Произошло это во время той достопамятной экспедиции, где я гагару готовил. Кстати, позже меня там и научили, как рыбоядных птиц на шурпейку приспосабливать. Оказывается, в большинстве случаев, достаточно снять с птицы кожу, вместе с подкожным жиром. А ежели есть такая возможность, то ещё и вымочить 2-4 часа в морской воде. Правда, в случае с гагарой, надо ещё и предварительно мясо с костей срезать, иначе есть его будут в состоянии только орочи или чукчи. Аналогично, надо сказать, вымачиванием, избавляют от рыбного запаха и неприятного привкуса тюленье мясо. Кстати, есть ещё и побочный эффект. Чьим бы ни было мясо и каким бы жёстким оно ни было, но ежели его часика четыре подержать в морской воде (в идеале, проточной), то даже пожилая корова станет нежной, как молодая крольчатина.
Но, я отвлёкся. Экспедиция была долгой, полевые работы продолжались практически до заморозков, когда оленьи стада с летовок повернули назад, в тундру. Шеф, заядлый охотник по перу, всячески подгонял с работами, не привязанными к определённому времени года, чтобы иметь задел как раз на то время, когда всяческое пернатое становилось не только украшением тундры, но и стола. Как водится, кто хочет, тот и может, как пел Высоцкий, и времени на охоту нам хватало.
К тому времени я сдружился с одним пожилым профессором, принимавшим участие в этой экспедиции. Интереснейший человек, простой в общении, кладезь познаний и умений. Не поворачивается язык обозвать его биологом, к большинству которых у меня сложилась устойчивая идиосинкразия и слоган: «Увидел биолога – убей». Профессор, к которому все обращались просто, Дмитрич, как-то умел сочетать в себе исполнение требований науки и снайперскую стрельбу на охоте с искренней любовью к природе и какой-то, не увядшей с годами, детской любознательностью. Впрочем, простота в общении не исключала подзатыльников в случае каких-либо корявых действий с моей стороны. В общем, когда наступил долгожданный сезон и выдался дивный, туманный и мерзко сырой денёк с гнусным ветерком, дующим в сторону моря, мы с Дмитричем отправились на моторке вверх по речушке. Дивности деньку придавали именно туман и ветер, т.к. в такую погоду гуси летают низко, ориентируются по руслам рек и стараются держаться против ветра. Потому как попутный, холодный и сырой ветер, задувая им под перо, романтизма их полётам не добавляет. Дмитрич натаскивал меня попутно на правильное управление моторкой в мелкой, стремительной речушке, изобиловавшей поворотами и перекатами. Дно всех рек Магадана состоит из гальки и различного размера валунов. Сбегала речушка с недалёких и невысоких гор и на пути к морю через тундру, не особо потерявши в скорости. В общем, типичная магаданская речка на Охотоморском побережье. Несмотря на загруженную в меня теоретическую базу, не имея практического опыта, я периодически сворачивал не туда, пару раз влетал на мель, к счастью, без последствий для винта и мотора, и всячески давал повод Дмитричу для размышлений вслух о моих умственных способностях, неожиданном месте произрастания моих рук и вроде как ни к кому не обращённых жалоб на то, что не попросил оленеводов дать ему с собой хорей. Хорей, это такой дрын-переросток, коим вразумляют оленей в упряжке бежать быстрее или поворотить в нужном направлении. В общем, нормальный мандраж перед охотой с растяпой напарником. Короче, когда педагогический запал в Дмитриче иссяк и мы приблизились к местам вероятного появления гусей, он сам сел к румпелю, отправив меня на бак с МЦ-шкой, заряженной картечью. Гусь, надо сказать, птица на убой сложная и перо у него – чистый бронежилет. Да и дистанции, как правило, приличные. Поэтому оружие снаряжается по-взрослому.
Дальше поднимались в благостной тишине, нарушаемой лишь плеском реки и тихим, малоинформативным бурчанием и бульканьем японского лодочного мотора, идущего на малых оборотах. Я вылез на широченный нос нашего утюга-«Прогресса 4М» и замер в бедуинской позе для стрельбы, высматривая в тумане над собой дичь. И три гуся таки появились над нами. Пытаясь унести свои откормленные зады, они старательно махали крыльями. Дмитрич приказал – бей правого. В это время скорость моторки сравнялась со скоростью гусей и они стали практически неподвижной мишенью. Ну, сзади, на средней дистанции, с полуавтоматом, я себя показал! Расположение гусей оказались настолько удачными, что мне удалось сразу свалить всех троих всего двумя выстрелами.. Птицы упали в воду. Маневрирование в узкой, мелкой и быстрой речушке было сложным и Дмитрич успел слегка остыть, пока мы вылавливали добычу. Поэтому я получил всего по одному подзатыльнику за двух лишних сбитых. Но речь выслушал длинную, с подробностями, которые, будь у меня выбор, охотно поменял бы на ещё пару подзатыльников.
Место, где мы оказались после вылова трофеев, нам показалось правильным и мы высадились на берег. Замаскировали лодку, сами засели в тальниках. Поохотились неплохо. Дмитрич пришёл в благостное настроение, поскольку заземлил двумя выстрелами двух гусей, а я только одного, дважды «отсалютовав» в белый свет, как в копеечку. Ибо настроение начальствующего, это вам не баран на скатерть начихал. Я что, враг сам себе, соревноваться со старшим в группе, да ещё и победить? Погода ко второй половине дня разгулялась, туман ушёл, ветер попритих и проглядывать начало слегка насморочное, бледноватое солнышко. Мы слопали по охотничьему бутерброду-пыжу, трепетно хранимому у сердца,заварили на крохотном туристическом примусе чайку, дабы не возиться с костром из отсыревшего дерева, а потом с уничтожением следов кострища, который мог бы отпугнуть пролетающих гусей позже. Гуси поднялись высоко, Дмитрича, после легонького перекуса полуметровым пыжом разморило душевно и он милостиво позволил мне рулить лодкой на сплаве к базе. Сам же развалясь на баковой банке, покуривал трубку и травил байки. И тут над нами пролетели лебеди. У охотников на Севере, надо сказать, отношение к лебедю, как правило, сильно отличается от общепринятого. Мнение о нём колеблется между тем же гусём, только в другой обёртке, до откровенно сорной птицы, незаслуженно охраняемой законом. Лебедь, птица агрессивная, численность его не регулируется и он постепенно вытесняет гуся из мест его обитания. По размерам и прочим параметрам вполне себе трофей и у многих охотников на него глаз посвёркивает. Не миновала чаша сия и Дмитрича. Но как человека образованного, его понесло в исторические дебри. Я не отстал и тоже помянул добрым словом князей, уважавших лебедей в запеченном виде, римского диктатора Суллу и прочая, и прочая. В итоге Дмитрич возбудился и спросил меня, видел ли я когда-нибудь королевский выстрел? Я ответил в том русле, что, по-видимому, это означает попасть чем-нибудь в лебедя так, чтобы он обратил на это внимание и в итоге помер. Дмитрич высмеял мою дремучесть и велел развернуть лодку и держать её на течении неподвижно. С манёвром я справился успешно, скорость отрегулировал, а Дмитрич тем временем расчехлил казённый кавалерийский карабин, времён борьбы с басмачами, выбрался с ним за блистер моторки и стал там прочно, как бюст Нахимову на постаменте.
Надо сказать, что Дмитрич не только стрелял снайперски, но и понимал таки в оружии, умел за ним ухаживать. Карабин числился за ним уже лет сорок и был пригоден не только для того, чтобы его прикладом картошку в большой кастрюле толочь. От выстрела из его карабина зверь помирал не со смеху, а как положено. Это редкость, так как большинство виденных мной экземпляров подобного оружия, обслуживаемого идиотами с научными званиями, кроме использования в кулинарии, годились только для цирковой клоунады, поражая воображение окружающих непредсказуемым направлением полёта пули и воем оной же, ибо вращалась в полёте, что твой пропеллер. А не надо шомпол со стороны мушки в ствол совать! Но я опять отвлёкся. Гуси к тому времени, в связи с ясной погодой, поднялись на высоту работы зенитной артиллерии и летали в разных направлениях, с целью тренировки молодёжи перед перелётом на юг. Дмитрич протёр очки, выцелил птицу, налетавшую на нас и выстрелил. Прошло несколько томительных секунд. Гусь вдруг сломался в полёте и рухнул вниз. Дмитрич довольно крякнул, полуобернулся ко мне, не сдвигая ног с места и сказал:
- Видал? Королевский выстрел, это не просто попасть в птицу в поднебесье, это ещё и попасть так, чтобы она упала тебе под ноги. Смотри!
И поднял голову вверх. В гусике было добрых пол пуда. Когда в него попали, он с приличной скоростью уже летел. Падал тоже с высоты немаленькой. И когда Дмитрич поднял голову, этот снаряд возмездия в неё как раз прилетел. СмелО моего стреляющего короля с лодки, как в голливудском боевике. Под воду он вместе с гусём ушёл вертикально, ногами вверх. Застрелиться бумерангом! Тут, вроде, лодку на месте придержать надо, чтобы сориентироваться, где карабин потом служебный искать, тут же надо, чтобы тушка Дмитрича под винт не попала. Опять же и выловить бы его неплохо было бы, пока он себе жабры не отрастил. В то же время и мотор глушить нельзя, чтобы течением под какую-нибудь гребёнку из покосившихся тальников не занесло течением, ибо утопит лодку такая напасть за несколько секунд. Да и виновника торжества неплохо бы подобрать, не зря же он с такой высоты сверзился! Короче, если бы не остойчивость Прогресса, которого какие-то идиоты в те времена хаяли и презрительно называли утюгом, с какой-то из задач я бы не справился. Причём, что характерно, первым на борт попал гусь, а уж потом профессор. А затем я битый час тралил дно речки кошкой из лодочного якоря, в поисках карабина. Когда уже отчаялся и решил плюнуть на поиски, наконец повезло. Если можно так сказать. Поскольку карабин, зацепленный кошкой, насмерть застрял между валунами на дне и мне пришлось таки понырять в тёпленькой, градусов пяти, водичке
На стан мы приплелись, когда уже смеркалось. У Дмитрича, повисшего на мне, было лицо супертяжа, отстоявшего макиварой в Гайден-сквере двенадцать раундов. Вязанка из гусей, весом со второго взрослого и упитанного мужика изящества моей походке тоже не добавляла. Начальник строго спросил, что с профессором. Я, на голубом глазу, сообщил, что Дмитрич пробирался через тальники и его стукнуло веткой. Шеф подозрительно посмотрел в мои, лучащиеся юношеской невинностью глаза, прикинул в уме размеры веточки и того тролля, что был на другом её конце, плюнул в сердцах и пошёл доигрывать в домино с мужиками. Дмитрич взял с меня клятву, что про королевский выстрел я ни гу-гу. Я поклялся: «шоб я здох». И с тех пор рука Бога простёрлась надо мной ладонью вниз. Дмитрич, при упоминании на людях чего-либо, вроде воспоминаний о книге «ПрОклятые короли» и прочей королевской тематики, моментально переставал на меня ворчать и даже дал однажды свой карабин, когда понадобилось отстрелять пару медведей по просьбе оленеводов, к стадам которых эти косолапые приохотились. Но сам с тех пор и по сей день убеждён, что королём быть - это таки хлопотно.