По общему, так сказать, «состоянию внешнего вида» Алексею Львовичу Краймеру давали лет пятьдесят – пятьдесят пять. На самом деле, ему стукнуло целых шестьдесят два годочка. Самый, что ни на есть, возраст мужского стечения сил.
Однако, именно в последнее время Алексей Львович стал примечать за собой неладное.
Например, странная неловкость в руках. Он, потомственный немец, знаток охотничьего оружия, никогда не испытывал ни малейшей проблемы с координацией. А тут, то чайная ложка, как кузнечик, прыгнет с ладони под стол и закатится в самую даль, то чашка в руке, дрогнув, ошпарит горячим кипятком пальцы. А вокруг ни стола, ни стула, хоть бросай чашку на пол.
Между прочим, так однажды и пришлось сделать. Нёс Алексей чай в комнату и не вписался в дверной проём. Чашка спорхнула с ладони, упала на выступ батареи и вдребезги разбилась.
Тогда-то Алексей, ещё не ведая причин, обратил внимание на собственную неловкость. Позже он понял, что та разбитая чашка была на самом деле первым, информационным звоночком приближающейся старости.
Наступило первое декабря две тысячи шестнадцатого года. Алексей Львович ждал этот день всю последнюю неделю. Дело в том, что он занимался на литературных курсах и с каждым днём всё более погружался в омут спасительной от бытовых проблем графомании. Страсть к сочинительству овладела им совершенно. По профессии Алексей Львович был художником. Однако художество почтительно и с чувством собственного достоинства отступило на второй план, почитая новое увлечение патрона неким мимолётным капризом. "Пройдёт, и не такое бывало!" - с ленцой говаривало оно, припоминая страницы бурной молодости Алексея.
Кстати, капризы сами по себе не случаются. Каприз - это логическое завершение неприметной с виду цепочки житейских потребностей. Каприз таится до поры и вдруг является. Является вельможно и всевластно. Нет смысла ему противоречить, ведь суть каприза и есть наше тайное желание. Если бы мы были не способны капризничать, внутренняя неразбериха превратила нас в неврастеников.
Слава Богу, мы можем освободиться от мучительного наваждения предельно простым способом – за-кап-риз-ни-чать. И пока окружающие даются диву: «Экий благонамеренный человек, а оказался совершенным капризулей!», мы победоносно оглядываем мир и тайно про себя повторяем: «С облегчением!»
Итак, первого декабря, в первый календарный день зимы, утро у Алексея Львовича не заладилось. Померил давление – сто на двести, Пошёл умываться – споткнулся на ровном месте. Претерпев ещё несколько неудач в диалоге с реалиями наступившего дня, Алексей вернулся на кровать, запахнулся в остывшее одеяло и призадумался.
«Что скажешь, дружок, может, наступил не твой день? – произнёс он, пытаясь распутать Гордиев узел отрицательных обстоятельств. « Да-нет, день как день, - ответил Алексей Львович сам себе, - может, не твой год? И вообще, дружище, твоя ли жизнь на дворе?»
Он поглядел в окошко. Дворник Кузьма отчаянно материл собственную метлу. Копна стёртых об асфальт ивовых прутьев падала из его рук и демонстративно отказывалась трудиться. А бабки, облепившие, несмотря на ранний час, единственную во дворе лавочку, корили Кузьму, беззлобно распевая, как рождественскую колядку: « Эх, Кузьма-буян, ты напился пьян. А вокруг разор – не ухожен двор!»
«Это не рай, - резюмировал Алексей, - значит, причина во мне. Что ж, хочешь жить – вставай и иди».
Он оделся и вышел из дома. На трамвайной остановке, желая скрасить долгое ожидание, Алексей решил полюбопытствовать об интервалах в расписании. Он подсел к молодой девушке, на станционную лавочку и вежливо заговорил: «Милочка, будьте любезны…». Девушка вспыхнула и, не дослушав Алексея, отошла в сторону. Наш герой неловко улыбнулся ей вслед.
« Не огорчайся, дружок, - успокаивал он себя, - не твой день, не твой год, но надо жить. Что ж тут такого…»
В переходе станции метро Октябрьская Алексей Львович задержался у слепого музыканта. Парень выводил на флейте старые советские мелодии. Играл он плохо, но волшебные ноты детства бередили душу. Алексею захотелось отблагодарить музыканта. Он достал кошелёк и положил несколько монет. Услышав звон мелочи, парень отложил флейту и сказал «Я могу вас попросить вывести меня отсюда?» Было утро, до открытия Центрального Дома Художника, где разместилась литературная выставка, ещё оставалось часа полтора.
- Конечно! – с готовностью ответил Алексей и предложил свою руку. Парень уложил флейту в футляр и опёрся на руку Алексея.
Они прошли по переходу, пересекли вестибюль станции и вышли на Октябрьскую площадь.
- Вон туда, - парень умоляюще посмотрел на Алексея и махнул рукой в сторону Ленинского проспекта, - пойдёмте же, меня ждут.
Что оставалось делать Алексею? Не бросать же слепца вот так, в толпе. Время было раннее, к метро стекалась плотная человеческая река. Идти против течения и зрячему-то нелегко, а тут...
Когда они прошли ряд торговых павильонов, парень остановился.
- Здесь! – почти крикнул он и, театрально разводя руки в стороны, подошёл к припаркованной у тротуара машине. Это была старая «буханка». Для тех, кто по возрасту не знает этого слова, поясню: буханкой называлась в советское время модель УАЗа с цельнометаллическим кузовом. Ульяновский завод давно перестал выпускать эту разновидность автопрома, но надёжные, проверенные временем реликты ещё исправно бегали по российскому бездорожью.
- Помогите, пожалуйста, - парень обернулся, неловко отыскивая ручку дверцы.
- Конечно, конечно.
Как только Алексей открыл дверцу и подсадил музыканта на подножку, с двух сторон подбежали крепкие парни, обхватили обоих и буквально кинули друг на друга в металлический кузов машины.
- Эй, вы, полегче! – захохотал флейтист, стаскивая «перевязь слепца» с головы и устраиваясь поудобней на дальнем сидении.
- Не базарь, музыкант. Ты - существо неземное, тебя, хрен, сковырнёшь! – ответил, ухмыляясь, один из молодчиков.
- Мужики, в чём дело?! – возмутился было Алексей, но тут же получил пинок под ребро, - Э-э, вы чего!..
Машина тронулась. Алексей понял, что докричаться до кого-нибудь из этой цельнометаллической «буханки» невозможно. Потирая бок, он затих, съёжился и с ужасом приготовился к худшему.
- Эй, халявщик, вылазь! – яркий свет от распахнутой дверцы ударил Алексея по глазам. Он кое-как выбрался из кузова и огляделся.
Вокруг жались к простеньким деревянным оградкам неказистые дачные домики. Первый снег кое-как прикрывал неухоженные бугорки всклокоченной земли после недавнего строительства. Возле него в кружок стояли человек семь крепких молодых ребят. Среди них выделялся особой развязностью псевдо слепец-скрипач, которого Алексей час назад пожалел в переходе станции Октябрьская.
- Ну, чё, батя, сам башлять будешь, или уговаривать придётся? – насмешливо прогнусавил из толпы рябой парень, сплёвывая окурок.
- Ребята, у меня нет денег, - тихо ответил Алексей, понимая, что за этим последует, отнюдь, не мирное продолжение диалога.
- Ах, ты… - рябой размахнулся.
В этот миг, как из-под земли, вырос бравый отряд ОМОНа и замкнул кольцо вокруг воровской машины. Порядка десяти бойцов с калашами от плеча застыли цепью, взяв на прицел всех из окружения Алексея.
- Лицом к земле! Руки за голову! – скомандовал капитан, "укладывая" одного из бандитов на снежок. Братва, за исключением музыканта, послушно попадала. Офицер прошёл мимо Алексея, будто не видя его, и подошёл к улыбающемуся "скрипачу".
- Благодарю за службу, Георгий!
- Служу России! – ответил тот.
Затем капитан обратился к Алексею:
- Прошу простить, что вовлекли вас в историю. Готовы ответить на все ваши претензии. Слово офицера.
- Какие уж претензии, - щурясь, буркнул Алексей, - спасибо, что живой!..
Уже смеркалось, когда нашего "героя" после беседы со следователем доставили в город и высадили, минуя все ограждения, прямо у главного входа в ЦДХ.
Поглядев на огромные очереди в билетные кассы, Алексей с грустью констатировал:
- Похоже, сегодня я остался без билета.
- Вот уж нет! – засмеялся капитан.
Подхватив Алексея под руку, он вежливо протаранил толпу и вошёл, минуя охрану, в искрящийся огнями холл Дома Художника.
- Честь имею! – капитан пожал Алексею руку и направился к выходу.
Людской поток увлёк Алексея в экспозиционные лабиринты литературной выставки. Бродя между книжных развалов, он всё время ловил себя на мысли, что никак не может сосредоточиться на литературе. Утреннее происшествие, чуть не стоившее ему жизни, предстоящие встречи со следователем, а главное, роль свидетеля и потерпевшего в этой неприятной истории были неожиданны и непривычны его добропорядочному существованию. Потолкавшись на выставке всего полчаса, он покинул уютные залы ЦДХ и по декабрьскому талому снежку поплёлся домой, в надежде поскорее лечь спать и закончить этот несуразный день.
«Господи, как тяжело стало жить! – сокрушался по дороге Алексей, - Может, хватит? Если раньше мне казалось, что самое трудное - это научиться одолевать окружающих тебя людей, то теперь я вынужден одолевать самого себя, одолевать ежедневно. Наверное, госпожа Жизнь стряхнула меня, как дорожную пыль, и исчезла в вечных приделах. Эх, Лёша, милый мой собеседник, - Алексей тяжко улыбнулся собственному "я", - пойми же, наконец: твоё время окончилось раньше, чем закончилась твоя жизнь…»
Часа через полтора, выговорив всего себя наизнанку, Алексей вошёл в родную пятиэтажку. Совершенно пустой, как в забытьи, он поднялся в лифте на пятый этаж, с минуту искал по карманам ключи, долго не мог попасть в замочную скважину, потом и вовсе выронил. Ключи ударились о кафель лестничной площадки и скатились по ступеням лестницы вниз к дверям лифта. Алексей вернулся к лифту, подобрал связку и хотел идти обратно, но силы оставили его. Он присел на ступеньку лестницы, привалился спиной к ограждению и… заплакал.
Пока его немощь не обнаружили соседи, Алексей Львович встал и цепляясь за перила ограждения, как за спасительный канат, поднялся наверх. «Почему говорят: «Не имеешь старика – купи!»? - подумал он, открывая дверь в свою крохотную однокомнатную хижину, - С годами мы накапливаем житейскую мудрость. Зачем? Чтобы вот так, нелепо спотыкаясь о пустяки, превратиться в бедняков, уходящих из этого мира с несметными богатствами за плечами? Рано или поздно кукушка потеряет к нам свой пророческий интерес, и мы, носители мудрости века, исполним заглавную роль в трагедии собственной жизни. Более того, трагедии, как правило, нескладной. Ведь складная смерть бывает разве что в бою. Он улыбнулся, заметив, что его внутренняя речь приобрела высокопарный оттенок.
"Вот так, мой милый литератор!" - Алексей сбросил пальто и тяжело опустился на покатый, широкий край старого дедовского комода, занимавшего добрую половину его крохотной прихожей. «Был дед - не стало деда. А может, и вовсе не было" – он провёл ладонью по засиженной велюровой обивке семейного реликта. Впереди был долгий вечер, ещё не тронутый ни звонками заботливых родственников, ни мелкими житейскими необходимостями.
«Всё позади, - произнёс Алексей вслух нарочито громко, - Благодарю!..