Кривобоков Иван Александрович родился в 1957 году в з/с Светлоозёрский Бийского района Алтайского края. Окончил школу. Отслужил в армии. Освоил профессию электрогазосварщика. С 1981 по 1994 год работал на Сахалине в г. Оха. В настоящее время проживает в Бийске. Публиковался в журнале "Огни над Бией" и в Интернете.
ПАРТИЗАНЫ
Повесть
17 февраля 1979 года Китай внезапно осуществил агрессию против республики Вьетнам. В тот день 12 китайских дивизий на 1200 км. вторглись во Вьетнам, добившись на первых порах значительных успехов на театре военных действий, и разбив две вьетнамские дивизии. Пал город Лангшон - по прямой до столицы Ханоя оставалось по шоссе всего ничего - 153километра. Советский Союз согласно договору о взаимопомощи не мог не отреагировать на эти события. В начале 1979 года, в Монголию были срочно переброшены три дивизии из Сибири и Забайкалья. Именно тогда появились поэтические строки:
Осмыслит разум разве,
Сердца людей стучат:
В Юго-Восточной Азии
Раздут войны очаг…
Одновременно начались крупные общевойсковые учения в приграничных районах Китая и Монголии, и на Дальнем Востоке. С Украины и Белоруссии была срочно переброшена боевая авиация, а так же задействовано и целое соединение ВДВ, дислоцировавшееся в Туле. Со стороны Забайкалья и Дальнего Востока полновесно разворачивалась в боевые походные порядки 39 общевойсковая армия.
Советский Союз взял на себя нелегкую задачу - восстановление мира и и справедливости путем демонстрации военной силы. Мудрые Кремлевские старцы из Политбюро оказались способными на сильный психологический ход: из Москвы без особых хлопот было выдворено (!) по железной дороге, посольство недружественной страны. Проезжая необъятным Транссибом, обескураженные посланцы Поднебесной видели, что все крупные и мелкие железнодорожные узлы, разъезды и тупики под завязку забиты воинскими эшелонами с вооружением и живой силой, лавиной двигающейся на Восток. О чем, естественно они и уведомили Пекин.
Всего, в учениях, максимально приближенным к боевым, принимало участие свыше двадцати общевойсковых и авиационных дивизий. Численность военнослужащих составила более 200 тыс. человек, 2,6 тыс. танков, около 900
боевых самолетов и 80 боевых кораблей. Соединенные Штаты, будучи тогда
союзниками Китая, поспешили отправить в сторону разгорающегося конфликта
свой седьмой флот.
В противовес этой акции Советский Союз в срочном порядке двинул из мест базирования Балтийский и Черноморские флоты. В воздухе ощутимо запахло жареным… В ходе этих учений совершались марши в сложных климатических условиях, на огромные расстояния из Сибири в Монголию, а это более 2 тыс. километров.
Вечером,12 февраля 1979 года, рассыльные из сельских советов вручили
повестки с красной линией по диагонали, военнообязанным, находящимся в запасе. Эта новость свалилась селянам буквально, как снег на голову. Не обошла сия участь и достаточно крупное свиноводческое хозяйство - совхоз Светлоозерский, с его тремя поселковыми отделениями. 72 человека получили повестки из военкомата. Всем было приказано явиться к 9 часам утра следующего дня к пункту сбора, и иметь при себе помимо запаса продуктов на одни сутки - кружку и ложку. Явка строго обязательна, и в случае неприбытия на сборный пункт, будет заведено дело военной прокуратурой.
Наутро, 13 февраля, все лица получившие повестки, стояли толпой возле здания местной конторы. На лицах отца, матери, сестер и жены я видел неприкрытую тревогу и одновременно надежду на благополучное мое возвращение. Произнеся напутственные краткие речи в дорогу, директор совхоза Зорин, а затем и парторг Гойдин, пожелали всем удачи в военных учениях, и выразили надежду, что никто из нас не осрамит родной совхоз. Подъехали два автобуса и весь деревенский десант, простившись с родными, без особого ажиотажа занял место в салонах.
Автобусы, хрупнув уже заветренным февральским снежком под колесами, тронулись в сторону военного полигона, находящегося в 12 километрах от совхоза. Большинство из привлеченных односельчан были в возрасте от 21 года, до 30 лет. В деревне остались лишь мужики в почтенном возрасте, да несколько бракованных - не служивших в армии. Счастливо избежали этой участи и те немногие из отслуживших действительную на флоте и в погранвойсках.
Благополучно доехали до полигона, представляющего собой ряд строений по жилому образцу и военные склады. Потолкавшись на свежем воздухе около часа, нас разбили по командам, и повели получать обмундирование. Отдельно, батальон за батальоном мы получали новую форму образца (!) 1941 года. Шапки-ушанки, ватники и телогрейки, валенки и сапоги, двупалые рукавицы и вещмешки - все это было новым, но пролежавшим на складах не один десяток лет. В последнюю очередь нам выдали шинели и котелки с флягами.
Переодевшись в казарме, сдали гражданскую одежду на склад и стояли в ожидании на утоптанной в снегу площадке, уже разбившись по батальонам и взводам. Я угодил во второй минометный батальон, хотя в армии был солдатом топографической службы, а миномет до сей поры не видел даже в страшном сне. Со мной в одно отделение попали два деревенских парня - Виктор Ярцев по прозвищу “Ярый”, и Колька Черданцев, по кличке “Коля-Кран”.
Многие из ребят пытались достать спиртное, но всюду из магазинов убрали подальше от греха весь алкоголь, говорили, что на то пришла директива аж из самых верхов. Поужинав всухомятку запасами из дома, легли спать в казарме
на только что построенных нарах, смолисто пахнущих столяркой и сосной. Автоматы АК-74 калибра 5.45, со смещенным центром тяжести пули и по четыре рожка-магазина к ним мы получили утром.
В начале девятого была дана команда - “по машинам”, и погрузившись
в тентованый ГАЗ-66, длинной вереницей-кишкой потянулись в сторону Чуйского тракта. Тормознули у обочины возле завезенных кем-то тюков соломы, и забросили в кузов с десяток штук. Разрезав бечевку и растормошив, выложили по железному днищу что-то наподобие матраца. Движение по Чуйскому тракту было остановлено и наши машины беспрепятственно въехали в основную колонну.
Через одинаковый интервал шли потоком КАМАЗы, ЗиЛы, ГАЗы и УАЗики. Начала и конца колонны не было видно, как потом нам рассказали - длина общего потока машин и бронетехники составляла около107 километров. Дымный шлейф от выхлопа двигателей высоко выстилался в небе и затем рассеивался. Погода сопутствовала, мороз в 8-10 градусов, без ветра и снега.
Шли со скоростью 50 км / час. Нигде не останавливаясь, лишь в случае поломки техники отдельная машина вставала на правую сторону тракта.
В кузове нашей машины находился экипаж 12 человек, в кабине шофер и капитан, командир батареи. Таков был состав нашего минометного взвода - командира взвода, как такового не было. Все парни из одного района, кроме двух горожан из Бийска. Среди нас находился один мужчина пожилого возраста с изрядным животиком, годящийся нам в отцы. Двух месяцев ему не хватило до пятидесятилетия, а его все-таки забрали в “партизаны”. Родом из Верх- Бехтимира, и работал там по его словам управляющим не то фермы, не то
отделения. Видный собой и дородный, крепкого телосложения он и стал нам вместо командира, и мы единогласно стали звать его “батей”.
По прошествии многих лет, каждый из нас с благодарностью вспоминал не раз “батю”, ведь именно он спас весь взвод от голода. Теперь, конечно его уже нет в живых, но мы будем вспоминать о нем всегда добрыми словами. Во время марша до самой границы Китая, мы ни разу не ели горячей пищи. Наша походная кухня безнадежно отстала от батальона, причины отставания, так впоследствии никто и не узнал. Котловое довольствие оказалось не про нас, и не иначе как экономией на партизанских желудках подобное не назвать!
Питались сначала тем, что предусмотрительные жены и матери собрали в дорогу “на всякий случай”. Еще на полигоне нам закинули в машину два холщовых мешка сухарей. Большие мешки серого цвета и с черным квадратным клеймом, где отчетливо просматривался год изготовления - 1969. Сухари были нарезаны пластами, имели черно-красный цвет, мы неоднократно пытались применить их в пишу вместо хлеба, но данный продукт оказался, что твой камень - не угрызешь! Отложили их на “черный день” и доедали домашние запасы, однако их хватило не на долго - все до крошки было съедено. Изредка капитан приносил тушенку, и мы делили её по-братски, банку на двоих на сутки.
Но скоро пришло время “черного дня”, домашние припасы закончились, и мы, взяв у водителя молоток, принялись долбить им стратегические сухари. Вот тогда-то наш” батя” вытащил из соломы черную кирзовую сумку, набитую под завязку пластами соленого сала.
- Думал, не понадобится, а оно вон как туго пришлось… Нарезайте-ка, ребята - сегодня наш день. С этими словами “батя” вытащил несколько основательных кусков сала, посыпанных солью и переложенных зубками давленого чеснока. Надо было видеть, какая радость озарила лица парней! Все с благодарностью смотрели на “батю”, и от души, наперебой говорили ему спаcибо. На одной из стоянок, позвали капитана с водителем, и те в свою очередь досыта наелись сала с сухарями.
До границы с Монголией стоянки были кратковременны - едва успевали заправлять машины и сбегать куда-нибудь по нужде. На пути следования уже по Горному Алтаю произошел один весьма курьезный случай. В нашем батальоне, в одной из машин идущей впереди нас, у одного из партизан совсем не к месту случилось расстройство желудка. Колонну из-за него не остановишь, а из машины на ходу не выскочишь.
Что делать? Выход был найден. На помощь, как всегда пришла русская смекалка - страдальца привязали веревкой к лестнице у заднего борта машины. В течение некоторого времени он обливал гадкой вонючей жижей чистое полотно Чуйского тракта. Можно было представить лицо водителя и пассажира, едущих в кабине следующей машины! Не один километр пути перед ними красовались голые ягодицы, производящие нелицеприятное действо. Зрелище не на шутку развеселило народ. На продвижение колонны этот казус ничуть не повлиял.
Иногда машины на свой страх и риск выруливали из общего потока, чтобы в ближайшей деревне заскочить в магазин неподалеку от автотрассы. Но повсюду, где бы ни спрашивали спиртное, свирепствовал “сухой закон”. Прилавки магазинов были пусты - не было даже спичек и соли. Так, ученый горьким опытом народ отреагировал на поистине гигантский масштаб передвижения людских масс и техники - подчистую подметал и расхватывал крупы и все остальное. Молва о военных учениях, а может быть и о начале войны бежала, как говорят, со скоростью бешеного поросенка, намного опережая скорость нашей колонны.
Ближе к вечеру мы подошли к Семинскому перевалу, и спустя какое-то время начался нудный затяжной подъем. Навстречу нам не попадалось ни одной машины - видимо постарались работники ГАИ и ВАИ, полностью остановив движение. Семинский перевал имеет протяженность 9км., и перепады высот около двух километров. С повышенной нагрузкой зарычали двигатели машин, гул работы моторов разнесся от перевала далеко по окрестностям. С воем и протяжным звериным рыком, воинская колонна медленно начала изнурительный подъем. Не все машины выдержали испытание, некоторые, для страховки цепляли на буксир, но в целом все обошлось без происшествий. Уже в полной темноте мы одолели перевал и встали на отдых.
…Глубокой ночью, когда еще и не брезжил рассвет, начался подъем на перевал Чикет - Аман. Взвод спал безмятежным сном, устав от бесконечной тряски и постоянных рывков машины. Андрюха - молодой парень из Зверосовхоза тронул меня за плечо:
- Вставай Иван, Чикет - Аман проезжаем. Давай посмотрим. Мы приподняли тент, свисавший на задний борт, и высунули головы наружу. Огни машин, почти не видимые снизу поднимались вверх, словно по винтовой лестнице, образуя движущуюся спираль, то исчезая за поворотом, то вновь появляясь и ослепляя глазами фар дорогу перед собой. Высота перевала 1460 метров, но он настолько крутой, что нам показалось, что его значение скрадывается и он будет намного выше…
В свете множества фар машин, даже в темноте, угадывались глубочайшие обрывы-пропасти и пики высоких скал, уходящих прямиком в звездное небо.
Мы не могли видеть ночью все красоты перевала, а это - лиственный лес растущий по обеим сторонам, склоны, поросшие мхом и баданом. Флора представлена маральником, алтайской жимолостью, ивой и таволгой, встречается в этих местах и эдельвейс. На седловине Чикет-Амана стоит кряжистая лиственница, на ветвях которой во множестве повязаны белые тряпочки и лоскутки материи. Это так называемое шаманское дерево, которое можно зачастую встретить на перевалах, у ручьев и источников.
Путники, следуя мимо, повязывают ленточки в благодарность духам. О красоте этих мест нам рассказал утром наш капитан. А сейчас, глядя вниз в глубокую пропасть с мигающими внизу огоньками, нам почему-то стало жутковато и, переглянувшись, мы задернули тент. От перепада высот порой закладывало уши и что-то в них пощелкивало. До самого подъема сидели на корточках и изредка заглядывали в щель, ожидая скорейшего достижения верхней точки перевала. Чем ближе мы подъезжали к границе с Монголией, тем становилось холоднее и снегу становилось все меньше и меньше.
Чтобы хоть как-то сохранить тепло, спали на одном боку, укрывшись шинелями и плотно прижавшись друг к другу. Для двенадцати человек кузов машины тесноват, и мы менялись местами с лежащими с краю, подобно ластоногим или дельфинам… С питьевой водой у нас тоже была напряженка. Водители водовозов не до конца закрывали краны слива, иначе цистерны с водой могли бы размерзнуться, что зачастую и происходило.
Подъезжая к последнему населенному пункту перед границей, Ташанте встретили разбитую машину, бортовой КАМАЗ с раздавленной в лепешку кабиной. Около изуродованного автомобиля никого не было, и двое ребят из нашего взвода, проявив вполне здоровое любопытство, вытащили из его кузова ящик рыбных консервов “Бычки в томате”. На душе всегда становится теплее, когда уверен в завтрашнем дне и точно знаешь, что не останешься голодным. На границе колонну проверяли выборочно, нам повезло, и мы прямым ходом проскочили мимо пограничников, взяв направление на Улан-Батор.
Пошла бетонка и мы, словно на поезде, со стуком колес в местах соединения плит долгое время ехали, будто в плацкартном вагоне. Стук достал всех, у многих от монотонной тряски разболелись головы, и мы вынуждены были съехать с бетона. Ровная гладь обочин не уступала асфальту, и многие машины последовали нашему примеру. Несколько суток добирались до Улан-Батора. Днем пока радовало тепло, зато ночью мороз поджимал до – 30. Вода во флягах замерзала и чтобы её отогреть, совали себе под бок - только половина емкости отогревалась теплом тела. Умываясь, экономили, лишь бы промыть-увлажнить глаза, ведь неизвестно когда удастся снова наполнить фляги.
Кто-то из наиболее опытных захватил с собой две колоды карт. Оживленно резались в “дурака”, в “66” и прочие игры, какие знали. Один партизан из Бийска, Юрий научил нас играть в английский покер, и мы случалось, играли напролет целый день, лишь изредка отвлекаясь по необходимости нужды. Наши
автоматы лежали у переднего борта переложенные тряпками и закрытые шинелями. Новенькие, покрытые лаком, блестящие, со следами заводской ружейной смазки, они для нас не вызывали особого интереса, патронов для магазинов все равно в наличии не было. Изредка доставали их, (зная по номерам) и протирали заботливо ветошью, зная нутром - оружие надлежит всегда содержать в порядке: гадали, что же это за пули со смещенным центром, и почему такой маленький калибр? Ответ командира батареи по этому вопросу обескуражил:
- Я и сам еще толком не знаю, что это за оружие. Приедем на границу, и там, может, получим цинки и постреляем, если нас на это вынудят…
Наконец-то перед нами нашими глазами появилось первое монгольское селение, около дюжины юрт (по-монгольски называемых гэр), магазинчик из двух спаренных вагончиков и электростанция, работающая от дизель генератора. Заводили её, похоже, только по вечерам - днем в селении света не было. Всей группой заглянули в магазин, поглазели немного, скинулись по рублю, и обменяли сумму на “тугрики”. С трудом наскребли на две бутылки монгольской водки “Архи”, и поехали дальше. На выезде одиноко торчал общественный туалет, разделенный на две кабинки, правда, почему-то без дверей. Позже выяснилось, что двери на туалетах монголы не ставят.
Стали попадаться корабли пустыни - верблюды, низкорослые мохнатые лошади и сарлыки. Проезжая мимо большой отары овец, увидели женщину-пастуха, одетую в черный халат и старую облезлую лисью шапку. Завидев проезжающую мимо машину, женщина демонстративно задрала халат, и, стянув
рейтузы, тут же невозмутимо уселась справлять нужду. На хохот и улюлюканье солдат она не обращала никакого внимания. На одной из промежуточных стоянок отправились с Андрюхой прогуляться и завернули к парням из артдивизиона. Они ехали на трехосном ЗИЛ-131, два десятка человек, тоже изрядно бедствуя с продуктами. Артиллеристы рассказали нам, что ходят слухи, будто на Чикет-Амане ушел в пропасть БТР вместе с экипажем. Якобы водитель задремал, или не справился с управлением… Офицеры, не отрицали и не подтверждали это происшествие.
Так, минуя редкие монгольские селения, мы приближались к Улан-Батору.
Ехали теперь только днем. По ночам, крутясь с боку на бок, зябли в машинах, тщетно пытаясь уснуть и согреться. Наши недальновидные и непредусмотрительные хоз-службы полка не запаслись в достаточном количестве дровами для обогрева людей, и чем топились полевые кухни - ума не приложу. Иногда на стоянках искали в бесплодных попытках, хоть что ни будь для костра, но ничего не было, и мы расходились по сторонам в поисках сухого навоза - аргала. Набросав в кучу сухие лепешки, обливали бензином и зажигали, плотно облепив маленький костерок своими телами, в надежде хоть на время украсть для себя хоть малую толику тепла. В эти минуты, со стороны, мы наверное походили на своих пращуров - древних скифов, вторгшихся с ответным визитом в самое сердце империи Чингиз-хана.
Бетонка оборвалась, плавно перейдя в асфальтированную дорогу, начинался город. Замаячили блочные пятиэтажки, похожие на наши советские
один в один. Всем стало понятно, что город строили наши люди. Словно в подтверждение наших мыслей, в самом начале Улан-Батора мы увидели русского человека. Одетый в приличный костюм и куртку, он шел под руку с женщиной-монголкой. В красивом расшитом национальном халате и в колоритных, украшенных орнаментом сапожках, она выглядела весьма привлекательно. Только круглое как луна, лицо со своеобразным бронзовым загаром выдавали в ней типичную монголку.
Женщина, вцепившись в руку своему спутнику, что-то весело болтала на родном языке, показывая пальцем на проезжавшие мимо машины с “партизанами”. Мужчина же, словно застигнутый на месте преступления вор, быстро нацепил темные очки, резко выдернул руку, отвернулся и ускорил шаги, пытаясь вырваться вперед. Заметив это телодвижение, из проходящих машин посыпались колкие реплики партизан:
- Ты чего испугался? Морду отвернул, боишься, что жене доложат? Не бойся, мы из Сибири и своих не выдаем. Удачи тебе мужик, не посрами статус советского гражданина! Мужчина остановился, взяв спутницу за руку, снял очки, широко улыбнулся и помахал вслед рукой:
- Спасибо вам парни, и удачного возвращения!
Обогнув окраиной, по полу-дуге город, мы вновь вышли в открытую, насквозь пронизанную ветрами степь. Прибавив скорость, колонна шла вперед, двигаясь неуклонно к границе. В один из дней остановились в центре какого-то аймака, в большом селении, где было множество монгольских юрт. “Батино” сало закончилось и мы, не в силах грызть застарелые окаменелости, бывшие десять лет тому назад хлебом, пошли с Ярым вдоль колонны, в надежде раздобыть что либо из съестного. Ничего не найдя кроме этих же сухарей, Витька предложил заглянуть к монголам в гости.
Ему довелось два года служить в этих местах, и он знал, что монголы очень гостеприимный народ. Подойдя к юрте, привычно окликнул хозяев:
- Кампан, кампан! Откинулся полог юрты и оттуда вышел пожилой монгол, жестом приглашая нас зайти внутрь. Хозяева гэра были небогатые люди - в юрте имелось все только самое необходимое. Посредине стояла обыкновенная буржуйка, выходящая дымовой трубой в отверстие верхнего конуса юрты. По краям находились три железные кровати закрытые покрывалами, а ближе к середине приземистого помещения два стола - большой и маленький. Несколько табуреток завершали убогий мебельный гарнитур.
Два сына лет под двадцать возились с тестом на маленьком столике - один раскатывал его в лепешку, а другой нарезал узкими полосками. Хотя и через пень-колоду, объясняясь жестами и словами, Витька кое-что узнал про семью. Отец с матерью извечные пастухи, пасли чужой скот за небольшие деньги. Два сына учились в сельхозтехникуме где-то недалеко от дома. Гудела буржуйка, быстро пожирая скудные запасы высохшего навоза. В юрте было натоплено, и мы сняли шинели. Сидя на табуретах, разомлев и блаженствуя в тепле, мы едва не задремали.
Хозяйка сняла со стены висевший медный таз, до блеска начищенный изнутри, и налив из кувшина воды поставила его на печку. Никогда в жизни я не видел такой посуды, и мне невольно вспомнилось выражение - “накрылся медным тазом”. Ярцев тем временем о чем-то разговаривал с сыновьями, из их беседы я не понимал ни слова, и мне было неловко сидеть истуканом. Хозяйка тем временем принесла с улицы целую баранью ляжку, и ловко настрогав ножом несколько тоненьких пластинок (видно для запаха) вынесла из юрты, замотав в тряпку.
Нарезанное мясо опустила в закипевшую воду, и что-то сказала одному из сыновей. Сын кивнул головой, собрал со стола на дощечку нарезанную лапшу,
и опустил в уже кипящую воду. Минут через десять нам налили в пиалы готовую похлебку. Мы проглотили её, даже не почувствовав вкуса. Хозяйка налила нам второй раз, и снова мы не заставили себя долго ждать. Однако, Витька опустошив пиалу, перевернул и поставил её на стол. Поняв без слов, что к чему, я тоже последовал его примеру. Поблагодарив хозяев за угощение и радушие, решили подарить им что-нибудь на память, но, не имея ничего стоящего, отдали то, что было в карманах. Того сами не ведая, мы взаимно совершили обряд сэржэм, т.е. подношение даров, чем вызвали одобрительные возгласы. Я протянул одному из сыновей гильзу от крупнокалиберного пулемета (предусмотрительно захваченную на полигоне), а Ярцев наскреб горсть наших советских железных и медных монет.
Ему в свою очередь, сыновья дали красный галстук, а мне подарили носки.
Попрощавшись, вышли из юрты, и только подойдя к своей машине, я понял, почему такой странный вкус имела похлебка - в ней совсем не было соли. За эти сутки колонну не тронули, водители делали небольшой тех - уход и производили мелкий ремонт. Этот день оказался богат на впечатления: наши приключения продолжились, и совершенно неожиданно мы наткнулись на наших деревенских парней-односельчан. Они ехали на бронетранспортерах и только сегодня догнали нас.
Колька Жданов и Володька Сапегин ехали вместе на одном БТРе, а Толик Калинин, по прозвищу - “Калина” c Иваном Чемодановым - на другом. Встретили здесь и Сашку Казанцева, важно ходившего между рядами техники,
и носившему на плече новую снайперскую винтовку. Генка Карманов был водителем БТР, в их экипаже находились Мишка Дегилев и Алексей Куликов.
Вскоре на бензовозе подъехал Серега Бахарев, а чуть позже на водовозке подкатил Геннадий Соболь. Многих своих земляков мы увидели только вблизи границы - дивизия растянулась на довольно большое расстояние. К нам подошли еще двое, Виктор Штраух и Сергей Шипулин. Все ребята были очень обрадованы встрече - светлоозерцы собрались в тесный круг и долго разговаривали, вспоминая родную деревню.
Затем, как водится в таких случаях, они решили отметить встречу. На руке у меня были новые часы под позолоту, и такой же браслет - их я и решил обменять на водку. Среди служивых крепла молва, что мы едем на войну, но мы толком пока ничего не знали, даже офицеры, и те были в неведении. Кое о чем, конечно, партизаны догадывались. Еще свежи были в памяти события десятилетней давности - неоднократные попытки прощупать мощь СССР, начиная от мартовских событий 1969 года на острове Даманский, и у озера Жаланашколь в Казахстане, с целью наказать нашу страну за политику так называемого ревизионизма. Рупор китайской пропаганды, оратор Ху Ел Бан,
и ему подобные денно и нощно лили на СССР целые потоки грязи…
Я протянул тогда часы и браслет Ярцеву:
- Витя, меняй на четыре пузыря “Архи”, и не меньше. Переговорщик отправился по одному ему известному адресу, а мы, облокотившись на БТР, с нетерпение ждали его возвращения. Однако минут через пять появился Витек и позвал меня с собой:
- Торговаться надо, пойдем вместе. Зашли в нужную ему юрту и обомлели - по всей окружности юрты висели красивые персидские ковры, серванты сверкают дорогим хрусталем и медными кувшинами тонкой ручной работы, впечатляло множество статуэток и сувениров явно привезенных из арабских стран. На стене висел плоский плазменный цветной телевизор, каких в то время не было еще в СССР. Хозяйка юрты, женщина лет тридцати, одетая в темно синее прозрачное дели, бегло взглянув на нас, молча поставила на стеклянный
столик две бутылки горячительного напитка.
После недолгих торгов на пальцах стороны мирно разошлись, так как она больше трех бутылок не давала. Но как же быстро работает у монголов связь! Еще не дойдя до своих земляков, нас догнал монгол, державший за руку молоденькую девушку. Красивая, не очень скуластое лицо с ярким румянцем на щеках, не высокая, но с хорошей девичьей фигуркой, она явно не принадлежала к чистокровной монгольской нации. Из разговора нашего переводчика с монголом мы кое-как поняли, что это его племянница, и он отдает её за часы на всю ночь.
От такого предложения у многих из нас отвисли челюсти. Посмотрев мельком на грязных, небритых партизан, девушка решительно подошла к БТРу и протянула гибкую руку с узкой ладонью, для того, чтобы ей помогли взобраться внутрь. Разглядев, что пред нами еще совсем ребенок, мы стали выпытывать у монгола, сколько же лет его племяннице. Монгол, широко улыбаясь, показал три раза по пять пальцев. Один из парней чуть было не заехал степняку-сутенеру в морду, кто-то перехватил его руку. Обратил внимание на себя еще один монгол, бежавший к нам и лопотавший что-то по-своему. Он, запыхавшись, сбивчиво, мешая русский с монгольскими фразами, со страшным акцентом зачастил:
- Хориг, цээр! Туйхалзах!.. Нельзя этого делать, вы все поймаете заразу, целый букет заразы! Болезни здесь хронические вплоть до проказы, и передаются по наследству. Хориглох!.. Если хотите я дам вам за часы две бутылки спирта. Как выяснилось, он учился в Москве пять лет и немного помнит русский язык. Мы выразили согласие на его предложение, и один из парней отправился с ним за спиртом. Не солоно хлебавши, сутенер забрал свою племянницу и быстро убрался восвояси. Подул холодный ветер, и мы забрались в экипажный отсек БТРа, за нами почти следом прибыли и “гонцы”. Скаля зубы, монгол тыкал пальцем в открытую дверцу броневой машины, и повторял:
- Фуяг, Фуяг! - как мы поняли, просясь внутрь.
- Влезай, кочевник, хватит фуякаться! - хохотнул Калинин обрадовано. Взобравшись, абориген из-под засаленного халата вытащил, и протянул ему две стеклянные, почти квадратные бутылки.
На этикетке красовался черный череп с костями, наподобие жестянки на столбу с надписью: “Не влезай, убьет!” Надпись крупными буквами гласила: Денатурат. Яд. Откупорив 700 гр. пузырь, Толик Калинин плеснул в алюминиевую кружку и молча, протянул сыну степей. Влив в себя содержимое, монгол запил водой из фляжки и божком уселся на соломе, подогнув под себя ноги калачиком.
- Ну все, теперь чеши отсюда. Разминировали, - глядя монголу в глаза, произнес Калина. Поняв без переводчика, что от него хотят, сын заунывных степей вылез из БТРа. На расстеленной шинели появился невесть откуда взявшийся хлеб и несколько вспоротых банок тушенки. “Коньяк Три косточки” и солдатская скатерть-самобранка, вполне устроили земляков, скромно отметивших встречу. Рано утром пожаловали “срочники” и под командованием прапора разгрузили с КАМАЗА огромный прорезиненный матрас, оперативно развернули, и к нему стали подъезжать бензовозы, сливая через рукава в его нутро бензин. В диковинку для нас было увидеть воочию походную армейскую заправку.
По мере заполнения эластичной емкости бензином, к ней с обеих сторон, словно к соскам гигантской бензоматки начали подъезжать машины и БТРы, через систему в несколько рукавов заправлять баки топливом. Бензин быстро расходился, от техники не было отбою. В результате небрежности и в спешке много топлива проливалось на землю - никто особо не жалел горючее, Армия все спишет. Началось общее построение, колонна во множестве рядов встала широким фронтом по горизонту и двинулась к пустыне Гоби.
Отъехав несколько километров, мы услышали гулкий хлопок и, обернувшись, увидели позади себя огромный черный столб дыма - это ребята-“срочники” свернули заправку и подожгли землю пропитанную бензином.
Техника шла вперед широким фронтом с небольшим интервалом, поднимая пыль клубами, будто страшная песчаная буря надвигалась на многокилометровую равнину, подминая её под себя. Неожиданно резко исчезла растительность и перед нами возникла пустыня Гоби. Мгновенно переходящая в черноту, словно выжженная кем-то земля, с каким-то буроватым оттенком была совершенно мертвой, и не показывала признаков жизни. Бросалось в глаза, что это дело не рук человеческих, а что-то совсем необычное и сверхъестественное. Известный путешественник и исследователь Марко Поло оставил о ней впечатления: “И в целый год не пройти её вдоль”…
Не одной травинки не росло на этой странной земле, не катился подгоняемый ветром, и весело подпрыгивая мячиком, хотя бы один шар перекати-поля, даже пыль от колес машин не поднималась вверх, а вяло тянулась понизу и сразу же оседала. Только единожды мы увидели признаки жизни в этой мертвой пустыне. Выехав на небольшую возвышенность, увидели в стороне от себя оазис, где среди зеленой травы и блюдца необычайно голубой воды, мирно паслись несколько верблюдов под кронами густых деревьев. До сих пор я не знаю, было это явью, или мы коллективно наблюдали мираж…
Видения, или миражи одолевали всех: многим служивым из других экипажей привиделись сверкающие золотыми куполами и колоколенками с крестами церкви, завораживали большие озера, маня бирюзовой водой, подступающей к самым колесам… Никто из нас, и по сей день не помнит, сколько суток мы ехали через бесконечную пустыню. Но вот появилась настоящая земля, с травой и пасущихся на ней множеством диких и домашних животных. Любопытные сурки-тарбаганы размером едва ли не с барсука, умильно сложив передние лапки вдоль живота, столбиками стояли на небольших холмиках неподалеку от дороги. Изредка встречались монгольские колодцы - “кудуки” со шнековой подачей воды путем кругового вращения ворота. Все больше стало попадаться брошенной и побитой техники, и поразила пушка на боку с одним уцелевшим колесом. Из-за большого количества поднятой пыли аварии происходили нередко, и мы не стали исключением.
Ничего не видя перед собой наш водитель, прыгнув на машине, угодил в старое русло высохшей реки. Хотя и не перевернулись, но синяков и ссадин огребли по первое число. (Позднее, под Бийском такая же ситуация усугубится, повторится). В один прекрасный вечер наша батарея встала на ночлег в глубокую ложбину, в затишье, чтобы хоть как-то укрыться от пронизывающего ветра. От употребления сухарей у многих из нас уже болели зубы и кровенились десны, в ту ночь я тоже мучился от боли. Мороз был не менее - 30, и я, не в состоянии лежать на одном месте, решил выбраться из машины и поискать для обогрева костер. Спрыгнув с подножки, я упал на землю, сильно закружилась голова. С трудом поднявшись, снова упал на колени. Появилось ощущение, что покачивается сама земля. Глянув по сторонам, увидел, что нашу ложбину кольцом окружили КАМАЗы и БТРы.
В свете работающих машин было видно, чкак выхлопные газы густой пеленою опускаются к нам в низину. Тогда-то и до меня дошло - стала понятна причина моих падений и головокружения, я просто угорел. С трудом взобравшись в машину, (меня почему-то бросало из стороны в сторону) принялся всех тормошить и будить, а некоторых из экипажа пришлось бить по щекам, и с силой тереть уши. Разбудив ничего не подозревавших водителя с капитаном, мы тотчас выехали из ядовитого кольца автомашин и встали на ветер. Я с ужасом подумал, что бы могло произойти этой ночью. Медикаментов у нас никаких не было, и мне пришлось “лечить” зубы аккумуляторной кислотой, отчего они выкрошились. Вот так моя зубная боль сыграла благую роль - спасла целый взвод молодых парней от верной смерти.
Слухи о несчастных случаях доходили до нас чуть ли не ежедневно. Где-то
перевернулась машина с людьми, а где-то водитель ничего не видевший из-за пыли, врезался в технику, движущуюся перед ним. Наши советские танки тоже шли своим ходом с территории Забайкалья, поднимая при этом несметное количество пыли и заслоняя белый свет гарью выхлопных газов от мощных двигателей. По кладбищам доисторических динозавров, лязгая гусеницами, и хищно выискивая жерлами орудий вероятного противника, ползли современные бронированные чудища. Кто-то из механиков-водителей танка не успел заметить в облаке пыли возникшую перед ним юрту… В результате погибла шестнадцатилетняя монгольская девушка.
Позже нам сказали, что танкиста самолетом отправили в Союз, для предания суду. Граница Монголии и Китая встретила нас довольно теплой погодой. Рассредоточились, согласно приказу командира батареи и встали на длительную стоянку. На УАЗе подъехал комбат и, построив нас, объяснил:
- Это наша последняя стоянка, и здесь все окончательно решится. Его водитель нам по секрету сообщил, что слышал по рации.
- Дело серьезное, мужики, на войну приехали. Если в течение трех суток Китай не выведет свои войска из Вьетнама, то мы идем прямиком через границу на Пекин. Переглянувшись, наконец-то поняли для чего мы здесь. Чувство тревоги легким холодком опахнуло нас, невольно вспомнился дом и лица родных. “Батя” веско высказал свое мнение:
- Какая к чертям собачьим, война! Вы поменьше думайте об этом, у нас и патронов-то нет… Если было бы что-то серьезное, нам заранее обо всем бы сказали. Это просто учения, а нам нужно подумать о том, что жрать будем, надо
кому-то идти кухню поискать. Приняв к сведению такой расклад и успокоившись, мы разбрелись кто, куда в поисках кухни.
И развернулась же русская силушка! Сколько же военной техники стояло у самой границы - неохватно для глаз в любую сторону! Огромное скопление танков, бронетранспортеров, КАМАЗов, под завязку набитых ПТУРСами, пушек и зенитной артиллерии - попадались и новенькие установки “Шилка”. Казалось, что этой военной мощи, целому городу из техники нет края и нет конца.
…Больше часа мы бродили в поисках заветной кухни, и наконец, услышали очень знакомый голос:
- Идите сюда, ребята! Иван, Витя, я здесь! Навстречу нам шел наш совхозный парень в грязно-белом переднике, это был Янис Жук человек с вечной улыбкой на его добром лице.
- Пойдем, я вас накормлю, голодны, наверное… Янис, не закрывал рта все сыпал и сыпал словами с легким прибалтийским акцентом, который нам в данную минуту казался пением райской птицы. Впервые наевшись досыта гречневой каши с тушенкой и попив теплого сладкого чая, доверху наполнив кашей наши котелки и, пожелав удачи повару Янису, мы направились к своей машине. Проходя мимо танков, с бронею, покрытой слоем походной пыли, увидели лежащих на брезенте у одного из них, двух чумазых танкистов в шлемофонах. Подойдя ближе, я узнал своего одноклассника Витьку Глотова, другим оказался совхозный механик Слава Шипулин.
Оба дремали после долгой дороги на свежем воздухе. Обрадовались, похлопали друг друга по плечам, перекурили встречу Бийской “Примой”, поговорили на разные темы - благо было о чем вспомнить. Глубокой ночью я вылез из машины - не спалось, в голову лезли разные нехорошие мысли, чувство засевшей тревоги не покидало меня. Взойдя на небольшой холм, я поглядел в сторону границы - множество огней мигающих и застывших на месте мерцали сверкающей россыпью, по всей территории уходящей за горизонт, будто Млечный путь, бросил свое зеркальное отражение на землю.
Но там была совсем чужая земля… В голове не вмещалось, что с той стороны может исходить опасность и угроза для мирной жизни людей. На границе нам предстояло провести еще два томительных дня, время как будто застыло.
В полдень, как обычно сидели в машине на соломенной подстилке
и азартно резались в карты. Внезапно раздался гул и над нами низко пролетели несколько самолетов. Это были МИГи, и они, включив форсаж, облетали наши позиции. Звук и рев двигателей был такой силы, что нас как будто пригвоздило к днищу автомобиля. Все вокруг мелко задрожало и завибрировало, затряслись от воздушной волны даже овальные оконца в тентах. Мелькнув на мгновение красными звездами, самолеты так же внезапно исчезли, как и появились, посеяв легкую панику среди партизан и оказав определенное психологическое воздействие. Многие из нас до этого случая никогда в жизни не видели так близко боевых истребителей МИГ-21.
Чтобы как-то убить время, отправились с ребятами взвода прогуляться на ближайший холм, где встретили нескольких наших ребят из батальона, ведущих под руки избитого парня. Худой, высокого роста, без шапки в изодранной форме, парень привлек наше внимание. Мужики рассказали его интересную историю, как он, будучи на учениях захотел внезапно разбогатеть. Надумал однажды побродить по холмам и наткнулся на старый курган - древнее монгольское захоронение. Посмотрев по сторонам и убедившись, что никого рядом нет, решил раскопать каменную усыпальницу.
Под камнями обнаружил череп с длинными седыми волосами, кожаный мешочек с монгольскими монетами из алюминия с отверстиями, и иконку-оклад
в золотой оправе. Увлекшись раскопками, новоявленный “археолог” не заметил проезжавшего мимо монгола-пастуха. Не услышал он и характерного свиста аркана, пока не почуял, что его волокут куда-то, словно в американском вестерне на лошади галопом. “Археолог” заблажил, что было силы, однако пастух на его крики не обращал внимания.
Сидевшие на одном из БТР партизаны услышали вой, и выехали наперерез монголу с пленником. Освободили “археолога” и заставили привести в порядок курган, предварительно положив в него украденные вещи. Сейчас парни вели мародера к командиру, чтобы он решил судьбу потрошителя захоронения.
Много интересного рассказал нам наш земляк Анатолий Богомолов, встретившийся под вечер этого же дня. Он попал в артдивизион, и выехали они с полигона в первый же день, а на границу с Китаем прибыли на сутки раньше нас. Стояли где-то в первых порядках нашей дивизии, им действительно пришлось принять самое активное участие в учениях.
Развернули и установили гаубицы во враждебную сторону, затем, по команде окопаться расчетам долбили каменную промерзшую землю под капонир и станины орудия. Работали малыми саперными лопатками до остервенения, ругаясь и матерясь многоэтажно. Срочно надо было показать умение и сноровку расчетов и в целом, советских солдат - в считанные минуты
развернуть артдивизион к бою. Даже сейчас Толик рассказывал, волнуясь:
Мы даже не успели толком окопаться, как сквозь наши артиллерийские порядки
пошел на скорости танковый полк, стреляя холостыми снарядами. От близкой канонады чуть не полопались барабанные перепонки. Мы едва успели попрятаться - кто по окопам, а кто и просто залег у орудия. Как нас не передавили, я до сих пор не знаю, но в тот момент многие простились с жизнью. Все-таки Бог есть, и он дал нам время, еще пожить… Он замолчал, вставший в горле комок не дал ему говорить. Затем продолжил:
- Видели мы, что в страшный ветер сбросили наших десантников, не знаю, кто дал команду, но этот человек не должен жить. Это произошло недалеко от нас, и мы видели, как белые точки парашютов разносило ветром. Как потом подтвердилось, что не менее десяти человек погибли при приземлении, и оказалось много покалеченных. Угробили и несколько БМД - боевых машин десанта, при касании с землей у них отрывались башни. Вот такие учения у нас, парни…
Мы простились с Анатолием, унося в душе неприятный осадок от всего услышанного, и в полутьме кое-как отыскали свой взвод. Пошли третьи сутки нашего стояния у границы, и что нас ожидает дальше, не знал никто. Утро следующего дня встретило нас легким теплым ветром, все-таки март месяц, первый предвестник весны! Вместе с Андрюхой пошли на поиски какого-нибудь пропитания, и снова встретили земляка - Сан Саныча Гнездилова. Добродушный, невеликого росточка, он колобком из сказки катался между нами и кухней, сыпля прибаутками и хлопоча по своим поварским делам. Как же приятно увидеть знакомого человека за тысячу верст от дома! Он для тебя становится почти родственником. Сан Саныч тоже оказался главным человеком на кухне и с радостью поделился с нами тушенкой.
Набрав кипятка, бросили в кружки по паре сухарей и с удовольствием слушали земляка, пока он варил нам кашу… На пути в свой батальон, проходя мимо танков, заметили на некоторых башнях крупные надписи мелом “На Пекин!” Чего-чего, а нашим парням не откажешь в выдумке, находчивости
и смекалке. И это у русского человека на первом месте. Уже ближе к вечеру появился наш капитан и с радостью на лице сообщил нам, что сегодня войска
КНР начали массовый отход из территории Республики Вьетнам.
- Пора домой, мужики - добавил он уже неофициальным тоном - осточертела эта дорога, так что пострелять, пожалуй, уже не удастся… Радостная весть, в считанные минуты разнеслась по нашим подразделениям вдоль всей китайско-монгольской границы. Многие из партизан открыто радовались, кидая шапки в небо, другие просто расплывались в улыбках, скрывая эмоции.
Утро выдалось пасмурным и холодным, оставшиеся “запасы” продовольствия вчера были уничтожены подчистую, даже закончились эти треклятые сухари. Андрей, как всегда позвал меня сходить поискать, что либо из съестного, и мы, предупредив своих ушли на промысел. Напрасно мы нарезали круги в поисках полевых кухонь - ни Яниса, ни Сан Саныча не было на своих прежних местах, видно куда-то срочно снялись и уехали. Подумалось, что какие-то пара мешков муки, заброшенные в кузов, могли бы вполне нас выручить - ребята по соседству рассказывали, что они с успехом пекли из неё лепешки на раскаленных выхлопных коллекторах машин.
Не солоно хлебавши, отправились к своему взводу, но место нашей стоянки оказалось пустым. Быстро перестраиваясь в колонну, техника спешно покидала места недавней дислокации. Не на шутку встревожившись, мы бегом рванули за машинами, автоматы наши уехали, да и как мы без своей батареи пройдем через пограничный пост не имели представления…Скрипнув тормозами, перед нами остановился УАЗик скорой помощи и из открытого окна раздался простуженный голос майора - командира нашей батареи:
- Вы что, решили Родину поменять? Где вы были?! Батальон уже давно прошел через погранцов. Как фамилии? Полезайте в машину и ложитесь на пол. чтобы тихо было. По приезду на место сбора, объявлю вам по пять суток гауптвахты. Мы быстро вскочили в машину и, накрывшись носилками, и разным хламом залегли на полу. Сердце выскакивало из груди от радости и осознания того, что все-таки нас подобрали и нам не придется на границе отстаивать свою правоту. УАЗик, прибавив скорость, лихо обошел колонну и перед пограничным постом мы догнали наш взвод. Перескочив в свой ГАЗ-66, только тут успокоились и рассказали парням о своих злоключениях. “Батя”, как всегда поддержал нас:
- Все нормально, ребятки, про губу забудьте. Майор просто построжился,
он отвечает за каждого - домой приедет, выпьет с радости и забудет про вас. …Дорога домой всегда короче, и я не помню, через сколько суток мы оказались в городе Гусиноозерске, что в Забайкалье. Другие части дивизии проследовали в соседние Наушки, чтобы не перегружать станцию. Простояв довольно долго на станции, погрузили технику на платформы, а сами повзводно заняли места в плацкартном вагоне. Состав тронулся, и теперь наши мысли были только о встрече с родными. В дороге нас, отощавших, даже кормить стали - горячая каша и чай напрочь унесли суетные мысли о голоде, которого с лихвой хватили
в изнурительном походе.
Но вспомнить об этом пришлось уже на следующий день. На одной из длительных стоянок всех попросили выйти из вагонов и построиться. Появились полковник и капитан, держа за руки долговязого парня, одного из партизан. Полковник резко скомандовал:
- Тихо всем! Мужики, перед вами человек, совершивший военное преступление. Во время общевойсковых учений, приравненных к боевым действиям, вот эта мразь меняла на водку тушенку принадлежащую вам. С этими словами он вытолкнул на обозрение жалкое существо с отталкивающей физиономией: рыхлым лицом и жабьим ртом. Виновный что-то мямлил в свое оправдание и искал глазами сочувствие, среди огромной толпы примолкших партизан. Полковник расстегнул кобуру и вытащил пистолет:
- Я с удовольствием выбил бы тебе сейчас мозги, но ты недостоин и этой малости. Ты, будучи поваром, менял продукты на водку и продавал за деньги. Из-за таких как ты мерзавцев, голодали в походе твои боевые товарищи. Я обещаю перед всем личным составом, что данное лицо будут судить военным трибуналом. Даю слово офицера. Увести! Двое солдат “срочников” с автоматами на плечах, встав по бокам, увели арестованного.
Наш состав вскоре прибыл и встал на разгрузку на станции Чемровка. Командир батальона сверил численность взводов, и мы вновь на своих машинах двинулись колонной через Бийск, в сторону полигона. К тому времени во всех магазинах появилось спиртное, и во время движения мы несколько раз останавливались. Радовала ранняя мартовская оттепель и только к вечеру начинало подмораживать. По календарю - 13 марта 1979 года, прошел ровно месяц с начала нашего рейда через внутреннюю Монголию до китайской границы. Ледяное, подобно глазури покрытие Чуйского тракта внушало опасения - ехать быстро было довольно рисково. Начинало уже смеркаться, вот-вот закончится лес, а там скоро и наш знакомый поворот…
Водитель наш вдруг прибавил скорость, и я, взглянув в окно переднего борта, встревожено произнес:
- Лишь бы не вздумал тормозить… И тут словно нарочно, шофер нажал педаль тормоза. Машину понесло юзом, закрутило и сбросило с тракта в обочину вверх колесами. Наступила полная тишина и темнота поглотила нас.
За месяц нашего путешествия прессованная солома превратилась в мякину и труху, и вся масса толстым слоем накрыла нас с головой.
- Мужики, вы живые? - донесся испуганный голос уже подвыпившего шофера. В ответ раздались незлобивые матерки, шорохи, кряхтение “бати”… Но наша команда родилась, похоже, под счастливою звездой: отделались мелочами - легкими ушибами и ссадинами. Долго искали и вытаскивали из кузова оружие и вещи, все гуще становилась темнота. Я так и не нашел свою шапку, видно вдавило в снег вместе с соломой, но зато хоть голова уцелела… Чертыхался Витька Ярцев, потерявший один пустой рожок-магазин. Во главе с капитаном пешком двинулись на полигон, благо до него оставалось километра два.
В помещении оружейки довольно быстро сдали автоматы, и пошли искать своих односельчан. Нашли даже тех, с кем разминулись, кого не довелось встретить в Монголии - Валерку Зотьева и Ваську Болотина. Пошли разговоры - что да как, да почему… Все были живы и здоровы, вся наша команда была в полном сборе. Посовещавшись, девять человек решили пешедралом идти домой, остальные предпочли остаться на полигоне до утра. “Воздух Родины, он особенный” - так, кажется, поется в одной песне. Рванули напрямик по сугробам, не чувствуя усталости, и подгоняемые вешним ветром, отмахали двенадцать километров за два часа. Березы на опушках леса, такие родные, приветливо светились в темноте белыми стволами. В одном месте вспугнули нескольких тетеревов-косачей…
У всех будто выросли крылья - ноги несли нас помимо нашей воли. Сознание того, что дома ждут скорейшей с нами встречи матери, жены и дети подгоняло и прибавляло силы. Как я шел без шапки и рукавиц, (они остались на месте аварии) так и переступил порог дома. Баня уже была истоплена, как будто чувствовали родные, что я следую домой. С наслаждением отшоркав с себя полевую месячную грязь, прежде чем сесть за стол, я взглянул в зеркало - передо мной стоял небритый обросший мужик с желтоватым лицом и резко очерченными скулами. За время похода каждый из нас потерял не менее 12 - 15 килограммов веса. Приняв стакан малиновой настойки, заранее припасенной близкими, и поев горячих домашних пельменей, я завалился спать, как говорят без задних ног…
Утром нас, партизан, на автобусе доставили в 1-й военный городок, где мы с громадным чувством облегчения сбросили с себя грязную военную форму, и с удовольствием облачились в наше прежнее гражданское одеяние. Простившись с ребятами своего взвода, взяли курс на свою родную деревню. Очень многих
из тех парней, что были со мной в Монгольском походе, теперь, по прошествию лет, уже, к сожалению, нет в живых. Многое из пережитого выпало из памяти, выветрилось неумолимым временем. Но осталась на этих страницах добрая память в сердцах тех, кто еще жив, кто с честью прошел и выдержал тяготы и испытания на всем пути, наравне со всеми.
Позднее в том, богатом на обострение мировой политики 1979 году, СССР ввел ограниченный контингент войск на территорию Афганистана. Но об этой десятилетней эпопее будет написана совсем другая история. Наш поход почти неизвестен, и описан только в скупых сводках Министерства Обороны. Главная
цель и задача хотя и не столь продолжительного, “стояния на реке Угре”, принесла свои плоды - не смотря ни на что, мы выполнили свой долг и порученное нам задание Родины.