Фрагменты дневника крестьянина-старообрядца Александра Трофимовича Петухова из вологодской деревни Мыдьево, раскулаченного и сосланного на строительство Магнитки в 1931 году. Расшифровка и обработка дневниковых записей выполнено Л.И.Калугиной, внучатой племянницей автора. (Печатается в сокращении. Разбивка на главы – ред.)
1. Изгнание с родины.
Александр Трофимович Петухов был сослан в Магнитогорск вместе с семьей своего родного брата Всеволода Трофимовича Петухова. Видимо, они жили вместе в деревне Мыдьево. Сначала у Петуховых была надежда, что им не грозит раскулачивание, так как благополучие семьи было основано только на тяжелом повседневном труде всех ее членов. Лишь в страду уборочных работ привлекали они рабочих из соседних деревень и то на короткий срок.
Семья их сестры Арьянды Трофимовны Розовой решилась распродать большинство имущества и уехать из родных мест подальше от репрессий новой власти, спасая свои жизни. Обосновались они в небольшом городке Пестово Новгородской губернии.
Братья Петуховы остались в родной деревне. Когда угроза раскулачивания все-таки нависла над семьей, они писали заявление в сельский совет с просьбой о признании их крестьянами, живущими собственным трудом. Это заявление много лет хранил сначала Александр Трофимович Петухов, а после его смерти - сын Всеволода Трофимовича Петухова Геннадий Всеволодович. Но это не помогло. Новой власти нужны были средства для своего укрепления, а иного способа, как отнять их у крепко стоящих на ногах крестьян, она не знала.
Семья Петуховых была выгнана из родного дома и отправлена по решению суда на спецпоселение в далекий Магнитогорск. У них было отобрано все, что можно было взять. Вместе Александром Трофимовичем, Всеволодом Трофимовичем, его супругой Марией Кузьминичной жестокую судьбу разделили дети Всеволода и Марии: старшему Геннадию было тогда 14 лет, Нине 10 лет, Оле 6 лет, Коленьке около 3 лет. Мать Евгения Михайловна не дожила до изгнания, умерла в 1930 году.
Записи начала ссылки подробны. Дядя Саша взял с собой в далекий чужой Урал свои дневники и письма родных людей как память безвозвратного счастливого прошлого, которого не будет больше никогда.
2. Дорога в ссылку.
Дорога в ссылку была тяжела для всей семьи. Вот что пишет Александр Трофимович об этом: «11 Мая 1931 года. Воскресенье. Ведро. Находимся в Копаеве (под Рыбинском – ред.) в бараке, оторванные от всего мира. Весь запас хлеба домашнего вышел и чем будем дальше поддерживать свое существование? А умереть с голода очень мучительно. За что такое жестокое испытание. Вся жизнь прошла в тяжелом труде, чтобы выбиться из нужды и что-нибудь позаготовить под старость. Когда уже работать будем не в состоянии, а так же для малолетнего семейства, чтобы и они не терпели лишений. Никогда не строили свое благополучие на несчастии других, а по возможности помогали нуждающимся, но не лодырям, что и послужило поводом к такому несчастному случаю».
«12 Мая. Понедельник. Уже за полдень, красно, жарко, утром отпустили Никонорова домой, а нас рассчитали повагонно, сделав предварительно перекличку, и перевели в другое отделение этого же барака, погрузили багаж и вот теперь валяемся на полу по 40 человек в группе и ждем, что будет дальше.
13 Мая. Вторник. Красно, жарко, в вагоне задыхаемся, пить до сыта не приходится, на 40 человек принесут одно ведро кипятку, так по одной чашке достается утром и вечером.
Утром проехали Иваново, Шую. Куда-то нас завезут, и что-то с нами будет».
«17 Мая 1931 года. Едем вот уже 5-ые сутки, до Магнитогорска еще, говорят, 700 км пути. 9 вечера, за Челябинском, на полустанке сейчас умер в нашем эшелоне еще 1 человек, а по счету второй, теперь все лежат в вагоне, и многие уже спят, а я один сижу и пишу это».
«18 Мая 1931 г. Троицкое Воскресенье. Уже под вечер, стоим на пути в 40 верстах от Магнитостроя. Солнце светит ярко. Какая разница между прошлыми троицыными днями. Как из дома выехали, питаемся только хлебом с водой, да и то не досыта. Ну и испытание выпало на нашу долю. Лучше бы не родиться или бы умереть пораньше, а что будет дальше, Господи, дай силы перенести все это с терпением. Какая жестокость нечеловеческая, прости им, Господи, не знают, что делают. На старости лет расстаться с родиной и со всем, что дорого, с милыми местами.
Придется умереть преждевременно с тоски по родине. Как будет привыкнуть к новому положению, как будет прокормить себя, ведь уж здоровье и силы совсем ушли».
«19 Мая. Понедельник. Духов день. С утра мороз и облачно, и сильный северный ветер, потом разъяснило, стало потеплей, но все-таки ветрено.
На Магнитострой приехали вечером, а потом ночью направили на один из частичных участков строительства, и только к самому утру привезли на известковый карьер, где выгрузили и поместили в каменный барак, где теперь и находимся, куда направят дальше, пока неизвестно, так как по специальностям еще не распределены, а тогда уже всех разъединят по месту каждой работы».
3. В Магнитогорске.
Как ни тяжело было положение, в котором находилась семья Петуховых, а нужно было думать прежде всего о детях, чтобы сохранить им жизнь. Потихоньку обустраивались в бараке. Всеволод и Александр приступили к работе, Мария Кузьминична заботилась о детях.
«22 Мая. Четверг. Жарко, работали сначала на руде, а потом ремонтировали кое-что по плотницкой.
23 Мая. Пятница. Жарко, работали по ремонту носилок и тачек.
24 Мая. Суббота. Ведро, жарко, работали табуреты и шкафчик для палатки скорой помощи. Утром, когда мы уехали на работу близ Магнитогорска, разгружали эшелон семей …….. из Ивановской области большей частью Костромского округа от Буя, что-то творится в нашем месте, вероятно, тоже слёзы и горе.
25 Мая. Воскресенье. Сегодня утром при посадке на платформе Всеволод оборвался и упал боком на брёвна, так тут и остался. Весь день прошёл в тоске и беспокойстве…»
«30 Мая. Пятница. Часов 6 утра, солнце светит ярко. Пришли с работы в 2.30, а места полежать нашлось только одному, Всеволод пошёл дальше, а я думал заснуть, да так и не пришлось, то мухи, то стали будить первую смену, теперь часов 11 дня, красно, жарко, но ветра совершенно нет, работать будет очень трудно, а к 4 часам мы должны быть на месте работы. Семейные люди здесь в бараке более и менее хозяйственны, кто привёз самовар, те греют воду, другие варят картофель или суп в привезённых чугунах и котелках, кто пьёт чай, кто стирает бельё, а иные спят».
«11 Июня 1931 г. Среда. Жаркая погода, работали оба, засновывали новый барак. Большое несчастье - потерял нательный крест, маменькино благословенье, я его снял уже с умершей, она еще при жизни определила его мне. Очень жаль, очень жаль. Сколько раз я его затеривал и все-таки находил, а теперь окончательно потерял».
Выжить помогала только забота о детях и воспоминания о прежних счастливых днях. «24 Июня 1931 г. Вторник. Иванов день. (Всеволод на работе, а я на отдыхе.) Сколько приятных воспоминаний связано с сегодняшним днем. Мало когда оставался дома в этот день, а все больше или ездил, или ходил на Ярмарку, даже когда останешься и дома, так чувствуешь себя в повышенном настроении, как будто и сам принимаешь участие в ярмарочной и праздничной жизни. А под вечер ожидаем людей с Ярмарки».
«29 Июня. …Ночью скрылись Шитовы и Скворцовы».
«3/16 (июля – ред.)Четверг… Ночью скрылись Дубовы и Смирнов, Ермаковский. Выдавали песок сахарный, рыбу.
5/18 (июля – ред.) Суббота. Облачно, погремело, и дождик попошел, но немного. Работали на бараке. Были тут из ГПУ, торопят устраивать бараки, и поставлено много …….. палаток. Говорят, что прибывает 5000 рабочих из Архангельска, которые были осуждены на разные сроки.
6/19 (июля – ред.) Воскресенье. Погода прохладная. Работали на бараке, достилали пол, закупоривали коробку, подбивали флинтуса и кое что. В соседнем бараке умерла женщина, у Степана Григорьева тоже умер мальчик.
8/21 Июля. Вторник. Казанская. Из дома ни одного письма не бывало. Это уже просто чудовищно. Теперь в нашем месте идет сенокос, самый разгар, самая продолжительная из с/х работ в году, и если погода ведренная, так работа эта очень хорошая. Ночью приехали переселенцы из Чувашской республики, Казанские, такие же, как мы».
27/9 Августа. Воскресенье. С утра дождь, а после ведро. Всеволод работает, а мне день отдыха, и я вместе с другими ходил в баню, а оттуда через весь город на базар, купил три огурца за 1 руб. Народа там много, а мы опоздали, т.ч. базар разъезжался, и товаров по нашим капиталам не оказалось, так и пришлось идти домой только с тремя огурцами. Мука 25 руб. за пуд, ржаная.
3/16 (августа - ред.). Воскресенье…Всеволод написал и передал заявление о возвращении.
12/25 (августа - ред.) Вторник. Работали оба на 11 участке. Вечером было собрание всего поселка, комендант объявлял, что детей переселенцев могут вернуть домой при условии, если будет согласен с/с и кто из родственников примет на свое иждивение за ними».
«14/27 августа 1931 г. Четверг. Против сегодняшнего дня в 1 ч. ночи всех подняли по тревоге, заставили одеться и повели в город, объяснили только дорогой, что идем разгружать вагоны… Устали до бесконечности, едва домой приплелся часа в 3 за полдень».
4. Смерть родных.
Ссылка Петуховых началась с конца мая 1931 года, а уже в январе 1932 года обрушились другие, более страшные беды. Александр Трофимович описывает эту трагедию семьи в своем дневнике.
«1932 г. конец января очень неблагоприятен. 16/29 (января – ред.) отправлен в больницу Геннадий и Коля, 19 (1 февраля н.с.) Мария тоже в больницу, а 22 января (4 февраля н.с.) Всеволод тоже принужден был вследствие болезни лечь в больницу, но его за неимением здесь места, отправили прямо на 4-й участок, далеко… Вот она чаша скорбная».
«12 февраля (30 января) 1932 г. Пятница. В 3 часа за полдень умерла Мария в больнице в 25 бараке. Как же будем жить-то? Всеволод тоже болеет тифом, Нина и Коля тоже, что же будет с нами? Что бы это был страшный кошмарный сон, от которого вот-вот проснешься. Господи! Велики грехи наши, но и наказание уже становится свыше наших сил. Прости нас, Господи! Давно ли отправляли Марию в больницу, и она была еще бодрая, а теперь лежит в покойницкой, и уже замерзла, и одеть не пришлось, как быть следует.
13 февраля (31 января). Суббота. В 8 ч. утра ходили обмывать Марию в покойницкую, и одели, она уже замерзла, т.ч. нельзя было руки разогнуть, и пришлось одеть так. Вот она наша жизнь. Оля еще не сознает всего ужаса этого события, маленько поплакала и успокоилась, бедная. Сердце что-то опять сильно заболело. Господи, пошли силу и терпенье, перенести все это…
14 февраля (1 февраля). Воскресенье. Ездил хоронить Марию, т.е. ходил. Вечная память. Как-то придется прожить?»
«18/2 марта 1932 г. Среда. Все время больной, кашель и одышка не дают спать и лежать… Вот уже 18 февраля или 3 марта, уже более 9 месяцев как из дома, а обстоятельства все хуже и хуже, как-то дальше будет жить, и не охота жить, и жить надо, мучиться. Эх, ты доля бесталанная, вконец погубила нас. Хотя бы умереть-то привелось в родном краю, так и этого ждать нечего, придется сложить свои кости здесь на проклятом Урале. До чего он стал ненавистен, что и сказать нельзя. Все равно как заключенному подземный одиночный каземат. Прости и ты, край мой милый».
«24 февраля (8 марта) Всеволод умер в больнице на 4 участке, а сегодня Геннадий ходил, носил молока. Прости навеки, милый наш тятя и братишка.
Прости нас, Боже. Тиф прошел, получил осложнение. Всеволод умер от тифа 8 марта по-новому, а по-старому 24 февраля. Милый, милый, милый, где пришлось тебе, и ничья родная рука не закрыла твои глаза. И никого из родных сердцу ты не видел в последний предсмертный час, и нам несчастным не привелось присутствовать при твоей кончине. Господи, что будет с детьми. Как они, малютки, будут привыкать к сиротской доле».
«27 февраля (11 марта) 1932 г. Пятница. Красно, и, говорят, что протаивает. Геннадий ходил на 4-й участок, принес одежу и белье, оставшееся после Всеволода, а его самого-то уж вечно не увидеть и не услышать, как к этому будет привыкнуть, а я жив и должен все это переживать, да я бы за него согласился 2 раза умереть и с радостью. Вся эта моя жизнь прошла вместе с ним и так тесно связано, что я буду жить один, весь интерес пропал. Я так привык подчиняться его трезвым, практическим взглядам и на жизнь, и на домашний распорядок, и весь уклад жизни, что теперь уже нет регулирующего ума, и я как мореход без компаса буду блуждать по необъятному простору житейского моря. Где я найду средства для содержания детей, как могу я заменить им родителей».
«29 февраля (13 марта) 1932 г. Воскресенье. Заговенье на Великий Пост, сыро. Геннадий ездил на 4-й участок и привез Всеволода, уже неживого, недвижимого, ко всему живому безучастного. Какая страшная тайна в переводе от земного бытия к вечной жизни, и не один человек не избежит этого…Милый, милый, вот для чего злые люди выгнали тебя сюда, больного сердцем и душою, и это ускорило твой конец. Какая теперь пустота образовалась вокруг нашей семьи, пустота, пустота.
Какая непроходимая пропасть легла между нами. И что теперь будет с семьею, с малолетними детьми, кто воспитает их, кто даст кров, пищу и одежду, и будет научать их добру и жизненным правилам…
Как было ты обрадовал нас, когда сказал, что тебя выпишут дня через три! И мы все ждали, что вот-вот на автомобиле привезут тебя, и вот все наши ожидания не сбылись. Вся та моя жизнь прошла вместе с твоей, с самого раннего детства мы были все время с тобой, и в годы юношества и до конца неразлучны были. Все работы и планы вместе обсуждали и обсоветовали. Один уйдет, и чуть долгонько нет,- у другого уже большая забота, где-то он?
Так прошли долгие годы нашей жизни, неразрывно связанные между собой и родством и переживаниями детских милых лет. Вместе переносили в детстве потерю тятеньки и переживали это горе, вместе потом старались поднять доходность своего хозяйства, чтобы, хотя немного поулучшить материальные условия жизни.
Вместе, не жалея никаких трудов, старались побольше заработать, вместе радовались успехам, когда хозяйство вполне окрепло, и явилась возможность жить по-человечески…»
Передать горе дяди Саши другими словами невозможно, вся боль его души в дневниках. Смерть любимого брата на всю жизнь врежется в его сердце. Память об этом будет до последних дней его жизни. Позднее Александр Трофимович напишет стихотворение об этом тяжелом событии.
И он умер, родной,
Одинокий, с тоской,
С болью сердца
О милой семье,
О малютках, бедных детях.
Уж солнце над закатом,
Рабочие пришли,
А маму в это время
В больницу увели.
В больнице уложили,
Раздевши на кровать,
А доктор и сестрица
Спешили помощь дать.
Она им говорила:
«Я вовсе не больна,
И только по ошибке
Сюда приведена,
А здесь я заболею
Вдали своих детей,
Ах, отпустите, доктор,
Меня к семье моей.
Какая сила в мире
Заменит детям мать,
Кто будет их, бедняжек,
Кормить и одевать
Кто с ласковым словами
Их будет провожать,
С горячим поцелуем
Кто будет их встречать».
Но доктор не послушал
Мольбу в несчастный час,
И хлынули у мамы
Потоки слез из глаз.
И по любимым детям
Затосковала мать,
И стало её сердце
Быстрее увядать.
Дней несколько проходит,
Она совсем больна,
Без помощи не может
Уж с койки встать она.
И чувствует бедняжка,
Что смерть подходит к ней,
И больше не увидеть
Любимых ей детей.
Крестом сложила руки
На впалую, на грудь,
С душевною тоскою,
Готовясь в страшный путь,
С молитвой обратилась
К создателю миров,
Чтоб был ея он детям
Защита и покров,
И грешную бы душу
Её бы он простил,
Земные прегрешенья
Ей все бы отпустил.
В последний раз взглянула
И, осенясь крестом,
В последний раз вздохнувши,
Заснула вечным сном.
Глаза ея померкли,
Сомкнулися уста,
И прежняя навеки
Затмилась красота.
О, будь навеки проклят
Безжалостный Урал.
Ты у семьи несчастной
Жизнь милую украл.
Положили мы Маму
В тесовый новый гроб,
Поставили на дровни,
И поезд был готов,
Но ветер с страшной силой
В то утро бушевал,
Как будто на кладбище
Нам ехать не давал.
С растерзанной душою
За гробом мы брели,
И в голове мутилось,
И ноги не несли.
Прости навеки, Мама,
Страдалица, ты мать,
Всю жизнь с тоскою будем
Тебя мы вспоминать.
5. Надо жить дальше.
Но надо было жить дальше, остались любимые племянники. Их жизнь теперь зависела только от него. Александр Трофимович остался единственным родным человеком на земле. Старший племянник Геннадий, которому исполнилось 15 лет, должен был выходить на работу, чтобы помогать кормить семью.
«28/15 марта 1932 г. Понедельник. Вьюга, 9 ч. утра. Геннадий ушел на работу. Мне опять придется идти за получкой, вероятно, опять пусто. Посылки неслышно, что-нибудь с ней неблагополучно, да и дома-то все ли по-прежнему…»
«3/16 марта. Суббота. 2 ч. за полдень. Погода ни то, ни сё, и солнце есть, но светит неярко. Геннадью выходной день, и он ушел на базар с Виноградовым, Груздевой и Зеленковой, надо бы купить сапожки Нине. Хлеб и сегодня не получили еще, а его уже нет давно, вот тут и поправляйся…
Сегодня под вечер получили от Вани письмо, но нерадостное, его из колхоза исключили, и как слышно, обложили в 500 руб., а к нашему несчастному положению отнеслись безучастно. Очевидно, никакого содействия не окажут к возвращению нас на родину, все надежды и мечты наши должны разлететься. Эх, люди,- звери, добивают лежачих, поверженных в прах и невинных детей».
«26\13 (апреля – ред.) Суббота. Ходил, было, за получкой, да не выдали. Из дома ничего нет. Позавчера по распоряжению Коменданта был на освидетельствовании в Комиссии, признали, что еще на легкие работы гожусь, не поняли, что у меня голова разбита, и весь организм никуда не годен. Геннадий работает».
«19/2 Мая. Понедельник. Не работают, и нас из поселка не выпускают, хлеба детям вот уже второй день не дают, а иждивенцам так даже и карточек не выдали, хотят измором взять.
23/6 Мая. Пятница. Егорьев день. Ведро, сухо, жарко. Геннадью выходной день, и он ходил на базар и в город, думал, было, купить или консервов, или толокна, но ничего не нашлось. Из дома никаких известий нет. Тревожно. Ходит много слухов, но, вероятно, все врут. Вот и Пасха прошла столь несчастная, столь печальная, еще первая такая в жизни.
25 Апреля (8 Мая). Воскресенье. 3 ч. за полдень. Геннадий работает, он утром ходил в город, что-нибудь купить съедобного, но ничего не нашлось. Принесли посылку от М.Ф. яйца, колобочки и масло. Из 25 яиц уцелело только 12, остальные разбились и сгнили. Колобочки проплесневели, а масло не испортилось. А сейчас принесли и письмо, посланное вместе с посылкой, оно каким-то родом попало в 7 барак, и там его распечатали, в письме карточка, посланы 21 апреля. Хлопочет, беспокоится о нас, добрая душа. Из колхозов многих вычистили и теперь продолжают тоже.
1/14 Мая. Суббота. 8 ч. утра, позавтракали. Становится хмуро. В Магнитогорск приехал Молотов, обозревает все строительство и работу. Нас за пределы поселка не выпускают, на работу ходят большими партиями под командой. Из дома нет никаких известий. Что-то там неладно, тревожит все это очень сильно.
8/21 Мая. Суббота. 6.45 ч. утра, холодновато, небо покрыто облаками сероватого цвета, хотя и не сплошными. Сбираюсь на базар, что-то Бог даст. Хлеба нет. Геннадий работает, я ходил на базар, продал чемодан 8 р., чай 10 р., ковш 4 р., а купить ничего не удалось, хлеб очень дорог, да и нет его. Крупа тоже очень дорога, так и пришел с пустом, холодный и голодный. Положение очень печальное, и из дома нет никаких известий, что-нибудь там неладно, неблагополучно, тревожно. Писал Марии Федоровне и Катеньке 5 Мая, т.е. 16 дней тому назад с просьбой о присылке сухариков. Не знаю, куда бы еще обратиться с этой же просьбой. Писал сегодня Грехову, завтра отправлю на почту, и П.Векшину».
«9/22 Мая 1932 г. Воскресенье. 7 ч. утра. Николин день. В прошлый год в это время нас везли в Рыбинск, и уже в этот час были недалеко от него. Вот уже идет второй год, как мы разлучены с родиной. Всеволоду не пришлось дожить и до году, не вынесло больное сердце такого ужасного испытания и разорвалось на части.
Бедной, милой Всеволодушко, не ему, а мне бы надо было умереть, а то я путаюсь на этом свете, ни себе, ни людям не оказывая добра и помощи, а только мучаюсь нравственно от своей бесхарактерности и неприспособленности к жизни. Прежде в этот день в Верховье была ярмарка и праздник, и я раза два бывал там, время было веселое, годы молодые, всего было в изобилии, и не приходилось задумываться о куске хлеба на сегодняшний день».
Здоровье дяди Саши впоследствии сильно пошатнулось, он был вынужден оставить работу. В августе 1932 года на медицинской комиссии ему был поставлен диагноз «миокардит». Геннадий работал один, семье было нечем кормиться, кое-что из привезенных вещей продавали, заработанных денег не хватало. Александр Трофимович писал на родину всем кого знал, родственникам и знакомым с просьбой выслать какого-нибудь продовольствия, хотя бы сухариков. В дневнике есть такая запись: «… Не знаю, куда еще обратиться с просьбой о присылке сухариков». Сам он работал на легком труде. Бывало, сторожит подряд пять ночей какой-либо объект, а наутро ему велят идти в контору писать списки, а еще за детьми надо ухаживать.
И вот, в августе 1932 года семье Петуховых было разрешено вернуться на родину.
6. Домой.
«9/22 Августа 1932 г. Понедельник. Работали оба, я получил зарплату за 15 дней июля – 55 руб., а за июль еще не получено. Ночью против сегодня был дождь. Сегодня вечером выдали документ на возвращение на родину. Что-то будет».
«10/23 Августа. Вторник. Ведро, красно. День отдыха. Со здешней конторой рассчитались, мне надо получить расчет, да продать кое-что, и тогда в путь, так и не верится…»
«12/25 Августа. Четверг. Красно, жарко. С утра оба ходили на базар, продали самовар, тряпье, 3 ящика, потом я ушел за расчетом на домну, а Геннадий вскоре на станцию, но его там задержали, было, как без документов.
Хотелось посправить о направлении и, вообще, как ехать отсюда, кой чего узналось, но не все с точностью.
13/26 Августа. Утром Геннадий пошел за подводой, а я стал собирать и запаковывать разный лом, но не успел это сделать, как подвода приехала, и пришлось сильно торопиться и кое-как покидать в постельню разный хлам, как только вынесли на подводу, так пошел дождь и мочил почти всю дорогу.
Багаж пришлось сложить на улице на землю, а дождь шел даже и ночью, пришлось закрыть брезентовой накидкой и постельню, но и это не спасло от подмочки, а ночью стащили брезентовый плащ. Билетов не удалось получить, ночевали.
14/27 Августа. Суббота. 11 ч. утра, красно. Сидели на станции Магнитогорск, и будем ждать опять вечернего поезда, удастся ли выбраться сегодня отсюда.
11 ч. вечера, поезд тронулся, увозя нас из Магнитогорска, а милой Всеволодушко и Марья не поехали с нами, а остались в Магнитогорске.
15/28 Августа. Воскресенье. Успеньев день, 2 ч. за полдень, солнце светит, хотя и не очень ярко, а с утра шел дождь, едем по незнакомой местности, думаю, что Киргизия и Башкирия остались позади, места ровные, с березовыми зарослями.
Успеньев день, в 11 ч. ночи приехали в Златоуст, все в вагоне спят. К чему-то приедем на родину, что-то, как-то она примет нас? Где-то приютимся, и как будем кормиться?..
17/30 Августа. Вторник. 8 ч. утра, ночью проехали Самару, Сызрань, а сегодня на свету Бат……ки, теперь подъехали к Рузаевке. Ночью был дождь, теперь облака разорванные, тяжелые, осенние, уж и лето прошло.
12 ч. дня, небо очистилось от туч, и теперь солнце светит ярко, тепло, от вечернего дождя и следов не осталось.
18/31 Августа. Среда. Ярославский вокзал в Москве. Теперь 2 ; ч. за полдень, поезд на Вологду идет около 11 ч. вечера. Сюда приехали около полудня без особых приключений. До Москвы 4 ; суток, да там сидели больше суток. Как-то доползем до дому.
19 Августа (1 Сентября) 1932 года. Четверг. 10 ч. утра, Данилов. Красно, холодноватый ветер.
6 ч. 10 мин. вечера, сидим в Вологде в вокзале.
По случаю неприбытия багажа приходится и нам ночевать здесь, да кто знает, и завтра-то привезут ли его. На базаре здесь видел Я. Е. З. с женой, он где-то невдалеке отсюда проживает, все три брата, и живы, не так как у нас случилось, дорогой, все очень дорогой ценой.
20 Августа (2 Сентября). Пятница. 8 ч. утра, Вологда.
22 Августа (4 Сентября). Вчера вечером приехали в Мыдьеву, уже можно сказать ночью, после долгих дней лишений и нравственных страданий…»
Примечания:
1.Материал любезно предоставлен ветераном конструкторского бюро Управления главного механика ПАО "Северсталь", краеведом, внештатным коррепондентом газеты "Сельская новь" Череповецкого района Идой Климиной. Владелец оригинала - Калугина Людмила Ивановна - внучатая племянница автора дневниковых записей крестьянина-старообрядца из деревни Мыдьево Александра Трофимовича Петухова. Записи (более 500 машинописных листов) охватывают период 1901-1960г.г., но особенно подробны с 1931 г. во время ссылки семьи на Урал.
2. При публикации дневника сохранена орфография оригинала.
3. Герои очерка до ссылки проживали на территории Мяксинского района. Мяксинский район - административно-территориальная единица в составе Ленинградской и Вологодской областей РСФСР в 1927-1960 г.г. Википедия.
4. Деревня Мыдьево (77 км от Череповца), в н. вр. входит в состав Югского сельского поселения.
5. Поражает, что в воспоминаниях А.Т.Петухова нет озлобленности. Как вспоминает его племянница: «Никогда не слышали, чтобы дядя Саша таил злобу на своих врагов» (ред.)