Без вины виноватые

Владимир Рукосуев
               

   В воинской части прикормились две бродячие собаки. Да не просто прикормились, а можно сказать, добровольно поступили на службу. Солдаты подкармливали их возле столовой и собаки стали признавать только людей в форме. В гарнизоне, находящемся в поселке, гражданское население гоняло их от своих домов и подъездов, поэтому они предпочитали обитать исключительно в обществе военных. Причем не доверяли  только мужчинам, на детей и женщин их неприязнь не распространялась.
   Вначале втерлись в доверие к поварам и охраняли столовую. Потом познакомились с солдатами, которые на досуге их баловали и обучали несложным трюкам. Стали навещать солдат в караулах и вскоре окончательно перешли на несение караульной службы. Регулярно в течение суток посещали все караулы, обходили посты, развлекали часовых. Где они жили постоянно, никто не знал, пока не обосновались в летнем гарнизоне разведдивизиона, который размещался в трех километрах от части, на отдельной территории и располагал собственной столовой.
   Командир разведдивизиона майор Плешин жил с женой и двумя детьми здесь же, как на даче. Остальные офицеры приезжали на службу из гарнизона.
   Жена командира, Ася, сорокалетняя стройная брюнетка с короткой стрижкой и в короткой юбке. Солдаты часто попадали впросак с ее внешностью, принимая сзади за сверстницу. Ася, зная свои козыри, не реагировала на заигрывания увязывавшихся сзади солдат, пока те не нагоняли ее. Потом оборачивалась и наслаждалась испугом и разочарованием незадачливых ловеласов. Двадцатилетним парням она казалась глубокой старухой.
   Поначалу повара подкармливали собак тайком от командира, занудного уставника и педанта. Потом попали на глаза детям во время дрессировки, умилили и развеселили их каким-то трюком. Те рассказали родителям и в итоге волонтеры были легализованы. Майор разрешил сколотить им конуру и поставить на довольствие из остатков питания солдат. Назвал их внутренним резервом.
   Конуры сделали две, на каждой написали кличку обитателя. Солдаты после приема пищи считали своим долгом зайти за угол столовой и положить свою долю в миски, даже если в это время собаки были на службе. На одной конуре было написано «Рапира», в честь пушки МТ-12, а на второй «Салабон», по молодости носителя.
   Как будто в знак упрочения своего существования, собаки решили образовать семейную пару и обзавестись потомством. Рапира округлилась и месяца через два ушла в декретный отпуск, переложив обходы караулов на мужские плечи Салабона. Все следили за развитием событий, дети, не имеющие других развлечений, ежедневно навещали будущую мамочку, с нетерпением ожидая прибавления семейства.
   Однажды после обеда все были привлечены их восторженными криками возле собачьего закутка. Рапира ощенилась. Повар, пользующийся ее безусловным доверием, вытащил из конуры двух слепых щенков и давал их погладить радостно визжащей ребятне. Рядом сюсюкала Ася, попутно читая лекцию о любви к животным и нечаянно демонстрируя свою точеную фигурку и еще кое-что, наклоняясь к конуре и отпрыгивая, от пытающейся лизнуть ее, заискивающей Рапиры. Потом собаку пожалели, поскуливающих щенков вернули на место, и мать тут же стала их вылизывать, виляя хвостом, взглядом умоляя людей оставить их в покое. Повар сказал, что щенков в конуре несметное количество самых разных окрасов. Половина черные, остальные разномастные. Учитывая высокое происхождение родителей, удивляться не приходилось.
   Дети теперь не отходили от собак. Рапира к ним привыкла, пускала в конуру, а Асе пришлось выводить блох у всей псарни. Щенков оказалось семь. Плешин приказал выбрать двух самых крепких, а остальных убрать, как подрастут. Куда, его не касается, пускай заранее подыскивают хозяев. Времени дал на все это два месяца. Потом разговор будет короткий. Зная его характер, никто не сомневался, что он будет окончательным.
У щенков только прорезались глаза, когда подошло начало учебного года и майорское семейство уехало из дивизиона. Дети со слезами расставались со щенками.
Месяца через два к нам в технический парк пришел повар из столовой разведдивизиона и попросил срочно пристроить хоть сколько-нибудь щенков. Паша Плешин озверел и требует убрать их немедленно с его глаз, пока он не перестрелял их вместе с опекунами. Он даже отправил на губу дежурного по кухне за то, что тот кормил щенков. При этом повар как-то блудливо ухмылялся и явно чего-то не договаривал. Потом все же раскололся.
   Когда щенки уже стали бегать, кто-то сказал, что если сейчас им не дать клички, то из них уже путных собак не получится. Стали думать и гадать. Худую черную сучонку назвали Асей. Потом вошли во вкус и угрюмого неопределенной масти кобелька нарекли Пашей. И посыпалось, появились: Майор, Петрович – по отчеству командира, Зануда – по его прозвищу среди солдат, Пионерка – прозвище Аси. Детей Плешина пощадили.
Через месяц Рапира отбилась от надоевших чад и вошла в полноценный режим несения охранной деятельности наравне с Салабоном. Щенки дружной стайкой носились по бескрайней степи за сусликами и к столовой возвращались только после призыва поваров.
   Однажды они убежали куда-то далеко, и вышедший дежурный по кухне приглашал их к трапезе, не заметив подъехавшей машины с офицерским составом дивизиона. Командиры имели удовольствие наблюдать, как к столовой со всех ног неслись воспитанники гарнизона, призываемые  зычным голосом солдата: «Майор, Паша, Плешин, Петрович, Зануда, Ася, Пионерка!». Внутренний резерв был исчерпан.