы все уважали и любили, наш отец – Егор Захарович, очень ценил и всегда с заметным уважением приветствовал его!

У них с Аней, родилось двое детей Игорь и Светлана. Ивана Даниловича с возрастом не стало, а Игорёк трагически погиб. Так, кажется, сухо приходится писать о трагических событиях, приведших к  утрате, родных  - близких людей. На самом деле – эта трагедия оставила на сердце у нас родных и близких настоящие раны и непередаваемую горечь утраты….       

В настоящее время, Аня, находится на пенсии, дружно живёт с детьми - хорошим зятем Димой, Светланой и внуками в городе Воронеже. Она радует своих любимых детей и внуков урожаями с дачного огорода, а они у неё прекрасные.

Мы с братом, Чибисовым Владимиром Егоровичем, после окончания Ленинградского инженерно-экономического института (конечно, он раньше, я на пять лет позже), живём и работаем в Питере, оба уже на пенсии.               
Вся трудовая деятельность Володи прошла в условиях Ленинградского отделения РАН. Через год - полтора после поступления в НИИ химии силикатов имени Академика Гребенщикова, его назначили заместителем директора института по экономике и финансам, в этом качестве и прошла вся его трудовая деятельность. Сейчас он продолжает работать, находясь на пенсии несколько в другой ипостаси.

У него прекрасные замужние дочери и любимый Внук, которому он уделяет максимум возможного времени. Похоже, что скоро его младшая дочь Ульяна, порадует Володю и его жену Валю ещё одним внуком!  Пусть даст Бог, что бы это всё разрешилось как надо, хорошо и счастливо!

Я, так же на пенсии, работаю в Горном Университете, у Литвиненко Владимира Стефановича – профессора, ректора, видного государственного и общественного деятеля России, нашего земляка, чем и горжусь!

Моя дочь и зять Лёша подарили нам с Сашурой – моей половинкой, внуков:  Ваню и Настеньку, коих мы любим, и души в них ни чаем.
   
Старший брат Алексей Егорович, бывший руководящий работник  колхоза, потом партийный и хозяйственный работник Подгоренского района, Воронежской области, сейчас находится на пенсии. 

Живут они с Галей и бабушкой Софьей, в своём с душой обустроенном  доме, рабочего посёлка Подгоренский.  Совсем не далеко обустроились двое, его дочерей: Светлана и Валентина, с прекрасными зятьями: Юрой и Эдиком. Они наградили их с Галиной прекрасными внуками, а бабушку Софью правнуками, коих воспитанию они уделяют доступное время.
   
Лёня с его женой Галей и бабушкой Софьей, приступили к почётной и хлопотной обязанности – женить и выдавать замуж теперь уже внуков - правнуков! Дети, как водится, живут и работают, не забывая на выходные, навещать родителей младшими внуками.
 




                ЧАСТЬ ВТОРАЯ               

               
                Глава первая            

У самого кладбища, в начале улицы «Сахалин», жила семья: мать с сыном – Землянские.  Парня звали почему – то не по фамилии Землянский, а по двору - Николай  Галан. В последствие, они свой небольшой домик с сараюшками продали или на что-то сменяли семье Бодинковых, которые переехали с «умирающего» уже тогда хутора Борщевский.


В этой семье, если мне не изменяет память, было шестьть человек: отец, мать и четверо детей, двое из них девчёнки. Их звали старшую, Валя (горбатая) и младшую Катерина. Что-то мне подсказывает, что в школу Катя ходила в один класс с одним из моих старших братьев Володей, а её старший брат Николай с сестрой Надеждой.

Об их, более старшем брате Андрее вообще ничего не помню, так как в то время, я был совсем маленьким. Говорят, он работал в райцентре Подгорное, на цементном заводе.


Сами Галаны – Землянские переехали в небольшой, точно не помню, ими же построенный домик на самой окраине Сахалина, за домом известного и не только в хуторе – Зайченко. О нём ходило в полном смысле этого слова, много разных легенд и небылиц, а для молодёжи важным  было наличие доступного патифона.    

Помниться, Николай Галан, был рослым, чернявым симпатичным парнем, в каком-то смысле законодателем мод. Если мне не изменяет память, то он был племянником Перуновой тёти Шуры, матери Вани Перунова, который был на год младше меня.

Они жили на улице хутора пролегающей вдоль оврага, почти у самого его начала. Отец Вани Перунова, был инвалид Великой Отечественной войны – без одной ноги. Ему государство выдало инвалидную автомобильную коляску, которую мы часто заводили почему-то с буксира. У Вани было две старших сестры: Раиса и Надежда, у них так же были свои истории, к которым с возможностью, вернёмся позже.

Следующим – вторым от начала улицы, стоял старенький добротный дом с сараюшками Зотовых – Колесниковых. В нём жили на моей памяти дядя Коля Колесников со своей мамой - Надеждой. Это была дородная, красивая некрасовского типа женщина, строгих, устойчивых правил и традиций русской старины.

Зотовы

До 1949 года Зотовы – Колесниковы жили в служебной квартире железно-дорожного Поста 728 км – от Москвы (336 км, если расчёт вёлся от Ростова).

На чугунке (раньше так называли железную дорогу) до войны работал, не вернувшийся с войны отец Николая Колесникова – Елизар. После его призыва на войну, на железной дороге работал  Николай Елизарович. Семья состояла из матери Надэжки (Надежды) и подросшей до состояния невесты - сестры Шуры.

Решением Руководства железной дороги Пост необходимо было освободить, он должен был реконструироваться в вокзал и коммуникационный центр -  пункт управления семафорным, стрелочным и переездным  хозяйством. 

Выселяться семье пришлось в  позднюю осень, ближе к зиме, мать Леонида Путилина предложила им до времени переехать жить к ней. Договорились, что платой за проживание будет уголь и хозяйское отношение Николая к дому и придомовому из сараев (хлева-кошари) хозяйству.

В эту же зиму дочь бабы Надэжки и сестра Николая – Шура, выходила замуж на станцию Сагуны за видного шофёра Никанора. Женщины дружно и  активно взялись за подготовку к свадьбе.  Не малой, рискованной проблемой стало самогоноварение (денег на водку элементарно не было).

Самогон гнали и конечно переживали, как бы дети не проболтались, но всё прошло тихо (попросту говоря, люди знали, но делали вид, что не знают). Свадьбу сыграли хоть и скромно, но с соблюдением большинства традиций и праздничного веселья. Шура естественно перешла жить к мужу Никанору на станцию Сагуны.
С Путилиными остались Николай и старенькая баба Надэжка (Надежда, Надя). Николай, работая на железной дороге бригадиром путейщиков, собирал деньги для приобретения собственного жилья с тем, что бы по уходу в Армию, мать жила в своей хате.

Летом перед уходом в Армию Николай купил дом-полуземлянку врытую в косогор оврага, отстоящий на краю нашей улицы рядом с насыпью проходящей железной дороги. Переселив маму – бабу Надэжку в уже свой дом Николай, как мог, обустроил подворье, наладил печь – буржуйку для зимнего отопления дома, по весне ушёл в Армию. 

В силу того, что бабушка Надеда была не грамотной – не умела писать, то переписку под её диктовку осуществлял Леонид Путилин, за что Николай Елизарович привёз ему из Германии фонарик. Фонарик Леонида осматривали все хуторские ребята, это действительно, по тем временам было само совершенство, он был гордостью Леонида.

Отслужив в Армии 3.5 года в группе Советских войск в Германии, Николай после демобилизации этот дом-полуземлянку продал и купил уже приличное подворье на Сахалине.  Это подворье было его дяди, где Николаю судьбой было назначено образовать уже «гнездо» своей, достойной семьи Колесниковых.


В последствие, почти на том же самом месте, был выстроен добротный, на высоком фундаменте, дом с четырёх скатной крышей. Рядом с домом, ближе к улице, нашёл своё место колодец с возможностью свободного доступа к нему сельчан и мимо проезжающих, сторонних людей. 
               

Я помню дядька Николая, работающего дежурным по вокзалу – посту, регулирующим работу семафоров, железнодорожных стрелок и шлагбаумов переезда.

На работу ему ходить было совсем близко, пост был расположен  напротив их дома, мимо Бакаевых, через посадку, метров сто пятьдесят – двести.  Потом дядьку Колесникова перевели работать на маневровый тепловоз, который возил наш школьный пассажирский вагон из Евдаково - на станцию Сагуны и обратно.    

После того как железная дорога была электрифицирована, дядька  Колька уже возил наш школьный вагон электровозом. Это была, в то время весьма завидная и уважаемая всеми работа.  

Дядька Колька ходил в строгой железнодорожной форме, роста выше среднего, стройный и серьёзный, по-мужски красивый. Внешне, на мой взгляд, он очень был похож на всем известного поэта – В.В. Маяковского.               
Женат дядька Николай, был на нашей соседке Крамаревой Марии Павловне, близкой подруге нашей самой старшей сестры Нины Егоровны.       

Это была очень завидная и красивая пара молодых – жениха и невесты. Свадьбу гуляли традиционно красиво, с возможным размахом и бытующим ритуалом. Были здесь рясне и тройка с колокольчиками - бубенцами и гармошка с традиционным  бубеном и очень красивым петухом.     

Наш отец, Егор Захарович Чибисов, имел давнюю крепкую и надёжную дружбу с родителями дядьки Кольки. Эти добрые, крепкие и доверительные отношения перешли (как бы по наследству) к дядьке Николаю и нам.        

Он стал, заинтересованно учится у нашего отца пасечному делу. В последствие отец говорил, что Николай его уже превзошёл, теперь он подсказывает ему о некоторых современных особенностях работы на пасеке, с пчёлами. Отношения нашей семьи и семьи дядьки Николая, были очень тёплыми, весьма доверительными, можно сказать родственными.

Дядька Николай, хоть и был моложе нашего папаньки, но внутренняя закваска его характера отвечала всем требованиям деревенских «мамонтов», только он представлял уже более просвещённую, современную кагорту этих людей.               

Тётя Мария была видная женщина, внимательная, расторопная домашняя хозяйка и весьма добросовестная работница колхоза. Она успевала везде и там где была она, всегда был порядок и учтивость.               

У дяди Коли и тёти Марии,  было двое детей: Валя – первенец и Витя продолжатель патриархальных традиций  семьи Колесниковых и в некотором смысле Крамаревых. Валя была наделена южнорусской природной красотой и славянской ведической мудростью. У неё полноценная семья, продолжающая традиции отцовского, прекрасного рода – племени.               

Витя так же всегда отличался усидчивостью и способностями к учебным и разным дисциплинам. Сегодня это красивый молодой мужчина, имеющий высшее образование, заслуженный авторитет и уважение, как на службе - так и в быту. Заботливый сын, собиратель и хранитель хуторской самобытности, всеми силами способствующий не утрате хутором своей идентичности.

Следующим по улице, был дом – усадьба знаменитого мельника – мирошника, плотника, столяра и просто замечательного, но несколько противоречивого человека – деда Кулеша – Дмитрия Павловича Кулешова.

Это был по своему красивый и видный, крепкий, крупной кости, с благородной Толстовской бородой - старик, настоящий предводитель наших деревенских «мамонтов».  Дед мне казался, в одно время, копией Великого писателя Льва Николаевича Толстого. Он был отчимом Путилиной Ефросиньи (тётки Приськи), её родной отец погиб в годы гражданской войны.

Как, буквально сегодня выяснилось, из послания земляка и сына тётки Приськи – Леонида, оказывается дед Кулеш, в первую мировую войну буквально в её начале попал в германский плен. В плену дед находился четыре года с 1914 по  1918 год. Там, в немецком плену, он научился плотницкому, скорняжному и разному ремеслу. Кроме того он не плохо, понимал немецкий язык и даже умел на нём изъясняться.

Сейчас уже не выяснить очень важны интересный вопрос – это о компактной, домашней маслобойке (из семян подсолнуха). То ли дед её сделал по привезённым из Германии чертежам и памяти или он её готовую привёз – неизвестно, но факт наличия такой уникальной маслобойки был. Наличие маленькой, компактной маслобойки и для Воронежа было бы диковинкой, а уж для нашего хутора и хуторян тем более. Засыпается в бункер ведро семечек и тут же чуть-чуть погодя вытекает через сборный сточный желобок в подставленную посуду настоящее подсолнечное масло.

Дед Кулеш действительно был весьма мастеровым человеком и люди всегда пользовались его практической помощью и поддержкой, как словом так и делом.
Его мудрые, улыбчивые, с лукавым прищуром глаза, располагали к доверию и привлекали, нас малышей, незримой теплотой его души. У него была жена - приятная и добрая старушка, много детей, насколько помню – это было пять женщин: каждая из них по-своему интересные и примечательные.

По-соседству, с южной стороны деда Кулеша, жила семья  Николая Михайловича Колесникова – нашего доморощенного Кулибина. Он работал одно время на железной дороге, но в последствие перешёл в передвижную механизированную колонну на станции Сагуны.  Выходными и отпускными днями он подрабатывал устройством колодцев нам -  деревенским жителям. Многие дома и приусадебные постройки уже разрушены, а вот колодцы в порядке, хоть сейчас доставай живую водицу и утоляй жажду.       

Жена его Мария была крупной женщиной, работала в колхозе и воспитывала двоих ребят: Анатолия и Володю. Отзывчивость и готовность помочь, прийти на помощь не только хуторянину, но просто случайному человеку, попавшему в беду, отличала дядьку Николая и его семью.

Отец Николая, бывший железнодорожник, дед Михаил  Колесников (по двору Бондарев), жил в хуторе на одной из улиц нашего  порядка, с  садами и огородами, уходящими в северном направлении. У них был хороший сад: яблони и груши, туда по осени, мы - ребятня иногда наведывались, дед конечно ругался, но в основном только за поломку больших веток.               

Хотя, по правде сказать, в хуторе сады были почти во всех полноценные и роскошные и даже с  уникальными для нашей местности садовыми культурами. Но, нам пацанам важно и интересно было  рискнуть - по шастать в чужих садах, хотя иногда, потом и были весьма строгие беседы с родителями.

Буквально рядом, через плетень в большом доме с высокой дым отводящей трубой, обустроилась семья деда Гавриила, ещё совсем недавно жившая в железнодорожной будке – маленьком доме в полосе отчуждения железной дороги.               

Дед Гавриил, работал обходчиком железнодорожных путей, выйдя на пенсию, с семьёй переехал на «Сахалин». Семья  деда Гаврюхи, как его иногда называли старшие ребята, состояла из жены и двух дочерей, их фамилия была – Землянские.

Посреди «Сахалина», была хорошо обустроенная усадьба дедьки Гришки, третьего брата из большой  фамилии Крамаревых. Это был приятный мужчина выше среднего роста, болевший от боевых ран войны. Семья его состояла из жены, трёх сыновей и одной дочки. Ребят звали: старшего Владимир, среднего Борис, затем была Валя и, самым младшим был Коля.       

Жена дядьки Гришки, Екатерина была родом не из наших мест, а где-то из соседних краёв. Она работала в колхозе, одновременно успевая хорошо выполнять всю работу по дому, ровно так, как и многие другие мамы колхозных деревень.

Рядом, но как бы в стороне от усадьбы дядьки Гришки, во вновь построенном доме поселились Коржовы, сравнительно не большая семья из четырёх человек. Дядька Егор Давидович работал машинистом на тепловозе, а затем на электровозе, мать Анатолия и его сестры работала в колхозе.


В ложбине, у самого оврага, небольшого отводящего воду с полей, жила семья Окшиных: Ивана Ивановича и Его жены Александры. Иван Иванович работал на железной дороге, был добрым и отзывчивым мужчиной, рулила всем в доме тётка Шура в девичестве Бакаева.          


Их семейное гнездо расположилось когда-то в отдельно стоящей усадьбе с большим огородом, на пригорке недалеко от железнодорожных путей, напротив дяди Николая Колесникова.    

Семья была добрая, несколько замкнутая, но дружная и очень работящая. В дальнейшем, они переедут в дом деда Ягорка – Яицкого Егора Дмитриевича, весьма выдающейся и замечательной личности нашего хутора.

Соседями Окшиных, была большая семья Красноруцких, их отец работал на железной дороге, мать управлялась по дому. Со временем дети разлетелись по стране, как и во многих семьях нашего хутора,  а родители: отец вышел на пенсию, мать иногда выходила на работу в колхоз.


В добротно обустроенном доме, между Красноруцкими и Зайченко, жила семья Петра Филипповича Яицкого, старшего из сыновей Филиппа Егоровича Яицкого, нашего можно сказать соседа через дорогу. У Петра Филипповича и его жены первыми были три девочки – Шура, Аня и Надя, младшим был сын Дмитрий.

В следующем доме жил Зайченко – весьма колоритная, замечательная и легендарная личность, с женой и приёмной дочерью. На истории Зайченко в последующем постараюсь остановиться исходя из ожидаемой информации от земляков - старожилов.

Замыкал весьма зелёную и можно сказать даже ухоженную улицу Сахалин, дом Матери и сына Землянских – Галанов. За ними шла дорога в сторону станции Сагуны, мимо Здания, Казармы и будки – домика, в которых жили рабочие железной дороги с  семьями.

               
                2

Главная хуторская грунтовая дорога,  ведущая в хутор Крамарев, конечно одна, но в неё вливаются несколько: дорога с улицы Сахалин и тропинки от Поста – Вокзала – 728 километра.

Главная дорога идёт с восточного направления всей окоёмы, через железнодорожный переезд по хутору и дальше в западном направлении просёлочных дорог.
Почему главная, да потому, что она выводила на все направления главных дорожных артерий района, области и страны.

Все остальные дороги были как бы, не основные, а дополнительные – сезонно возможные. Хотя ими очень часто пользовались, это было весьма удобно и сокращало путь к искомому пункту поездки.

Но в зиму снежных заносов и в весеннюю распутицу проехать по ним было проблематично, а если застрянешь, то помощи, если самому за ней пешим ходом не пойти, можно не дождаться.

На пересечении главной дороги, с примыкающей дорогой из Сахалина и тропинки от Поста, наша основная хуторская дорога делает небольшой изгиб и уверенно вступает на территорию хутора.

Слева, буквально в нескольких метрах от дороги, добротно обустроился дед Ягорок – Яицкий Егор Иванович, со своей супругой – бабой Ягорчихой! Весьма приятной и доброй старушкой - знахаркой, великой труженицей усадьбы, сада и огорода.

Урожаи овощей выращенные бабой Ягорчихой, можно было представлять прям сразу же хоть на общесоюзную выставку. Многие женщины – хозяйки и не только нашего хутора, просили бабу Ягорчиху научить их так же выращивать и сохранять овощи и никогда она никому не отказывала.

В следующем доме, по соседству, жила большая семья Радченковых, Петра Никитовича и тётки Машки и восьми человек детей.

Старшим был Николай, я его правда смутно, но   помню в момент его возвращения из Армии. Это был молодой мужчина, высокого роста – настоящий гренадёр – красавец. Надо отметить, что в наших краях человек в военной форме и при погонах всегда пользовался заслуженным доверием, уважением и не побоюсь этих слов – любовью!

Николай как – то быстро уехал куда – то, говорили по вербовке, вроде бы на Север, но точно конечно не помню. Смутно припоминается, что как – то, по истечении какого –то времени,  он приезжал домой, в гости. Но его приезд почему – то плохо отложился у меня в голове, хотя я у них почти постоянно находился, играя с Васькой, моим одногодкой и такое событие ну никак я не мог пропустить.

Так например, если случалось, а случалось почти постоянно, либо залезть буквально «по уши» в грязь, если летом, зимой и особенно весенним паводком промокнуть «до макушки», то я бежал за помощью, к тётке Машке – к Радченковым. Я всегда знал, что меня там всегда обогреют, обсушат и накормят, ведь домой идти – это значить быть строго наказанным с возможностью несколько дней в наказание «сидеть» дома.

Кроме Николая в семье Радченковых были: Шура - Санька, Володя, Аня, Нина, Алексей, Васька и самая младшая Надежда.

Судьбе было угодно, что бы наша семья Чибисовых и их семья Радченковых, были не только близкими во взаимоотношениях, но и дальними родственниками.

Почти все дети наших семей были погодками и до окончания школы учились вместе – ходили в один класс.  Вместе росли, познавали азы хуторской и разной жизни, девчонки были подругами, а мы пацаны - друганами. После окончания школы, дети семьи Радченковых, как и нашей семьи, разлетелись по городам нашей необъятной, страны и каждый как мог, устроил свою жизнь.               


В хорошо обустроенном доме, расположенном выше дома Радченковых, жила семья Борщевских железнодорожного рабочего Филиппка из четырёх человек – сына, его, жены и дочери Галины. Почему такое уменьшительно ласкательное имя Филиппок, так уж повелось на хуторе этого достаточно приятного мужчину звать Филиппком.

В доме управляла всем его жена тётка Манька, так её звали по хуторскому. Старший сын уехал куда-то учиться рано и о нём мало что известно. Дочь Галина, была симпатичной и весьма ухоженной девушкой. После окончания школы и педагогического училища в городе Павловске нашей области, она вышла замуж за одного из руководителей соседнего колхоза и в последующем, эта семья Филиппка переехала туда на постоянное место жительства.


В последствие этот дом купила семья Николая Гайдукова – работника  железной дороги. Их семья была, относительно соседей, совсем молодая и интересная.


Детвора, на то время была совсем маленькая - дошкольная, кроме Алексея и Лиды, но дети были добрые и приятные в отношениях, как и их родители. Витя был постарше Саши – белобрысого улыбчивого мальца. Их мать Мария в последствие подменила, Крамарева дядькe Павла в нашем маленьком, но так нужном всем  Сельмаге.


По соседству с семьёй Филиппка, чуть выше, жила семья Якова Самойловича Крамарева, самого старшего из братьев Крамаревых, детей Самуила Яковлевича Крамарева, полагаю старейшего потомка основателей нашего хутора.    

Дядка Яшка и тётка Фёкла, имели детей – троих парней: Владимира, Ивана и Николая. На моей памяти – это были взрослые семейные мужчины, Владимир с сыном Владиком и женой Клавдией, жили в Ленинграде и ежегодно приезжали на хутор, к родителям на мотоцикле «Ирбит».    


Их приезд был знаменательным событием не только для взрослых, но и для нас пацанов. Я, будучи немного постарше их сына Владика, дружил с  ним, был всегда принимаемым в доме дядьки Яшки и тётки Вэклы.


Мне, как старшему и более опытному, поручалось присматривать за Владькой, помогать осваиваться ему в нашей деревенской жизни.  Отец Владика  Владимир и мать - тётка Клавдия всегда для меня привозили из Ленинграда в память, какой - либо подарок. Конечно, я об этом догадывался и естественно всегда с нетерпением ждал лета и их приезда, периодически справляясь об этом у дядьки Яшки.
 

К их приезду, подгадывали свой приезд, с семьями и детьми, его братья  Иван и Николай. Иван приезжал из далёкого Магадана с женой Яниной и сыном Володей, а Николай из Ленинграда с женой Валентиной и дочерью Иришкой. Мне поручалось присматривать за детьми и я это поручение с гордостью, добросовестно старался  исполнять.               

В последующем дети Якова Самойловича, стали приезжать на жигулях,  москвиче и запорожце, но это - на то время, уже не вызывало такого оживлённого интереса.

Чуть выше по улице, соседями дядьки Яшки и тётки Фёклы, были Перуновы, Власовы по двору. Помниться c ними жила очень не простая, как нам детворе казалось, чуть ли не сказочная  колдунья – баба Власыха. Конечно, это были наши детские страхи, но страхи скажу вам действенные, конечно сегодня смешные!

Бабушка была матерью дядька Петра, инвалида Великой Отечественной войны имеющего орден Великой Отечественной войны I степени и много медалей, нас пацанов, всегда одаривала пряниками и конфетами, для поминания умерших родственников. Немного об их семье, выше в начале изложения, я уже  упоминал и повторяться пока не буду.

Соседями Власовых была семья весьма колоритного мужчины Яицкого Филиппа Егоровича, бывшего работника железной дороги, к тому времени вышедшего на пенсию.


Семья состояла из деда Филиппа, его жены - бабы Приськи (Ефросиньи)  и четырёх детей – трёх парней и одной девушки Катерины. Смутно, но припоминается яркая, с исполнением старинных ритуалов и традиций - свадьба Катерины, её выдавали замуж в хутор Себелёва, расположенный у самого придонья, нашей родной стороны.


Ребята: Василий, Владимир и Иван, были погодками моих старших сестёр и брата Володи.               

Василий пошёл по пути железнодорожника, окончив после школы железнодорожный  техникум, по направлению уехал жить и работать на железной дороге, в соседний Россошанский район.


Володя и Иван окончили Павловский сельхозтехникум, забрав родителей уехали на жительство поближе к Василию в Россошь.

Их дом купила переехавшая к нам на хутор большая семья тётки Варьки. Они до этого жили в соседнем, как тогда говорилось, не перспективном хуторе Сидоренковом.


В семье тётки Варьки было четверо детей и все школьного возраста. Дети были добронравные, возможно простоватые и совсем непрактичные, какие – то беззащитные, по моему совсем мало  приспособленные к самостоятельной, нашей не простой жизни. Как сложилась их судьба не ведаю, конечно иногда по приезду в хутор, какие – то слухи «мелькают», но слухи – не факты…               

Буквально посреди хутора, напротив нашего дома, через улицу, жили одной  семьёй, но в двух домах: учитель – Никитенко Алексей Тихонович с супругой Шурой, сыном Владимиром и её родители - дед Серёга и баба Лысовэта (Елизавета).


Дед Серёга был красивым с бородой и усами как у Василия Ивановича Чапаева, ему под стать была и баба Лысовэта.

Дед Серёга был тёплым и общительным человеком, всегда по доброму относился к нам – ребятне, не всегда поступающим почтительно и вежливо. На нас – ребят, он и его присутствие действовало как - то особенно, сдерживало от откровенных глупостей.

Их, с бабой Лысовэтой, дочь и супруга Алексея Тихоновича, тётка Шурка, была женщиной своей внутренней культуры и своеобразного характера. В каких – то хуторских, иногда возникающих не стандартных событиях она никогда не участвовала.


Жили они как – то не очень публично, скромно, всегда гордились их сыном - Володей, очень хорошо учившимся в школе. Помню тёть Шура говорила, нам школярам:"Наш Волёдя хорошо учился...", намекая, что и нам нужно учиться хорошо.

В последующем Володя окончил Московский университет и работал где-то под Москвой большим начальником. Он иногда приезжал в гости к родителям и старикам.
Внешне Володя действительно выглядел приятным ( мне казалось очень похожим на человека (актёра) Амфибию, из одноимённых: книги и фильма) молодым мужчиной с красивой и стройной женой. Они любили кататься на велосипедах, я иногда встречал их вместе: загорелых, спортивных и не привычно для хутора -  в шортах.

Их соседями были: бабушка Гаша -  немая, жившая в небольшом домишке, расположенном в глубине большого двора – почти на самой меже, весьма ухоженном как снаружи, так и внутри.        

Это была очень добрая и справедливая бабушка, весьма приветливая и отзывчивая. Нас ребят любила всех: и своих и чужих и, мы ей платили тем же.
Одно время с нею жила тётя Зоя с сыном Славиком, потом они переехали в райцентр Подгоренский.

Помнится, когда мы с пацанами - одногодками приезжали в военкомат районного центра Подгоренский, то всегда заходили покушать в столовую. Тётя Зоя работала в районной столовой и всегда подходила к нам, иногда угощала нас очень вкусными пирожками бесплатно. Она всегда приглашала нас – ребят в гости к ним домой и до трудового поезда (электрички), мы играли у них дома со Славой и пили чай.

Бабушка Гаша, была матерью: тёти Зои и дядьки Шурика, мужа нашей деревенской учительницы – Анны Алексеевны Рогозиной – Даниленко. Их дом достаточно большой выходил почему-то глухой стеной на улицу, окнами во двор, что было на хуторе редкостью. Наша семья дружила очень тесно с семьёй дядьки Шурика.    

У них в семье были очень красивые дети: старшей была Валя, по младше была Маша - очень интересная и весьма талантливая девушка,  потом был Саша – мужик, так его звали за способности в радиотехнике и за какую-то внутреннюю и внешнюю серьёзность.


Младшей была Таня – очень красивая и ласковая девочка, подрастая, становилась весьма привлекательной и интересной девушкой. Где-то к 1965 году они переехали жить в село Большая Хвощеватка, которое во многом являлось донором по населению нашего хутора.

Дом дядька Шурика Даниленко, купил дед Aлёшка, Крамарев Алексей Демьянович, сын деда Дымка – Крамарева Демьяна Наумовича, в прошлом очень видного человека и уважаемого коммерсанта. Не исключено, что и название хутора с его фамилией  каким-то образом связано.    

У деда Алёшки и его жены были два сына, его жена была видная, но хромая женщина: приветливая и внимательная, не шумливая хозяйка этой усадьбы – подворья и конечно дома.


Сыновья: старший Василий и младший Иван, уехали жить в Лискинский район, куда чуть позже забрали и родителей.


Соседями деда Алёшки, были: Сахнов Николай Тихонович и Передереева Мария Давидовна, дочь бабы Марфуни – Марфы и сестра живущей с ней теткой Галиной и её сыном Алексеем, при самом конце нашей улицы – над оврагом у ж/д пропуска, на которой проживала и наша семья Чибисовых - Егора Загородного.


Сахнов Николай был сыном бабы Ивги – Жени, дочери Демьяна Наумовича Крамарева, весьма добрый и отзывчивый человек, работящий и не злобный мужчина, любил своих девушек: жену Марию и дочерей: Любу, Веру и Надю. Их большой и приветливый дом располагался напротив клуба, это позволяло киновщику зачастую обращаться к ним за мелкими услугами и некоторым инструментом.


Люба, после окончания школы, уехала учиться и выйдя замуж, обустроилась семьёй где-то под Воронежем, точно не помню.

Надежда, так же окончив школу, покинула хутор для учёбы и дальше образовала свою семью и пишет в Одноклассниках вот такие сердечные стихи: «Для мамы сына нет роднее … Сын для нее — родная кровь !!! Не может что-то быть сильнее … Чем к сыну матери любовь !!! Не будет маме безмятежно … В тревоге за тебя родной … А сын шепнет на ушко нежно: Не бойся мама, я с тобой.!!!!!!!»

В родительском доме их семьи осталась Вера, теплом своей души и всегдашней участливостью к попавшему в трудности, сохраняет не гаснущую свечу Нашего родного, уходящего в историю Крамарева хутора.

Выше их дома жила бабушка Федосья – деревенская повитуха, после неё там проживала тётка Кизымка, после неё в этот дом переехала баба Анисья - жена деда Ёвхима, который во время войны  был немецким старостой.

Так как на нём крови не было, люди пожалели его, упросив бойцов Красной Армии не убивать и не судить его. Вот такой не злой, а может в чём – то и здравомыслящий народ: наши родные, близкие и соседи, проживал в наших общих «гнездах» деревенских родных хуторов.   


Потом там поселилась семья тётки Веры Остроушко, их отец Яков, был бригадиром железнодорожников и товарищем нашего Отца, а дети нашими друганами. 


К тому времени их отца – Якова уже не стало, старшие: два брата Иван и Василий и сестра Шура были уже в другом городе и имели свои семьи. Так, что с  тёть Верой были Борис и Зоя, очень добрые и отзывчивые ребята. С Борей мы всегда дружили и эти тёплые, доверительные отношения полагаю, остались между нами и по сей день!


В соседнем доме жила большая семья Тулиновых – Павла папиросы, бывшего рабочего железной дороги,сильно страдающего неизлечимой болезнью.


Самых старших детей я не помню, так по переезду из Здания на хутор их семья состояла из шести человек: отец Павел, мама Дарья и четверо детей. 


Старший Иван, учился с моим братом Алексеем в одном классе. Лида Тулинова была на год старше меня, Алексей её брат на год моложе меня. Самым младшим был Владимир, друг нашего отца – Егора Захаровича.


Тулиновы ребята были весьма способными к учёбе ребятами и все хорошо учились при отличном поведении.  Спустя некоторое время, они переехали в райцентр Подгорное рабочего посёлка Подгоренский  и этот дом, как и другие, опустел.               

С северной стороны Тулиновых жил дядька Максим Борщёв, с матерью – бабой Параской, женой Раисой и четырмя детьми – две девочки и два парня.  Дети  этой семьи Борщевских: Нина, Коля, Тоня и Сергей, так же разъехались по нашей необъятной  стране – России.


Завершал порядок домов этой улицы, дом с дворовыми постройками дядьки  Мишки Галушкина, тётки Марии и их тремя детьми. 


Их дочь Лида, выйдя замуж и Жора женившись, стали жителями села Большая Хвощеватка. Младший Алексей, женившись на Лиде Гайдуковой переехали жить в город Лиски, знаменитую узловую железнодорожную станцию страны!

В детстве с Лёшей, мы очень дружили и всегда вместе участвовали во всяких хороших и разных наших ребячьих делах.

                3



Между улицами ближе к школе разместился вне порядка дом бабы Милки, с двумя дочерьми и внучкой. Муж её погиб на фронте Великой Отечественной, а сестра тётка Натаха с дочерью Валей жили, словно по завету на другом конце нашей улицы, у которых мы - детвора, так любили зимой собираться и слушать всякие сказания и небылицы. 

С западной стороны, началом нашей улицы (на которой жила наша – Чибисовых семья), была  сельская - хуторская начальная (4 – класса) школа, с приусадебным участком и маленькой спортивной площадкой.

Первыми учителями хуторских детей и даже, если мне не изменяет память, детей ближайшего к нам хутора Хайковый (народное название - хутор Бедный), были Никитенко Алексей Тихонович и Рогозина (Даниленко) Анна Алексеевна.               

Алексей Тихонович, был выше среднего роста, с тёмно-русыми, густыми, едва  седеющими волосами. Одевался он, по – городскому, всегда в отглаженный костюм, рубашку с галстуком и хромовые сапоги с галошами, которые он всегда снимал при входе в класс.    

В наружном кармане пиджака всегда виднелся держатель авторучки, точно не помню, но почему-то мне казалось с красными чернилами. Авторучка была очень красивой, мне казалось, что и удобной, Алексей Тихонович, когда волновался доставал её из кармана и перебирал её в своих несколько израненных на фронте пальцах. 

Алексея Тихоновича и Анну Алексеевну все хуторяне и тем более мы дети, чтили и уважали, они были вне критики. Авторитет учителей вообще, а наших Алексея Тихоновича и Анны Алексеевны, тем более - был непререкаем.               

Над дверью при входе в класс висел портрет Владимира Ильича Ленина, мы дети, сидя за партами всегда имели его портрет перед глазами. Справа и слева от портрета висели не большие плакаты - стенды с правилами и образцами по чистописанию и таблицами умножения. Немного ниже висели плакаты со словами разбитыми по слогам (ма - ма, па – па, ма – ша, ра – ма и т.д.).


Первым уроком пения мы распевали две песни: «У дороги чибис он волнуется…» и « То берёзка, то рябина, куст ракиты над рекой…».

                4


Следующим домом нашего порядка улицы, был дом Калашниковых. Калашниковы,  по - хуторскому просто Моськины,  жили в аккурат,  около нашей, начальной  школы и с нижней стороны соседствовали с Михаилом и Варькой  (Варварой) Колесниковыми, по двору - Бондаревыми. 

Глава семьи, Пантелей Калашников вернулся с Великой Отечественной войны весь израненный– прожил совсем не долго.Как рассказывал его сын Алексей - Лёнька, отец уже лежал на постели - не вставал попросил у него подкурить сигарету, Алексей  подкурил и дал отцу сигарету, отец затянулся дымом вздохнул и умер, словно заснул.

Строгой хозяйкой и главой семьи осталась его жена - баба Ольга, весьма видная и с остатками былой, завидной красоты женщина, наших Чибисовых, (в девичестве Борщевских)  бабушек двоюродная сестра. Что говорит о том, что в давние, былые времена переселения с Запорожской сечи (по указу Екатерины II),переселялись не просто семьи, а целые Роды.


Это ещё лишний  раз и свидетельствует о сохранившихся ещё на то время Родовых семейных узах (согласно заповедей Славянских богов), не смотря на давно укоренившееся, Христианство по всей Руси. Подтверждением тому является сохранившиеся ритуалы Ивана Купалы и других Славянских праздников, которые нисколько не противоречили заповедям Иисуса Христа!

У бабы Ольги и Пантелеймона Калашникова, дети были ещё довоенного «образца». Первенцем был Максим, после женитьбы стал жить в селе Сагуны, его жена по-моему её звали Екатериной - работала секретарём Сагуновского сельского Совета, в который входили и близ лежащие деревни, хутора, в том числе и наш хутор Крамарев.

Следующей из детей была очень добрая, но весьма не заметная, добросердечная, чем-то болеющая, тётя Варя.За Варей шёл Владимир , он геройски погиб на фронте Великой Отечественной войны.

Затем была Екатерина - это была красивая, завидная молодуха - тётка Катька, за добросовестный и самоотверженный труд в колхозе, удостоенная Правительством орденом Трудового Красного Знамени.

Младше Катерины был Алексей - Лёнька Моськин, он был завидным молодым мужчиной, весьма привлекательным, открытым, приветливым человеком – что свидетельствовало о приличной и порядочной семье с устойчивыми Родовыми правилами просвещённого домостроя.

Самой младшей в семье была Аня- весьма красивая и завидная девушка, она в последствии завербовалась и уехала на одну из многих Комсомольских строек СССР.

Алексей работал на железной дороге, пользовался заслуженным авторитетом у старших - взрослых и пожилых людей, был готов всегда отозваться на просьбу о помощи.    


Мы, пацаны, так же всегда относились к нему с уважением и он каким – то образом притягивал нас, с дружелюбием общался с нами. В последствие он женился, чуть ли не на самой красивой и завидной девушке из Здания (именно многоквартирное здание в полосе отчуждения железной дороги), Кате Деркачёвой и они куда-то уехали, вроде бы на Кубань.       


Как в дальнейшем оказалось, она и конечно все дети Деркачёва Трофима Тимофеевича были для нас, детей Егора Захаровича Чибисова, двоюродными.
У тёти Кати Калашниковой был сын Анатолий, как его звал наш отец – Толепа, с которым, в дальнейшем судьба свела нас уже в Ленинграде.               


Мы с детства росли вместе, как одна семья и когда Толик пошёл в школу, я долго просился то же в школу и много плакал,  но к тому времени мои годы ещё не позволяли мне пойти в первый класс нашей хуторской школы.       


Но, я, всё-таки пошёл тайком от родителей в школу и меня учитель как бы принял – не отказал и даже посадил за парту к Толику. Потом, учитель – Алексей Тихонович Никитенко, предложил, сходить домой и попросить у отца рубль на букварь и я вихрем помчался к отцу за рублём, но отца, на тот момент, дома не оказалось, так бесславно закончился мой
первый поход в школу.

За ними жили в добротном доме Бондаревы: дед Михаил и баба Варька. У них было двое детей Шурик и Николай. К моей юности и тем более отрочеству - это были уже весьма взрослые семейные мужчины. Шурик жил где-то на Донбассе, Николай с фамилией Колесников жил на Сахалине и о нём я уже возможное написал раньше, в предыдущем изложении про жителей Сахалина.


Соседями деда Михаила и бабы Варьки Бондаревых была большая и дружная семья Пивоваровых. Глава семьи был дядька Иван – штатный рабочий железной дороги, приятный мужчина, всегда со вниманием и доброжелательностью относившийся к нам – шаловливым и неугомонным ребятам.


Они переехали к нам на хутор с железнодорожной казармы, после того как их: дядька Ивана и дядьку Трофима Деркачёва сбило паровозом. Дядя Трофим Деркачёв шёл позади дядька Ивана Пивоварова и, его первого ударило поездом и уже, потом дядей Трофимом ударило дядьку Ивана. Крепкий организм дяди Трофима очень долго боролся за жизнь, но травма была несовместима с жизнью. Дядя Трофим, пролежав в районной больнице несколько дней находясь в коме, скончался, а дядька Иван Пивоваров, долго лечившийся в больнице, выжил. Мужчины оба и дядя Трофим и дядька Иван были уважаемыми людьми и в хуторе и не только, люди очень сокрушались и сочувствовали родным и одного и другого.

Все люди откровенно благодарили Бога, за то, что хотя бы сохранил жизнь дедьке Ивану Пивоварову, так как у него дети в основном были ещё маленькими и лишиться кормильца - это представлялось просто немыслимым.


Хозяйкой в семье Пивоваровых, конечно, была тётя Мария, она держала в меру, строгий порядок в семье.


Я дружил с Колей младшим их сыном и младшей дочуркой Аней. Детворой - мы были заражены игрой в шахматы и часто досаждали тёте Марии своим шумом и детскими скандалами, ведь проигрывать никому не хотелось, а хватало и того и другого. Но всё равно наши детские скандалы заканчивались, до следующего утра, а потом всё опять повторялось сначала. Повзрослев, я пытался, почти безуспешно, ухаживать за Аней, к тому времени  выраставшей в интересную и симпатичную девушку с русою косой.


Немного постарше где-то на два года, была Надежда - видная, высокая, красивая дивчина - одноклассница моего старшего брата Алексея. Но она в наших шахматных баталиях участия не принимала, улыбаясь проходила мимо, тем самым явно свидетельствуя об иных её, более взрослых интересах.


После Армии, каким-то мгновением, повстречавшись с Аней, судьба разбросала нас: её в Воронеж, а меня в Ленинград. Так судьбе было угодно распорядиться, развести наши жизненные пути. Последующие приезды на каникулы в хутор, так же разводили нас в других интересных и не менее романтических направлениях: на Сахалин и в сторону Хвощеватки.

                5

Конечно, очень печалились и по дяде Трофиму Деркачёву, особенно наша семья и наш отец Егор Захарович, они с дядей Трофимом были не только братьями, но и не разлей вода друзьями. У дяди Трофима дети в основном были уже взрослыми. Если мне не изменяет память, не замужней была, Катя и не женатым был Шурик. Катя ходила в последний - десятый класс, а Шурик чуть ли не в седьмой – так же выпускной класс Сагуновской Средней школы №74 ЮВЖД.

Самой старшей в семье дяди Трофима осталась, Паша она была замужем за дядей Виктором, у них было двое детей: Тоня и Володя. Они до этого трагического случая жили где-то в Воркуте и вынуждены были приехать, с целью сохранения текущего порядка семьи и жизни Рода.

Следующими детьми за Пашей, в семье дяди Трофима были: Дмитрий, затем Николай, Валентина и младшие Катя и Шурик. С приёмной матерью как – то не сложилось отношений и все тяготы семейного управления легли на худенькие плечи тёти Паши – весьма доброй и сердечной женщины....


Дядя Виктор – муж тёти Паши устроился работать на железную дорогу. Их дочь, Тоня очень интересная и весьма симпатичная девочка, ходила в школу на один класс позже меня.


Младший - Володя очень смышлёный не по годам, общительный и добросердечный мальчик лет пяти, оставался дома с мамой Пашей. В один из летних дней находясь с ребятами на пруду в селе Хвощеватка, Вова трагически утонул в скрытой заводи деревенского пруда.


Трагедия была неописуемой, не только для тёти Паши, дяди Виктора, Тони и всего Рода Деркачёвых, но и для всей Хвощеватки и хутора Крамарев. Что характерно, что и раньше в том месте изредка тонули не только дети , но и взрослые.


По стечении рока такая трагическая участь, на том же месте, в последующем повторилась (не обошла стороной), с девочкой в семье Рода Деркачёвых, по линии дяди Вани – Ивана Тимофеевича, сына Саши.


Роковая трагедия потрясла всю округу нашей стороны, мне кажется, что после этой трагедии пруд посещать стали одни рыбаки и то не все. Пруд стал: заростать осокой и болотной травой заболачиваясь, утрачивать свою привлекательность, словно выполнил свою коварную и жестокую задачу.

Саша – Александр Иванович Деркачёв,  после отличной учёбы в институте нашего областного Воронежа, вернулся на работу в колхоз. До перестройки весьма заинтересованно – добросовестно, с душой, исполнял обязанности партийного секретаря - парторга колхоза «Хвощеватский».

После предательской, всё порушившей перестройки, Саша с женой Наташей, занялись подвижнической работой школьных сельских учителей своего села Большая Хвощеватка. Затем  Властями, согласно либерального перестроечного порядка - сокращения бюджетных расходов, было принято Решение о ликвидации сельской Хвощеватской школы. И конечно началось противостояние с властью, местных жителей села и учителей, протестующих против такого беспредела.

Нельзя не сказать – не отметить, самоотверженность и настойчивость всего трудового коллектива сельских учителей села Большая Хвощеватка. Это они все вместе с директором, отстояли и выдержали давление косности и  бессердечия областных и местных чиновников, это их настойчивое подвижничество не оставило сельскую ребятню без школы.

Школа, на тот момент, всеобщего развала, порухи всех существовавших, до селе, жизненных устоев страны и деревни, оставалась единственным местом – очагом преемственности здоровых жизненных традиций скрепляющих людей в перспективное общество созидания родной земли.

Будучи директором школы, Саша – Александр Иванович, вступил в неравную  буквально «схватку» с цинизмом и беспределом районного и областного начальства решивших, (по примеру Блаватской – автора проекта  разрушившего русскую – советскую деревню под корень) оптимизировать ( попросту закрыть – ликвидировать) – укрупняя сельские школы.


Что характерно, что с закрытием школ, фактически ликвидировалась бы и сама деревня, её просто уже не рассматривали в плане социально-экономического развития района. (Развитие дорог, инфраструктуры, газификации и др.)


Сколько же пришлось пережить бессонных ночей в поисках аргументов и опоры, не теряя веры и надежды во всё побеждающую справедливость!?

Ведь посредством, буквально случайного, весьма Высокого и родного покровительства, удалось отстоять сначала школу. Потом, буквально, рядом выстроить Авторскую школу В.С. Литвиненко – брата по родству, земляка по жизни и настоящего патриота Русской Земли (полностью профинансировавшего, скрупулёзно и  участливо, не смотря на занятость, отслеживавшего строительство и формирование: как внутренней, так и внешней пришкольной инфраструктуры)!


Кроме того по настоянию Владимира Стефановича, решением Губернатора области был разработан и исполнен проект устройства асфальтированных главных дорог села.  Настойчивостью и личным участием В.С. Литвиненко, был срочно разработан и исполнен проект газификации села. Теперь жизнь в нашей Хвощеватке обрела устойчивую перспективу, новых с детишками – школярами, приезжающих на постоянное место жительство молодых людей. 


Судьбе было угодно, что бы однажды семья В.С. Литвиненко переехала из Краснодарского края к нам в село Большая Хвощеватка. Здесь жила замужем за сельским доктором - Иваном Тимофеевичем Деркачёвым, сестра Марии Максимовны - матери Володи -  ученика пятого класса, его брата Василия и сестры Вали  - Полина Антоновна Деркачёва. Она работала учительницей в  школе села.

Отец Володи –  высокий, весьма колоритный, видный мужчина, Стефан (между простыми хвощеватцами - Стехван) определился кузнецом в колхозную кузню. Понятно, что кузнец на селе по традиции, всегда был весьма уважаемым и авторитетным человеком. С созданием в колхозе большой строительной бригады, его сразу же назначили её бригадиром.


Естественно, что Василий, Володя, потом и Валя, стали учениками Хвощеватской Сельской Восьмилетней школы, Подгоренского РОНО. Я, лично с Володей знаком не был, но с его старшим братом Васей имели взаимоотношения по ухаживанию за девчатами: он за Хуторскими, я за Хвощеватскими.


От нашего отца, я слышал о дядьке Стефане,  как о приличном и весьма серьёзном мужике и что неплохо бы было для колхоза, если бы он был председателем. Отец, как – то говорил, что у Стехвана есть все задатки, знания и способности быть хорошим руководителем колхоза….


Так сложилось, что после окончания Володей восьмого класса, его отца Стефана Литвиненко, пригласили на хорошую работу в Краснодарский край и семья переехала туда на постоянное место жительства.

О том, что Володя уже Владимир Стефанович и является ректором Горного университета, мне стало известно от Саши Деркачёва, в случайном разговоре с ним, будучи на моей  отпускной побывке в Хвощеватке, где-то в 2006 году.

Не могу не отметить, что и в Санкт – Петербурге, уже будучи Ректором Горного Университета, В.С. Литвиненко: доктор технических наук, профессор, за относительно короткий период времени, превратил старый, временем и климатом, разрушающийся, очень знаменитый во всём мире Горный институт в Национальный Горный Университет - буквально в Храм науки и воспитания отраслевых специалистов для России и других стран мира!


Были созданы и обустроены, личными – непосредственными усилиями Владимира Стефановича, удобные и комфортные общежития. Выстроен целый комплекс новых инженерных корпусов, в которых теперь не только удобно учиться, но и предоставлена возможность осваивать новейшие технологии горнодобывающих и перерабатывающих отраслей.

Обеспечена полноценная научно-техническая база, для студентов и преподавателей, заниматься научной деятельностью. Такое жертвенное, деятельное созидание научно - педагогической деятельности, сродни подвижничеству таких Великих людей как  М.В. Ломоносов, Д.И. Менделеев, П.А. Столыпин и многих других.

Усилиями В.С. Литвиненко, его верного и надёжного помощника – проректора А.П. Суслова, было инициировано решение Учёного Совета, изыскать средства и осуществить воссоздание домовой церкви в честь Преподобного Макария Великого, Египетского. Были привлечены средства спонсоров, пожертвования преподавателей и бывших студентов Университета.

В 2012 году Горный Университет был принят в состав Межвузовской Ассоциации духовно-нравственного просвещения «Покров». Ассоциация создана с целью координации взаимодействия своих членов в области духовно-просветительской деятельности, проведения научных и научно-практических конференций, организации иной межвузовской деятельности, поддержки отдельных авторских программ и проектов.

Возрождение духовной жизни и православных традиций, в стенах Национального Горного университета, является надёжной основой настоящей и будущей экономической, социальной и политической стабилизации Российского государства.               

 
                6

Дед Демьян был представителем знаменитого во всей нашей округе старинного Рода, представлявшего собой прошлый, досоветский период нашего хутора.

Рядом с Пивоваровыми, по соседству, с общей межой огородов по восточной стороне усадьбы и дворовой территории, жила семья Крамарева Демьяна Наумовича.

Его семья состояла из его жены – бабы Дарьи, детей: сына Алексея Демьяновича (деда Алёхи), дочери Жени (бабы Ивги)  и её детей - внуков Демьяна Наумовича: Николая и Раисы. У Раисы в свою очередь был сын Саша - лет пяти на то время. Мы с ним дружили и часто играли вместе, хотя он и был по возрасту младше.

Сын бабы Жени и внук деда Демьяна - Николай женился на Марии Давидовне  и жил своей семьёй, напротив - через улицу,  о чём ранее, я уже упоминал. Патриархальный порядок в семье держал дед Демьян, конечно дед был стареньким, но с заметными остатками былого величия и недюжинной силы человека.

Семья была работящая и придерживалась единожды установленных  дедом Демьяном правил бытия. Все работали в колхозе кроме бабы Дарьи, даже дед Демьян и тот был бессменным сторожем амбаров, а в летне-осенний период ещё и бахчи. Дед, мог на нас пацанов, постоянно играющих - прячущихся у амбаров и под ними, малость незлобиво пошуметь, но всегда был готов угостить нас спелым арбузом или дыней с охраняемой им бахчи.

Дед Демьян иногда рассказывал нам, какие  ни - будь истории о прошлом в дореволюционной жизни, мы – детвора, раскрыв рты всегда внимательно, с большим интересом его слушали.


Рассказы были в основном о его дальних поездках с  обозом, зимой на санях, летом на колёсных тарантасах, гружёным торговым товаром и приключениях, которые при этом случались. 


Особо тяжёлые грузы везли быки – волы и на них убежать с грузом от бандитов было сложно, поэтому приходилось вступать с ними в единоборство. 

При нападении всяких разбойников дед с обозниками от них отбивались дренами (крепкие, толстые палки из деревьев: дуба, ясеня или вяза).

Бывали при этом случаи гибели как обозников, так и бандитов, тогда стороны останавливали бой и каждая из них быстро убирались восвояси со своим погибшим.               
Наслушавшись рассказов деда Демьяна, я потом всю ночь во сне продолжал «драться» с  разбойниками, иногда просыпаясь в холодном от страха поту. Такие истории почему – то происходили всегда при въезде в лес, через лес или при выезде из лесу.


Нам - ребятне нравилось слушать все эти истории и, наверное, небылицы, мы всегда, по возможности, просили деда Демьяна что - либо вспомнить новенькое, нам поведать – рассказать. 

Между домом Деда Демьяна (между Дымковыми и Ягором Чебысовым) и домом нашей семьи Чибисовых, жил с семьёй Крамарев Павел Самойлович, сколько помнит моя память – бессменный завмаг нашего крошечного Сельмага. У дядьки Павла, была жена тётка Устинья (по хуторскому - Устя), крёстная  нашей самой старшей сестры Нины. У них было трое , старшим был Егор – Жора, затем Мария и младшим был Николай.

Тётка Устя, заботливая хозяйка дома, была всегда очень приветливая, с заметным присутствием красоты в  былой  молодости. Она в основном работала по дому – это было  с имеющимися у неё серьёзными проблемами позвоночника.

Жора как ушёл на срочную военную службу, так и остался служить на Военно-Морском флоте, где-то на Севере страны. Он иногда, пожалуй, не чаще чем раз в год, приезжал с приятной женой и маленькими, ухоженными мальчиком и девочкой. Это был красивый в своём роде, высокий, как мне казалось, строгий, подтянутый мужчина в военно-морской форме.  Наш  - Егор Захарович, очень уважал Жору и, похоже - это уважение было обоюдным.

В последующем Егор, после службы, выйдя на пенсию, переехал жить на хутор в родительский дом.


Своим переездом и обустройством в родном хуторе Егор придал особое значение и какую-то надежду на возможную перспективу для нашей родной стороны и всей прилегающей округе посёлков и деревень, конечно для нас - с корневым центром в Хвощеватке.


Напомню, что село Большая Хвощеватка – было основным «донором» жителей нашего хутора Крамарева. Там были Родовые «корни» почти всех жителей: как хутора Крамарев, так и «растворившегося в вечности» на то время, хутора Борщевский, конечно и части жителей близ лежащих деревень. Следующей за Егором, была Мария, светлая и видная дивчина, о которой чуть раньше уже описано.

Как я уже отмечал, младшим в семье Павла Самойловича и тёти Усти, был Коля – одногодок моего брата Алексея. Николай учился всегда хорошо – прилежно вёл себя в смысле дисциплины.  В детских шалостях и безобразиях с ними связанных замечен не был.

В детстве мы с ним мало как-то играли, они больше дружили и общались втроём иногда в четвером: Коля, наш Лёшка, Толик Калашников, Радченков Алёшка.  Как они, будучи уже парубками, умудрялись, по ночам вмещаться на отцовском мотороллере и разъезжать по всей округе посёлков и деревень, требует отдельной работы и их личного участия.

Коля Крамарев, окончив десять классов Сагуновской средней школы №74 ЮВЖД чуть ли не с отличием, поступил в Московский Автодорожный институт. После окончания института он был призван в Армию, где и остался служить офицером. Насколько я знаю, будучи в звании полковника возглавлял то ли таможенную службу, то ли пограничную в городе Воронеже. В настоящее время, по моим данным находится на пенсии, живёт в Воронеже, из-за проблем со  стал реже приезжать в хутор. 

Следующими нашими соседями были, как  говорила Власковы. Это дед - Яицкий Егор Константинович, его жена баба Алёна (Олена), младшая  Шура и  деда Егора – баба Катерина. Раньше, до них, в этом доме жили: одинокая молодуха Александра Семёновна cо старенькой матерью, которые куда-то выехали.


Дед Егор, купив дом у Семёновны, переехал вместе со своими женщинами с хутора Борщевского на наш хутор, к нам соседом.

Баба Олена, была близкой родственницей бабушкам нашей семьи: Татьяны, Марии, Ефросиньи и младшей  Ульяны. Они  в девичестве так же имели общую фамилию Борщевские.

Младшая , деда Егора и бабы Олены – Шура: чернявая, видная и весьма привлекательная девушка уехала после окончания школы в Каменск Ростовский, где вышла замуж и образовала свою семью. Они с нашей Аней – старшей сестрой,ходили вместе в один класс Сагуновской средней школы.

Их старшая  – Надежда, к тому времени она уже была замужем за Куриловым Егором Никоноровичем и жила на станции Сагуны.


У них были  Володя – мой одногодок, Коля лет на пять младше нас с Володей и девочка Катя, тогда ещё совсем маленькая. Летом ребята: Володя и Коля постоянно жили у своих стариков Власковых, любящих и любимых внуков и правнуков: деда Егора, бабы Олены и прабабки Кати.

Практически всё детство наше проходило вместе и  детская дружба наша, сохранилась и поныне.

Рядом по соседству жили дед Самуил Яковлевич Крамарев (дед Самыло) и его жена баба Лукерья (Лукишка) – это были родители большой семьи Крамаревых.

Дед Сымыло, был весьма приветливым и добрым, стариком почему-то всегда пасшим их корову и даже овец в овраге и на полянах, ограждающих поля и железную дорогу,  посадок разных, лиственных деревьев.

Когда деда Самыла не стало, в дом, к бабе Лукишке, переехал дядька Степан, с его женой Татьяной и двумя детьми: Галей и Володей.

Дядька Степан Самойлович Крамарев, был младшим сыном деда Самуила. Дядька Степан был красивым, представительным, чернявым мужчиной,  ему под стать была его жена Татьяна: очень красивая и видная .

Дядька Степан, работал каким – то начальником и его привозила всегда какая-то автомашина технической помощи.  Тётка Татьяна, насколько помнится, работала в колхозе.

Их  Галя, стройная и симпатичная девушка, училась вместе с моим братом Алексеем и Колей Крамаревым в одном классе.

Володя,  их сын, был немного, наверное, года на четыре, младше меня. Но мы росли вместе и  нас так же, как и всех  хутора, воспитывали не только родители, но и весь Хутор.

Полагаю, что такая система воспитания самая правильная, праведная и эффективная. Если случалась, а иногда она случалась - наветная неправда, то очень быстро всё прояснялось и правда торжествовала. 

В какой – то, более поздний период, наверное, я служил в то время в Армии, они выехали где-то, не очень далеко, вроде бы как в райцентр рабочего посёлка Подгоренский. Случайно Володя объявился в интернете на Одноклассниках, он работал в милиции города Москвы, сейчас на пенсии. Мы с ним иногда вспоминая прошлое, общаемся с ностальгией по нашей малой Родине....


Следующим домом, по нашему порядку, смещённым из-за оврага в сторону огородов метров на пятьдесят, был дом бабы Груни - Агрипины Пуховой (бабы Горпыны). Баба Агрипина была дочерью бабы Кати Яицкой(Власковой) и сестрой деда Яицкого Егора Константиновича.


Её муж, Пухов Пётр Григорьевич, до войны служивший на флоте, не вернулся с войны - погиб. У Агирпины Константиновны на "на руках" осталось: сын Владимир - 1930 г.р., дочь Рая - 1938 г.р., Ваня - мой тёзка - 1941 г.р., семья дополнялась детьми - сёстрами и дедушкой Макаром - отцом Петра Григорьвича. Старшая Паша - 1924 г.р., Катя - 1928 г.р.( более точных данных пока нет)

Паша, после войны завербовалась на завод в город Жданов (нынче Мариуполь), выйдя замуж образовала там свои корни.Приезжала она на хутор в гости к бабе Горпыне (Агрипине) - не знаю, а может не помню.

Катя, вышла замуж за выдающегося местного баяниста, слепого учителя Сагуновской средней школы Бутримова Алексея Тихоновича и они стали жителями станции Сагуны.  Алексей Тихонович был баянистом от Бога, его уважали и взрослые и дети. У них родились прекрасные дети, сейчас это взрослые и уважаемые семейные люди - жители станции Сагуны.


Рая очень рано уехала куда – то в город и о ней больше информации пока не нашлось. Ваня учился в одном классе с моими сёстрами: то ли с Надей, то ли с Аней - не помню.Отложилось в памяти события: когда он стал работать в Сагуновском ПМК (передвижная механизированная колона) и приезжать к матери на грузовой автомашине, помню, Ваня всегда катал нас - детвору в кабине автомашины.


Женившись на видной, красивой Кате Остроушко, Ваня переехал жить и работать в знаменитый на весь Советский Союз, совхоз Лискинский. За добросовестный труд и усердную работу Ваня награждался грамотами и медалями Правительства страны.


Соседствовали с Пуховыми, дЖигловы: баба Полька с немалым своим семейством. Потеряв мужа, погибшего при взятии Будапешта, эта дородная и сильная женщина: высокая и сухощавая с заметными чертами русской красавицы, выучила  и вывела их в люди. А детей было четверо: три дочери - Александра, Катя и Надежда, следующим после Александры был сын Владимир.


Владимир, окончив техникум - стал геологом, сколько помню всегда, раз в год приезжал в своё родительское «гнездо» и заходил в гости к нам. Он очень красиво и душевно пел, мне разрешалось быть рядом и я затаив дыхание, слушал всякие разные случаи из нелёгкой и романтичной работы геологов.

Дочь Александра, крёстная мать моего брата Володи, уехав учиться в город Воронеж, так там и устроила свою семейную жизнь. Периодически приезжала в гости с массой гостинцев к маме – бабе Польке и своим сёстрам от природы красавицам.

Дочь Катя вышла замуж за Лихотина дядька Ивана, моего крёстного отца и они построили себе дом на «кондяривке» станции Сагуны. Тётя Катя работала в буфете вокзала, а дядя Ваня на автомашине – технической помощи при ремонтных мастерских железной дороги.

Дочь Надежда работала сигналистом у нас в хуторе, при вокзале -  на Посту 728 километр. После закрытия Поста - вокзала 728 километра  она переехала жить на станцию Сагуны.   

Рядом с дЖигловыми, по соседству жила дружная семья Путилиных: матери Ефросиньи (т. Приськи) и двух ребят: старшего Николая и младшего Леонида.

Отец ребят и муж тётки Приськи, погиб в бою при форсировании реки Днепр. Тётка Приська осталась с малыми ребятами на руках, как и многие наши женщины - матери Великой Отечественной войны.

Тётка Приська, была приёмной дочерью деда Кулеша, но помощь отчима, матери и сестёр помогла выдюжить, в трудную годину испытаний! К беде и трудностям добавился несчастный случай с Леонидом потерявшим часть руки - кисть  при собирании угля на рельсах железной дороги.

Но, всё же, ребята выросли порядочными, добрыми и отзывчивыми людьми. Старший Николай красивый, флотский парень обустроил жизнь свою и семьи в Новочеркасске. 
Сейчас, по моим данным, будучи уже на пенсии, он приехал в дом матери  и этим не даёт погаснуть лучине жизни в нашем хуторе Крамарев.

Леонид успешно окончив, лесной факультет Хреновского сельхозтехникума, уехал по вызову работать в Ростовскую область лесничим при железной дороге, где женившись завёл семью. (..он не сколько позже пришлёт мне уточнения и значительные дополнения  к моему рассказу "Длинное эхо войны".)

Я взял на себя смелость написать повесть (сочинение) о хуторских - Леонида юношеских и отроческих периодах жизни, конечно с его помощью.

Первоначальное название повесть обрела из первой Леонида, общественно важной работы - почтальона-письмоносца.Затем по мере поступления информации всё большее количество ребят, того тяжелейшего времени, вовлекалось в моё(точнее Наше с Леонидом повествование).
 
Не могу не представить на Ваш суд отрывок из повести. Уверен она лучше напомнит и нам и нашим старшим хуторянам о наших хуторских детских и юношеских буднях, каждому поколению о своём времени.

                Послевоенной поры детвора. Путилин!

"Послевоенная жизнь нашего хутора, как и всей страны, постепенно подчас болезненно обретала свою порушенную войной, пока ещё не во всем ладную, мирную Колхозную и приусадебную традиции крестьянского бытия.
 
Война не только сломала с таким трудом выстроенное, после страшной гражданской войны и, нацеленное на созидание колхозное хозяйство Советской деревни. Война разрушила и осеротила каждую семью.

Не было семьи в СССР, в которой бы война не «забрала»: либо отца, либо брата или даже нескольких братьев и отца, либо деда, сестру или мать, а то и целые семьи!

В приусадебных огородах старались выращивать разные овощи: лук, чеснок, капуста и другая зелень, картофель, свекла, кукуруза, подсолнух, фасоль, бахчевые, тыква, помидоры, огурцы и др.

Но, это уже по мере накопления семенного материала, а пока подчас проблемы с семенным материалом были тупиковыми. Картошку сажали буквально из проросшей "глазками" шелухи картофельной, до осени время было голодное - страшное.Люди - народ выживал как мог, питались и лебедой и другими разными травами и да же корой деревьев.

В последующем, значительно позже, в страшной нужде выжившие семьи, в большинстве своём, кормились со своего домашнего хозяйства и огорода. Сэкономленные остатки продуктов умудрялись ещё и продавать  на рынке для обретения наличных денег.

Деньги,  конечно, были нужны и для оплаты налогообложения и для приобретения одежды и разного инвентаря (тех же семян), да и в магазин, в том числе и за селёдкой - ох как хотелось наведаться, я уж не говорю про конфеты!             

Нельзя не отметить, что всё это требовало приложения традиционных для деревни усилий родителей и нас детей – всей семьи. Родители вставали в 4-5 часов утра, а работающие на  железной дороге или колхозе, что бы успеть и  с детьми определиться и на работу успеть  к восьми утра, а на дойку и того раньше.

В течение дня по возможности «набегали» домой дать указания детям и опять на работу в колхоз. Родители,  мамы после работы в колхозе  и дома буквально падали в постель в 10-11 часов ночи. Но, никто ни сетовал и не скулил, люди жили и радовались жизни, воспитывали, приучая к труду нас - своих детей. Лица у людей были озабоченными, но открытыми, внимательно - приветливо выслушивали прохожих - «странников»,  участливо старались помочь, подсказать, поддержать нуждающегося.               

Страна, общество, люди медленно, постепенно пытались смириться с незатухающей на сердце и душе болью из-за безвозвратно ушедших в вечность - родных и близких. Люди – хуторяне в непрерывных трудах и заботах поднимали хозяйство, как колхозное так и личное,одновременно «оттаивали» от невиданной до селе, такой страшной и опустошающей войны.    

Шёл 1947 год,  пока ещё очень голодный, трудный послевоенный  год.
Не по возрасту, повзрослевшие дети  отцов, не вернувшихся с войны стремясь подражать взрослым, старались - как могли выполнять мужскую работу по домашнему хозяйству.

Но, как ни стремись, а детство берёт своё, оно словно магнитом тянет на улицу к своим шаловливым  и разным сверстникам. Воскресенье.               

Леониду Путилину исполнилось 8 лет.  Вот уже как месяц прошёл, со дня рождения, он ходил во второй класс Хуторской сельской начальной школы.

В свою очередь старший брат Николай, ходил в пятый класс Хвощеватской сельской семилетней школы. Но уже поговаривали, что со следующего года пустят по железке специальный вагон для доставки детишек в школу и обратно, на станцию Сагуны.

А пока, на субботу и воскресенье он с ребятами и девчатами по хорошей погоде ходил домой пешком через «песок» и сенокосный луг, так было ближе, не более семи километров.

Зимой и в весенне-осеннюю распутицу, все они - школяры жили у хвощеватских родственников.
Село Большая Хавощеватка было родовым гнездом для большинства жителей хутора Крамарева.

В те времена говорилось: где двое детей, там и третий не лишний. Конечно какие-то возмещения затрат были, но они не считались таким уж необходимым условием.               

Сегодня, пока Николай ещё спал, Леонид встал как всегда в 8 утра, он с детства привык вставать рано. Не дожидаясь напоминания матери,  Леонид деловито почистил временно опустевшее стойло коровы от ночных телушки «лепёшек», которые она искусно разместила в углу на разбросанной по полу соломе -  подстилке.       

Пол в кошаре был устроен земляной, но хорошо утрамбованный жёлтой глиной с соломой, с небольшим уклоном в сторону не глубокой сточной канавки. Канавка давала возможность Леониду счистить в неё с пола навоз, а после его смыть в отхожую яму, а пол посыпать соломой. На этом уборка коровника считалась законченной.  


Следующим делом, Леонид носил воду в железную, не весть откуда-то взявшуюся бочку и две лоханки, которые мать приготовила для ожидавшихся с  пастбища: годовалой тёлки Зорьки и козы Дуськи.
               
Сначала Леонид наполнил железную бочку, в которой вода должна была к вечеру нагреться солнцем,  для полива огурцов и помидор. Потом уже по два ведра в каждую лоханку скотине для питья. Плечи и шея ощутимо надавило коромыслом и последние два ведра пришлось нести в руках. А нести было хоть и не очень далеко, но всё же и не рядом, а от криницы, которая была обустроена  почти на самом дне легендарного хуторского оврага.        

Выливая воду из вёдер в лоханки, Леонид вспомнил, как мать ещё вечером говорила Николаю - старшему брату, что бы он отпросился  в школе на вторник пасти коров, овец и коз (тогда из-за их немногочисленности пасли вместе), так как подошла наша очередь.

Значить сегодня пасут хуторское стадо по очереди соседи - Пуховы. Посему, встречать коров Леониду было не обязательно так, как Ванька Пухов идя домой как обычно, заодно поднаправит к нашему дому Зорьку и Дуську. А, так как мать ещё с обеда Николая куда-то услала, пришлось просить деда Афанасия что бы после того как корова и телёнок будут во дворе он закрыл калитку. 

Дедушка был старенький и болел какой-то водянкой, а больше тосковал об  их с Николаем отце и другим своим сыновьям,  не вернувшимся с войны.

У деда – Путилина Афанасия Кирилловича призвали в армию всех пятерых сыновей, с войны не вернулись трое, в том числе и отец Леонида - Ефим.
      
Он, с самого утра опёршись на сучковатую сухую палку, сидел на скамейке у самой калитки ведущей во двор, словно ожидал их - сынов возвращения.       

Выходит, можно отпроситься у мамы пойти погулять с пацанами, а там глядишь и на Сахалин с ними податься, в посадку на недавно устроенные из железно-дорожных шпал, на длинных цепях качели.

Качели устроили ребята в тихую: сначала пошли в 17-ю (там путь делала изгиб) спилили три не очень толстых дуба длинною около 4-х метров. Качели получились прочные с боковыми опорами и высотой около 3-х метров.

Леонид, получив согласие мамы пойти погулять, одновременно получил поручение занести к деду Кулешу макитрю с козьим молоком. У них в это время корова была, как говорили – в запуске, должна была со дня на день отелиться и поэтому не доилась.

Быстро собравшись, взяв авоську с кувшином, Леонид пошёл по прямой натоптанной дорожке в сторону мостка через овраг. . Так было намного ближе, нежели идти по кругу, мимо Сельмага, колхозных амбаров, государственного резника – Яицкого Филиппа Егоровича (деда Галепа) и далее вниз по улице, за поворот (за Ягорка), мимо кладбища и только потом уже сам Сахалин и усадьба деда Кулеша и бабы Гаши.

Поднявшись по протоптанной тропинке из оврага, Леонид неожиданно столкнулся с козлом Яшкой деда Ягорка (Яицкого Егора Филипповича). Козёл был привязан на длинной верёвке и перегораживал ведущую в сторону Сахалина дорогу.

Мирно разойтись с нападающим на людей козлом  Леониду явно не получалось и опасаясь за кувшин с молоком решил его обойти. А идти надо было немного обратно, мимо общего - главного хуторского колодца - крыницы. 

Затем подняться по дорожке склона оврага почти до дома Якова Самойловича и тётки Вэклы (Фёкла) Крамаревых. По дороге, у самого  их дома встретил Николая, он хоть и был малость постарше, но внешне совсем не заметно и уже вместе они пошли на Сахалин.

Вместе ребята пошли быстрее, что бы занести - отдать молоко деду или бабушке Кулешовым, и уже потом  поспешить на новые качели, там теперь все пацаны хутора собирались. Но, договорились что как нибудь вместе проучить клятого козла, так как выяснилось, что и Николаю Крамареву от него - то же досталось, даже порвал рогами штаны.

Только ребята вошли во двор к деду Кулешу, а  навстречу им выходящий из сарая дед.Ребята поздоровались с ним. Леонид подал ему авоську с макитрей и ребята собрались уже уходить, но дед сказал что бы ребята подождали немного и пошёл в сени дома.

Дед Кулеш был труженик – мастеровой человек. Он был и плотником и столяром, мог обувь тачать, выделывать шкуры крупного рогатого скота, валенки подшить и технически грамотен. Всему этому он обучился, будучи в немецком плену с 1914 по 1918 годы, во время Первой мировой войны.
 
Из плена дед привёз маленькую компактную маслобойку, которая из подсолнуха позволяла давить-получать подсолнечное масло. Эта маслобойка многим хуторянам дала возможность выживать в голодные и холодные годы.
 
Мой отец Чибисов Егор Захарович и дед Кулешов Дмитрий Павлович были и друзьями и единомышленниками, со схожим пониманием жизни и её смыслов. Мой отец многому научился у деда и перенял от него лучшие традиции деревенской жизни.

Для матери Леонида он - дед Кулеш был ей отчимом, а её отец погиб в гражданскую войну. Дед Кулеш был мудрым и добрым человеком, не плохо знал и понимал немецкий язык.


Буквально через минуту дед вышел из сеней, держа в руках коричневые куски макухи и улыбаясь глазами и в усы, сказал ребятам: держите гостинец – это вам за молоко.

Радости ребят было не передать, ведь в то время макуха, да ещё такая - из жареных семечек подсолнуха была редкость и заменяла конфеты.

Улыбаясь и жуя макуху обрадовавшиеся  ребята, подпрыгивая и подмигивая друг другу, направились на поляну, туда где в посадке были качели, откуда были слышны выкрики и смех хуторских пацанов. День явно удался."

Ниже Путилиных, в самом низу оврага, на самом пригорочке расположилась изба тётки Машки, дочери деда Крамарева Самуила и бабы Лукишки и сестры братьев Крамаревых: Зорьки – жителя села Хвощеватка, Якова, Павла, Григория, Ольги и Степана.


Муж её, вернувшийся с войны, на радость родным и близким, к сожалению прожил совсем не долго, из-за серьёзных, осколочных ран.

Старшая дочь Катерина уехала в Воронеж, где выйдя замуж, обосновала свою семью.

Младшая дочь Нюра, после окончания школы, вышла замуж в районный центр Ольхватка, частенько приезжала с детьми и зятем проведать тётку Машку. В летний - страдный период тётка Машка, работала няней при малых детях колхозников занятых, на сельских колхозных работах.


Несколько в стороне от дома бабы Машки, буквально на небольшой площадке  пригорочка, примостился дом бабы Марфуни – Марфы. 

Муж бабы Марфуни геройски погиб в боях с немецко - фашистскими захватчиками за Москву (так было написано в похоронке).

Семья и проблемы, выпавшие на долю и «плечи» бабы Марфуни были не подъёмные. Только наши, деревенские женщины – матери способны выдержать такие испытания, не потерять себя, сохранить и воспитать детей! А их осталось у одной на руках, в страшные и голодные годы: Галина, Мария, Егор, Татьяна.

Но, баба Марфуня вырастила их и вывела в люди.

Татьяна и Мария вышли замуж: Татьяна в Хвощеватку за видного и трудолюбивого тракториста Ивана Склярова, а Мария за хуторского Николая Сахнова, о чём я ранее уже поведал.


Егор окончил железнодорожный техникум и работал сначала дежурным сигналистом на вокзале в Евдаково, а потом машинистом электровоза. О дальнейших перипетиях в его уже семейной жизни, ранее я уже отмечал.


С бабой Марфуней осталась жить старшая дочь Галина, у которой «нашёлся» сын Алексей, весьма способный к технике и её новшествам. Галина работала в колхозе, а Алексей после учёбы в школе пошёл работать на железную дорогу в бригаду ремонтников.


Замыкал порядок нашей улицы, буквально на самом пригорке оврага над пропуском железнодорожной насыпи – плотины, дом тётки Наташки - Натахи.

Она была буквально самородком по способности рассказывать – передавать нам детям содержание сказок, сказаний, былин, просто легенд и разных жизненных историй!Это были вечера ни чуть ни хуже, прошлых, детских вечеров А.С. Пушкина у Арины Родионовны в селе Михайловское, Псковской области.

Дом тётки Наташки в зимние вечера напоминал улей, переполненный его обитателями, а обитателями в эти вечера были мы пацаны и более взрослая хуторская молодёжь. В то время телевизоров ещё не было, равно как и самого электричества.

Посреди комнаты, которая являлась и гостиной и залом одновременно, стояла буржуйка из перевёрнутого чугунка.  Чугунок давал много тепла и при этом мало расходовал каменного угля. Каменный уголь в летне-осенний период заготавливался хуторянами на путях железной дороги.


Мы – меньшие пацанята в основном располагались на земляном полу, это было и удобно и не очень душно в переполненной комнате. Рассказы, всякие сказания, различные истории из жизни людей, все слушали затаив дыхание.

Конечно, иногда приходилось тётку Наташку долго ожидать, пока она придёт с работы, помывшись переоденется. Когда уже потом, когда  она выходила к нам, мы  все, почти хором просили её рассказать о не до рассказанной предыдущей истории. Большим спросом у нас – младших, пользовалась сказка – Золотое кольцо!

Сколько помнится, тётка Наташка  работала на колхозной свинарне, расположенной на хуторе Борщевском, работа была непростой – ответственной.

Свиноматки почему-то часто поросились, при этом, сохранить приплод в непростых условиях свинарника было не просто. Тётке Наташке всегда удавалось не только сохранять приплод, но и обеспечивать необходимый привес у других поросят.

За добросовестный труд и проявленное при этом усердие её неоднократно награждали, грамотами, отрезами материала на платье и деньгами.

Была ли она когда – ни будь замужем, в памяти не отложилось, но дочь - Землянская Валентина у неё была: видная, приятная и весьма скромная девушка. Очень красиво рисовала портреты подруг и окружающую нас природу. А по вышивке платочков, полотенец, рушников на иконы, семейные портреты родственников, занавесок, ей просто равных не было во всём  нашем хуторе. 

Помню к ней на свидание приходил: летом пешком, а зимой на лыжах, видный и очень приятный парень из соседнего хутора Калинового. После окончания школы они поженились и уехали, вроде бы в Каменский район, на новое место жительства, забрав с собой свою мать – тётку Наташку.

Так мало, помалу вроде бы и неспешно, но наш хутор сиротел и взрослыми людьми и особенно молодёжью.


Послесловие, можно и не читать, хотя…..


«Если ум слеп, то что пользы в зрячих глазах»!!!
Человек – люди, вскормленные «цивилизацией», по мере своей «цивилизованности» они отдаляются от природной среды обитания общественным разделением труда и созданной искусственной средой. 

По мере «отдаления» от натуральной природной среды люди утрачивают естественные – данные от природы инстинкты защищённости, обеспеченные уровнем развития бытующей культуры.

Утрачивая данные природой инстинкты, с ними утрачиваются традиции, накопленные весьма не лёгким, а иногда и трагическим опытом предшествующих поколений.

У значительного числа людей создаётся иллюзия никчёмности и ненужности и примитивной отсталости прошлых культурологических традиций старших – предшествующих поколений.

В конечном итоге это «выливается» в культурную мировоззренческую катастрофу целого поколения людей. Этому, в рассуждающем народе дано определение - называние: «..быть Иванами, не помнящими своего родства..».

Такое самомнение, не имеющее ничего общего с разумным рассуждением, приводит к нарушению внутренней людской гармонии, которая явно не понятна была «цивилизаторам» русской деревни.

И насколько она этим  академикам Заславским - «цивилизаторам» не понятна, настолько она понятна «дикарям русской деревни», которые веками устойчиво жили, находясь в экологическом равновесии с природой.

Но шансы «подняться», воссоздать новую деревенскую культурологическую основу, с учётом традиционного опыта не исключаются, они весьма даже возможны!

Для этого не лишним будет вспомнить заветы и пожелания великих святых и просто старцев, обращённые к человеку:

- Есть у тебя разум!    - Есть.! -Так почему же ты не пользуешься им!?? Ведь если твой разум будет делать своё, то чего же ещё тебе нужно!?

Каждый в меру понимания работает на себя, а в меру не понимания работает на того кто понимает больше. И тот, кто знает и понимает больше, манипулирует знаниями и теми людьми, которые слепо верят его рассуждениям – забыв о своём разуме и своих рассуждениях!

И эта вера по авторитету не что иное как интеллектуальное иждивенчество, которое и таит в себе величайшую опасность.               

Опасность состоит в низведении человека до состояния биоробота, управляемого в обход контроля его соз! знания, даже в ущерб его же интересам.



                Часть третья.


                Глава первая



                Шалости ребят на оккупированной немцами
                территории - нашей родной стороны.
                (1941-1945г.)


    Период оккупации в наших сёлах проходил в своей немецкой, своеобразной и весьма педантичной одинаковости. На станции Сагуны располагалась комендатура, начальником которой был немецкий офицер.

Действия комендатуры распространялось на 10 – 15 деревень с хуторами, так например: станция Сагуны, естественно и наши хутора Борщевский и Крамарево, а также близ лежащие хутора и посёлки: Тихий луг, Спажинка, Берёзовая, Пилипы, Трёхстенки, Калиновое, Довгалёво, Занаселы и другие.

В селе Довгалёво, в десяти километрах от Сагунов, размещалась хозяйственная Управа,  состоящая из мадьяр и нескольких итальянцев.

По внешнему виду, как рассказывала бабушка, вояки из них были никакие, разболтанные  и неряшливые.  Занимались тем, что воровали людских зазевавшихся кур и разную домашнюю утварь.

Наличие этих вояк обосновывалось яко бы в помощь старосте для поддержания порядка. Но в основном эта команда мародёров занималась заготовкой сена и фуража для их служебных лошадей и охраной военных складов.

Старостой на три хутора, немецким комендантом был назначен дед Ефим Яицкий, человек он был суровый, но бесчинств по отношению к односельчанам не творил, весьма строго следил за соблюдением распоряжений коменданта. 

Но, вот буквально не давно, уже после издания книги "Птенцы Егора Загороднего", пришло послание от старшего земляка и почти соседа, по Хутору конечно, Леонида Путилина, которому нынче 77 лет, которое я и представляю для уточнения.

Следует иметь в виду: как говорится сколько людей, столько и мнений, ведь я черпал информацию из своей памяти, рассказов родных и хуторян!

Но, правда полагаю должна быть такой какой она и была - без прикрас. Я постарался изложить и представить ситуацию такой - какой она есть по жизни - разной и даже на настоящее время!

Привожу послание Леонида Путилина бувально, без исправлений:
"Птенцы Ег.Заг. дочитал только вчера.
Очень интересно, но имеются некоторые неточности. О двух из них попробую коротко описать.

И так: 6-го марта, после смерти Сталина 5–го числа, я и сын Евгении Сахновой -  Колюнчик, пришли к бабушке (жене - Демьяна Наумовича, доложили о смерти Сталина. Ответ был шокирующий - Сатана и т.д. и  т д.

Мы говорим: «бабо нельзя так вас же посадят, а она не боюсь я уже старая».   
За то 22-го января напекла пирожков и принесла в контору поминать В.И. Ленина, подобное и другие люди говорили, но не для всех и шёпотом.

Еще одно. Сильные - военные налоги на крестьян были при Сталине, а отменил их Георгий Маленков в то время был председатель СовМина, а через год  Хрущев всю власть себе взял.
(После Хрущёва появилась частушка - это я уже как автор дополняю как бы к стати - к Леонида изложению:...при при Ленине я жила, при Сталине сохла! При Маленкове расцвела, при Хрущёве сдохла!)

И ещё, одно! На мой взгляд, интересное. Описывать долго, тем более писака с меня хреноватый. 

За оккупацию: Яицкий Егор Федорович, который жил на углу к посту  был полицаем, причем не очень хорошим. Например: Пухову Горпыну (Агрипина) с грудным Иваном он 1941 г. рождения «гнал» копать окопы для немцев,  за что от старосты получил хороших матюков.

Теперь о старосте. Фигура, на мой взгляд, очень интересная и не однозначная. Не Борщевский как ты пишешь, а Яицкий Ефим Тимофеевич 12лет служил во флоте вплоть до революции. Видел Ленина на площади -  издалека. Перед войной был председателем колхоза.
Когда заняли хутор немцы, в школе хранилась колхозная пшеница. (Ефим Яицкий, еще не был старостой) Он дал команду разделить пшеницу между людьми, дабы не досталась немцам.

Передовая линия фронта шла по Дону, за Доном были наши.

В хутор часто проникали - встречались наши солдаты, прячась от немцев. Так этот староста (к стати безбожно матерщинник был) прятал этих ребят, а потом они куда-то уходили, возможно, через линию  фронта.

Различных фактов много, но я напишу о самом, на мой взгляд важном - о том о чём помню. По соседству с дедом Ефимом (кличка УШАТЫЙ) за большие уши, у соседей (Базиных) скрывалась учительница, член партии жена Дмитрия Сергеевича–БАЗИ-доцента Воронежского СХИ. Староста (дед Ефим) об этом прекрасно знал и предупреждал ее когда появлялись немцы.

И последнее на сегодня. В огороде старосты примерно как у вас сад в конце огорода, была тщательно замаскирована землянка. В ней прятался: возраста - лет 30, примерно, человек. Кто он дед узнал после прихода Красной Армии.

Оказывается - это был майор Красной Армии. С подсказки майора, дед Ефим часто с немцами выпивал и дружил, поэтому в хуторе все люди деда слушались и боялись. Если что - он кричал застрелю! 

Этот человек из землянки (майор Красной Армии), иногда уходил ночью на сутки двое.  К землянке ходили строго по необходимости с разных сторон, чтобы ни делать-прокладывать дорожки.

Дед Ефим уже подозревал, что он не просто беглый солдат, тем более, когда он сказал, когда конкретно  придут-вернутся наши. Дня за три, до прихода наших майор исчез, внезапно оставив записку.

Когда деда Ефима и полицаев вызвали в Евдаково (в особый отдел), то ему там ему сказали, что  оправдательный список от населения не нужен. Там ему сказали,  кто у него прятался - передали привет и благодарность от майора (назвали фамилию). 

Значительно позже приходили письма два или три, коротко…. о семье. Он обещал, что если останется жив, после войны, найдет его и по - военному хорошо отблагодарит. Но не судьба видать. Последнее письмо было с западной Украины. Возможно погиб при ликвидации бандеровщины.

Об этом мне рассказал деда Ефима крестник - Даниленко Александр (Шурик), а после мне самому приходилось беседовать. Но мне,  кажется, твой отец и дед друг друга недолюбливали. Я думаю быстрее всего за то, что твой отец вышел из колхоза и больше не был членом колхоза - колхозником. Вообще он был (дед) своеобразный не каждому мог открыться, а внешне не приветлив."

Он назначал мужчин для  дежурства по околотку (участку) железной дороги, отведённому и закреплённому за деревнями.

Дежурные должны были поверх верхней одежды одевать, на руки, белые повязки и тогда их называли уже полицейскими.

В обязанности полицейских - дежурных  входило патрулирование и охранение выделенного участка железной дороги.

Старшим по нашему хутору– помощником старосты, был назначен дед Ягорок (Яицкий Егор Иванович), ему поручалось присматривать за порядком на хуторе и исполнять поручения старосты.

Дед Ягорок, был уважаемым человеком в хуторе, с чюдинкой, люди, конечно слушались его, но дед сам старался как  ни будь подсуропить (подгадить) оккупантам, за что его ругал староста и обещал наказать.

Ребята, подрастающее поколение, играли в основном во дворах и садах, на улице играть было не принято, да и родители настрого запрещали.

Конечно, были и неслухи, такое непослушание не всегда хорошо заканчивалось: мадьяры наказывали безжалостно шомполами, а за мелочное воровство могли и убить там же.

В соседних сёлах были такие и другие случаи, а в Калиновом ребятня подорвалась: то ли со снарядом баловались, то ли с миной, двое ребят погибло.

Большой интерес и опасность для ребятни представляли оружие и боеприпасы брошенные отступающими немецкими войсками.

В нашем Родовом селе Большая Хвощеватка, во время отступления немцев от Сталинграда, были брошены не только боеприпасы: снаряды и патроны, стрелковое оружие, но и несколько артиллерийских установок – орудий.

Такие арсеналы быстро стали достоянием иногда отбивавшихся от рук родителей – пацанов.

Это был как раз тот момент, когда немцы уже ушли, а наши были только на подходе к селу.  В это время жители -  родители с детьми, в основном: либо прятались от артобстрелов по подвалам и выходам, либо занимались домашним хозяйством.
По занятости, да и недосмотру родителей, ребята – неслухи, а с ними главным из заводил - неслухов был родной, младший брат нашего отца, дядька Мишка, обнаружили пушку.

Дядька Мишка был сыном бабушки Тани и деда Алексея Донцова, отчима нашего папаньки, от которого он в детстве ушёл на «свои хлеба», о чём я уже повествовал. 

Ребята быстро развернули пушку в сторону отступивших немцев и мадьяр, зарядили снарядом, но не установили замок с бойковым механизмом.  Видимо так называемый «замок безопасности», фиксации снарядов, немцы предусмотрительно выбросили или увезли с собой.

Кто – то из ребят отговаривал и осторожничал, но дядька Миша, взял в руки лом и ударил в подрывной пистон снаряда.

После страшнейшего взрыва, когда дым рассеялся, рядом стоящие ребята: двое погибли на месте, несколько ребят были легко ранены и контужены, но отброшенными взрывом на расстояние, а дядя Миша так же лежал в стороне весь окровавленный, но живой.

Снаряд, конечно далеко не улетел, может быть метров на сто – двести, а вот трагедия произошла невиданная и неслыханная!

Погибших ребят хоронили всей деревней – эти похороны явились трагическим апофеозом окончания войны для родных и жителей Родового села Хвощеватка, а так же близ лежащих хуторов и деревень.

Дальше уже, война уверенно откатывалась на запад, в наш край постепенно возвращались послевоенные будни, но ещё с эхом от выстрелов и шума далёких орудий.

А дядя Миша находился всё это время в больнице. Он потерял очень, много крови и был в нескольких мгновениях от смерти. Но с переливанием крови от родных и соседей, молодой организм всё - таки выдюжил, Богу и Судьбе было угодно, что бы дядя Миша выжил.

Спустя несколько месяцев, дядю Мишу выписали из больницы, бабушка Таня на подводе поехала и забрала его.

У дяди Миши не стало обоих глаз, кисти одной руки, да и на другой остался только один большой палец.

По началу, было чрезвычайно трудно, горько и обидно, под - час невыносимо. Но как говорится, человек такое создание Бога, которое и малости не представляет о своих скрытых и разных способностях и возможностях!

Природный оптимизм и жизнелюбие дяди Миши, с помощью деда Алексея и бабушки Тани, а так же родных и близких, земляков, стали возвращать к новой жизни и быту дядю Мишу! Он научился читать одним пальцем, очень много слушал радио.

Следует сказать, что  радио тогда давало очень много нужной и полезной для людей информации. По радио тогда передавали не только события текущей жизни, разные постановки и спектакли, но  даже и образовательные программы.

Спустя несколько лет дядя Миша нашёл себе невесту - тётю Наташу и они поженились.

Через год у них родился Володя, а через два года Коля, а ещё через два года мой одногодок Алексей и потом младшая Валюша. Это были дети дяди Миши - двоюродные для нас, птенцов Егора Загороднего.

Отдавая дань жизнелюбию и усидчивости дяди Миши, не могу не сказать о самоотверженности, терпению и трудолюбию тёти Наташи и бабушки Тани. Только имея такие светлые души, любящие сердца и высокую мораль, можно было воспитать таких чистых, светлых и порядочных детей.

В повседневной, ровно и по разному текущей жизни, к проблемам и трудностям как-то привыкается и все вопросы и проблемы решаются и разрешаются как-то само собой, обыденно и без лишних охов и ахов!

Но, вспоминая пытаясь увидеть и силясь понять, разобраться в том...не простом, далёком ... происходившем вообще с людьми и особенно с проблемами в семьях где имелись инвалиды - кормильцы и они же одновременно главная опора и надежда, проникаешся настоящим состраданием и безмерной силой Божественной любви к своим людям.

Сердечная доброта, участливость, стремление прийти на помощь любому человеку, всегда отличают детей дядя Миши и тёти Наташи -  Донцовых, моего родного дяди и конечно же моих двоюродных!

Я, иногда сопровождал дядю Мишу в его местных поездках: на трудовом поезде (нынче - это электрички) и могу ответственно сказать: сколько же в нём было добра и участливости к людям, какой это был светлой души человек! Какая же у него была память и вообще насколько же он был талантливым и самобытным человеком, в своём роде  самородком!
             



               


 

(Продолжение следует)   



!!! ПО МЕРЕ ПОСТУПЛЕНИЯ ИНФОРМАЦИИ СОДЕРЖАНИЕ БУДЕТ УТОЧНЯТЬСЯ И ДОПОЛНЯТЬСЯ, ЕСЛИ КТО-ТО БУДЕТ СЧИТАТЬ СЕБЯ ОБОЙДЁННЫМ, ЛИБО НЕТОЧНОСТИ КАКИЕ, Я ГОТОВ НЕПРЕМЕННО ВНЕСТИ ИЗМЕНЕНИЯ И ДОПОЛНЕНИЯ. (МОЙ ЭЛЕКТРОННЫЙ АДРЕС: chib2011@yandex.ru)