– Ребята, ну успокойтесь! Придержите эмоции. Давайте по порядку. Выступили прекрасно все. На сегодняшний день лидируем, но завтра у наших соперников сильный первый тяж. Эдуарду во что бы то ни стало надо выступить во второй тяжелой весовой категории. Ты понял, Эдик? Какой твой вес?
– Сто четырнадцать.
– Ну, о чем ты думал! Я тебе еще дома дал задание набрать собственный вес сто восемнадцать – сто девятнадцать килограммов, а ты даже и ухом не повел. Нет, вы посмотрите на этого доходягу, приехал за сотни километров на областные соревнования недовеском. Что, ребята, делать будем? Давай, капитан, тебе слово.
С кровати поднялся штангист легчайшей весовой категории, но это был титулованный спортсмен, им установлен не один рекорд области и даже рекорды Центрального совета общества «Зенит».
– Я думаю, необходимо собрать все остатки съестного, и пусть Эдуард хорошо поужинает.
– Хорошая мысль, – подвел черту тренер, – тащите все, что у кого осталось, в комнату. Будем делать из Эдуарда второго тяжа.
– Но я же не наем шесть килограммов за вечер!
– А сколько наешь? Утром до взвешивания посмотрим, но ты должен выступить в супертяжелой категории, и вес твой, кровь из носу, должен быть сто двадцать килограммов. Ты что, хочешь, чтобы из-за тебя мы проиграли командный Кубок?
– Конечно, не хочу.
– Ну вот и постарайся.
Тут подал голос наш "полусредневес", который, ох как горазд на всякие проделки:
– Эдька, ты возьми пятикилограммовый диск и привяжи его.
– Куда его привяжешь?
– Куда-куда, подумай и найдешь место. Вам ведь иногда разрешают взвешиваться в трусах. Это нас гоняют и заставляют раздеваться донага, а вам делают поблажки. Хотя когда как, смотря какой судья попадется, бывают, гонят из себя принцип.
– А это, Эдуард, опять хорошая мысль. Ты в плавках или трусах приехал?
– Есть и то, и другое.
– Вот и хорошо, на взвешивание езжай в своих семейных трусах, а под ними мы найдем место, куда привязать хотя бы два с половиной килограмма. Уж не до жиру, быть бы живу. Ну, все, парни, отбой, несите жратву Эдуарду. А ты смотри, не отлынивай, наедай вес.
На взвешивание ехали в автобусе. Тренер поглядывал на Эдуарда и пытался на глаз определить, сколько же весит этот богатырь. Эдуард был некрупного телосложения, по конституции да и по весу он больше походил на спортсмена первого тяжелого веса. Но в интересах команды ему, ох как часто, приходилось искусственно набирать вес и выходить в гордом одиночестве. Показав результат где-то чуть выше второго разряда, он поднимался на верхнюю ступеньку пьедестала почета, получал приз, грамоту, а команде засчитывались победные очки. Вот и сейчас все повторялось, и успех команды зависел от того, войдет ли Эдуард в категорию сто двадцать килограммов. А как отработает спортсмен, неважно, лишь бы сделал первые удачные подходы, и тогда победа команде обеспечена. Эти мысли витали в голове у тренера. А Эдуард думал о том, что если его вес не поднялся хотя бы до ста восемнадцати килограммов, то опять предстоит мучительное «наливание» воды. Эту экзекуцию он терпеть не мог и всегда морщился, когда необходимо было пить, тем самым увеличивая свой вес до требуемой нормы. Вчера вечером ему столько еды нанесли, что он до двенадцати ночи жевал яйца, колбасу, хлеб и еще что-то, он уже и не помнил. Только вот с такой набитой «торбой» до четырех утра не мог уснуть. Сейчас в автобусе под ритмичные покачивания его разморило и клонило ко сну. Но спать уже некогда, автобус как раз остановился напротив Дворца спорта.
Перед входом уже столпились болельщики и участники последнего дня соревнований.
– Привет, Эдик! Ты в какой категории сегодня выступаешь?
– А Петр в какой завесился?
– Его еще нет, но он сказал, что будет выступать в первом тяжелом. Хочет побить рекорд области в рывке.
– Я тогда точно уйду во второй тяжелый.
– А наберешь? Ты вроде бы и не весишь сто двадцать, по тебе не видно веса.
– Ну, это мы еще посмотрим.
Этот диалог происходил при входе во Дворец спорта с одним из участников соревнований.
– Эдуард, не задерживайся, ты же знаешь, нам важна каждая минута, взвешивание уже началось.
– Да-да, я иду.
А затем тихо, почти на ухо своему тренеру:
– Я выяснил, в какой категории выступает Петр. В общем, все в порядке, я один буду во втором тяжелом.
За отсутствием большого количества участников в тяжелых категориях взвешивание длилось всего-то пятнадцать минут. И Эдуард с тренером вошли в комнату, где происходила эта процедура, уже последними. Судейская тройка, которая находилась в комнате, дружно объявила участникам, вошедшим последними, что есть сорок пять минут, чтобы принять решение, в каком весе они будут выступать.
Эдик тут же начал с вопроса, сколько человек в каждой категории. Секретарь, который вел протокол, куда записывались все данные спортсмена и, главное, собственный вес, определявший, в какой категории выступает спортсмен, дружелюбно назвал число участников, вес которых не превышал 120 кг. Зная Эдуарда и его тренера, предвкушая хороший концерт с набором веса, посоветовал:
– А ты, Эдик, выступай свыше 120 кг и будешь первый.
– Первый, будешь тут первый, – ворча, Эдуард направился в раздевалку переодеваться, тренер последовал за ним.
– Ну, Эдька, в одном нам пока везет, что в суперкатегории – никого. Давай раздевайся. Так, где твои семейные трусы? Ты что, одурел, не мог взять однотонные: синие или, на худой конец, белые? Ты что надеваешь?! Они же в ромашку! Судьи сразу обратят на это внимание и умрут со смеху.
– Вот и хорошо, пусть помирают, лишь бы завесили больше 120 кг.
– Ну что, диск будем привязывать?
– Конечно, я чувствую, что вес небольшой.
– Какой диск принести?
– А несите сразу пятикилограммовый.
– Вот тебе диск, давай примеряй.
Эдик крутил диск вокруг себя: и так заметно, и так неудобно. В конце концов сдался и предложил:
– А давайте под резинку бандажа засунем.
– Ну как, держится?
– Да, пока держится.
– Давай надевай свои трусы в ромашку. Полотенце повяжем вокруг горла.
– Зачем?
– А затем, что оно тоже весит.
– Ну, вроде бы все, пошли.
Судьи уставились на трусы в ромашку. Эдуард с разгона встал на весы и схватился за передвигаемые гирьки.
– Участник, к гирькам не прикасаться, это наше судейское дело. И стойте, участник, спокойно, не наклоняйтесь на стрелку весов. Ваш вес сто двадцать килограммов. Ну-ка, снимите полотенце, вы же знаете, что взвешивание проходит в обнаженном виде.
Сопя и что-то бормоча про себя, Эдик размотал полотенце и подал его тренеру.
– Ну вот, только полотенце было около килограмма веса, видно, подмоченное. Вы не в весе.
Тренер, опережая судью, визгливо закричал:
– Это предварительное, предварительное взвешивание! Пойдем, Эдик, у нас еще есть время.
Эдуард, выказывая недовольство, сходя с весов, встал на самый край, и платформа выпрыгнула из своих держателей.
– Участник, поаккуратнее, вы же не на танцах. Вот и весы сломали, сейчас возись тут с ними.
Тренер стрелой побежал в буфет за трехлитровой банкой под воду.
– Пойдем в комнату для взвешивания, там будем наливать.
– Может, здесь?
– Ты что, опупел, а как идти? Нет, прямо там, у весов.
Весы были отремонтированы, а судьи сидели и пили пиво. До окончания взвешивания оставалось около двадцати минут, судейскую комнату им покидать было нельзя. Эдик и его тренер вошли в комнату. Судьи повернули головы и посмотрели на вошедших. Судья, который двигал гирьки, нехотя встал, показывая, что его оторвали от более приятного дела, подошел к весам, ожидая, когда участник заберется на них. Но Эдику сначала предстояло выпить трехлитровую банку воды. Он принял ее из рук тренера как священный сосуд, крякнул и начал пить не глотая. Техника залива воды была отработана до тонкости. Судьи оставили свои бутылки с пивом и удивленно смотрели на увеличивающийся живот будущего супертяжа, если, конечно, он выдержит. Живот раздувался по мере наполнения водой, вот и опустела банка. Эдуард очень осторожно встал на середину площадки весов, судье и не пришлось предупреждать его об осторожности. Стрелка весов остановилась на центре, и гирьки подтверждали, что на весах стоит богатырь, вес которого сто двадцать два килограмма.
Судья сдвинул гирьки к нулю, и уже объявил вес, но тут в комнату вошел главный судья соревнований. Он мгновенно оценил обстановку, и надо отдать должное принципиальности в судействе этого человека. Первое замечание: «Почему участник на взвешивании в трусах? Вот если бы он сгонял вес – тогда пожалуйста, а то он набирает его в интересах команды. Срочно снять трусы!» — и энергично подойдя, дернул за резинку семейных трусов. Вот тут диск не выдержал: от раздувшегося живота и постороннего вмешательства он выскользнул из-под резинок бандажа и с грохотом упал на большой палец ноги главного судьи. Тот взвыл и произнес такой монолог, который ни один писатель не осмелился бы перенести на бумагу. Эдуард, бледный от выпитой воды и от испуга, стоял на весах. Тренер подхватил диск и, избавляясь от улики, выскочил из судейской, а уже через пять секунд вернулся как ни в чем не бывало. Разминая пострадавший палец главного судьи, он заглядывал в его помутневшие от боли глаза и просил о пощаде – не снимать участника с соревнований.
– За сотни километров едем, расходы, освобождение от работы, – скулил тренер.
– Ладно, мать вашу, – перешел на мягкий лексикон главный судья, – трусы долой.
И вышел из комнаты хромая.
Тренер подставил плечо Эдуарду, тот, кряхтя (живот уже не давал возможности наклониться), стянул с себя трусы в цветочек и бросил их на поставленный стул. Тренер сбегал и набрал очередную банку воды, которая до обидного медленно текла из крана. Теперь Эдуард уже не вливал воду в рот, а пил так же размеренно и спокойно, как судьи свое пиво, которое ловко спрятали во время прихода главного, а сейчас, смеясь, допивали медленными глотками. В банке было еще около пол-литра воды, когда у Эдика вода подступила к горлу и, долго булькая, не хотела идти внутрь. Тренер наклонил голову к вздувшемуся животу, комментируя:
– И этот глоток провалился, давай, Эдик, еще чуть-чуть.
Эдуард уже не мог говорить и только жестами рук показывал, что спешить не надо.
– Ладно, ладно, давай по самочувствию.
Тут, видно, Эдуарду поплохело, и он опять очень аккуратно взобрался на весы. Судья сочувственно бросился к весам, неаккуратно поставив свою бутылку с пивом, и она упала с бульканьем, выплескивая драгоценную жидкость на пол. Но этого никто не заметил, у всех сейчас был один объект внимания — колос, стоявший на весах, в горле которого булькала ненавистная вода. Судья двинул гирьки, скороговоркой объявил секретарю:
– Сто девятнадцать килограмм восемьсот грамм, а надо сто двадцать, чтобы быть записанным в заявленную категорию.
Эдик знаками дал команду принести еще воды. Арифметика проста: необходимо влить двести пятьдесят граммов и – победа! Тренер трясущимися руками подал Эдуарду стакан. Тот, не сходя с весов, набрал полный рот воды, плюс стакан в руках. Судья дернул гирьки, весы показали сто двадцать килограмм сто пятьдесят граммов – вес супертяжа. Секретарь записал этот вес в протокол. Судья на взвешивании объявил, что взвешивание закончено. Тренер от радости, что его команда уже чемпион области, подпрыгнул вверх, те же эмоции передались Эдуарду. В одну секунду судьи были облиты водой, как из брандспойта. Эдуард, забыв про свои трусы в ромашку, бежал по коридору, обливая всех встречных и поперечных. Тренер с полотенцем и трусами в ромашку, подпрыгивая от радости, бежал за извергающим струю воды Эдуардом и кричал: «Победа, победа!»