Хряк!
– Налетай братва! Война – войной, а обед – по расписанию, – Петрович с хрустом разломил свежий батон и прямо на коленях начал кромсать перочинным ножом копчёную колбасу.
Братву дважды приглашать не требовалось. Артур с Михой немытыми руками расхватывали жирные кружки колбасы. Откуда-то появились пузырь с мутным содержимым и три стопоря.
– Ну, за победу! – на правах старшего изрек Петрович.
– Да чтоб их, гадов! – добавил Артур и, погрозив воображаемым врагам, осушил свой стопарь. Поморщился, закусил и тут же налил себе и другим ещё.
Все трое были зелёными. Во всяком случае, считали себя ими. Положение у них и в самом деле было почти военным. Палатка, сухой паёк и вполне конкретный враг, передовые цеха которого, огороженные колючей проволокой, начинались метрах в ста от их лагеря. По будням лагерь был невелик – в палатках отсиживались человек сорок добровольцев, но по выходным их ряды увеличивались сотен до трех.
Да и отчего бы им не увеличиваться? Служба непыльная. Делов-то – добросовестно отдежурить свою смену. Несколько человек караулят, остальные в карты режутся. Как поступит сигнал, что какое-то начальство едет или журналюги, хватаешь транспаранты, выскакиваешь вместе со всеми к дороге и вопишь погромче о том, как хреново в Шакшиново живётся, как рыба в реке дохнет, листья с деревьев осыпаются, а живительный кислород в лёгких с каждым днём сдаёт позиции сероводороду. За смену дежурства каждый получал семьсот рэ – деньги для такого захолустья очень даже нехилые, плюс халявный сухпай.
Народ в Шакшиново всегда жил небогато. Городишко маленький, фабрика обувная здесь давно закрылась, не выдержав конкуренции с китайским ширпотребом. Ну, какую работу тут ещё найдёшь? Большинство местных и не заморачивались её искать, а просто заливали печаль всем, что горит. Благо всегда находилось с кем и, самое удивительное, на что.
Но вот пришли немцы со своим Заводом. Они-то и выдернули Шакшиново из полупьяной дрёмы. Нет, пить, конечно, никто не бросил. Это святое. Но зато жить стали повеселее. На облупившейся штукатурке двухэтажек кое-где девственностью подснежников проклюнулись пластиковые окна. В пустовавшем со времен последнего генсека кинотеатре поселился супермаркет, приветливо подмигивавший неоновым глазом. С работой у людей завелись кое-какие деньги, а воспоминания о старом Шакшиново тонули теперь у большинства где-то в глубинах гипоталамуса.
Шакшиновцы уже приспособились к новому ритму жизни, как вдруг их покой был нарушен снова. Вслед за немцами пришли зелёные, объявившие войну Заводу. И жители городка дивились теперь тому, как до сих пор терпели фрицев, Завод которых, выпускавший фанеру и прочие деревяшки, губил всё живое вокруг похлеще ядерного взрыва.
– Эх, хорошо! – Артур вытянулся на спальнике и сладко зевнул. Лицо его раскраснелось. Хотелось тяпнуть еще, но вставать было лень. – Михей! – неуклюже махнул он рукой. – Айда, заруливай!
Миха послушно разлил по стопарям.
– Слышь, Петрович! – пробасил Артур, которого всегда в таких ситуациях тянуло пофилософствовать.
– Чего?
– А чё это мы тут отсиживаемся, а? А чего бы не пойти и не навтыкать этим уродам? Не, ну, мужики мы или нет?
– Да взорвать этот гадюшник и точка! – подхватил Миха.
– Во-во! Чё они о себе возомнили-то! Да мой дед их под Берлином раком нагибал! Да я им! – Артур от, души долбанул кулаком по ящику. Стопари вместе с пузырём полетели на пол. Всё пролилось.
– Ты что делаешь, дурак! – Петрович замахнулся на него мясистым кулаком.
– Да я не специально, – в глазах Артура мелькнул испуг.
– Выпил на грош – испортил на рупь, – Петрович поднялся, тяжело вздохнув. – Пошли! Наша очередь дежурить уже.
– Да чего там дежурить, – махнул Артур. – Вечер уже, никто и так не приедет.
– Чё, самый умный, да?! Пошёл, говорю! С тебя пузырь на следующую смену – не забудь, – Петрович еще злился за испорченную выпивку.
Артур не стал спорить – его боевой пыл уже угас. К тому же спорить с Петровичем было небезопасно для здоровья. Ворча что-то под нос, Артур поплёлся за остальными.
Дежурство тянулось ленью ползущей к собственному эшафоту часовой стрелки. Но всё когда-то кончается. Закончилось и дежурство.
Воскресный вечер тихо таял, как кусочек мороженого в чашке кофе. Природа в Шакшиново и в самом деле была красивой. С озера набегал свежий шелест камышей. Последний луч выхватил на фоне поросших лесом гор вереницу каких-то птиц. И даже исчезающие во тьме контуры ненавистного Завода казались частью этого чистого полудикого мира.
Артур с Михой, попрощавшись с Петровичем и получив расчёт за две смены, брели в сторону жилых кварталов. Каждый словно боялся первым нарушить тишину ночи.
– Ну, вот и выходные прошли, – решился, наконец, Миха.
– Угу, – гукнул Артур. – Завтра на работу.
– Ты где работаешь-то?
– На Заводе. Где ж ещё.
– И я. Ты в каком цехе.
– В пятом.
– А я в седьмом, – улыбнулся Миха. – Там ещё три ёлки растут. Знаешь?
Артур кивнул:
– Соседи значит.
Потом до первого перекрестка шли молча, каждый занятый своими мыслями. Дальше было не по пути.
– Ну, что ж… бывай, – протянул руку Артур. – В следующую субботу придешь?
– Приду.
– Ну, тогда до субботы. Пока.
– Счастливо. До субботы.