Мои ноги, живот и плечи, грудь и даже правая моя щека, прижались к сухой и пыльной поверхности утеса, вцепились и вросли в его камни и суглинок. Мои руки были раскинуты, подобно какому-то руническому знаку, напоминающему косой крест. Ноготь на безымянном пальце правой руки задрался, кровоточил и нестерпимо саднил.
Было начало сентября. Жара стояла не менее тридцати градусов. Раскаленный утес пылал жаром. Вялый морской бриз не охлаждал спину под синей синтетической рубашкой, которая только уменьшала сцепление тела с дном расщелины, змеившейся по утесу наверх, как мне сейчас казалось, практически вертикально.
А ведь ранее я оценил наклон расщелины градусов в сорок, не более. Я даже полагал, что можно будет в кедах, двигаться по ее дну наверх выпрямившись во весь рост. Но на ногах были не кеды, а проклятые модные остроносые туфли с синтетической подошвой, которые предательски заскользили, едва я достиг начала расщелины, и попытался было подняться на ноги. Я упал на ее дно и, вцепившись в камни и остатки пожухлой травы, осмотрелся.
Растительности в зоне обзора лежащего человека практически никакой. А где же кусты, за которые я цеплялся, поднимаясь наверх утеса еще двадцать минут назад? Наверное, остались на пройденном пути вместе с валежником, который я насобирал для костра и бросил в тех же кустах. Там же, по-видимому, валялись и мои дорогие солнцезащитные очки. Не до них. Ветер шумел в ушах. Внизу ощетинилось острыми скалами ранее благодатное, а теперь враждебное мне, Японское море.
Скосив глаза на право, я увидел, что далеко на горизонте от острова Аскольд мимо бухты Кувшин в сторону завода в надводном положении двигалась подводная лодка. Наверное, 502-ая. Как бы я хотел оказаться там, в привычной для меня атмосфере встречи с берегом. Но действительность такова, что я вопреки всему сегодня вишу здесь на скале, между небом и морем, а изумрудные волны бухты лениво разбиваются об торчащие из воды скалы. Хотелось, что бы эти мучения скорее прекратились.
Я мечтал, что оттолкнусь и полечу как прыгун с трамплина в волны, паря над острыми валунами прямо к спасительной воде. Хотя я понимал, что даже трижды мастеру спорта по прыжкам в воду, не удалось бы преодолеть и десятой части прибрежного полосы. Я представлял как в этом случае мое окровавленное тело, разбившись о камни, рухнуло бы в лучшем случае на пляж к ногам моих друзей. Нет, скорей всего оно зацепилось бы за камни и коряги и не долетело до прибрежного песка. Тогда пришлось бы снимать мои бренные останки с утеса. Брр… неприятная процедура….
Еще три дня назад, мы, так же как сейчас экипаж 502-ой, возвращались на 296-ой лодке с замера шумности. Предвкушали и короткий отдых, и ресторан и встречи с любимыми девушками. Костяк экипажа составляли зеленые лейтенанты из училищ, которые чувствовали себя морскими волками и жаждали вознаграждения за свои труды. Хотя на самом деле выходы в море были короткими. По четыре или шесть дней, не более. Я раньше тоже был женат и служил на «ревущей корове» - 56-ой гвардейской лодке, недалеко от сюда, в бухте Павловского. Поэтому жизнь и службу вечно затерянных в морях подводников представлял более реально, чем молодые сосунки, но тоже поддался всеобщему возбуждению.
Мой юный друг - Серега Скотников еще до входа в базу уже пригласил меня весело провести выходные. Сережа, высокий плотный круглолицый лейтенант, после 2-3-ех успешных выходов уже считал себя крутым мореманом. Он, картинно прислонившись к мгновенно просохшему металлу ограждения выдвижных, начал разговор прямо в лоб:
- Саныч! Забыл тебе сказать. Послезавтра пикничок намечается! Ты участвуешь?
- Какой пикник? – Удивился я, - у вас управленцев еще вывод ГЭУ на целые сутки, а мне надо участвовать в работе комиссии по замеру шумности и результаты измерений в лодки формуляр внести. На это дней пять уйдет. Ведь замеры прошли не очень хорошо.
- Ой, ой…Правильный какой! – Презрительно сказал Серега, последний раз затягиваясь сигаретой в ограждении рубки, перед объявлением тревоги для прохода узкости. Шура Балаганов – с Райкой, я с Ольгой, ну а для тебя припасли Олину подругу. Все оповещены, а ты что ли в отказ уходишь?
- Постой, какой Балаганов, и какая Оля? Та, с которой мы в кафе познакомились?
- Нет, другая. Такая молодая, крупная, загорелая, с которой мы с тобой вместе в ресторан ходили. Ну, помнишь – в прошлый вторник, дней десять тому назад. Еще с нею была такая вертлявая девушка в кудряшках и красных джинсах. Дас ист Верунчик – то есть подруга Оли. Твоя будет. Все уже заметано. А Балагановым, мы между собой Сашу Котлукова называем.
- Не помню ее. Олю твою помню. Девушка, настоящая русская красавица! Высокая, плотная, одним словом при теле. А вертлявого верунчика не помню. И опять же, повторяю, у меня работа в комиссии, - ответил я, нарочно пропустив нелестное сравнение моего друга с персонажем «Золотого теленка».
- Ты что ли один будешь шумность в помеху пересчитывать? Да механик уже обо всем договорился! Шумность в пределах ограничительных прямых. А свою помеху можешь мерить как угодно, все равно будет норма. Завод «Восток» и любимый тобою «Океанприбор» трижды докажут, что не ты, а они правы. Да и шило на ГКС уже передали.
- Шило-спирт, а не мыло, шумность нашей лодки не отмоет. Тебе, что ли нравится глухим как тетерев гулять по океану, распугивая «лосов» одним своим присутствием?
- Нет, конечно. Не нравится. Но систему не сломаешь. Заводчанам надо, сначала сдать лодку, выполнить план и получить премию, а потом дойдет дело и до устранения замечаний по шумности лодки и по твоей помехе. Руку на отсечение даю, что комиссия ваша начнет заседания не раньше понедельника! – горячился молодой лейтенант и был, конечно, прав.
- Без руки останешься. Молод ты еще, такие выводы делать! Ишь всезнайка выискался! – Сказал я с достоинством, только что избранного секретаря парторганизации лодки. – Директор завода знает, как поступать. Зачем ему дважды одну и ту же работу делать?
- Что бы деньги за нее два раза получить! – осклабился Скотников, и ухмыльнулся.
- Рано взрослеют ребята, - подумал я, а в слух произнес, - Ты Серега поменьше книжку Гальцева про децибелы читай, а побольше на Ленина и СОЖ – т.е. советский образ жизни, налегай, вот все и образуется.
- Причем тут Ленин? Не трепли имя классика всуе. Так ты придешь или нет? Что Ольге сказать?
- Нет, не приду.
Тут, как всегда неожиданно, прозвучал долгожданный сигнал «По местам стоять! Узкость проходить», и мы разбежались по боевым постам.
Но друзья от меня не отстали. Когда лодка ошвартовалась у стенки завода, и прозвучала команда «Подвахтенным от мест отойти!» в рубку гидроакустиков просунулась голова Саши Котлукова.
- Привет акустикам, присевшим в кустики, от управляющих подводным трактором с атомным реактором! Можно Вашего командира группы на торец пирса вывести? - Пошутил Саша и, заметив меня, упаковывающего в углу рубки датский анализатор спектра, обратился уже ко мне персонально,- привет Саныч! Пять дней не виделись! Пошли на воздух, разговор есть.
- Аппаратуру поможешь в люк вытащить?
- Этот большой черный ящик что ли?
- Да. И еще измерительный магнитофон.
- Давай! Магнитофон вынесу. Я его таскал не раз и знаю, что там ремень имеется. А ящик такой неудобный. Пусть его твой инженер через верхний рубочный люк с матросами тащит. Тали у боцмана возьмите.
Вынесли с Сашей по вертикальному трапу наверх драгоценное оборудование, преодолевая воздушный поток, поступающий от вдувного вентилятора в прочный корпус лодки, прошли через рубочную дверь и, отдав честь, военно-морскому флагу, сошли, наконец, по трапу на стенку завода.
- В ГГН? – Спросил Саша.
- А куда еще. Весь анализ у них производится, жаль только, что никто нас не встретил.
- Да ты на часы посмотри. Рабочий день давно закончился.
- Тебя-то наверняка там Рая ждет. Хоть в полночь, хоть поутру. Когда ни ошвартуемся, всегда встретит.
- Не меня ждет, а данные по помехе, - отшутился Саша, довольный преданностью любовницы.
- Кстати чего это ты Сержу наговорил? Почему не идешь на пикник? Весело будет. В кои веки начальство решило дать нам отдохнуть!
- Саша. Не пыли. Пойду, конечно. Только зачем приглашения через зеленых лейтенантов распространять? Я все-таки парторг экипажа! Зачем укреплять их уверенность, что ветераны экипажа - лучшие представители советской молодежи, ну или среднего поколения, такие же бабники и развратники, как и они сами?
- Это ты что ли представитель лучшей части советской молодежи? А партайгеноссе? Да на тебе пробу некуда ставить!
- Э..э...! Спокойнее дружище. Соблюдай дистанцию. Кстати, вы все, лейтенанты как один за меня проголосовали! Я не напрашивался!
- Проголосовали, потому что хотелось иметь кого-то из плававших молодых офицеров приближенными к группе командования! А из старших лейтенантов, всего-то мы с тобой, да еще мой комдив раз, капитан-лейтенант Грушев. Кстати он очень хотел, что бы его выбрали. Остальные, командиры боевых частей, майоры-неудачники из магаданской бригады дизелей, которых после классов направили не на вышестоящие должности, а на атомоход нового поколения. Эти служить уж точно не очень хотят. Им давно пора на Запад пробиваться. Поэтому молодежь и решила поставить на тебя.
- И что? Теперь я должен распивать с лейтенантами водку на пикниках?
- А ты как думал? Надо быть ближе к народу! Если пьянку невозможно предотвратить, ее надо возглавить!
- Знаешь, как тебя Серж за глаза называет, - немного смутившись, сказал я.
- Ну и как?
- Шура Балаганов!
- А Остап Бендер, это, конечно же, он – Скотников? – Я правильно догадываюсь? – по-доброму улыбнулся Саша.
- Возможно. Я не уточнял.
- А что? Образ мне нравится. Не самая плохая оболочка. По крайней мере, не самый честнейший, однако простодушнейший тип. Ну а ты партайгеноссе, надо полагать Паниковский?
- Я невольно рассмеялся, представив себя в роли похитителя гусей, с его как бы наивной хитростью и подумал, - неужели на самом деле я им кажусь таким старым?
Ведь были мы тогда с Сашей всего на 3 года старше Сержа и лишь немножко успели понюхать морской соли и разочарований в гарнизонной жизни. Саша был, как и я разведен, несмотря на то, что считался в нашей среде самым симпатичным и бесхитростным парнем. Я тогда не понимал, что симпатичные мужчины разводятся в первую очередь. Саша же был очень красив. Стройный, элегантный с манерами аристократа и едва заметной проседью на висках, в свои двадцать пять лет, он был олицетворением офицерской чести. Умел красиво и страстно говорить. Суждения его поражали своей искренностью и убежденностью. Девушки в нем прямо души не чаяли и нигде не давали ему проходу. И, оправдывая кличку данную лейтенантами, Саша нелепо влюблялся иногда по три раза на неделе. То в официантку из военторга, то во вдову с тремя детьми, то сразу в двух заводских изолировщиц, которых имел прямо на подводной лодке. Ну, в разных отсеках, разумеется. Короче, Саша отвечал всем девушкам искренней взаимностью и страдал, если кого-то ненароком обидел.
Теперь вот в Сашу влюбилась специалистка в области двойного преобразования Фурье из группы гарантийного надзора от «Океанприбора».
На самом деле и я и другие акустики: офицеры, мичмана и матросы, не раз сами пробовали подбивать клинья к стройной черноглазой девушке. Она улыбалась многим, но поводов для осуждения не давала, ни кому. Однако с появлением на ее горизонте Саши, Рая превратилась в обыкновенную влюбленную телку. Ждала, страдала, пела при нем и при нас русские народные песни. Особенно ей, уроженке Сибири, удавался откровенный и чувственный «Шумел камыш». Когда мы, скажем, собирались экипажем и пели, то она непременно присутствовала в экипаже и пела вместе с нами. Издалека был слышен ее звонкий и сильный голос:
- …Поедем красотка кататься, давно я тебя поджидал!..
При этом из каждой клеточки ее тела и с каждой фонемой выводимой ее восхитительными губками выделялось не менее вагона открытой любви и нежности к Саше, и самую малость - ко всем остальным. Ее голос звучал так страстно и так призывно, что никого из нас не оставлял равнодушным. Замполит после таких вот распевок не раз называл ее ангелом хранителем нашего экипажа. Так она на самом деле поверила в это и ничуть не смутившись, выбила для себя должность начальницы делопроизводства в отделе строевом и кадров бригады.
Через месяц прелестная Рая в строгой черной военно-морской форме, подчеркивающей ее хрупкую стройность и сексапильную суть, полностью слилась с нашим экипажем. Матросы даже называли ее мамулей, хотя по возрасту, она была, пожалуй, им ровесницей. Молодые инженеры «Океанприбора» после многолетних попыток охмурить ее, тоже махнули на девушку рукой, предоставив, однако влюбленной на всю голову нимфе, право, использовать по своему усмотрению помещение акустической лаборатории.
- Ну, вот и пришли, - произнес Саша перед железной дверью и перекинул на правое плечо ремень магнитофона, - можешь идти обратно на лодку, а то Рая стесняется.
- Пленки возьми, - протянул я ему пакет с магнитными бобинами, - и имей в виду Ромео, что через полчаса подойдет Баранов с матросами. Анализатор спектра не забудьте принять. За него золотом заплачено.
- Так. А я, значит, напоминаю тебе напоследок. Собираемся завтра в одиннадцать по пути к Кувшину. Там справа, не доходя до дебаркадера, тропинка есть. Можно к морю спуститься. Не опаздывай. Верунчик долго ждать не будет.
Наутро встретились там, где условились. Солнце уже яростно светило. На небе ни облачка. Море радостно шумело. Бывшие севастопольцы, Шура и Серж, привыкшие кадрить девушек на пляже, были в ударе, раскованно балагурили и шутили, обрамляя своих дам рыцарской заботой и гусарским вниманием. Девушки тоже хорошо подготовились к мероприятию. Их глаза горели в предвкушении приятного отдыха и общения с возможными любимыми. Девчонки прекрасно смотрелись в прекрасной легкой одежде и выглядели так, как будто выпорхнули с журнальной картинки с видами Сочи. Простоватыми верунчиками, судя по всему, здесь и не пахло.
В цветущей молодой компании я ощущал себя нелепо. В отутюженных старомодных слаксах песчаного цвета, в синей цветастой искусственной рубашке с длинными рукавами и в остроносых черных ботинках я и вправду походил на Паниковского, которого суровый, но справедливый жандарм Небаба, на неделю лишил постоянного заработка.
- А где Верочка, - поинтересовался я невпопад в пространство, - может, подождем ее?
- Ждать нечего, все в сборе, решительно заявила Рая, и, опершись на Сашину руку, не оглядываясь, грациозно пошла по тропинке к морю.
Мне ничего не оставалось, как тяжело последовать за ними. Замыкали нашу пятерку Серж с Олей, напоминавшие парочку молодых львов.
- Плачет от неразделенной любви, - доверительно промяукала мне на ухо львица Оля, как своему доброму знакомому, спускаясь по той же тропинке, когда я помогал Сержу удержать ее на крутом склоне.
- Но Вы, же Олечка обещали…
- Знаю, знаю…. но не надо в море ходить на целых пять дней! За это время Верочка познакомилась с троими, бросила двоих, а противный третий бросил ее! Вот и страдает!
- Да. Море переменчиво, а женская стихия вообще разуму неподвластна, пытался пофилософствовать я, на что Оля ответила мне более жестко:
- Вашему разуму Валерочка, вашему, - и звонко рассмеявшись, довольная как фурия, побежала по пологому участку тропинки, к морю.
Серж бросил на меня укоризненный взгляд и побежал следом, пытаясь оградить ее от возможного падения на скользких камнях.
Через полчаса мои друзья, а с ними и я уже спустились на пляж. Его участок между небом, морем и нависшей скалой-утесом заполнился их счастливыми голосами. Серж, так и не догнав, оказавшейся очень ловкой и стремительной Олю, пытался настигнуть ее между береговыми валунами. Изящная Рая, весело хохоча, осыпала бриллиантовыми брызгами предмет своего обожания - Сашу. Между брызгами, иногда, вспыхивала радуга, что приводило экзальтированную девушку в полный восторг.
Я же остался один на один с моим прекрасным «эго» и окончательно испорченным воскресным днем. Дела до меня никому не было. Положив сетку с бутылками коньяка, вина и пива в прохладу прибрежного горного ручья и сбросив брюки и туфли, я ступил на раскаленный песок и чуть не обжегшись, переместился в воду охладиться и побродить в поисках трепангов. Их не было. Вообще куда не кинь взгляд, только море, волна, песок, камни и утес усыпанный гребнями скал. Не было даже верунчиков. Они оказались, где то в другом мире, в который еще надо было вернуться.
И вообще ничего хорошего не было в этой затее с пикником. Но не возвращаться, же на базу. Во - первых некрасиво, а во - вторых я был впервые в таком незнакомом месте. Я прикинул, что у меня самого без помощи друзей, особенно местных девушек Оли и Раисы, дорога с подъемом на плато заняла бы не менее четырех часов. Таким образом, воскресный день был бы для меня безнадежно потерян. Пришлось покориться судьбе.
Тем временем мои друзья, вдоволь набегавшись и на обнимавшись, уселись на горячем песке и после недолгого обсуждения плана действий решили, что пора приступить собственно к действу, именуемому пикником. Юные хозяйки начали преувеличенно громко распоряжаться с таким трудом завоеванным людским ресурсом в виде доставшихся им моих молодых друзей, обозначая свои претензии.
Я, лежа на песке, с улыбкой наблюдал за тем, как Саша без апелляций был отправлен нырять за трепангами подальше в море. Они, как, оказалось, здесь в Кувшине все-таки есть. Во всяком случае, об этом авторитетно заявила Рая. Трепанги в начале сентября на глубине прячутся, а уж потом их колонии расселяются на мелких местах. Серж же без Олиной команды безропотно полез на скалу за валежником. Сами девушки после распоряжений, принялись дружно раскладывать посуду и снедь, изредка поглядывая на суженых им моряков. Я, и это естественно, к работе не привлекался, т.к. моя командирша по непонятным причинам отсутствовала.
Мне не оставалось ничего другого, как следить за работой моих друзей, подзадоривая их изредка шутками, и наблюдать за лицами их женщин. Сначала я с высоты большого камня наблюдал за Сашей, который, периодически скрываясь под волнами, уверенно преодолел полосу прибоя, и теперь нырял за песчаной вымоиной, находя на глубине разбросанные колонии «морских огурцов», и собирая их в прикрепленную к поясу сетку. Нырять Саше приходилось метра на три или больше, поэтому он пропадал из виду на минуту, а то и полторы. В эти промежутки времени Рая сильно беспокоилась за него. То как шло собирательство морской живности, можно было легко прочитать по лицу Раисы, на котором волны ожидания и тревоги сменялись расслаблением и улыбкой после успешного всплытия Саши. И наконец, светилось гордостью, в минуты, когда ее возлюбленный, разрезая волны, уверенно плыл к новой замеченной колонии. Рая напрасно волновалась. Саша был отличный пловцом и, не смотря на то, что к поясу была прикреплена тяжелая сетка, и на то, что молодой человек был слегка не трезв, он гибкий и одновременно мощный, как человек-амфибия, производил на свою любимую впечатление, излучая непреклонность силу и уверенность.
На лице Оли ничего не отражалось. Девушка, прикусив накрашенные пухлые губки, сосредоточенно, что бы ни проронить, ни одной слезинки, чистила луковицу в вытянутых загорелых руках. Следила за своим внешним видом. И правда, хороша она будет с расплывшейся тушью на лице! По правде говоря, мне было все равно, как выглядит лицо Оли. Я вдруг оценил ее спортивную фигуру и невольно залюбовался точеными формами, которые тогда в ресторане, прикрытые модной одеждой смотрелись неудачно, как у советской девушки с веслом, а здесь на пустынном пенном берегу, казалось, принадлежали нарождающейся в морской пене Афродите Ботичелли!
- Ничего себе, какое сокровище досталось нашему бегемотику! – Подумал я, и пожалел, что не рассмотрел ее достоинств в момент нашей первой встречи. Правда, потом, я, немного смутившись от сознания того, что сам-то я на полголовы ниже девушки, что бы как то привлечь ее внимание, спросил, - а где Сережа?
- В кустах, валежник собирает - не поднимая головы, ответила Оля, с трудом справляясь с очередной луковицей.
- Сходи к морю, промой глаза и убери с ресниц эту турецкую грязь, Серега крепче любить будет.
- Польскую тушь убрать? - Одними губами улыбнулась девушка, - по пять рублей покупала в Ленинграде, - и, протерев тыльной стороной ладоней оба глаза, смазала тушь с век, окончательно ослепнув, после чего, беспомощно протянула ко мне руки, - Валерка я ничего не вижу, проводи меня к морю глаза промыть, а то споткнуться боюсь!
Я с придыханием взял Олю за руку, и невольно коснувшись плечом ее груди, повел девушку, не спуская с нее восхищенных глаз, прямо на шум моря. Оля осознавала свою притягательность и ей была интересна эта опасная любовная игра в слепую, с несколькими мужчинами сразу, да еще с друзьями. Такова женская натура.
По дороге я нарочно споткнулся о камень, потерял равновесие и упал в изумрудную водяную ванну между камней, увлекая за собой Олю. Девушка, полностью доверившись мне, не издала ни звука при падении и даже при погружении в прохладную воду. Мы вынырнули, отфыркиваясь и улыбаясь, морю, камням и солнцу. По посвежевшему лицу Ольги было видно, что ее увлекает эта игра. Она скосила глазки на берег, куда перевел взгляд и я. Правее от вбитых для костра кольев, стояла Рая, и, прикрыв глаза рукой, наблюдала за Сашей. Она одурманенная близостью любимого человека, ослепленная солнцем и опьяненная шумом моря ничего не видела и не слышала.
- Вот ведь сила слепой любви, - подумал я и поинтересовался, - а Серж где?
- Вот он на скале! – С каким то, вызовом слегка прижавшись ко мне, неожиданно хриплым и тягучим голосом произнесла Ольга, и губы ее призывно раскрылись.
Я перевел взгляд на скалу и увидел метрах в пятидесяти от себя грузную тушу Сержа, неловко переступающего своими толстыми ногами по краю карниза вверх и вниз. Ниже под его ногой был следующий карниз, но Серж, по-видимому, дотянуться до него не мог. Оля беззвучно рассмеялась, неловкости одного из своих кавалеров и повторно прильнув ко мне под водой, опять подставила свои губы и шепнула.
- Никто не видит ничего! Тем хуже будет для него! Даже не оборачивается!
И тут как будто назло Олиным словам Сергей, обернулся. Я вдруг я ощутил, нет, не по глазам, слишком было до него далеко, а по неуверенным мешковатым и неловким движениям его тела, ужас и мольбу исходившие из его глаз, невидимых мне сейчас. Я почти физически осознал грозившую ему опасность, по напряжению мышц его ног и спины. Скорее даже, по судорожным движениям кистей его рук.
По сути, они повторяли такие же неловкие движения руками, как во время нашей тренировки на УТС по выходу из подводной лодки, методом свободного всплытия. Тогда он, двухметровый детина, весом 110 килограмм, с трудом пролезающий в торпедный аппарат в неудобном водолазном снаряжении, почему то разволновался в шлюзовой камере и, забыв, что инструктор уже переключил его дыхательный клапан с атмосферы на аппарат, сделал это еще раз, повторно. Да переключил его так неловко, что клапан остался в промежуточном положении. Сообщить об этом инструктору Сержу мешала внутренняя неуверенность и профессиональная гордость. Он ведь был первым заместителем командира дивизиона живучести и сам лично и каждодневно учил матросов правилу – флажок к сердцу - жизнь, (дыхание на аппарат), флажок от сердца - смерть, (дыхание на воздух). А тут в простой ситуации вдруг сам запутался!
Я должен был залезать в камеру вторым и, не видя под маской его глаз, заметил, что Серж как-то неуверенно трогает кистью, скрытой под оранжевым комбинезоном, флажок клапана, и, судя по неполному дыхательному мешку, испытывает сложности, с глубоким дыханием. Поэтому я в нарушение инструкции передернул чужой флажок сам, и Серж, по облегчению дыхания поняв, что теперь все нормально, благодарно похлопал меня по плечу, нырнул под юбку камеры.
Потом мы с ним залезли в шлюз и по всем правилам водолазной практики, уравняли давление, заполнили боевую рубку, открыли верхний люк и вышли, закрепив за скобу буй-вьюшку. После чего мы, ориентируясь по буйрепу, благополучно всплыли в башне. Я никому, в том числе и ему, об этом никогда не говорил и не напоминал. Профессиональная гордость Сергея не пострадала. С этого момента мы стали друзьями.
- Серж в опасности! - Понял я и, забыв про растаивающую в неге страсти Ольгу, рывком вытолкнул свое тело из этого самого восхитительного в моей жизни природного бассейна, священного так сказать Грааля и вприпрыжку по острым камням поспешил к другу.
Я летел по почти крутой стене утеса вверх как на крыльях. Я цеплялся за редкие коряги и кусты, засовывал кисти рук в какие-то расщелины, охватывая ненадежную почву в них уже израненными пальцами, подтягивался и снова искал, куда бы упереться руками, ногами, бедром и продвинуться вверх еще на полметра.
Через несколько минут я уже почти добрался до дрожащего и из последних сил держащегося за скалу Сережу.
- Серега. Я рядом. Тебе надо спустить ногу всего на метр. И тогда можешь встать на выступающий камень и пройти вниз еще немного. А там и до безопасного участка рукой подать!
- Не могу. Я уже минут десять пытаюсь. Не получается. Боюсь, сорвусь. Сил не осталось.
- Держись! - прокричал я, пошарив глазами по скале, сообразил, что если сам уцеплюсь за этот камень и немного проползу по скале вверх, то Серж сумеет до меня дотянуться и по мне, как по живому мосту доберется до очередной расщелины. А далее уже сам до небольшого глинистого плато. Ниже росли кусты, и спускаться ему было бы значительно легче, - я сейчас помогу тебе!
Отдышавшись, я вытянулся максимально, как ящерица по утесу, и рванулся к камню, вложив в рывок свои последние силы! Мои ладони обхватили шероховатую и горячую поверхность камня. Камень не шелохнулся!
- Повезло, - выдохнул я, подтянулся и, втиснувшись в скалу, стал продвигаться наверх, нащупывая руками и ногами хотя бы малейшую опору. В конце концов, горячий камень оказался на уровне моего живота, затем бедер и наконец, сделав невероятное усилие, я уперся в него обеими ногами. – Серый! – сказал я нарочито спокойно и даже небрежно, - мои руки у твоей толстой правой пятки! Спускайся потихоньку вниз прямо по мне. Я держусь крепко. Смелее. Только не отпускай сразу обе свои руки. Нащупай меня ногами.
- Так, так…теперь правую руку перенести ниже….- забормотал Серж, и его правая нога коснулась ладоней моих вытянутых рук, - стрёмно то как! - Но нога Сержа, почувствовав ненадежность опоры, мелко задрожала.
- Не бойся. Ставь вторую ногу и ползи животом по мне! Если что, хватайся за что можешь и за меня тоже!
- За что хватать то, - начал шутить Серега, прижавшись ко мне так, как не прижимался ни к одной из своих баб, - Ты мне не страшен. Сейчас ты им землю-матушку имеешь!
- Тогда уж не землю-матушку, а скалу-девушку, мхом покрытую, - отшутился я с облегчением, чувствуя, что мы оба представляем собой надежную связку и Серж все увереннее спускается по моей спине.
Наконец толстые пальцы Сергея обхватили меня за пояс и затем в последний раз сжали мои икры и сразу же отпустили, после чего я услышал его глубокий и радостный выдох.
- Ну что кончил? - ехидно поинтересовался я.
- А то! – откуда-то снизу, бодро прозвучал Серегин голос! – Сейчас я медленно, медленно спущусь с горы и ….перетрахаю все стадо!
- Тогда спускайся скорей, может, успеешь, а то все стадо в сборе и без пастуха, а пастух Балаганов, аки дельфин в бухте ныряет. Глядишь, и до Путятина доплывет! – Сказал я радостным тоном, - донельзя довольный тем, что спасательная операция закончилось так благополучно.
Я представил себе как в понедельник на утреннем построении, старпом экипажа Капуста, в красках рассказывает историю, о том, что когда: «Весь экипаж трудился по плану БП, эти три мудака не нашли ничего лучшего, как набравшись водки, в голом виде, пугать местных скромных девушек. И вот результат: трупы – 01шт, испуганные, но не раскаявшиеся старшие лейтенанты – 02шт, кипящий гневом экипаж - 107шт. Да и еще 02шт.- особо целомудренных особ женского пола, одна из которых, только представьте себе, - здесь Капуста поднимал палец, - работает в строевой части бригады! Позор! А кто, кто, я Вас спрашиваю, подолгу офицерской чести, и как коммунист, да что там, берите выше, как парторг корабля, должен был предотвратить эту чепушку? Господа офицеры, Вы, конечно, сразу скажете, партайгеноссе! Таки нет. Оказывается именно он и организовал это непотребство!!!
- Слава богу, обошлось! – Подумал я, и начал было вслед за Сергеем спускаться со скалы. Но, увы, мои ноги беспомощно повисли в воздухе, а до спасительной трещины было далеко.
- Сие не удивительно! Рост у Сержа около двух метров. И он банально не доставал ногами до ближайшей опоры. Куда же мне с моим ростом в метр с кепкой! Может съехать на животе? В таком случае, где гарантия, что я уцеплюсь ногами за расщелину в этих, блин, остроносых туфлях, а не свалюсь с утеса?- Рассуждал про себя я и посмотрев вниз и обомлел! Подо мною, куда ни глянь было поднявшееся в приливе море и лениво разбивающиеся о камни волны.
- «О камни грозные дробятся с ревом волны, - пытался я приободрить себя песней варяжского гостя, пока не вспомнил заключительную строку…. Умрем на море», - и приуныл.
Береговая полоса сузилась до прибрежной тропинки, в конце которой возле так и незажженного костра виднелись крошечные фигурки Сержа и Оли. Раи было не видно. Из-за скал доносился только ослабленный шумом ветра и прибоя голос. Что она кричала Саше? Не разобрать. Может, что бы возвращался скорее? Во всяком случае, путь назад, как мне показалось, был отрезан.
- Ну что ж! Зато есть путь вперед и наверх, - и как я его тогда оценил, не очень сложный. Поднимусь наверх. Наберу валежника для костра! Спущусь вон там у дебаркадера и разожгу огонь. Заодно утру нос лейтенанту и выпендрюсь перед Олей. Я принял решение и, что бы приободрить себя, запел более подходящую песню:
- Отставить разговоры, вперед и вверх, а там, ведь это наши горы, они…Они помогут нам!
И начал карабкаться вверх по намеченному пути. После преодоленной первой скалы утес показался мне дружелюбнее. Я даже набрал охапку валежника, о чем известил Сержа и Олю громким криком Тарзана, колотя себя кулаками в грудь. Впрочем, они вряд ли слышали меня, а поэтому только дружески помахали руками и рассмеялись.
Вскоре к ним подошла вторая парочка протрезвевший Адонис-Балаганов с Афродитой-Райкой и целой сеткой трепангов, гребешков и другой подводной живности. Рая была чрезвычайно возбуждена и указывала тоненькой ручкой на наш, с Олей, волшебный Грааль.
- Неужели Рая все видела и догадалась о нас, и сейчас запускает тончайшую шпильку своей случайной подружке? – Зная характер Раисы, неприязненно подумал я, отчаянно забираясь на вторую скалу утеса.
Вторая скала оказалась еще круче и неприступней, чем первая! До меня дошло, что за второй скалой будет и третья. А ведь снизу скалы смотрелись еле заметными неровными терассами со ступеньками и выемками. Пришлось выбросить валежник, снять дурацкие слаксы и намотать их на голову в виде чалмы. Иначе точно свалюсь от солнечного удара.
Я попытался обогнуть эту скалу ползком. Тщетно. С обеих сторон она была отгорожена непреодолимыми валунами, отполированными за тысячи лет солеными ветрами. При попытке заглянуть за один из них с моей вспотевшей переносицы слетели очки. Они долго брякали о камни, подчеркивая высоту, на которую мне пришлось забраться под влиянием амбиций и страха и проклиная бездну своей непроходимой глупости. Штурм скалы, наученный горьким опытом, я начал после тщательного осмотра траектории возможного движения и более трезвой оценки своих возможностей.
Грудь и живот, прикрытые искусственной рубашкой были лишь оцарапаны и не мешали мне двигаться. Тем не менее, рубашку я оставил одетой. Что б солнце не припекало. А вот внутренняя часть бедер пострадала больше. Особенно бедро на левой ноге, где зиял глубокий порез, и было больно удерживать выступы камней ногами. Туфли я тоже оставил на ногах, поскольку предполагал, что за скалой мне придется встать на ноги. По крайней мере, на четвереньки. Когда поднялся небольшой ветерок, охлаждающий меня, я набрал, зачем то в легкие воздуху и пластунским движением, как змея, слился с выбранной расщелиной. Не останавливаясь, но и не торопясь я полз и полз наверх. Рубашка предательски скользила по камням, снижая трение до минимума, не выполняя своей главной функции. Она совсем не защищала мои болячки от жгучего солнца. Но я упрямо двигался вперед и не останавливался даже тогда когда содрал ноготь на правом безымянном пальце. Не удивительно, что эта плевая рана, кроме страшной боли, увеличила количество сочащейся из меня крови, которой я окропил все камни и выемки скалы.
- Правильно делают медики, когда берут кровь из пальца. И ущерб пациенту не большой и забор приличный, - тупо подумал я, все еще отбрасывая мысль о том, что дурную кровь некоторым идиотам надо периодически пускать.
- Валера!!! А-а-у!!! Валера!!! Отзовись!!!– Донеслось снизу из далекого – далека глухо, как будто из ущелья, отзываясь эхом, многоголосье мужских и женских голосов.
- Ага, вспомнили, наверное, гребешков и трепангов захотелось, а костра нет, - недобро подумал я про друзей, делая невероятное усилие, что бы перевалить свое бренное тело на отлогое маленькое плато. - Главное занять на нем устойчивое положение и немного отдохнуть. А там можно будет и подать знак кричавшим!
- Ты скоро! Давай уже спускайся! Водка стынет, кушать хочется! – более явственно донеслось до меня, когда я выбрался на плато, перевернулся на спину лицом к морю и, упершись каблуками в камни, получил возможность немного приподнять голову.
- Эй! Ребята!!! Минут через двадцать принесу хворост!!! Не начинайте без меня!!! – прокричал я нарочито бодрым голосом, и помахал им свободной рукой.
- А чего лежишь?! – Крикнул Серега, заподозрив, что-то неладное.
- Отдыхаю!!! По утесу прыгать козликом нелегко! Серж знает!!!
Я, наконец, приподнялся и увидел на отмели Сашу с двумя девушками подходящего к урезу воды. Серж же остался на пляже у подъема на утес, и чтобы увидеть его мне пришлось еще больше приподняться и опустить глаза. Серж нервно прохаживался по пляжу, бросая на меня быстрые взгляды. Он явственно на личном опыте понимал мой риск, но не мог еще осознать, грозит ли мне опасность? Понять это Сержу, было, тем более не просто. Ведь я уверял его, что все хорошо, тем самым утверждая, что я значительно круче его. Тем не менее, до меня донесся его голос заглушаемый ветром.
- Валерочка, поаккуратней! Прошу тебя - будь осторожнее! Может помочь тебе?!
- Не надо помощи! А то помощников повторно спасать придется! – Как можно более беззаботным тоном прокричал я в ответ, заняв, наконец, устойчивое положение, лежа на плато, благодаря глубокой трещине, в которую я уперся ступнями обеих ног в остроносых туфлях.
Тело мое, наконец, обрело долгожданную опору, и я, расслабившись, стал просчитывать различные варианты движения к третьему гребню на скале и внимательно осматривать препятствия на возможных будущих путях.
Снисходительное отношение к грозящей мне опасности как рукой сняло. Я остатками не израненной кожи ощутил дыхание смерти. Память услужливо подбрасывала мне варианты чудесного спасения в критических ситуациях.
Спасение от огня на горящей плавказарме «Бирюса» мой разум отмел сразу, по причине коллективной борьбы за живучесть в течение многих часов. Возможность утопиться в подводной пещере, после прыжка со скалы в водопад на Черной речке не показалась мне убедительной по причине страшного везения, когда лишь случайность отвела от меня угрозу затягивания в подземное русло реки. Ну, блин гидро потоки так распорядились! Многочисленные случаи на подводной лодке, вообще ни в счет. Здесь всегда рядом друзья, готовые прийти тебе на помощь. О возможности остаться в задраенном отсеке, заполняемом водой, паром, или языками пламени, отравиться ЛОХо-м или ракетным топливом, быть раздавленным крышкой ТА или выстрелянным через люк с раскрошенной черепной коробкой и разорванными в клочья из-за повышения давления легкими и прочей ерунде, в тот момент, как то не думалось.
Напротив, вспомнилось, почему то детство в деревне. Тогда я движимый желанием выпендриться перед Васькой и Мишкой залез внутрь прицепной силосорезки и полчаса срывая ногти о сборочные винты пытался выбраться наружу через выпускное отверстие. Однако всякий раз я скатывался по скользкому металлу в низ барабана к страшным ножам, которые лишь угадывались в темноте. Машина пахла травой и была напоена этим тонким запахом и раскалена, как сегодняшний воздух. Друзья, испугавшись, убежали. Так, что внутри этой адской машины я остро ощущал одиночество и безысходность. Но я упрямо повторял попытки пока, наконец, мой безымянный палец не уцепился за края острой жестяной вершины вертикальной трубы. Пучок пальца я разрезал более чем на половину, но извлек-таки свое тело из чрева своеобразной улитки.
- Смог тогда! Смогу и теперь! - Воодушевился я, наверное, в сотый раз, осматривая скалу и каждую трещинку на ней, и оценивая их прочность, досягаемость и запасные варианты движения к заветной выщерблине на последнем третьем гребне скалы. Я знал – что это вожделенный конец моего маршрута, это победа, это спасение от позора и презрительных усмешек друзей и их подруг. До него по моим расчетам, было, минут пятнадцать пути. Да, я выдержу, я смогу! На самом деле этот путь на мою «Голгофу» оказался ровно в два раза длиннее и неимоверно тяжелым.
Я впервые задумался о Христе. Он то, за что-то ведь страдал, за спасение душ, например. А я? За что я страдаю? За собственную глупость и гордыню! Мое положение сейчас уже не казалось смешным. Еще за несколько метров до выщерблины я понял, что преодолеть ее мне не удастся. В ее основании лежал камень диаметром около двух метров, и образовывал не просто вертикальный наклон скалы, а отрицательный угол. Для преодоления такой стены у меня не было ни опыта, ни сил.
Во время очередной передышки я избавился от модных, но бесполезных, туфлей. Они так же долго как очки, шуршали по камням склонов, так ни разу не остановившись, и не за что ни зацепившись. Когда я подобрался к основанию камня, мое сердце колотилось с бешеной скоростью, кровь стучала в висках, а руки и ноги начали сводить судорога. Висеть, уцепившись за него, мне оставалось минут десять, не более. Потом раскуроченная лодыжка ослабнет и …думать дальше не хотелось. И тогда я запросил помощи у друзей, почти не надеясь на их помощь. Времени на то, что бы оказать мне ее у них не было, а возможности я и вовсе не видел.
- Ребята! Помогите! Завис! Держусь из последних сил! Мой голос прозвучал, наверное, очень тихо. В ответ не было слышно ни звука. Только шум ветра. Плеск прибоя и волн сюда уже не доносился.
- Шура!!! Сергей!!! Э-э-э-эй! Закричал я в отчаянии! - Мертвая тишина. Небо и море не отозвались даже эхом.
Я окинул молящим взглядом, доступное моему взору море и кусочек пляжа. Никого не увидел и понял, что здесь на верхотуре друзья меня даже не заметят до тех пор, пока мое тело не шмякнется на близлежащие скалы. А если оно застрянет где-нибудь в корягах и кустах, так и вовсе уйдут в поселок, подумав, что я покинул, не предупредив их, молча по-английски.
Время шло и мои пальцы, охватившие скальные выступы так задеревенели, что я с усилием разжал их, пытаясь перенести руки для смены положения.
Судороги напомнили мне последний выход в море. Тогда я, так же как и сейчас неловко сидел на вахте перед пультом на деревянной банке, периодически утыкаясь в экран. Кресел для операторов лодки завод установить, еще не успел. Тогда, как и теперь, тоже затекла и одеревенела лодыжка правой ноги. Но я тогда не обращал на это внимания полностью, полностью погрузившись в мир подводных звуков.
Мой слух, сконцентрировался тогда на размытой отметке биологических шумов рядом с отметкой от рыболовного траулера, который пахал море третью вахту рядом с отведенным нам районом. Собственно звуков стая сельди не издавала. От нее лишь иногда доносилось какое-то едва уловимое шуршание порожденное, по-видимому, моим сонным воображением.
Изредка к стае сельдей прорывались касатки или дельфины, и тогда отметка от неё озвучивалась их призывными трубными голосами и стрекотанием. Но сейчас было тихо.
- Дельфины, наверное, тоже спят, - подумалось мне, как и сейчас, на границе сна и бытия, - спят, как и я на вахте - и улыбнулся.
Тем временем траулер дал ход, его двигатель характерно зашипел, и я почти физически ощутил по надрывному хлюпанью лопастей, как натянулись тросы кошелькового невода.
- Богатый будет улов у ребят, - отметил я про себя,- и прибавил усиление, что бы было лучше слышно.
И тут отметка стаи окрасилась паутинкой представляющей целый хор непонятных жалобных звуков. Казалось рыбы, попавшие в сеть, молили о пощаде и метались, предчувствуя свою гибель. Мне, почему то стало не по себе, и я почувствовал такую же тоску и обреченность, как сейчас, находясь на скале над лазурью моря. Но память не позволяла мне сосредоточится на главном, и последовательно гнала меня дальше между событиями жизни и вечностью смерти…
- Боцман! Всплывать на глубину 50 метров с дифферентом 5 градусов на корму! Акустики! Прослушать горизонт! – донеслось из динамика – я вздрогнул и окончательно проснулся.
Бросил взгляд на экран и увидел целый забор из отметок от целей. Навскидку штук двенадцать. А сколько целей вели центральном Костерин и Макарчук? Я перелистал страницы вахтенного журнала. Блин – всего три!
- Центральный акустик! Обнаружена цель номер четыре по пеленгу 120! Цель надводная, лучше наблюдается во 2 частотном диапазоне! Пеленг меняется вправо. Предполагаю СРТ. Скорость по числу оборотов винтов 10 узлов.
- Есть акустик! Цель 4 на АСЦ-1, данные в БИУС!
Центральный акустик! Обнаружена новая цель! Номер пять по пеленгу 155! Цель надводная, наблюдается во 1 частотном диапазоне! Пеленг не меняется. Скорость по числу оборотов винтов не подсчитывается. Предполагаю дальняя цель!
- Есть акустик! Классифицировать контакт!
Не успели мы всплыть на глубину 50 метров, как на БИП и в центральный пост были отгружены все 12 целей! На ГКП и в штурманской началась суета. Надо срочно всплывать! А каким курсом и где? Когда вокруг масса целей, а как они движутся неизвестно?
Дверь в рубку приоткрылась, и меня испепелил гневный взгляд моего начальника.
- Валера, почему так много целей?
- Всплываем, гидрология сложная - пожал я плечами, - и дверь в рубку сердито захлопнулась.
Мы оба понимали, что обработать вручную такое количество целей, какое выдает Скат, не возможно. Отсеивать лишние цели наша общая задача. Но вместо того, что бы заниматься всю вахту этим нудным делом, мы уменьшали чувствительность системы, сделав ее полу глухой. А на ГКП выдавали только самые шумные цели. В образовавшихся промежутках все занимались своими делами. Я, например, вместо работы в поте лица, увлекся животным миром. И вот теперь, когда надо было всплывать, я перевалил все эти цели на БИП, т.е. на своего начальника несущего ответственность за безопасное всплытие.
- Скибицкий! Через десять минут опорный сеанс связи. Посмотри, на пеленге 150 всплытие безопасно? – спросил у меня уже командир, тоже просунувшись в дверь рубки.
- Там цель, какая-то дальняя! Кажется номер 5. Ну да. Вот она, - ткнул я пальцем в экран.
- А ты дай посылку по этому пеленгу! И внимательно посмотри! – сказал командир и осторожно прикрыл за собой дверь.
- Есть дать посылку по пеленгу 150! – отрепетовал я и потянулся рукой к кнопке запуска, и с досадой по отсутствию ее свечения обнаружил неготовность генератора.
- Родионов, твою мать! Опять 2-ую подсистему забыл приготовить?
- Я журнал пишу, - огрызнулся матрос и щелкнул пакетником.
Однако табло управления подсистемой не окрасилось в привычные красно-белые и зеленые цвета. Более того гудение вентиляторов прекратилось, экраны и кнопки на пультах управления безжизненно погасли. Приехали! Скат выключился вовсе!
- Ой! Извините товарищ старший лейтенант! Перепутал!- пробормотал впопыхах морячок - И снова защелкал пакетниками!
Вентиляторы опять зажужжали. Система натужно приняла нагрузку. Приборы комплекса начали оживать. Но как-то вяло и неуверенно.
- Родионов! Что ты творишь?! Зачем комплекс выключил! - запоздало выдохнул я! Ну кто тебя просил?
- Я подал на него питание, а он сам включился!
- Защита от бросков питания, от перегрузок и от дураков сработала! Баранья твоя башка!!! - зло сказал я, хотя и сам не знал ранее, а потому и не объяснил моряку, данной особенности комплекса. - Нельзя было, выключив, тут же его включать. Выждать надо было минуту другую!.
Когда гидроакустика пришла в себя после такой мощной встряски в системе питания, половина приборов комплекса не работала. Оба экрана не включились, на пульте был подсвечен лишь канал резервного прослушивания, но генератор всё - же запустился.
- Больше сука ни к чему не прикасайся! - Прорычал я испуганному в конец Родионову - и стал лихорадочно соображать, что делать, и как в этой ситуации сориентировать приемный канал в нужном направлении?
- Акустики! Доложить дистанцию до цели номер 5!
- Минуту ждать! - Прокричал я в «каштан», - разворачивая характеристику резервного компенсатора и выбирая сектор излучения. Между тем обиженный Родионов вполглаза наблюдал за табло мощности генератора и радостно подмигнул мне, когда на табло загорелась лампа набора полной мощности. Наконец через стальной корпус донесся звук запоздалой посылки. Я запустил секундомер и застыл в напряжении.
- Акустики! Ну что там у Вас?- Снова ожил динамик «каштана».
- Минуту ждать! – Повторил я, неотрывно следя за стрелкой секундомера и вслушиваясь в затухающие звуки моря в наушниках. Наконец разобрал в переливах помех сигнал долгожданного эха, облегченно вздохнул и от радости, что задуманное удалось, выпалил в «каштан».
- Цель номер 5 по пеленгу 155 дальняя. Время 29 секунд!
- Какое время? - не поняли в центральном. - Акустики! Что там у Вас творится?
В рубку просунулся наш старпом - Капуста. Увидев погасшие безжизненные приборы и мое несчастное лицо, он понял, что ситуацией мы не владеем, и поэтому пробормотал мне на ухо срывающимся шепотом:
- Скибицкий! Быстро. Всю группу гидроакустиков и всю эту гопоту из инженеров ГГН, что хрючат в 1-ом отсеке, немедленно в рубку! Пусть срочно чинят комплекс! А тебе приказываю, и даже нет, прошу тебя, сделай что можешь, что бы остатки этого дерма хоть, что-нибудь показывали. Ну, и скажи мне как на духу, а ты? В самом деле, как ты считаешь, цель - пять действительно дальняя?
- Да Виктор Павлович! Ручаюсь!
- Смотри у меня! Пойду, прикрою тебя. Доложу командиру как надо! И скрылся за дверью.
Родионов не дожидаясь моей команды, кинулся выполнять распоряжение старпома, и через минуту гидроакустическая рубка пополнилась двумя мичманами-стажерами и тремя инженерами «Океанприбора», которые, не говоря мне ни слова, бросились к пульту и стали прогонять тесты. Каждый через свои приборы. В тесной рубке стало и вовсе не повернуться.
- Совсем как сельди в том неводе, - подумалось тогда мне.
Вскоре экраны комплекса зажглись, но они показывали не окружающую обстановку, а какую-то контрольную ерунду. Комплекс в мгновение ока превратился в бесполезное нагромождение приборов.
Спустя, секунд тридцать, я пришел в себя и овладел ситуацией. Наскоро, пояснив, что в течение ближайших 5-10 минут нам надо всплыть! Комплекс же быстро нам не собрать. Но всплывать будем не вслепую. Слава богу, сейчас работает резервный канал прослушивания. Этого достаточно. И распорядился:
- Рожков и Родионов остаются здесь! Остальные тихо, чтоб никто, особенно старпом, не заметил вас в центральном, просачивайтесь в первый отсек, или в генераторную выгородку. В общем куда хотите. А после всплытия, чините комплекс, хоть до утра! На том и порешим! Лады?
В итоге я справился. По данным резервного тракта прослушивания исправно, как ни в чем не бывало, я докладывал направления на близлежащие три цели. Наша лодка, энергично продувшись, аккуратно всплыла на поверхность. Никто, кроме Виктора Павловича, не обнаружил нашего замешательства и лично моего позора. А инженеры «Океанприбора» потом, уже в надводном положении, в течение более четырех часов приводили в порядок и настраивали, разрушенный при моем участии комплекс.
Вот так же и сегодня. Загнать себя в буквальном смысле на край пропасти можно за мгновение, а для того что бы вылезти надо постараться…. Но главное воля.
- Все обойдется!!! - уверял я себя, прижимаясь каждой клеточкой своего затекшего и дрожащего тела к уходящей из-под ног призрачным опорам, состоящим сейчас из миллиардов таких же клеточек земной поверхности и уже практически не веря в спасение, - всегда обходилось!!! И точно. Я сердцем почувствовал это, еще до того, когда до меня на фоне свиста задувшего невесть откуда поднявшегося освежающего ветра донеслось:
- Эй! Валера! Ты слышишь нас! – голос еле раздавался откуда-то сверху. Серж говорил срывающимся задыхающимся голосом.- Держись! Сейчас тебя вытащим!!!
Я набрал в легкие воздуху и в результате немного сполз в низ, к краю обрыва, но мое положение, как, ни странно, стало устойчивее. Я немного осмелел и сумел отчетливо произнести:
- Ребята, помогите скорей. Еще десять секунд и мне кранты.
- Сейчас, сейчас! Продержись немного. Спускаем тебе трос! – И на мою голову посыпался суглинок и мелкие камни.
- Сережа! Отойди от края! И упрись ногами в выбоину за трещиной! Иначе если и ты сорвешься, я вас двоих не смогу вытянуть, хоть и обернула толстый конец троса вокруг дерева!
- Олюшка. Милая! И ты тоже там! Наверху! – подумал я, и, будучи не в силах кричать, отчетливо вспомнил, что Оля еще две недели назад, там в ресторане хвасталась своими альпинистскими подвигами. Толи на Кавказе, толи в Темиртау. Что я про себя и отметил, беззвучно и горько рассмеявшись - Профессионалка.
Наконец с правой стороны в поле моего зрения показался, спускаемый, откуда-то взявшийся трос. Он заканчивался колючим и ржавым оганом, за который как я понял, мне и предлагалось цепляться.
- Мы тебя сверху не видим! Крикни, когда хватит травить! – скомандовала Оля громко, и Сергей отчетливо продублировал ее слова.
Когда оган оказался чуть ниже уровня моей несчастной лодыжки я только смог выдохнуть – Стоп травить! - и едва не скатился с обрыва.
- Держим крепко! Цепляйся! – Продолжала командовать Ольга и Сергей опять прокричал мне ее приказ.
Я бессильно следил правым глазом за раскачивающимся в полутора метрах от меня тросом. О том чтобы дотянуться до него не могло быть и речи. Спустить трос в другом месте ребята тоже, по-видимому, были не в состоянии. Мешал камень, который навис надо мной и преграждал путь наверх.
- Мне не добраться до него! – произнес я безучастно и почти шепотом, но ответа не было, и я просто следил, как слезы и пот с моего лица образовали прямо перед носом на поверхности камня крохотную лужицу. – Не слышат - обреченно подумал я, и лужица, прорвав не гигроскопичную пыль, скользнула с камня в небытие.
Оставалось одно. Прыгать и цепляться за трос. Хоть ногами, хоть зубами. А там, как карта ляжет. Если не допрыгну, или трос не выдержит, пропаду сам. Если не удержат - утяну друзей за собой в пропасть. Шансов спастись у меня, да и у них сейчас было не много, и оценить их было невозможно. Мы друг друга по-прежнему не видели. Оценивали эти шансы только по тембру голосов. Но говорить более не имело смысла. Раздумывать дальше тоже не было ни сил, ни времени.
Поэтому когда очередным порывом ветра трос качнулся в мою сторону, я на одной воле и желании жить собрал свое тело в струну, придал как можно больше уверенности своим голосовым связкам и заорал что есть силы:
- Прыгаю на трос!!! Ловите!!! – После чего, не дожидаясь ответа и оттолкнувшись обеими ногами от скалы, прыгнул в сторону троса, стараясь поймать его в охапку одеревеневшими руками.
Вдали у меня в глазах толи вверху, то ли внизу промелькнули кусочки неба и моря с тучей брызг у черных утесов. Мгновенье над бездной - и трос у меня в руках. Но пальцы были не в состоянии удержать его. И я, было, заскользил, в низ. Дыхание перехватило. Но моя левая нога, о чудо, застряла в огане. Кроме мысленного приказа держаться, никаких других мыслей у меня тогда уже не было. Как проблемы у моих друзей там наверху, меня тоже давно не волновало. Боли я не почувствовал даже в момент рывка, когда закачался на тросе над морем. Потом я неловко ударился боком о скалу, и ребята потянули меня наверх.
Я как мог, помогал друзьям правой ногой, отталкиваясь от притягивавшей меня скалы…. И вот я наверху! Дальше реальность все еще как в тумане. Друзья хватают меня под руки и тащат вместе с тросом от края обрыва. Ни неба, ни моря я в начальный момент после спасения я вообще не видел. Помню только следы страшного напряжения на лицах моих друзей, да напрягшуюся жилу на виске у Сержа. И еще полные сострадания глаза Ольги под пунцовыми надбровными дугами. Да и еще, конечно, ствол старой груши, вокруг которой змеей вился трос.
Спустя несколько мгновений Серж и Ольга, калеча ладони рук, уже сдирали с моей ноги впившийся в бедро оган, а я полулежал на раскаленном суглинке с глуповатой улыбкой, будучи не в силах разжать руки сжимавшие трос.
- Дай его сюда, на дебаркадер отнести надо, – распорядился Серж и потянул к себе трос окровавленной рукой.- Ну, давай же! В ответ я только непонимающе хихикал….
Трос я отдал, лишь, когда в голове немного прояснилось. Только тогда я начал осознавать свое спасение. После чего меня стошнило, и я впервые после прыжка, вдохнул в себя насыщенный запахом осенних цветов морской воздух.
- Пойдем Валера вниз. Водка стынет - не глядя на меня, безучастно сказала Ольга. И они с Сержем, бережно поддерживая под руки, повели меня, как раненого вьетнамского бойца, вниз.
Когда мы доковыляли по вьющейся между скал тропе Хо Ши Мина до нашего костра, солнце уже клонилось к закату. Шура и Рая до этого, наверное, хмельные и счастливые от полноты чувств, увидев нас, преобразились в лице. Они с недоумением разглядывали меня побледневшего, с ввалившимися глазами и нетвердо держащегося на ногах. Одетого в тряпьё из остатков слаксов и синей рубашки, всего в порезах и запекшейся крови.
Серж, напортив, выглядел молодцом. Краснота напряжения спала с его лица. Он беспрерывно рассказывал о своем стремительном марш-броске по пересеченной местности на вершину берегового холма. О споре со сторожем дебаркадера пожалевшего в критическую минуту для нас такой замечательный трос. О том, как они вдвоем на вершине соорудили за пять минут оган из стального троса и прихваченного им там же железного вертлюга, и как вместе с Ольгой обмотавшись тросом и упершись ногами, гасили инерцию моего тела после отчаянного прыжка над бездной.
…Ольга же только дула на сломанные накрашенные ногти и тихо всхлипывала.
Рая не прочувствовав ситуацию, пыталась неудачно сострить на счет нелегкой работы двух бегемотов, которые тащат из болота третьего. Но всегда корректный и интеллигентный Шура на этот раз резко оборвал ее и протянул мне только, что начатую ими бутылку коньяку:
- Выпей Скиба. Сними стресс.
Я жадно глотал теплое пойло. Сладкое как нектар. С наслаждением. Не останавливаясь и захлебываясь им от удовольствия. Пока не выпил до конца всю бутылку. Мне даже показалось, что джигит на коне с этикетки лихо мне подмигнул. Вот так фокус! Раньше я этот коньяк терпеть не мог, а теперь для меня ничего на свете не было вкуснее. Ведь сейчас в меня вливалась сама жизнь!
Потом я, не чувствуя боли, обостряющейся при отдирании лоскутов присохших к порезам на теле и не обращая внимания на причитания девушек, сбросил оставшиеся на мне лохмотья и с наслаждением вошел в воду. Обгоревшая на солнце и израненная камнями кожа, омываемая соленой морской водой, ответила мне нестерпимой болью. Ничего приятней этой острой боли, я в жизни ранее не ощущал и более не пробовал!
декабрь 2016г
Военно-морские термины и сленг подводников
ГЭУ - Главная энергетическая установка корабля (подводной лодки)
ГКС - Судно для измерения и контроля шумности подводных лодок
лос - Атомная многоцелевая подводная лодка США типа «Лос-Анджелес»
СОЖ - Советский образ жизни – политический термин начала 80-ых годов
тали - Веревки для подъема и спуска грузов
ГГН - Группа гарантийного надзора от разработчика на заводе
Океанприбор - Фирма – разработчик гидроакустической аппаратуры
дебаркадер - Причальное сооружение, судно или понтон на пристани
УТС - Учебно-тренировочная станция для отработки всплытия подводников из затонувшей подводной лодки
ЛОХ - Лодочный огнехимический хладоагент – фреон, средство пажаротушения на подводной лодке
Путятин, Кувшин - Остров и бухта в заливе Стрелок Японского моря
БП - Боевая подготовка
ТА - Торпедный аппарат
СРТ - Средний рыболовный траулер
АСЦ - Режим работы гидроакустического комплекса
БИУС - Боевая информационная управляющая система - компьютер оценки обстановки и стрельбы - размещается в центральном посту
БИП - Боевой информационный пост - размещается в центральном посту
ГКП - Главный командный пункт - размещается в центральном посту
2-ая подсистема - Активный гидролокатор подводной лодки
пакетник - Переключатель электропитания систем и комплексов на кораблях
пеленг - Азимут - направление
каштан - Система и динамик громкоговорящей связи между отсеками и постами подводной лодки
выгородка - Герметичное помещение на подводной лодке
оган - Петля из пенькового, сизальского или стального троса, для крепления и подъема (спуска) грузов, завязанная специальным морским узлом