Мужичок с передней площадки переполненного троллейбуса, тщательно принюхиваясь, медленно пробирался к задней двери. Я с любопытством наблюдал за ним, поскольку понимал причину его столь необычного поведения.
Дело было в Петербурге в сентябре 1995 года. Я тогда работал корреспондентом отдела информации в редакции газеты «Час пик». В середине месяца в Ереване должен был состояться футбольный матч между местным «Араратом» и московским «Динамо».
Ни к Питеру, ни ко мне эта встреча не имела отношения, разве что только тем, что должна была пройти в Ереване. Спортивным обозревателем «Часа пик» был Эдуард Дворкин, который и сообщил мне о предстоящем матче. Как бы между прочим я сказал ему, что было бы здорово, если бы редакция командировала меня в Ереван для освещения этой встречи.
«Хорошо, я попытаюсь выбить для тебя эту командировку», - пообещал Эдик.
Вскоре он сообщил, что вопрос решен, но для оплаты авиабилетов мне нужно будет найти спонсора, рекламу которого в нашей газете поставят бесплатно.
Спонсора я нашел, билет мне оплатили, я поехал в Ереван, навестил родных, которых не видел без малого три года, написал репортаж о матче.
А в знак благодарности привез спонсору из Еревана бутылку марочного армянского коньяка.
Утром, придя в редакцию, поставил сумку с коньяком в чулан, чтобы вечером отвезти ее спонсору. В конце рабочего дня, когда я открыл дверь чулана, запах коньяка ударил мне в нос. Я поспешно открыл сумку: бутылка была разбита.
До сих пор не понимаю, каким образом она разбилась. Было очень обидно – привезти ее из Еревана и вот так, на ровном месте, разбить ее...
Но делать было нечего, с насквозь пропахшей коньяком пустой сумкой я поехал домой.
В троллейбусе я с трудом прошел к окну на задней площадке и тут заметил, как на запах отборного армянского коньяка ко мне пробирается мужичок. Наконец он, активно работая локтями, добрался до эпицентра запаха, то бишь до меня. Нервно начал оглядываться, пристально посмотрел в мои трезвые глаза и в замешательстве встал, недоумевая, откуда же так призывно пахнет коньяком.
Глядя на его поистине танталовы муки, мне с трудом удавалось сдержать улыбку, но помочь бедолаге я ничем не мог.