Крик души 12. Ревизионная комиссия

Эльвира Рокосова
  И так, я закончила девятый класс. В конце мая мне исполнилось шестнадцать лет. Пора было подумать и о подработке.

   Однажды, когда я пришла в наш сельский магазин за продуктами, в дверь вошли двое незнакомых людей - мужчина и женщина, и с ходу закрыли дверь изнутри на ключ. 
Наступила тишина и почему-то продавщица поменялась в лице. Кроме меня покупателей в магазине не было, и мужчина обратился ко мне, переходя сразу на «ты»:
- Ты в каком классе учишься?
- Девятый закончила.
- А считать умеешь?
- Конечно.
- Значит так, - сказал он и, затягивая возникшую паузу, продолжил:
- С сегодняшнего дня ты работаешь вместе с нами в составе ревизионной комиссии, будем пересчитывать товар. Ты согласна?
- Конечно, согласна, - сказала я. Только сбегаю домой, предупрежу маму, чтобы не волновалась.
- Молодец. Беги, да не задерживайся, мы ждем тебя.

    Я проработала в составе ревизионной комиссии три дня. Столько интересных моментов в торговле раскрылось для меня. Даже из-под полы продали, вернее, вынуждены были продать мне дефицитного индийского чая несколько пачек. Я с гордостью принесла домой свою, честно заработанную добычу. А индийский чай тогда был большой редкостью, и не каждый мог насладиться его вкусом и ароматом. Моя мама была очень довольна.
   Обычно на полках магазинов лежали второсортные чаи мелкого помола. Был такой - плиточный, так в шутку мы называли его доска-чай. Чаще всего это были продукция  грузинского производства. Изредка встречался и краснодарский с примесью чего-то, с отходами каких-то сорных трав, попадались даже частицы древесной опилки.

    Точно также для нас, сибиряков и фрукты - овощи доставались в консервированном виде. О свежих фруктах, овощах и думать не приходилось. Только в красивых картинках мы их тогда и видели. Хотя, справедливости ради нужно сказать, что один раз в год, да и то не всегда, в наш магазин привозили и тут же все распродавали - виноград, яблоки, арбузы. Они источали непередаваемый, неописуемый аромат. Это было завораживающе. Но наши родители не могли даже этого себе позволить - не было средств. И поэтому мы могли наслаждаться только ароматом этих великолепных фруктов, да и то только в магазине.

=Почтальонка=

   Я немного отвлеклась. Поработала в составе ревизионной комиссии, и мне даже заплатили по два рубля за каждый день работы. Это уже было хорошо. Но школа только закончилась, можно еще подработать до начала нового учебного года.
   Неожиданно знакомая тетя из другой деревни, предложила мне поработать подменной почтальонкой в двух деревнях, подменить на время её отпуска.
Эти две деревни были расположены в противоположной стороне друг от друга. То есть, одна деревня находилась в пяти километрах северного направления, а вторая - в трех километрах южного направления от нашего села. А центральное почтовое отделение находилось в нашем селе. 

- Не бойся, ты - девчонка смышленая, справишься, успокоила она меня. - Да и потом, не пешком же будешь ходить, а будешь ездить на лошади, сама «за рулем». Лошадь будешь брать на конном дворе, - закончила она свою агитационную речь.
- Тогда согласна. Я их очень люблю и умею управлять ими.
- Вот и прекрасно. 
- Убедили, согласна!
- Да, завтра ты со мной сначала на почту, сортировать и разобрать корреспонденцию и проедешь со мной по деревням, посмотришь, где и как нужно будет ходить, по каким сначала улицам, какому жильцу какую газету и журналы. А послезавтра, уж будьте любезны, сами, - закончила она.

     Разучив за один единственный день все премудрости почтальонского дела, на следующий же день приступила к своей новой работе. Рано утром папа приводил из конного двора лошадь, которую мне дали для обслуживания этих деревушек, запрягал её. Я на ней подъезжала до почтового отделения, получала почту, разбирала, сортировала огромные кипы газет и журналов, даже денежные переводы, также и письма. Аккуратненько их укладывала в сумки, пытаясь все уместить. Но корреспонденции очень много, что никак не хотела умещаться вся моя ноша. Хотя для каждой деревни были свои сумки. Грамоте все были обучены и старались не отставать от жизни и быть в курсе всех событий, происходящих в стране. 

     Я ехала сначала в дальний, большой населенный пункт. По прибытию туда, в начале деревни, в тени привязывала свою лошадку, предварительно расслабив хомут, клала перед ней свежую траву, которую по дороге сама же косила ручной косой, её всегда возила на телеге, и уходила раздавать почту. Через пару часов, а то и чуть больше, возвращалась к своей лошадке и уезжала уже в другую сторону.
   
     Вторая деревня состояла всего из одной длинной улицы, которая тянулась километра три вдоль берега нашей глубоководной горной реки Ай. Поэтому лошадь уже не оставляла, она, как разумное существо, шагала со мной рядом. Пока относила к дому корреспонденцию, стояла и ждала меня, а начинала идти по дороге, лошадь шагала рядом. И так до самого конца улицы. Затем мы с ней возвращались домой, обратно уже меня везла на телеге. 

    Вернувшись в наш двор, распрягала её и за уздечку вела к реке,  заводила в воду по самое брюшко и принималась купать. Она так любила эту процедуру! Я мыла, чистила щеткой, обливала, а она, помогая мне, или же продлевая себе удовольствие, копытами брызгала на себя, подгребая к себе прозрачно чистую, журчащую водичку. Столько таких приятных минут, часов проводили мы вместе с лошадкой.
   
"Буду работать до самой школы, - решила я. Нужны средства для того, чтобы подготовиться к школе, прикупить учебники, да просто все школьные принадлежност".

   В последний день августа, встретила свою одноклассницу - девочку из этой деревни.
- Ты что, школу бросила?
- С чего ты решила?
- Сегодня, какое число месяца? - слегка заметным ехидством, как строгая учительница на уроке, спросила она.
- Тридцать первое число, - шутливо отрапортовала я.
- А ты до сих пор работаешь?
- Доработаю сегодня, а завтра - первого сентября со всеми вместе в школу.
- А, - сказала она протяжно и, повернувшись, пошла к себе во двор.
     Она была почти отличница. Всегда тихая, молчаливая по характеру. Можно сказать даже, что чересчур спокойная, при этом, старалась держать на расстоянии от себя всех одноклассников. Вроде бы и не отталкивалась, но и не приближалась ближе, чем вероятно, позволяло её чувство собственного достоинства. 
     Всем своим видом давала понять, что она не из рабоче-крестьянской среды. Её отец был управляющим одного небольшого отделения нашего совхоза. И она, соответственно в свой круг друзей нас, одноклассников не вписывала. Но зато математичка из уст своих её имя не выпускала, только и слышишь:
- Одна за весь класс только и отвечает, только она одна. А остальные тупо смотрят и ничего не знают.
     Естественно, она преувеличивала. Мы все готовы были отвечать, но у каждого ученика была разная реакция на вызов учителя. Кто-то тут же выкрикивал ответ, а кто-то чуть помедлив. Но у нашей математички на таких учеников не было терпения. Она спешила продемонстрировать «светлый ум» нашей хорошистки. Были сильные ученики в нашем классе кроме нее и неплохо учились, но всегда держались очень скромно. Но наша математичка превозносила только ее одну. Отсюда и вся похвала. Большая же часть учеников были из простых семей, каждый из нас старался, кто как мог. Наша хорошистка ходила в лучших ученицах, но мы тоже не лыком были шиты. И пусть на тот момент мои родители не были управляющими отделения, но чувства собственного достоинства не утратили. Наш класс как-то спокойно относился ко всему этому. Ни обид, ни злости, ни зависти, ни у кого не было. Да и другие одноклассники, идущие параллельно в хорошистах с ней вели себя тоже более чем скромно.

    Прошло несколько десятков лет с тех пор. И эти, когда-то очень скромные ученики давно стали уважаемыми людьми, заслуженными педагогами. И не важно, кем были их родители, какие посты или должности они занимали, или были простыми колхозными тружениками села. Судьбы у всех сложились по-разному.
(продолжение в рассказе 13 "На свои хлеба")