Об авторе : http://www.proza.ru/2015/10/24/1749
Денщик – это военный слуга при командире. Но вышел он из крепостного лакея. Тому пример – литературные герои.
Так, в «Капитанской дочке» А.С. Пушкина таким слугой у Петра Гринёва был крепостной Савельевич, прибывший на военную службу вместе с барином в Белогорскую крепость. А в кинофильме «Гусарская баллада» герой Крючкова более чем добросовестно исполнял обязанности слуги – денщика при Шурочке Азаровой.
При более высоких воинских начальниках кроме денщиков были и другие лица. Вспомним кинофильм «Адъютант его превосходительства». Там деятельность Командующего армией Владимира Зеноновича Май-Маевского нельзя себе представить без адъютанта капитана Кольцова Павла Николаевича. А кто был Петька при Василии Ивановиче Чапаеве? Петька был и денщик, и адъютант и советник.
Надо сказать, что ни в Красной, ни в Советской Армиях денщиков не было. Денщик-слуга, лакей – название оскорбительное для солдата революционной Армии. Поэтому были не денщики, а ординарцы. Статус ординарца был более высокий, чем у денщика. Но ведь кто-то должен был принести командиру обед, иногда подшить его подворотничок, почистить его пистолет пока Чапаев «думает», как говорил Петька.
…
В недалёком прошлом в Советской, а сегодня в Российской Армии ординарцев не было и нет. Но они предполагались. А вместо них вместо денежного довольствия офицера прибавлялась некоторая сумма, так называемые «ординарские» деньги.
Во время Великой Отечественной войны с одним из ординарцев Советского офицера я спал на одних палатях в своём доме. Осенью 1944 года в наше село на отдых и переформирование было выведено какое-то соединение. В нашем конце села разместились артиллеристы. Где были их пушки, я не знаю. Но автомашины «студебеккеры» были при них. А поскольку в колхозе не было никакого транспорта , то артиллеристы возили на заготовительные пункты колхозную картошку.
В моём доме поселился командир батареи старший лейтенант Когтев Пётр Митрофанович, парень из Ростова –на –Дону, а при нём ординарец – узбек или киргиз Номрадов Мастон. Мастон изрядно владел русским языком. Меня звал не иначе как «Миша-друг мой», ведь мы с ним спали на одних палатях. Но всё равно Мастон был азиат. И учительница Анна Андреевна , жившая в нашем доме, спросила у старшего лейтенанта:
- Почему у тебя ординарец азиат?
Пётр Митрофанович ответил:
-А куда я его дену? Мы артиллеристы. Мне к орудиям нужны грамотно развитые солдаты. А ординарцем сойдёт и Мастон Номрадов.
А вот адъютанты, как правило, решали и бытовые вопросы своих патронов. Был такой случай.
Адъютант Главкома ПВО Маршала Советского Союза Батицкого Павла Фёдоровича позвонил жене Маршала. Поинтересовался: нет ли каких-нибудь хозяйственных трудностей. Жена Маршала находилась на даче и сказала адъютанту, что всё в порядке, вот, мол, пропалываю грядки, тяжело. Ближайшая воинская часть ПВО к даче Маршала – штаб 17-го корпуса ПВО Особого назначения (охрана неба Москвы и области). Адъютант позвонил командиру инженерной роты корпуса –капитану и попросил направить на дачу в помощь жене Маршала нескольких солдат.
Капитан послал солдат на дачу, под командой прапорщика. А Маршал был в этот день в одной из частей с инспекцией недалеко от своей дачи , и по пути на дачу заехал. Увидел там солдат. На вопрос Маршала:
- Кто старший?
-Я, - ответил прапорщик
Маршал:
-Кто прислал?
Прапорщик:
- Командир роты
Маршал:
- Забирай своих солдат, и чтобы духу вашего тут не было. А командиру роты скажи, чтобы завтра в 10-00 был у меня в кабинете
Прибыв в часть, прапорщик передал приказание Маршала командиру роты. Командир оценил ситуацию правильно. Доложил командиру корпуса генералу Миронову. Миронов посмотрел на капитана и спрашивает:
-А у тебя, кроме этих затрапезных, другие брюки есть?
Капитан ответил, что других брюк нет.
Появляться в таких брюках перед грозны очи Павла Фёдоровича Батицкого было смерти подобно. Поэтому ателье военторга за ночь в экстренном порядке пошило новые брюки капитану – командиру инженерной роты.
Не знаю, чем закончилась аудиенция командира роты у Маршала, но солдат на дачу больше не посылали.
…
Что касается денщиков, то в полном объёме их деятельность я видел в немецкой армии во время оккупации Смоленщины.
Что интересно. Денщиками у офицеров – немцев, как правило, были русские –власовцы. Я хорошо знал одного из таких денщиков. По его словам это был москвич Николай Николаевич Семуниченков. Его отец был директором какого-то московского завода, а мать – врачом больницы.
Сам Николай , доброволец – десантник, был сброшен в Брянский лесс отрядом советских парашютистов, но не к партизанам, а прямо в засаду к немцам! Продаю за что купил. Николай был богатырского сложения, симпатичный парень. Что он был студентом – это точно. Я вспоминаю, как виртуозно он владел карандашом. Когда рисовал на картонке цифру «42» на стену нашего дома, что делалось по приказу немецкого коменданта.
Николай был моим большим приятелем. Сблизила нас собака-овчарка по кличке «Люкс», хозяином которой был «патрон» Николая обер-лейтенант Дзорензе. Обер-лейтенант был эталонным фашистом лет 33-х, под стать своей собаке – овчарке. Собака грызла всех, кто попадался на её пути , что составляло удовольствие её хозяину.
Однажды эта фашистская собака рванула клыками мою мать. Мама попросила у немца нож наскоплять из полена лучину, чтобы растопить печь. Немец нож не дал, а взял полено и начал скоплять лучину сам. Мама с пола собирала наструганное немцем. Очевидно, собаке не понравилось то, что мама что-то берёт от её хозяина, и рванула маму клыками за ногу. Спасло то, что мама зимой носила стёганые отцовские брюки. Но немцу «аттракцион» понравился. Он изрядно похохотал.
Я же при появлении собаки в комнате резко сигал на печку. Но однажды я зазевался и пропустил появление Люкс в комнате. Путь на печку мне был отрезан. Я позеленел от страха. Мы чем-то занимались с Николаем за столом.
Наверное, я читал букварь. Мы с Николаем это иногда практиковали. Ведь в школу я ещё не ходил. Николай мне спокойно говорит:
- Сиди не шевелись
Люкс подошла ко мне, обнюхала, и даже лизнула. Ведь, хотя нас из дома выгнали, мы с матерью в доме бывали каждый день. Мать топила печь, мыла полы, а я при ней. С этого эпизода Люкс меня признала за своего, чем я очень гордился.
С нами в дом часто приходила и помогала моей матери по-хозяйству моя двоюродная сестра Валентина Лобанова. Ей тогда было лет 16. Перед войной она окончила 9 классов. Они подолгу беседовали с Николаем на различные темы, а я с открытым ртом сидел рядом.
Николай бывал в доме Лобановых. Мы с матерью там жили. Моей матери в то время было 30 лет. Однажды она осмелилась спросить у Николая, как получилось что он, москвич, сын таких родителей, и служит в денщиках у немца.Николай ответил:
-Придёт время, и он будет рад быть у меня в денщиках, но я ему не позволю
Ответ помню дословно.
Денщиком у обер-лейтенанта Дзорензе «работал» и я. В нашем селе во время оккупации жила молодая врачиха с Брянщины, кажется, из села Прыща. Жила она в доме Папсуева Григория Степановича по прозвищу Рык, и регулярно сама приходила для времяпрепровождения к обер-лейтенанту. Но иногда во внеурочное время за ней он посылал меня. Куда эта врачиха потом делась, не знаю. А куда-нибудь ретироваться ей надо было обязательно , так как за прелюбодеяние с фашистом , известное всем, ей пришлось бы расплачиваться. А наши женщины подобные «картинки» ой как не уважали.
Однажды, как обычно, придя с матерью в дом мы никого, кроме собаки, не обнаружили. Соседка нам подала запискуот денщика Николая, в которой тот писал, что они на время уехали по служебной необходимости.
В доме было как вчера. Все вещи были на своих местах. И Люкс была не злая, а растерянная и ласковая. О создавшейся ситуации я сразу же сообщил нашему мальчишьему заводиле моему двоюродному брату Николаю Ивановичу Лобанову. У него возникло большое желание посмотреть, что и как у немца в доме.
Я привязал Люкс поводком к кровати , и Николай вошёл в комнату. Люкс так кинулась на Колю, что кровать оказалась посреди комнаты. Николай предложил овчарку повоспитывать. Я привёл Люкс во двор к Лобановым. Закрыли калитку. Ребята вооружились ухватами. Но Люкс себя оскорбить не позволила. Она молнией перелетела через 2-х метровый забор и умчалась домой.
На меня, судя по всему, Люкс не обиделась. Доьрого отношения ко мне не изменила. Деваться ей было некуда. Ведь хозяина–то не было. Хозяин вместе с денщиком через некоторое время вернулись, и оба раненые. Денщик в ногу, а немец в грудь под подбородком так, что не мог приподнять голову. Судя по всему, стеляли в него сбоку. Пуля прошла по касательной. А жаль. Могли бы стрельнуть и точней.
Всё равно партизаны сделали своё дело неплохо, но могли бы сделать и лучше.
Вскоре немцы из нашего села передислоцировались . Куда точно – не знаю. А через некоторое время в село на велосипеде приехал денщик Николай за забытыми вещами. Сейчас я уверен, что бинокль, планшет, карбидную лампу , поводок собаки он забыл нарочно, чтобы иметь причину приехать в село.
Уезжать Николай не торопился. Посадив меня на раму велосипеда, он предложил поехать к Лобановым, так как у них был вкусный квас из берёзового сока, о чём Николай знал. Но поехали мы не по улице села, а по дороге за домами в конце огородов, откуда хорошо были видны подходы к Брянскому лесу. Пока мы ехали, Николай меня спрашивал, далеко ли в этом месте речка Вороница и всюду ли её переходят местные жители.
А вскоре прошёл слух, что к партизанам перешло целое подразделение власовцев.
Подавляющее большинство власовцев – это бывшие военнопленные из лагерей военнопленных, где они тысячами умирали от голода и болезней. Вначале власовцами становились украинцы. Ведь Украина была уже глубоким тылом немцев. По рассказам самих власовцев, чтобы стать власовцем, нужно было сдать экзамен на «украинца».
Прежде всего немцы проверяли, як вин балакае на украинской мове. Это потом после Курской битвы во власовскую армию брали всех чохом. Потому там и были ненадёжные для немцев люди. Потому, наверное, власовцы использовались не на фронте, а против партизан.
Среди власовцев были украинцы, русские, мордва, чуваши, волжские татары. Однажды зимой 1942 -43 г. они понесли ощутимые потери в операции против партизан. В село в фанерных лодках-волокушах приволокли значительное количество власовцев-татар с оторванными ногами и другими ранениями.В лазарете им оказали первую помощь, полностью забинтовали гофрированной бумагой, и уже на санях отправили в госпиталь. Мы, вездесущие пацаны, с любопытством наблюдали за этим мероприятием.
Что касается немцев, то среди них были разные люди. Наиболее добрыми были пожилые рядовые солдаты.
Но атмосферу оккупации создавали истинные фашисты. Это были немцы лет до 35, до мозга костей преданные национал-социализму и уверенные в победе над СССР, хотя их разгром под Москвой внёс некоторое смятение.
Лето 1942 года было очень жарким. В нашем селе располагался немецкий гарнизон. В крестьянском дворе моего друга Николая Максимовича Лобанова располагался, как я сейчас понимаю, хозяйственный взвод. Сужу об этом потому, что из имущества там располагалось всякое подсобное хозяйство. Из всего имущества нам –пацанам больше всего нравилась полевая кухня.
Пожилой кузнец-немец к нам был очень добр. Показывал нам фотографии своих троих детей, давал конфеты, а главное разрешал крутить ногами вентилятор, раздувавший кузнечный горн.
Нашей «грозой» был командир – фельдфебель. Огромный, рыжий, волосатый. Ходил в кожаных шортах с можжевеловой палкой. Зайдя во двор, где мы «помогали» кузнецу, фельдфебель всегда кому-нибудь из нас –пацанов давал подзатыльник или бил палкой по заднице. Мне как-то удавалось увёртываться от фельдфебельских «подарков».
Однажды, зайдя во двор, фельдфебель сразу устремился за мной. Двор был окаймлён поветью, где стояла кузница-амбаром, хлевом, сараем для сена и забором из горизонтальных брёвен высотой около 2 метров. Для меня безопасным оказался путь только через забор. Что такое полоса препятствий, я тогда не знал. И как на полосе препятствий, я сиганул через забор. Но перевалить через забор я не успел. По рубашке я был опоясан ремешком, которым за что-то зацепился на заборе, за что жестоко поплатился.
Меня, висящего на заборе, немец так ударил палкой, что я, перевалившись через забор, минут 30 от дикой боли не мог встать с картофельной ботвы.
…
В Вооружённых Силах я прослужил около 30 лет. Много раз на спортивных мероприятиях мне приходилось преодолевать армейскую полосу препятствий, особенно в военном училище. Я всегда вспоминал тот забор, на котором я получил «подарок» от фашистского фельдфебеля в 1942 году.