Память.
Я не помню.
Я не помню чисел. Я с трудом вспоминаю даты, дни рождения и возраст своего отца. Последнее – самое обидное. Я хочу запомнить, я стараюсь. Но не помню. Не могу.
Дура? Дура.
Я не помню названия песен.
Мне необходимо включить ее, зачерпнуть из наушников, а после – почувствовать внутри себя. Внутри. Живая, дышит. Кровь узнает. Артерии бегут по венам марафон.
Я по–прежнему не помню названия, но чувствую как ток по ушам втекает в меня ниже, ниже, ниже. Строчки мелькают, как снег перед глазами. Но суть остается и тает, тает.. Как те снежинки, предательски заползшие за воротник. Кто им дал право? Кто разрешил? Почему вязанный шарф не спас, кто впустил зиму в меня? Снег попал на горячую кожу, на миллиметр побережья моей географии. Остров. Ты – экипирован. Но неминуемо и четко поражён выстрелом зимы за воротник. Попала. Попала, и стекает каплей, ниже и ниже, ниже. В самую суть.
Суть. Которой нет названий в трек-листах. Моменты, где музыка повернет за угол фибр моей души. Да–да, вот сейчас, здесь, и давишь на наушник еще, так, будто он станет еще ближе к сердцу. А снежинка течет каплей по спине, под песню без названия, песню-помоги мне дышать, песню-мякоти твоих губ, песню-недосмотренный фильм, песню-взорвавшегося неба внутри, песню-снег в спину, песню-кислород. Ниже, ниже..
Память. Я помню.
Помню твой запах. Разный. Запах твоего стриженного затылка в пальто. Запах тебя в метро, на Пушкинской, даже когда тебя там нет. Запах тебя под землей и над ней – разный. Запах тебя в озябшей сентябрьской осени. Запах в объятиях слез, меня и Большого.
Помню твои глаза. Я помню больше, чем просто оттенок твоего зеленого зрения – помню взгляды. Улицы, переулки, город. Маршруты города по твоим взглядам. От нежности до исступления ко мне. Помню свои влажные ладони, повороты твоего запястья, остановившиеся часы в темноте набережной и пронизывающий страх.
Память. Я не старалась запомнить, не старалась выучить тебя к экзамену по билету. Веришь, нет, но ответов на тебя не было. Но запомнилось, выучилось, зацепилось. Прибилось.
Идя домой я включаю мумий тролль. Пытаюсь закинуть в себя наушник еще подальше, так будто он станет еще ближе к моему сердцу.. Лагутенко пытается что–то мне упорно объяснить. Да что ты знаешь, мальчик! Ты Ее видел? Мотаю головой. Шапка набок. Плевать. Наушник еще дальше и дальше, глубоко в себя. Как будто он станет еще ближе к твоему сердцу.. и знаешь. Он становится.
Я не знаю, кто и зачем послал тебе меня, и тебя мне - Диана? Скорее, задолго до неё – истории (читай – исповеди) конечно, не идеальные, конечно, не с правильным финалом. Наотмашь и с разбегу в прорубь. С головой. С таких фильмов уходят не улыбаясь и не оборачиваясь.
А мы пришли. С историями и личными точками за душой. На квартирник. И словно не шли, а вели за руку друг друга через строчки своей же боли. Привели.
Я не знаю, кто и зачем захотел, чтобы мы нашлись – ****ский снег или напротив ему – чистое небо холодной зимы. Зимой небо всегда кажется честнее. Обнажено. Замечала? Обнаженные мы. Прошлой зимой я слышала, как небо звало меня. Веришь?
Привкус тайны тебя – не покидает моих губ, даже когда я молчу. Слова летают в воздухе чайками, но тайна внутри. Ты – появилась у меня. Я – у тебя. Тоже. Хочется верить.. Весь город знает об этом, тихонько подмигивая нам своими фонарями в темноте. Улицы кричат нам кодами. В них не меньше десяти цифр, но они повторяются, коды совпадают, замки открываются, ключи подходят. Сокровища сыпятся на наши головы оставляя не слабую гематому на макушках. Сильно. Больно. Значит, будешь помнить. Музыка оживает и звенит сиреной, нет, не в голове, ниже, катапультируя в сердце. Стекло сдается, и падает. Воздух сжимается в атмосфере до пара в глазах. Туман. Так и должно быть. Дымит. Никому не спастись. Поздно. Нашлись.
И я понимаю – надо бежать. Моя тайна разрастается в тебе, во мне, в новом для нас обеих - нас. А город ждал. Готовил те самые флажки по городу, готовил нашу олимпиаду, для двоих.
Я тороплюсь. Я бегу. Я спешу. Я бегу марафон.
Мы бежим марафон, один за другим. Флажки остаются позади. Я знаю, призовых мест в этом марафоне нет, как и конца, мы в спирали. Но каждый новый забег – с новыми медалями на груди. Здесь–влюбленные, здесь–любовники, здесь– уже те.. те.. Эй, словарь Даля. Занесите нас. Внесите. Запишите. Запомните.
Я очень спешу. А как не спешить? Как не бежать и не задыхаться? Как сказать сердцу, сердце, ну ты там не бейся, а? Не вырывайся? А я вырываюсь. А я может быть, я хочу вырываться. нет, не так. Я НЕ УМЕЮ не вырываться. Мне везде тесно, душно. А не надо, я это чувствую. Надо, как там говорят, придержать коней, остановиться, оглянуться, дать мыслям остановиться. А не могу, а рвусь из всех сил, и были бы струны – я бы их тоже порвала. Надо бы – перегрызла. Хочу бежать, хочу кричать, хочу спешить и опаздывать, но все равно успевать. Хочу ущипнуть твое бедро, хочу громко смеяться, хочу быть взрослой, но получается только маленькой. Получается только не чувствуя ног бежать - и сталкиваться своим сердцем о твое.
Нараспашку.
Нельзя, нельзя так, остановись! А ты не можешь. Ты – бежишь марафон. Тебе нужно бежать, призовых мест нет, но тебе очень нужно. Ты не можешь не бежать. Ты - здесь и сейчас, и ты бежишь. Вот-вот и взлетаешь. А тебе так хорошо, но так опасно. Тонешь, горишь, падаешь. Теперь я знаю, почему у огня синий цвет пламени. Бежать. Ясно одно - стоять не канает. И ты бежишь. Адреналин. Я хочу бежать, хочу быть снегом на голову, взрывом, хочу быть первой песней на концерте, долгожданной. Хочу быть с размаху и нараспашку.
Я задаю себе вопрос, когда вижу тебя – я останусь в живых? Прихожу домой. Осталась. Трахея проткнута, что-то хрипит, почти не дышу. Спаслась? Не знаю. Но осталась в живых. Выжила. Выжила! И бежать дальше. Не встав на ноги, но торопиться, и пытаться остановиться, но не суметь, не уметь. Не уметь с тобой. Сопротивляться бесполезно.
Сохрани меня.