7.
Откуда-то из темноты к ним медленно плыло бледное пятно слабого призрачного света. Через некоторое время уже можно было различить, что источник света – абсолютно белая роза – от лепестков до стебля. По мере приближения роза светилась всё ярче, и вскоре стало видно, что её несёт некто, облачённый в тёмный балахон с низко опущенным на лицо капюшоном. Уже было понятно, что это – женщина, причём её образ весьма напоминал «картину», через которую все сюда и попали.
Женщина приподняла розу, как свечу; свет цветка озарил всё серебряным сиянием, чётко разделив на чёрное и белое, без оттенков и полутонов. Стало видно, что помещение за картиной – пустой длинный коридор, уходящий в темноту, с грубо оштукатуренными ровными стенами, смыкающимися над головой в арочный свод. Завершался коридор тупиком, где в данный момент все и находились.
У ног Мэнэррика, всё ещё державшего Пупсу, виднелась небольшая чёрная лужица – вероятно, кровь девушки. А у самой стены, придавленная коленом Италии, возилась какая-то тёмная масса.
- Незваные гости… - негромко произнесла женщина с розой. - Да ещё с гостинцами! Люблю гостей…
От её голоса по спине бежали мурашки, перед глазами внезапно возникали непонятные видения мёртвых скалолазов, погребённых под лавиной; бабочек, приколотых булавками к стендам и подписанных заботливой рукой; венков из увядших одуванчиков и почему-то бисера, сыплющегося с нитки разорванного ожерелья.
- Я гостеприимна, - продолжала женщина с белой розой. – Я ужасно гостеприимна…
Мэнэррику как-то особенно не понравилось слово «ужасно». Потому что женщина употребила его в самом прямом смысле. И тут Мэнэррик понял, что с этой таинственной дамой все они, вместе взятые, ничего сделать не смогут. Потому что здесь – её владения. Да будет воля её!..
- Вы вежливы, - шелестела между тем женщина. – Поэтому ваш визит будет временным. Вы не пришли за моими сокровищами. Посему идите с миром – мимо моего обиталища. Найдите то, что ищете… Вам это позволено…
Голос завораживал, как звуки флейты на кладбище. Мэнэррику казалось, что он находится в каком-то пограничном, предобморочном состоянии, которое, вместе с тем, не ухудшалось.
- Положи её, милый, - оказывается, странная дама обращалась уже к нему персонально.
И Мэнэррик, подчиняясь магии её голоса, опустил Пупсу на пол. А потом посмотрел в лицо человека, ранившего девушку. Человек этот уже сидел, осторожно ощупывая себя: видимо, Италия отделала его на славу!
Каково же было удивление и негодование Мэнэррика, когда он узнал в избитом мерзавце Чибу! Опять, опять Чиба! Мэнэррик бросился к Арчибальду с твёрдым намерением задушить на месте. Никто и с места не сдвинулся, чтоб его остановить. Лишь когда пальцы Мэнэррика сомкнулись на горле оглушённого, а потому почти совсем не сопротивляющегося Чибы, женщина с розой негромко произнесла:
- Прежде чем совершить необратимое, хорошенько подумай и вспомни: не преломлял ли ты хлеб с этим человеком? Ибо великий грех – лишить жизни того, с кем принимал одну пищу!
Мэнэррик ещё решительнее сдавил горло Чибы. Тот вяло отбивался. И тут Мэнэррик вспомнил… Ведь что-то такое ему говорил Ксилу, чтоб он не забывал… Конечно, никакой пищи с Чибой Мэнэррик не делил! Но вышло так, что они поделили одну жевательную резинку!.. Считается ли это преломлением хлеба? Мэнэррик не знал. Но пока он размышлял, пальцы сами собой разжались, и полупридушенный Чиба, хрипя и кашляя, отполз на безопасное расстояние.
- Вот и правильно, - одобрила женщина с розой. – Дарить смерть здесь лишь я имею право! Теперь идите, пока я не передумала и не оставила вас у себя в гостях навечно! Только эти двое останутся тут! – он властно указала на Пупсу и Чибу.
- Мы не можем оставить их здесь! – возмутился Мэнэррик.
- Вы не можете пойти с ними дальше, - возразила женщина с розой. – Заберёте их, когда будете возвращаться. Не беспокойся – тот, кого ты пощадил, присмотрит за той, которую не пощадил сам. Уж об этом я позабочусь! – Что-то нехорошее проскользнуло в её тоне.
- Она же ранена! – не унимался Мэнэррик.
- О, по этому поводу не беспокойся! – женщина с розой мелко рассмеялась. – Это же госпиталь при монастыре! Где, как не здесь, можно исцелить любого недужного?
Мэнэррик хотел было ещё что-то сказать, но Италия дёрнула его за руку, и он осёкся.
- Идём, - сквозь зубы приказала наёмница и потянула его за собой. Билл осторожно последовал за ними. Уходили они, почти пятясь, не рискуя повернуться спиной к женщине с розой.
А хозяйка здешних мест подняла руку и прикрыла широким рукавом своего одеяния светящуюся розу. Мгновенно наступил полный мрак. Тогда уж они развернулись и быстро пошли прочь. Италия вела их, и Мэнэррику с Биллом пришлось полностью полагаться на её чувство направления. Правда, они всё время побаивались на что-нибудь наступить или за что-нибудь зацепиться, но пол под ногами был ровный: видимо, они двигались по коридору. Пахло в нём сыростью и затхлостью. Наверно, им долгое время не пользовались, только бродила изредка дама с белой розой…
- Кто она? – спросил Мэнэррик у Италии.
- Как, разве ты не догадался? – удивилась она. – Это же и есть святая Агнешка!
- Вот как? А я всегда считал, что монастырям дают имена каких-то святых только после кончины этих самых святых!
- Так и есть, - Италия замолчала.
Мэнэррик переваривал информацию.
- Что она имела в виду, когда говорила про гостинцы? – спросил Билл.
- Она – нехорошая святая, - тоном, каким обращаются к ребёнку, ответила Италия.
– Она из тех, кому нравятся кровавые жертвоприношения. А мы вроде как принесли ей такую жертву. Хотя и непреднамеренно. Пупсина кровь пролилась на пол во владениях Агнешки. С одной стороны – жалко Пупсика! Но, с другой, оказалось, что это к лучшему! Агнешка довольна! Кто знает, что было бы, если бы Пупсу не догнал этот придурок?
- А что было бы? – не понял Билл.
- Она взяла бы кровь сама! Причём – у всех! Так говорят…
- Что это там впереди? Кажется, свет!
И правда, невдалеке уже можно было различить узкий прямоугольник из светящихся полосок, очерчивающий контур двери. Дверь оказалась незапертой. Мэнэррик осторожно нажал на ручку и выглянул. Ход вывел их на самую обыкновенную улицу самого обыкновенного города. На первый взгляд, всё обычное: люди идут по тротуарам, по проезжей части улицы движется поток машин… Вот и они вышли из какой-то забегаловки, на двери которой болталась табличка: «Закрыто». Но, если присмотреться, с домами что-то не то: как-то уж очень странно они выглядели. Сразу и не определишь, почему, однако потом становится ясно: в городе напрочь отсутствует перспектива.
Мэнэррик долго пытался растолковать это сам себе, но к какому-либо выводу не пришёл: здания необъяснимым образом продолжали выглядеть дико. Причём этот оптический (или какой там ещё?) эффект касался только зданий; улицы, транспорт и люди при удалении выглядели совершенно нормально, пропорционально и соответственно изменившемуся расстоянию от них до наблюдателя, в роли которого сейчас выступал Мэнэррик. Но от такого несоответствия начинали болеть глаза, и Мэнэррик прекратил глазеть на улицу. Зато он обратил внимание на машины.
Следовало признать, он не узнал ни одну из моделей. Мало того, что авто сплошь и рядом казались незнакомых марок, так они ещё при ближайшем рассмотрении оказались вообще не автомобилями в общепринятом значении. Нет, двигались-то они вполне самостоятельно – вот только были не совсем машинами: у некоторых снаружи виднелись полупрозрачные гибкие шланги и трубки; у других за круглыми окошками, врезанными в крышки капотов, можно было разглядеть некие равномерно пульсирующие детали, подозрительно напоминающие бьющееся сердце… От этого зрелища становилось как-то жутковато и не очень приятно. Мэнэррик заметил на лице Билла похожую гамму чувств. Италия же держалась без малейших проявлений любопытства и интереса. Похоже, ей в жизни пришлось и не такое повидать.
- Кажется, мы на месте, - решила Италия. – Вот вам – экспериментальный город. Экспериментальная техника. Но это так – просто средства передвижения, мелочь и детская игра. Неплохая идея для семейных, личных и тому подобных автомобилей. Может, сначала и придётся заплатить внушительную, но всё-таки доступную сумму за переоснащение машины для работы с биосистемой, зато потом – никаких тебе хлопот с топливом, плюс экологически чистая технология, никакого загрязнения окружающей среды продуктами сгорания… Ну, это я так думаю, чисто теория. Кажется, Билл, твой папаша - всё-таки гениальный человек, раз уж сумел додуматься до воплощения такой идеи в жизнь. И я даже представить боюсь, до чего такими темпами он ещё додумается в ближайшее время.
- По-моему, - сказал Билл, - он ничего другого разрабатывать не собирался. Он всегда любил начатое дело до конца доводить, так что не думаю, что, если он сейчас жив, конечно, он возьмётся за какую-то другую идею, пока эту свою разработку до совершенства не доведёт.
- Лишь бы ему хватило ума не выдать все схемы и формулы тем, кому он был нужен для этого, - вздохнула Италия.
Билл пожал плечами.
- Странная тут реклама, - заметил Мэнэррик. Его заинтересовала информация на щитах и вывесках, установленных вдоль всей улицы. Идея, в общем-то, была одна, только тексты различались: от тревожно-угрожающих до радостно-успокаивающих.
Большими красными буквами: «Карантин! Из города выхода нет!» и тут же, только ниже – большими бирюзовыми буквами: «НО! Выход – есть!». На следующем бигборде – большими красными: «Помни! Ты – один из 99% населения, заражённого НВСП!». И сразу же – ободряюще-жёлтая надпись: «НО! Ты будешь жить – не забывай о ИС!» «У тебя синдром СП? Мы поможем тебе!». И дальше – «ИС-Пункт».
- Ничего не понимаю, - пробормотала Италия. – Что за бредятина? Так, стойте здесь, не рыпайтесь, а я зайду в этот пункт, проясню обстановку! – она решительно помаршировала и «ИС-Пункту».
Билл и Мэнэррик синхронно переглянулись и недоумевающе пожали плечами.
- Что за ужасы? – спросил Билл. – Прямо как в каком-то фильме о жутком вирусе, поразившем всё население.
- С одним отличием, - вставил Мэнэррик. – Местный вирус, во-видимому, не смертелен, тут даже разработали какое-то средство борьбы с ним.
- А давай тоже заскочим в этот самый пункт? – предложил Билл.
Мэнэррик в сомнении покачал головой:
- Италия приказала не рыпаться.
Билл сразу согласился:
- Да уж, если Италия приказала – это серьёзно. Фантастическая девушка, тебе так не кажется?
- Мало ли что мне кажется… - протянул Мэнэррик. – Я вообще в последнее время не знаю, не показалась ли мне вся моя жизнь. Может, я вообще лежу в какой-нибудь больничке, привязанный к коечке, дабы не буйствовал?
- И я – рядом? – спросил Билл.
- А ты – моя галлюцинация, - ответил Мэнэррик.
- Ну нет, я не хочу быть твоей галлюцинацией! – воспротивился Билл. – К тому же, мы начали говорить об Италии!
- Я помню. Она для тебя фантастическая девушка. Что, зацепила? – участливо поинтересовался Мэнэррик. – Похоже на прямое попадание в самое сердце?
Билл вспыхнул и опустил голову, из чего Мэнэррик сделал вывод о правильности своего замечания.
- Знаешь, - сказал он, - у каждого в душе, или в сердце, или в подсознании – представь, как хочешь, - оставлено место для другого человека. Для одного-единственного. И только он один может занять его, потому что само место создано только для него. Миллионы людей не подходят; сердце спит. Есть, конечно, и множество похожих, совпадающих по многим параметрам людей, которые вроде бы тоже подходят для этого места… Но – не идеально. Если они поселяются там, то со временем появляется чувство какой-то непонятной неудовлетворённости, даже раздражения без видимых причин. Тогда внутренний голос приказывает: «Иди искать!». И мучает, и не даёт покоя. Некоторые слушаются его и отправляются в странствия, бросив всё. Другие же бездействуют, продолжая тянуть из чувства долга лямку серого существования. Это уж личное дело каждого.
- Интересно… - протянул Билл. – А ты уже нашёл такого человека?
- Да, - без колебаний ответил Мэнэррик.
- И у тебя есть то, что называется любовью – настоящей любовью, без ложных значений?
- Да, есть. Мне повезло, я нашёл эту женщину.
- Тогда объясни, расскажи мне, что это такое? Ты чувствуешь, что вот-вот взорвёшься изнутри? Не спишь ночами, думая о своей женщине, даже когда она рядом, в твоих объятиях? Тянет горы своротить ради неё, биться с драконами и стать для неё фейерверком в полночном небе? Я правильно представляю себе настоящую любовь?
- Билл, какой же ты ещё юный! Ты представляешь себе лихорадку влюблённого. Осмелюсь предположить, что ты её даже ещё не испытывал. Не знаю, у кого как, но я расскажу, что это для меня. Настоящая любовь – она совершенно иная. Как ни странно, оказалось, что любовь – это внутреннее ощущение покоя. Как бы тебе объяснить… Вот, например, ты всю жизнь скитался в густом тумане – так долго, что уже и не представлял другой жизни. Иногда тебе навстречу попадались девушки, несущие зажжённую свечу или фонарь. Ты устремлялся к свету и даже некоторое время грелся у огонька. Потом свечи догорали или гасли от туманной сырости; в фонариках садились батарейки; оставаться в такой компании становилось невыносимо тоскливо, и ты брёл дальше. Страсть – это всего-навсего свеча или фонарик, которые надолго и не осветят, и не обогреют. А теперь я скажу тебе, что такое любовь. Это чувство, которое возникает, когда в непроницаемом тумане вдруг проступают очертания родного дома, где тебя давно ждут, где весело пылают дрова в камине, готово уютное кресло, и ты вдруг понимаешь, что вот это – конец долгого утомительного пути в пустоте, его цель; что больше не придётся бродить среди чужих огоньков в туманном безвременье. И вот тогда в душе наступает мир и покой. Он проникает в каждую клеточку тела, даря ощущение небывалой созидающей силы и – одновременно – счастья, которое тоже пропитано этим покоем, потому что позади остались все тревоги, вызванные неуютной незаполненной пустотой. И ты уверен, что это – уже навсегда; не надо больше ничего искать. Когда мысли о ком-то не дают тебе покоя, когда ты не уверен в мыслях и поступках этого человека – подумай, а тот ли это человек, которого ты готов навсегда пустить в то место в душе, которое предназначено только для одного? Или, может быть, не стоит в этой истерике по ком-то искать признаки настоящей любви? Ты узнаешь своего человека, когда, встретив его, поймёшь, что поиски завершены, и будешь преисполнен уверенности и покоя.
- Любовь – это покой… - Билл глубоко задумался. – Как странно: я всегда думал, что это нечто совсем другое, и покой – совершенно отстранённое понятие.
- Это моё субъективное мнение, я тебе его не навязываю, Боже упаси! Ты спросил, я ответил.
- Мне даже посоветоваться не с кем, - пожаловался Билл. – С батей как-то не контачили. Друзья!.. Что они могут сказать? Дурковатость ещё не у всех выветрилась. Сам знаешь, на какие темы всё скатывается. Доходчиво у тебя получилось. Надо подумать… Может, ты и прав… Потому что для других проявлений чувств придуманы другие названия. Только все их заменяют их этим словом – так проще…
- Это подсознательное желание напомнить самому себе о продолжении поиска. Но многих ты знаешь из тех, кто прислушивается к подсказкам подсознания? В большинстве случаев о них могут вспомнить задним числом, причём с сожалением.
- Как думаешь… - Билл покраснел и замялся. – С Италией я могу ощутить покой, о котором ты мне рассказал?
- Кто ж тебе в этом вопросе может быть советчиком? – улыбнулся Мэнэррик. – Ты должен разобраться сам. Взвесить все «за» и «против». Ты уже определил то, на что следует обратить внимание прежде всего? – Мэнэррик вдруг почувствовал себя старым и мудрым, этаким гуру, наставником юных и неопытных – понимающим и добрым.
- На что? – переспросил Билл. – С самой первой секунды, как только я увидел её, я вдруг понял: всё! это – Она! Как будто узнал, хотя никогда не видел раньше. Это как увидеть единственное знакомое и родное лицо среди толпы чужих. И, кажется, мне всё равно, какой у неё характер, какие привычки, какое прошлое и настоящее. Потому что будущее у нас должно быть общим! И потому, что это- действительно МОЯ девушка, женщина. И значит, что бы она ни делала, какая бы ни была – всё в ней правильно. Всё именно так, как надо. Лично для меня.
- Да, парень… - уважительно протянул Мэнэррик. – Я-то к такому пониманию жизни и отношений шёл годами. Причём не сделав особых выводов. Пока тоже не встретил её – СВОЮ женщину. И весь мир сразу стал лишь фоном для неё, главной среди всего. И то, что связано с ней – действительно, всё правильно. Всё в ней так, как нужно. И пусть другие не увидят в ней этого – так даже лучше! Тогда они не будут предпринимать попытки украсть её у меня. Хотя – я на этот счёт спокоен: у них в любом случае ничего не получится! Потому что я уверен в ней больше, чем в себе. И я знаю также, что я для неё – ЕЁ мужчина. Без преувеличения. Это не самообман. Никаких иллюзий! Такое можно понять лишь тогда, когда встречаешь СВОЕГО человека. Это такое счастье! Это такая редкость! Но нам с ней наконец-то повезло! Вот так вот… Кроме всего этакого, благородно-глобального, выяснилось, что нам вместе смешно. Это здорово сближает. Кто бы мог подумать! Но это – наше, только наше. Мне кажется, с Италией такое не прокатит.
- Да-а… - Билл задумался. – Италия – МОЯ женщина. Но увидит ли она, что я – ЕЁ мужчина? Бывает так, что люди тут не совпадают?
- Здесь много нюансов, - ответил Мэнэррик. – Она-то, возможно, и увидит, но может сама себя остановить, не делать правильных шагов. Потому что – она всё-таки тебя старше; у неё ребёнок от любимого мужчины, который и не жив, и не мёртв – а превратился в чудовище. Ты не из её мира…
- Да, я это всё уже обдумал и взвесил, - согласился Билл. – Всё правда. И эта правда её ограждает от жизни. Она держится на расстоянии от отношений. Вроде бы – ледяная и неприступная – но это всего лишь броня, защищающая хрупкий внутренний мир. Только я постараюсь сделать всё возможное, чтобы она поверила в меня и в то, что наши жизненные пути могут слиться в один общий! – Билл в этот момент не казался юным и восторженным. Мэнэррику даже на миг показалось, что сквозь облик почти ещё мальчика проступили черты зрелого мужчины, повидавшего и понявшего жизнь по-настоящему. И где-то в глубине души Мэнэррик даже позавидовал Биллу: к нему самому такое Откровение пришло только недавно. Хотя – в результате, он всё равно чувствует себя счастливым человеком! Нет, скорее – человеком, нашедшим свою дорогу к счастью и уверенно идущим по ней.