Спальные районы доказывали свою независимость от центральной части города. Изрядное количество высоких однотипных домов, окруженных стоянками машин, как охранными батальонами, соседствовали с невменяемым количеством магазинов и торговых центров, будто целью жизни обитателей и единственным смыслом их работы было накупить побольше товаров широкого потребления. Жители окраин были закупорены в своем закрытом мире, и в центр выезжали только на работу. И то правда – зачем куда-то тащиться по пробкам? Свои больницы, школы-садики, ресторанов вон сколько развелось, бассейны, спортивные комплексы, конторы нотариальные, и даже церковь! Правда, вначале это была крошечная часовенка. Примостилась за большими торговыми центрами так, что с проспекта ее было и не видать. Да, раньше строили церкви – место искали хорошее, на возвышенности. Храм был центром. Сейчас все по-другому: церковь построили там, где третий торговый центр было строить не рентабельно, а место все равно пропадало зря.
Сюда приходила будущая мама, со своими тревогами и сомнениями, страхами, надеждой и большим смешным животом. Беременность сделала высокую светловолосую девушку смешной и нескладной. Чудно как-то было думать, что вот такая хипстеровского вида девица с пирсингом и в грубых ботинках готовится стать мамой. Ей и самой, пожалуй, это было удивительно, и немного страшно. Придет, бывало, понаставит свечек, поплачет. Потом пойдет домой. Назвать ее истовой прихожанкой было сложно. Много таких – на службу не ходят, а если и зайдут - быстро выйдут. И на исповедь-причастие не идут. Стыдятся. Батюшка выйдет, бывало, во двор и давай их чистить: «Что на исповедь не идете, и на причастие? не готова! не готова! А вот час смертный придет, тоже скажешь: не готова, да? Завтра приходите, да? На службе сколько людей, а начнешь причащать – только дети малолетние!» Все их батюшка отчитывал. Что говорить? Не прихожане нынче, а забежане. Забегут, свечку поставят, записку напишут, чтоб об их родственниках чужие люди помолились. Дела! И Яна так ходила. Потом – все чаще и чаще. Очень любила батюшку послушать. Слово-то какое: ба-тюш-ка! Выйдет во двор, осмотрит все и вся хозяйским взглядом. На любые вопросы ответит – самые тупые, самые дурацкие, самые простые азбучные истины в сотый раз разжует. Как у него терпения хватает? Правда бывали и такие, кто норовят с батюшкой затеять теологические споры. Станут и с умным видом таа-кую чушь несут, поучают священника, или рассказывают, как было «на самом деле»! Исторические факты. Чисто дети! Все они про жизнь знают, и про Господа. Когда их вконец, знатоков, занесет – батюшка им «Чушь!» и рассказывает, как в церковных школах рассказывают. Что ж, у каждого свой путь к Богу. Может, у кого-то – вот такой, через спор с батюшкой, через прегрешения и невозможность покаяться. Обстоятельства. Гордыня. Сомнения. Но тянулись люди к Отцу Александру. «Ругаю я вас, а меня за это начальство ругает», как то пожаловался он. А ему: «Так начальство у нас одно».
Дочка у Яны родилась на заре последнего дня сентября, такого теплого и золотого, который казалось просто сотворен был для появление этого милого создания. Все как водится – пока счастливая обессиленная мать отсыпалась после родов, счастливый новоиспеченный отец, привезя в роддом бессчетное количество сумок с розовыми и белыми нарядами для крошки и одарив изумленных сестер розами (поскольку занос цветов в палату был забанен), отправился поить друзей и орать бравые тосты во здравие мамы и малышки.
Вообще, Серега был парень хоть куда: красивый и высокий, заботливый. Он свято верил в то, что о человеке надо судить по делам, а любовь к жене выражается в том, что она вкусно накормлена и хорошо упакована, что есть у нее крыша над головой, и «тачка под попой», и главное – защита. «Все у нас будет», - говорил он, показывая ей участок за городом. И она ему верила. И когда все потеряли, он говорил – «Все у нас будет», и она ему опять верила. И тогда, когда очередной раз не получилось стать мамой, он ей говорил «Все у нас будет», и она ему верила абсолютно. Он был простым парнем, и не понимал – как может так случиться, что судьба его прокатит. Вижу цель, не вижу препятствий, верю в себя. И жизни ничего не оставалось, как давать Сереге все то, к чему он так уверенно шел. Самая красивая девчонка, самый надежный внедорожник, самый модный заказ дома - Серега был проектировщиком. Яна верила, что случайности – язык Бога. Вот почему в тот далекий дождливый вечер она опоздала на автобус, и вот почему Серега выехал тогда за братом, и вот почему остановил свою старую машину возле промокшей девчонки, такой жалкой и нескладной, как ему тогда показалось (он даже не разглядел, какая Яна красавица, просто сжалился над ней). И когда она с сомнением посмотрела на него – совершенно неправильно ее понял, мол, машину поменяю скоро. А она смотрела на него и думала: «Вот мой будущий муж, отец моих детей». И знание это пришло просто. Как потом ощущение, что в ней зародилась жизнь, и что на этот раз все получится. Никогда до того памятного дня она в часовенку не заглядывала. А вот пришла сюда, к Отцу Александру. Батюшка тоже не сомневался в том, что Яна, зареванная странная девица с сережками в ушах и губах, станет мамой – он верил в Бога, и истово молился за будущую мать.
- Янка, ну что ты в самом деле? Где там крестить-то? – недоумевал Серега. – Ты ж где живешь? Это ж Киев! Откуда есть пошла, и все такое!
- Думаешь, в центре ближе к Богу? – улыбнулась Яна. Какой же он предсказуемый, и какой хороший. – Я выбираю церковь, а ты ресторан.
Такой расклад Серега считал справедливым. В крестных тоже не было сомнения: его брат и ее сестра, двоюродная. В Киеве Серега и Янка были совсем одни. Брат Сергея никак не мог определиться – переезжать ли ему сюда, в этот большой холодный город. Так и ездил третий год…
На крестины сзывали всех. Но такие времена – тут уж как получится с приездом. Ее родители, его родители, друзья институтские, дядя да тетя Янкины, подружки… Некоторых родственников они видели последний раз на свадьбе. Такие времена – редко встречаются. Было решено, что родители приедут к ним, а уж все остальные – в церковь, или сразу в ресторан. Свобода выбора. Янкина мама, такая же высокая и светловолосая как дочь, только само собой без пирсинга, была как всегда строгой и неразговорчивой. Деловито взялась за внучку. Да ее и бабушкой-то не назовешь. Дед был крутым, как говорил о нем зять, с татуировкой на мощном плече, на голове – бандана. Не удивительно, что Серега понравился Яне. Очень он был похож на своего тестя. Родители Сереги – шумные, суетливые, громко болтали в зале о каких-то незнакомых Янке общих родственниках. Молодой маме было неинтересно. И вообще, она считала разговоры эти совершенно неуместными в такой уникальный день, но помалкивала. Анне Васильевне, Серегиной маме, Янка не очень-то нравилась: «Худая какая-то, вся в сережках. Волосы толи белые, толи розовые. Ну что за мама? Но ничего не поделаешь. Серега с ней весь расцвел. За ум взялся. Вот и дети пошли. Сватья странные. Тесть, говорят, до сих пор на мотоцикле разъезжает. Байкер, кажется. Дела. Она б за такого не пошла. А сваха – ничего, смотрит так нежно на него – любит, видать. И Янка Серегу любит. Он парень хороший, но и сама б с ним не ужилась – уж очень своенравный, не такой как брат. И как эта оглобля к нему подход нашла? Ума не приложу. Любовь. Иначе никак». Отец Серегин, Петр Ефимович, жене перечить не привык, все кивал, но ничего плохого ни в сватьях, ни в невестке не замечал. Радовался внучке, радовался, что сына наконец увидел, радовался, что теперь у детей «полноценная семья». Так он в ресторане и скажет – тост был заранее заготовлен и прорепетирован.
Перед самым выходом приехала Янина институтская подружка Ника с маленьким сынишкой. Она была волшебно красивой сегодня. Светло-русые волосы уложены в какую-то сложную прическу, строгое платье было умело подобрано к дорогому пальто. За последние полгода она похудела и подтянулась, и вообще была в активном поиске. Сережа одобрительно окинул ее взглядом. Было странно, что такую красавицу муж мог оставить ради какой-то мымры, но все знали эту ужасную историю. Вначале Ника стала злой и угрюмой, а потом превратилась в безудержно веселую болтушку. Изменилась. Яна не могла с ней общаться, но вытолкнуть она ее тоже не могла. И вот Ника здесь, заполняя все вокруг себя сладкими духами и словами.
В церковь приехали, слава Богу, без опоздания. Волнение, подъем, ожидание. День выдался солнечный, снежный и холодный. Часовенка казалась невероятно торжественной. Вышла женщина, улыбнулась Янке, как старой знакомой. Пошла с ней о чем-то говорить.
Восприемники сидели на скамеечке, со свертками и цветами. Сестра мало походила на Яну с ее строгими чертами – только ростом высокая. У нее был вздернутый носик, ямочки на щечках. Будущий крестный папа, Денис, – копия Сереги, только заметно мягче. Со стороны казалось, Денис и Даша знали друг друга всю жизнь.
- Привет, брат! – пафосно начал Сергей. Он стоял посреди церковного двора, держа младенца в крепких руках, как спортивный трофей. – Познакомились уже?
- Мы на свадьбе встречались, - напомнила Даша.
Родители всем своим видом демонстрировали, что они принимающая сторона: стояли у входа в баптистерию и раскланивались с полузнакомыми и полузабытыми людьми, как на свадьбе. И вот все повалили внутрь. Яна передала дочь будущей крестной маме.
Батюшка, полный и торжественный, облаченный в белый фелонь, епитрахиль, белые расшитые золотом поручи, стоял посреди в луче света. Всего-то собралось семнадцать душ, а казалось ему, что все тридцать четыре.
Даша взяла крохотное создание в бело-розовой одежде. Создание отрешенно смотрело перед собой, не плакало и не просилось. Пока наполняли купель, все послушно взяли свечи, да потихоньку, как перед экзаменом, начали люди переговариваться о своем.
- Что-то переживаю я за них, - начала Янина мама, будто для папы, будто и для кого-то еще.
- Поможем, - быстро отреагировал тот. – Нам тоже было непросто, но ничего ведь.
- Времена сейчас другие, - покачала головой мама.
- Господь не оставит, - сказала сестра. – Вот, у Даши сколько проблем было. Ничего, как-то образовалось.
- А вы как? – она и забыла о Дашином гастрите.
- Слава Богу, не смертельно. Потом расскажу.
Янин папа переговаривался с отцом Сергея:
- Да какой сейчас бизнес? Все стоит. Затянули пояс, как говорят, на шее. Хоть увольняй всех. Но я оптимист. Или плохо информирован. Надеюсь на что-то, на чудо, наверное.
-Да, - сокрушался Серегин отец, в душе радуясь тому, что никогда у него в подчинении не было 87 человек, которым надо было ежемесячно выплачивать зарплату.
- Надо что-то менять. Или кого-то, - продолжал папа.
Серегин отец в революционных разговорах участия не принимал, особенно в храме Божьем, а потому незаметно отступил к жене, которую взяла в оборот Ника. Он потоптался немного и сел на длинную лавочку рядом с Никиным сыном, таким грустным, совсем позабытым.
За родственниками и друзьями, впервые за долгое время собравшимися по торжественному поводу, стояла группа, которую никто из людей видеть не мог, и только батюшка ощущал ее присутствие каким-то шестым чувством.
- Нет большей радости, чем видеть ее мамой, - сказал Ангел Хранитель Яны, высокий и светловолосый, с тонкой улыбкой на устах.
- Сергей будет хорошим отцом, - поддержал разговор Ангел Хранитель Сергея.
Если бы кто-то из присутствующих мог его лицезреть, как бы он был изумлен увидев Ангела Хранителя Сергея в образе хрупкого мальчика, совсем юного, и вовсе не такого самоуверенного с виду, как его подопечный. Он был очень сильным Ангелом Хранителем. Серега выходил сухим из воды из таких передряг, что все только диву давались. Ведь сила Ангела не в мускулах.
- Теперь все будет хорошо, - сказал Ангел Хранитель Яны. – Денно и нощно буду просить Отца Небесного…
- На все воля Божья, - прервал его Ангел Хранитель Сергея, понимая о чем тот. - А мы свою работу знаем. Господи спаси и сохрани…
Ангелы Хранители восприемников тихо переговаривались между собой, они казались встревоженными, волновались. В разговорах не участвовали, поглядывали по сторонам, будто ждали чего-то.
За ними стоял грустный Ангел, лик его был изборожден морщинами, руки были натруженными.
- Мой совсем болен,- пожаловался он. – И не знает ничего, и как помочь ему. Простите, братья, что в такой день. Просто поделился.
Его подопечным был молодой крепкий детина из Сережиных друзей. Страшная упорная болезнь разъедала его крепкую плоть, как ржавчина металл. Он пока не знал. Но этому «пока» длиться всего ничего. И не сказать нельзя, и сказать нельзя – не выдержит такой новости парень. Сильный с виду, слабый духом. Потому и жил не так как надобно. Поддавался соблазнам. Его Ангел Хранитель ничего не мог поделать – просто быть рядом и нести его, когда такого казалось бы рослого молодого парня оставляли силы.
- Есть молитва, - начал было Ангел Хранитель Яниной мамы.
- Нужна любовь, - перебил Ангел Хранитель Яниного папы. – И к Богу надо ему прийти.
-Да, - подтвердил Ангел Хранитель детины. – В храме год не был, а где был, не хочу и говорить.
Ангел Хранитель Сережиной мамы предложил:
- На нашей улице есть маленькая кондитерская, где Анна покупает бисквитное печенье, там работает девушка – добрая и заботливая. Совсем отчаялась встретить любовь. Уже и в храм не ходит, и вообще – только на работу и домой. Ей нужны вы.
Рядом с Никой стоял Ангел Хранитель со скорбным лицом. Трудно было поверить, что у такой цветущей молодой женщины был столь несчастный Ангел. Никто из друзей Ники не знал всего того, что мог знать ее Ангел Хранитель. Как это прекрасно, что люди столь мало сведущи в делах своих близких. Им было бы трудно их любить, им было бы сложно их прощать. Нельзя требовать он них многого – они ведь люди. Трудно им среди людей, и без них им нельзя. Так и ходят друг с другом, вслепую, наугад. И дела свои совершают вслепую. Ангел Хранитель Ники не делился ни с кем своими заботами. У каждого своя забота. У него – такая. Мы не выбираем своих родителей, Ангелы не выбирают свой путь. Оберегать Нику становилось все труднее. Ожидая от каждого удара, она действовала на упреждение. За сладкой улыбкой скрывала черные мысли, в каждом действии другого ей виделся подвох, злой умысел. Она не могла бы исповедаться – ничего в своих мыслях и делах дурного она не видела. Ей нужно было глобальное вмешательство. Что он мог, тот, кто призван защищать? Братья не беспокоили его. Но были рядом, и он это знал. Поддержка нужна даже светлым Ангелам.
Отец Александр развернулся к прихожанам. Ох, но отчего ему всегда кажется, что храм переполнен?
- Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Восприемники отрекались от сатаны: Отрицаеши? Отрицаюся! Отрекался ли? Отрекохся.
И вот крещаемая девочка встает под защиту Христа, взяв щит веры, и трижды исповедует верность Христу. Сочетаваеши ли ся Христу? Сочетаваюся! И веруеши ли Ему? Верую ему, яко Царю и Богу. Только она еще ничего говорить не может, а говорят за нее крестные. И крестная мама читает Символ веры.
Батюшка освятил воду в купели - Да сокрушатся под знаменем образа Креста Твоего сопротивныя силы, – освятил елей.
Крошечное создание на руках крестной проявило любопытство к помазанию, и это привнесло всеобщее оживление. Батюшка слышал что-то вроде:
- Какая она миленькая,
- Не холодно?
И вот, наконец, - батюшка тихонько спросил что-то у восприемников.
- Крещается раба Божья Надежда во имя Отца и Сына и Святаго Духа, Аминь.
Трижды погрузил батюшка ее в купель, она не плакала, только подергивала ручками и ножками, она и не понимала, что происходит, она чувствовала, что происходит самое важное.
В церкви произошло оживление. Ангелы Хранители немного расступились. Рядом с ними стоял светлый Ангел, совсем юный, если уместно говорить о возрасте Ангела. Нежный улыбчивый лик его был обращен к своей подопечной, облаченной уже в белые одежды, с маленьким золотым крестиком на груди.
- Я буду беречь тебя и любить, я смогу защитить, - сказал Ангел Хранитель.
- Мы поможем, - сказал Ангел с изможденным лицом.
- Мы будем рядом, - сказал Ангел Хранитель Даши.
- Мы будем сильными, - сказал Ангел Хранитель Дениса.
- Надежда, - повторил кто-то неожиданно громко, и Янина мама подумала, что дети выбрали очень хорошее имя для дочки. Надежда – это то, что им всем было так необходимо. А маленькая Надежда смотрела, казалось, куда-то перед собой и чуть-чуть улыбалась. Ведь не все присутствующие в храме знали, что она видела Ангела. А она его пока видела, и он ей очень нравился.
Медленно покидали храм семья и их близкие родственники, успешные, запутавшиеся, довольные жизнью и не очень, осторожно выходя на студеную улицу, унося свою маленькую драгоценную Надежду на руках. За ними, тихо шелестя крыльями, незримо шли борющиеся за них любящие и верные Ангелы Хранители.
Отец Александр вышел во двор, оглядев его хозяйским взглядом. Отчего-то ему всегда казалось, что в храме присутствует больше душ, чем он видел. Отчего так происходило, он не знал. Усталость. А как иначе? Каждый день они сюда идут. Кто-то с благодарностью, но все больше с просьбами. Это хорошо, куда же им еще идти? Просят. Это нормально. Не нормально не приходить. Запирать себя в холодном одиночестве. Что мы можем без Тебя, Господи?
Вот люди так часто говорят о справедливости. А просят ли они ее, справедливость?
Кто говорит: «Вот я нагрешил, накажи меня», есть ли такой? Нет, не справедливости они ищут, но прощение. И милосердие. Нам всем нужна поддержка и милосердие. И маленьким, и большим, и тем, кто кажется таким сильным с виду, и даже такому мудрому немолодому человеку, у которого так все правильно и – Слава Богу! – хорошо, как Отец Александр. Все чаще слева сжимало, видимо возраст, и ему просто надо было немного посидеть после службы, передохнуть.
Он долго оставался на скамейке, вдыхая чистый и острый морозный ноябрьский воздух, глядел на растерянного паренька, робко зашедшего во двор, ищущего глазами поддержку, а рядом с батюшкой, расправив тяжелые мощные крылья, сидел его добрый Ангел Хранитель.