Девочка-графиня

Антоша Абрамов
1
- Зачем тебе это? – она выставила руки в наручниках перед собой.

- Чтобы простые нормальные люди могли спать спокойно, тварь! – он пытался не заводиться. Но торжество победы и её наглые глаза выворачивали его. – Чтоб такие как ты не думали, что миром правит сила. Что…

Едва слышный щелчок прервал его на полуслове. Ей понадобилось меньше секунды: тонкий стерженёк вырос из её рта, и вот наручники в её руках.

- О ком ты говоришь, капитан? – короткая цепь наручников уже вздёрнула шею сержанта, тот пучил раздутые ужасом глаза. Она то сводила браслеты за его шеей, то чуть ослабляла захват. – Если я тварь, то эти кто? – она приподняла браслеты, и сержант засучил ногами. – Ты думаешь, его удержит от скотства что-то кроме силы? Разве ты не поклоняешься силе? – она отрывисто, почти лая, расхохоталась. -  Сила закона – что это, как не удавка на шеях таких глупцов как ты, а в твоих руках – на шеях совсем безмозглого этого стада?

Капитан чуть шевельнулся, и уже ловил летящего в него сержанта, падая с ним навзничь.


Уже давно стемнело. Мила сидела в закутке между шкафом и кроватью, плотно обняв коленки. После падения со стула при открывании холодильника, она боялась вставать на стул и ждала мать в темноте. Матери не было второй день. Отец запропал давно. “Сгинул, душегуб!” - с ненавистью говорила мать, глядя с тоской на свадебную фотографию на стене.

Очень хотелось есть. Но ещё больше хотелось писать. Пройти до горшка в полной темноте Мила никак не могла и крепилась из последних сил, иногда попискивая от боли. Мать строго наказывала её за писанье в колготки, новые покупались редко – из-за нехватки денег. Мила любила играть в магазин. И деньгами могло быть что угодно. Потому непонятно было – как может не хватать денег.

От звонка в дверь Мила вздрогнула. Но продолжала сидеть – всё равно ей не открыть. Неожиданно щёлкнул замок, и дверь открылась. Через коридор часть света попала в Милину комнату, и она рискнула выйти, пробежала по коридору до ванной и облегчённо плюхнулась на горшок. Какая-то женщина стояла у входа. С наслаждением облегчаясь, Мила начала тревожиться – кто это?

- Мила, это ты? – раздался голос из коридора. Мила продолжала сидеть на горшке, вслушиваясь в голос. Он был какой-то неуверенный и напряжённый. – Не бойся, я - сестра твоей мамы. Тётя Милена. Мама рассказывала обо мне?

Бабушка жила в другой части города, далеко. Иногда мать забрасывала, как она говорила, Милу к ней. Но там Миле не нравилось – неприятный запах, невкусная еда и никаких игрушек. Про других родственников Мила не слышала.

Лёгкие шаги по коридору, и дверь в ванную осторожно открылась. И тишина. Мила неуверенно приподняла голову. Красивая взрослая женщина, замерев в двери, жадно её разглядывала. Неожиданно она подмигнула, и Мила невольно хихикнула. Женщина сразу шагнула вперёд и опустилась перед ней на колени. Она взяла Милины ладошки с коленок и прошептала: “Какие холодные. Ты замёрзла совсем. Давно одна?”

Вскоре они ужинали на кухне. Мила с наслаждением ела только что испечённые блинчики, тётя Милена пила чай, не отрывая от Милы глаз. Сметану и клубничное варенье она принесла с собой, как и колбасу с сыром и пирожное- картошку. “А я как любила блинчики! – сказала тётя Милена. - Да со сметанкой и вареньем. Ты ешь, я пройдусь по комнатам, посмотрю, как вы живёте”.

Два раза щёлкнули выключатели, и Мила побежала в свою комнату, схватила Дарьку, любимую тряпичную куклу, потом вытащила из коробки машинку “Поли Робокар” и вернулась с ними в кухню, начала их кормить, рассказывая, как хорошо, когда приходят волшебницы. Неслышно зашедшая на кухню Милена прислонилась к стене и молча слушала девочкино бормотанье. Когда та запела колыбельную, Милена подошла к раковине и принялась перемывать гору сваленной в неё посуды.


Пока сержант неловко сползал с него, капитан Сидоров, раскинув руки по полу, прислушивался к себе: он впервые пересёкся с Миледи, не верил до последнего, что в этой милой молодой женщине таится зверь. И по силе, и по повадкам. Но он не чувствовал к ней ненависти, ещё пять минут назад переполнявшей и готовой выплеснуться в безобразной форме. Безжалостная убийца, да ещё детей… Слишком шокирован он был. И этим неожиданным её освобождением от наручников, и внезапным исчезновением. Если первое – его косяк, то второе… Заинтригованный, он легко, прыжком, встал на ноги и позвонил дежурному. – Не проходила. 

Потом он сам обежал всё здание Управления, заглянул в каждый уголок. Все выходы, кроме главного, мирно пылились, все закутки пустовали. Он проверил даже мужские туалеты. Придётся опять ставить засаду. Он пошёл в соседний сквер, подумать – где и на что её ловить. Моросил дождь, но было тепло для октября.  И Сидоров не взял зонтик, с удовольствием остужаясь мельчайшими капельками. Дворники работали ранними утрами, и сейчас он с лёгкой брезгливостью ступал по склизким листьям, одновременно очаровываясь падающими – разноцветные, они кружились, кружились и всё не хотели опускаться на мокрый асфальт дорожек, а старались спланировать на траву, поверх других собратьев. Трава, ещё зелёная, мягко пружинила, принимая одного парашютиста за другим, всё прогибаясь и припадая к  земле.

Завершался третий год, как Миледи полностью завладела его вниманием. Тогда, жарким августом, он был вызван в детский садик – на убийство пятилетней Тани, крупной для своего возраста девочки. Убийство произошло на глазах многих – детей, родителей, за ними пришедших, воспитательницы. Некая Милена, тётя четырёхлетней Милы, застала племянницу в слезах и от других девочек узнала – Таня только что толкнула её так, что Мила ударилась головой о шкафчик. Милена подошла к Тане, присела, взяла её голову в ладони и тихо сказала: “Что ж ты, маленькая дрянь, никак не уймёшься?!” - Встала, и как бы нечаянно, повела руки с головой в сторону. Сама тут же исчезла, а Таня осталась с вывернутой шейкой. Она не первый раз обижала Милу. И Милена её два раза предупреждала так не делать.

Воспитательница призналась - мама Милы говорила, что нет у неё никакой сестры и никакой тёти Милены она не знает. Дочку зовут Людмила – вот и всё совпадение. Но несколько раз они отпускали Милу с её тётей, потому что девочка уверяла – это мамина сестра. “Что Вы хотите? – спрашивала воспитательница, поджав губы. – Милина мама – женщина странная, не всегда за ребёнком приходит, выпивает. А Милена… - глаза воспитательницы мечтательно прищурились, - настоящая леди. Просто Миледи из Мушкетёров”. 

Так появилось прозвище преступницы – Миледи. Её никто не знал, ни в каких базах она не числилась. Ни места жительства, ни телефона, лишь одна зацепка – Мила. Как рассказала (не ему) девочка, тётя Милена навещала её много раз и потом исчезала - то на несколько дней, а то и дольше.  Миле тётя очень нравилась. У Милы её последний раз и застали. Вряд ли теперь она там покажется. Оставались школа, подружки. Но школа тоже отпадала - второе и третье убийство Милена совершила в школе.
Капитан Сидоров решил начать с подружек. Но сначала – поговорить с девочкой.


- Мила, ты должна ни от кого не зависеть и уметь за себя постоять, - они сидели в кафешке, Мила ела любимый Наполеон, запивая молочным коктейлем. Милена (она попросила отныне звать её так, без всяких тёть) пила кофе. – Пусть мама такая, какая есть. С этим мы ничего не сделаем. Но ты должна быть самостоятельна. Уметь всё по хозяйству. Готовить поучимся позже. А сейчас поедем на реку, покажу тебе, как надо себя защищать.

Они поехали на реку. Там на берегу началась новая жизнь Милы. Поездки не были частыми, но всегда неожиданными и результативными. “Выйди на угол Мясницкой, сразу за школой, - слышала она по телефону, купленному Миленой только для связи с ней. – Я встречу тебя в белой  машине”. Она садилась в машину, начинался урок обрезания хвостов. Только после этого они ехали на природу. Всегда в новое место.

- Никогда не жди, всегда атакуй первой, - учила Милена. – Никогда не жалей людей – они способны только предать, обидеть, - звучала вторая заповедь. – Ориентируйся на запах – жалкие, мелкие, подлые людишки пахнут гнилыми зубами, тухлой рыбой; опасные враги – тонкой остро-сладкой струйкой; надёжные друзья – молоком и хлебом детства, - третью заповедь Милена шептала, глядя прямо в зрачки Милы. – Никогда не надейся на друзей, самые опасные – обычные люди, это всегда толпа, болото, гниль. И последнее – всегда будь незаметной. Это лучшая защита.


Теорию необходимо было закреплять практикой. Первоклассница Мила уже столкнулась с проблемами в школе. Несколько пятиклассников отбирали деньги и еду у малышни. Вчера они добрались до Милиного первого “В”. Мила с Миленой ждали и готовились к столкновению. Милена обещала быть у школы к большой перемене, когда обычно эта троица выходила на промысел. “Как только нарисуются – сразу жми тревожную кнопку, - Милена показала её на подаренном сотике. – Один – твой. Выбери любого. Остальные – на мне. Лучше выманить их из школы. Но не обязательно, - Милена ухмыльнулась. – Показательнее урок выйдет.

Милу подкараулили у туалета. Главный в троице – Толстяк – прижал её к стене: “Малявка, гони денежку, - он был на голову выше и мерзко улыбался, больно сжав пальцами-сардельками её плечо. – И пожрать”.

- У меня в портфеле, - Мила пустила слезу. – В классе.

Она вышла с рюкзачком из класса, но не успела сказать и слова, рюкзак выхватил Очкарик и отскочил к окну. Вытряхнул содержимое на подоконник и охнул: “Оп-па!” – Как назло, шокер оказался на верху кучи.

- Вот так бутерб… - Рыжий не успел договорить. Мила ударила основаниями ладоней по очкам склонившегося над кучкой Очкарика. И под его вой выхватила шокер и разрядила в бок Рыжего. Один выл, прижав ладони к глазам, другой свалился кулём, Толстяк неожиданно резко отскочил. В его руке появилась резиновая дубинка. Вокруг пищала малышня и стали собираться на зрелище старшеклассники. Пока Толстяк постукивал дубинкой по руке под одобрительные возгласы, Мила подскочила и заехала ногой ему между ног. И хотела тут же добавить в противную рожу, склонившуюся с выпученными глазами до пояса, но её ногу перехватил один из толпы и крутанул.
Мила перевернулась в воздухе и приземлилась лягушкой на карачки.

Длинный тощий парень лениво приближался, быстро перебирая пальцами нож. Небольшой, тот страшно поблёскивал, мелькая в худых пальцах.

- Ша! Ну-ка разбежались, а то за маменьками отправлю, - Милена немного не успевала и отвлекала внимание тощего. Тот невольно глянул в глубину коридора. Вид семенящей из-за узкой юбки молодой красивой женщины его не обманул, и он сделал выпад. Зажав кисть с ножом под мышкой, Милена ухватила тощего двумя пальцами за нос и впечатала головой в стену.


- Да-да-да! – Мила била кулачком по стене, эмоции её переполняли. Раз за разом в голове прокручивались кадры недавнего боя. Кулачку не было больно – в этом месте стены висел небольшой коврик, подаренный Миленой – летящий в лицо смотрящему кулак. “Вот так ты должна относиться к жизни”, - сказала Милена, вешая коврик. - Как же она права! Как это сладко – слышать жалобный вой врага, хруст его головы об стенку, чувствовать надёжную опору за спиной! И всё же лучше – знать, что ты кому-то нужна, интересна. Милене она точно нужна. Не понятно – зачем, но нужна и… дорога. Матери она, может, тоже нужна, но ей вечно некогда, почти всегда пьяная. И когда – до слёз, тогда-то лезет обниматься, жаловаться на жизнь и целоваться. От этой любви – одна мокрота. Трезвая – ещё хуже. Одни нельзя. Всё нельзя. Ни пойти, ни трогать, ни играть, ни пригласить, ни… “Так она заботится о тебе, глупышка, - говорила Милена. – Самой недосуг с тобой возиться, так окружает забором запретов – чтоб жива-здорова ты была. Хотя холодильник могла бы заполнять”.

“А почему же тогда так орёт, называет сволочью?” - Мила опустилась на корточки, прижалась спиной к стене. Об этом она не спрашивала Милену. Зато та показала ей, где работает мать. Однажды вечером, когда ей исполнилось шесть лет, после садика (мать перевела её в другой), они пошли не домой, а в ресторан – красивое, но шумное место. Одна тётка пела, и целая куча носилась вокруг, задирала ноги, так что до трусов съезжали длинные юбки. И среди них – мать. Носилась, задирала, а по глазам Мила видела – как ей это тяжело даётся. “Её уже не изменить”, - сказала тогда в ресторане Милена. И Мила не знала – хочется ей изменений в матери или нет. Она и сейчас этого не знала. А может и знала уже:  мать – из той толпы, о которой постоянно говорила Милена, толпы жалких людишек. Зачем таким жить?
Последний вопрос смутил своей… безжалостностью. Но “этих людей жалеть – себя не уважать. И подставлять”, - это опять Милена.


- Капитан Сидоров, - представился совсем  не похожий на полицейского человек. Весёлый, не молодой и не старый, но одетый по-молодёжному – в мокрых цветастой курточке и джинсах, кроссовках и вязаной шапочке. Но он показал какое-то удостоверение. Мила не успела его рассмотреть, так отвлекало на себя внимание его постоянно меняющееся лицо. Сейчас он слизывал капли дождя, стекающие с его шапочки. – Ты – Мила? А мать дома? Пустишь? – он не делал перерывов между вопросами.

- Не возражаешь? – спросил он уже внутри и сразу же отправился обходить квартиру. – Тебе когда восемь исполнится? Летом? В июле? – продолжал он сыпать вопросами, сам же на них отвечая. – А кто у нас Милена? – он неожиданно остановился и нагнулся, глядя ей прямо в глаза. – Ясно. Молчим - веру крепим. Пойдём чай пить? – совсем уж неожиданно завершил он свой обход.

На кухне он сам поставил чайник, снял откуда-то из-за спины неожиданный рюкзачок, совсем уж школьный и смешной, как и его хозяин. Извлёк из него коробочку с двумя эклерами. Сел за стол и ожидающе уставился на Милу. Та, молча, приставила к плите стул и извлекла из навесного шкафчика пару чашек, из праздничных. Достала из холодильника варенье в вазочке, посмотрев на капитана, добавила кружок колбасы. И тоже села на стул напротив, показав ему глазами – разливай.

- Вот смотри, что получается, - начал он, одновременно разливая кипяток по чашкам. – В четыре года у тебя появляется тётя Милена. Которая оказалась никакая не тётя. Это раз. Она появлялась часто, но когда мать отсутствовала, что было не трудно. Когда тебе становилось совсем одиноко и холодильник напрочь опустевал. Это два. И вы куда-то нередко уезжали. Это три. Так что не удивительно, что ты изменилась. Это четыре. Вот видишь, - он протянул Миле эклер, и она уставилась в него – что же в нём необычного. Он усмехнулся и продолжил. - У меня есть куча фактов, и потому мне не удивительно, что сразу после твоего поединка в школе с троицей балбесов, твоя Милена убила двоих охранников того парня с ножом, который оказался… - не важно, кем он оказался. – В два укуса капитан справился со своим пирожным, - важно другое: а тебя это не удивляет? Обоим свернула шею.

Ошарашенная Мила так и не приступила к чаю. “Ты подумай, - капитан уже встал. - А я к тебе ещё загляну”.


Капитан заглянул. И не раз, и не два. По-первому снежку он повёз Милу в зоопарк. Знаменитый на всю страну, тот ещё только перебирался в зимние квартиры. Часть вольер пустовала. Их никак нельзя было назвать клетками. Раскинутые по холмам и оврагам, они так и манили – походи рядом с нами, подумай о вечном. И капитан ходил, задумчиво поглядывая на Милу. Та с удовольствием грызла вытребованное мороженое, убегала от капитана к  животным. Прибежала разок – за булкой для пеликанов.

А в апреле они поехали в ботанический сад. По склонам, убегающим к ручьям, она собирала подснежники. Склонов было много, они быстро устали и сидели на зелёной травке одного из пригорков, смотрели сквозь набухающие ветки. “Чувствуешь, как копится жизнь?” - произнёс капитан.

- Я прям слышу, как соки бурлят, - и Мила разбросала вокруг них собранные цветы. – Здесь хорошо. Не то, что среди людишек.

А на следующий Новый год капитан повёз её на каток, надеясь поразить своим мастерством. Но получилось наоборот – сам он подрастерял навыки, а она ходила с Миленой на каток регулярно. И когда он засмотрелся на закладывающую вираж блондинку с развевающимися волосами и по-глупому, вскинув ноги, плюхнулся на задницу, она сначала отвезла его к бортику, заставив за него уцепиться, а потом скользнула к центру и ненароком подсекла блондинку. Та, некрасиво смешивая кровь с разбитых губ и носа со слезами, покатилась понуро в раздевалку.
“Жалкая болонка”, - сказала Мила капитану, пресекая его попытку отправиться на помощь к блондинке.

Чаще капитан навещал Милу в квартире. Всегда приходя с полной сумкой продуктов. Игрушки она высмеяла ещё в первый раз. Зато она любила слушать, как он читает. Затрёпанную книжку сказок давно сменили десятки новых – купленных как им, так и Миленой. Но та первая оставалась любимой годами. При этом Мила или лежала на кровати с матерчатой Дарькой под боком, или рисовала на столе у окна.

- Ты можешь нарисовать Милену? – неожиданно спросил капитан как-то.

Мила с интересом на него посмотрела и, взгромоздясь коленками на стул, высунув кончик языка, принялась за работу. Пока озадаченный капитан рассматривал её творение, она прокомментировала: “Ну да, она мне тоже книжки читает. Получше некоторых. И покупает”, - и посмотрела с вызовом. Но капитан не стал расспрашивать её о посещениях злостной преступницы.


Милена же перешла от программы самозащиты к обучению управления толпой. “Ты знаешь, сколько людей живёт на Земле? – спросила она третьеклассницу Милу. – Такие вещи надо знать, - она взлохматила Милины волосы. – Восемь миллиардов. Поверь мне – это очень много. И зачем столько? Как мыслишь?”

Та скучающе сложила руки на коленки. “Тебя сейчас обижает кто-нибудь в классе?” – Энергичное мотанье головой в стороны. “А подружки есть? Или может мальчик хороший?” – Тот же ответ. “И как тебе в классе – скучно?” – Теперь голова закивала вверх-вниз. “Вот тебе задание: выбери самого авторитетного в классе и пару-тройку слабаков. И подчини их своей воле”. Блуждающий взгляд Милы с любопытством зафиксировался на Милене.  Та улыбнулась: “Рассказать – как? Или сама?”

Через пару месяцев, выслушав от девочки о ситуации в классе, Милена лишь довольно кивнула. “Так поняла, зачем  так много людей на Земле?” – Та тоже кивнула : “Очень много места свободного”. – Милена поморщилась: “Есть же растения, деревья, животные, те же пауки и червяки, - она довольно подмигнула Миле, напрягшейся на отвратительных пауках и червяках. – Это свободное место могли занять они. Так нет же! – она приблизила глаза к Милиным и тихо, зло процедила. – Так много людей - чтобы нескольким лидерам жилось всласть, нескучно! Идиоты учатся в школах, а знать надо всего одну истину: или ты развлекаешь, или тебя!”

- И ты убиваешь, чтобы развлекаться?

Вопрос повис в воздухе. В этот раз Милена исчезла, даже не попрощавшись. Вот она была – и нету. Впрочем, Мила недолго недоумевала – практически сразу же раздался звук поворачиваемого в замке ключа. Пришла мать.
 

На зимних каникулах Мила назвала родной пятый “В” – “Мила и её команда”. Никаких ветеранов войны или бесчисленных пенсионеров. У Гайдаровского Тимура она позаимствовала только структуру: весь класс был разбит на две группы, а те в свою очередь – на звенья из трёх человек. Первая группа занималась только школой, вторая – прилегающими дворами. Работа велась в одном направлении: ты с нами или против нас. Руководила отрядом, естественно, Мила. Она же проводила обучение боевым навыкам, привлекая инструктором Милену.

Последняя ещё использовалась как консультант. Может это Мила и придумала себе, так как ничего в их отношениях с Миленой не изменилось: та неожиданно появлялась, всегда с подарками и покупками. Проводила с ней время, с учётом взросления “племянницы” – чуть другие книжки, чуть другие беседы, иначе акцентированные тренировки. И внезапно исчезала. А может и изменилось – в покупках Мила практически не нуждалась – специальные два звена работали на финансирование команды. Прекратились проверки домашних занятий, особенно если учесть, что двойки и тройки никто из учителей ставить не осмеливался. Зато по-прежнему Милена не встречалась с матерью Милы, и сохранилось главное - их “посиделки”. Пусть и не часто, Мила выплёскивала всё наболевшее и накипевшее, прижавшись плечом к Милене, или спиной к спине. И совсем редко посиделки переходили в обнимашки – головой к её груди, тихо всхлипывая.

Два боевых звена тренировались особо – вместе с Милой и Миленой. Одно разбиралось с лидерами старших классов, другое – с дворовыми вожаками. Они были вооружены резиновыми дубинками, шокерами и травматикой. Важными акциями всегда руководила Мила. И обязательно подстраховочной тенью неподалёку скользила Милена.
К лету вся школа и прилегающие окрестности полностью контролировались командой Милы.

В восьмом классе Мила объявила весь микрорайон своим графством, а школу - замком. Издала соответствующие распоряжения и приказы. Ввела вооружённые патрули, вход в школу только по  пропускам. Со всеми учителями заключила контракты, платя вдвое больше, чем в самых престижных школах города.

Ситуация стремительно накалялась. Братва и местные власти решали – что делать. На переговоры был отправлен майор Сидоров.


“Что ты творишь?” – хотел спросить майор у Милы, но не спросил. Они стояли на одном из склонов ботанического сада и молчали. Подснежники сгущающейся к низу россыпью радовали глаз. Мила не выдержала, прыгнула вниз и начала собирать букет. Оттуда она весело посмотрела на майора – что стоишь букой? Тот тоже спрыгнул и тоже собрал свой букет. И неожиданно быстро и умело связал венок. Мила с любопытством следила за его последними действиями.

- Ну ты, Сидоров, даёшь! – восхитилась она, поправляя водружённый на её голову венок.

- Ты ж графиня, - он развёл руки в стороны. – Должна соответствовать.

- Ты тоже будешь в меня стрелять? – спросила она, щурясь от яркого апрельского солнца.

-  Я тебя провожу,  - майор подал Миле руку.

                2
Всё шло хорошо. По плану. Она даже улыбнулась, несмотря на жуткую головную боль – виновницу всех последних событий. Десять лет полной неподвижности – к этому она со временем  привыкла и смирилась. К тому же – прекрасный уход, швейцарская клиника, русская сиделка и горы, озеро – всегда рядом, только подними глаза, и вот они – в окне во всю противоположную стену. Благо - последний умерший муж оставил достаточно средств на комфортное угасание.

И неожиданные три последних месяца мучений – вдруг появилась дикая боль, разламывающая череп, невнятные объяснения докторов. И нехватка сил самой покончить с этим. Зато появилась неожиданная способность – путешествовать в прошлое, самой выбирая – куда, когда и в каком виде. Эти путешествия были настолько реалистичны, что она поверила в их существование. И тогда возник план. Он уже в первую неделю успокоил душу – несчастная, никому не нужная, богом забытая маленькая Мила получила старшую подругу, наставницу Милену, родную душу. И не просто родную – себя же, но повзрослевшую.  Это было упоительно – воспитывать  себя-малышку, формировать ту, о которой мечтала. И завершить красивым концом, оборвущим её мучения.

Тем более, что сопровождалось это неожиданным эффектом – сначала она почувствовала пальцы ног, потом – рук. И теперь уже могла шевелить ногами, приподнимать голову и кисти. Да и боли уже не всегда жуткие, временами отпускали. И стали закрадываться разные мысли… Но уж слишком красив был план, очень достойный конец. После стольких лет унижений, хитрости, интриг…


Они держались третьи сутки. Отряды братвы, полиции были отброшены и рассеяны легко, что вызвало ещё большее воодушевление её разросшегося войска. Но потом вступили в действия спецназовцы. Они не стреляли боевыми патронами, не использовали взрывчатку. Зато успешно работали  газовые гранаты, резиновые пули, да и сами взрослые мужики-спецназовцы были страшным оружием.

После ранения в левую руку Милу увели в школу, но едва она пришла в себя, как тут же отправилась обратно с повисшей рукой. Возле первого же соседнего дома ей попали в ногу и грудь.  В себя пришла от неприятного запаха и тяжёлого булькающего дыхания – то ли кто-то задыхался взахлёб, то ли плакал и не мог продышаться. Мила открыла глаза. Маленькая девочка лет десяти, привалившись боком к мусорному баку, пыталась откашляться, резко прогибаясь до земли. На мгновение ей стало легче, и она встала, шагнула, качнувшись к Миле, ухватилась за её кроссовки и рывками потащила к щели между мусорными баками, пытаясь, видимо, спрятать её там. Но через пару маленьких шагов она упала на зад и вновь закашлялась, хватаясь за грудь.

- Вот ты где! – майор Сидоров присел на корточки, пытаясь одновременно осмотреть повреждения Милы и оглядеться. Для верности пальцы его легко пробежались вокруг отметин на руке, ноге и груди, он наклонился, заглянул ей в зрачки и, уже более-менее успокоенный, взвалил Милу  на плечо, попытался подцепить и кашляющую девочку. Мила застонала.

- Твою же мать! Плакать иль ржать? Спасателей-то сколько. А я настроилась…  Майор, тащи Милу. А мы за вами, - неожиданно появившаяся Милена приподняла девочку, помассировала ей грудь, что-то шепча. Та успокоилась было, тут же вскинулась к Миле, но майор, вставший и поправивший бережно ношу, взглядом остановил её и кивнул на Милену. Та уже принимала ребёнка на руки и, вызывающе глядя на майора, зашагала мимо него к двери, соседней с подъездной. Дверь оказалась открытой и вела в подвал.

- Не бойся, майор. Уйдём коммуникациями. Я эти дома все проверяла.    

- Ну-ну, - тот усмехнулся и шагнул к подвалу. – Только не исчезай сразу. Давно желаю познакомиться.


Они сидели в схроне, вырытом в крутом обрыве берега и прикрытом замаскированным щитом. Майор с интересом разглядывал ящики с сухим пайком и бутыли с водой, аптечку, светя найденным здесь фонариком. Мила же навела второй фонарик на девочку: “Ты кто?” – Та засмущалась, но ответила с вызовом: “Маша. Я давно хочу быть такой, как ты!”

- Вот и славненько, - сказала Милена. – Вы тут поворкуйте, а я пошла. Может, ещё держатся наши? Майор, дырку в Миле прожжёшь. Неужто так и не женился?

- Нет! – Мила схватила Милену за руку. – Я всё поняла - про нас. Ты исчезай, совсем. А то опять какая-нибудь Маша-Даша, жалкая предательница, будет меня спасать. Да и Сидорова пора освободить от бесконечной ловли злостной преступницы… Ладно-ладно, майор. Пошутила я.
Ха-ха, опять не поймал!

Милена исчезла. “Что, Сидоров, так и не понял, кто она? А кто я?” – Он лишь усмехнулся.

Снаружи послышались шорох и поскуливание. Схрон залило светом. Один спецназовец держал щит, рассматривая искусную маскировку. Другой заглянул внутрь. “А вот и она! И майор! Задержал преступницу в самом логове! Да ещё малышку-заложницу освободил!” – он счастливо загоготал, придерживая скалящую зубы овчарку.


- Ну что ж. Пусть будет так, - Мила извивалась на кровати, продолжая бормотать, пока не свалилась на пол. Довольно быстро она подползла к стеклянной стене. И затихла. Вид отсюда открывался совсем другой. Мир оказался рядом. Величественный, строгий. Загадочный. – В покое оставить? – оставим. Девочка выросла. .. И что же?

Она вслушивалась в себя, в тишину за окном и подумала – надо изменить план.


От автора:

Мне сказали про Графиню: “Занятная штучка. Но очень быстрая (бегом-бегом-бегом). Ты куда торопился-то?”
Но ведь события так развивались. Миле-Милене выпал шанс попасть в своё прошлое. Она решила воспользоваться им и дать себе-малышке то, чего была лишена – внимание и заботу. Научить её кое-чему из своего опыта – защищать себя. И не верить никому. А лучшая защита – нападение. Тем более что прогибаться смысла не имело – если бы её убили раньше – прекратила бы мучиться потом. Чего тайно (до поры - пока не поверила Сидорову) желала. Не расписывать же шаг за шагом. Рассказ ведь.
А с новым развитием Милы, с Сидоровым появились шансы у Милены. Но это уже другая история. И в неё забираться я не собирался.

И ещё говорили: “про майора ничего не понял. Будущий муж?”
И: “Мотивация Майора Сидорова для меня так и осталась загадкой”.
Так получилось, что в погоне за Миледи Сидоров вышел на маленькую девочку Милу. То ли одинокую и заброшенную, то ли нет. Почему-то привязался к ней. Что, конечно, странно – мент же. Да ещё умный – быстро обо всём догадался. И всем, кому это не понять, лучше и не читать было рассказ. Умные люди бросали сразу на этом месте.
Остальные – разбирайтесь сами.