Лиза собиралась в Москву. Уже восемь раз она проделывала путь в Белокаменную. Три раза она ездила с Катькой Смирновой из Звягинки, деревни, где она прежде жила, и пару раз с другими девушками, когда перебралась в город и жила в общежитии. Но год за годом неудачи преследовали ее, и все - даже мама - сказали, что ей пора остепениться и выкинуть эту дурь из головы. "Ну, какая с нее артистка, с ее внешними данными и происхождением от сохи!?" Только родители за спиной сообщают о тебе хорошее, а в лицо - поругают.
Девушка выглядела худой, даже изможденной, и волосы ее не были уложены в прическу, а лежали двумя крыльями, спускаясь чуть ниже впалых щек. Одежда на ней была опрятная, но не модная, без той изюминки, которая заставляет взгляд молодых людей останавливаться. Какая незамужняя женщина не грезит о раскиданных по углам мужских носках? Но мужские глаза обычно равнодушно скользили мимо, как будто это не молодая женщина, а предмет интерьера.
Сказать, что Лиза, была страшна или безобразна, было бы большим преувеличением. Но она относилась к девушкам, которые, свои принципы и убеждения, ставят высоко. Не кокетничают, не пустосмешничают, не заморачиваются на косметику и считают, что мужчина их мечты все равно не обратит на них внимания, и тем более не сделает серьезный шаг по созданию семьи. А опускаться до легких отношений на работе, гулянках или подбирать то, что никому не нужно - это не для нее. Достаточно горячего душа.
Матери было особенно тяжело смотреть, как Лиза в очередной раз, опустошенная и измотанная возвращалась из столицы с потухшими глазами. Боль и отчаяние закрадывались в ее сердце. Но каждый раз весной, ближе к средине лета, лицо дочери вновь преображалось, светлело, глаза загорались неукротимым решительным блеском, и она вновь отправлялась по знакомому маршруту. Лишь один раз был перерыв в этом конвейере неподвластном времени, когда она родила сына. А недавно Ване очень скромно отметили его первую круглую дату - 10 лет.
Слава богу, сыночек не был похож на мать, личико у него было аккуратное, симпатичное и густые каштановые волосы немного вились, пребывая в обычном мальчишеском беспорядке. Это и не удивительно, отец ребенка был хорош собой. Как всегда - счастье было коротким. "Почему он ни разу не поинтересовался, ребенком? Почему так случилось в 17 лет, а в 18 она уже родила?"
Все началось гораздо раньше - еще в 14-ть. Эту историю она не любила вспоминать. Первый красавец их класса Витька Горохов, не смотря на малолетний возраст, оказался еще тот сердцеед и одновременно подлец. Он умело и настойчиво делал попытки соблазнить девушку. Впрочем, Лиза и сама была увлечена и потеряла голову. Романтический вечер у Соленого озера, закончился неожиданно и ожидаемо. Но, не успев опомниться от первой близости, она вдруг почувствовала, что уже не Витька, а одноклассники, терпеливо наблюдавшие из-за кустов, навалились на нее гурьбой. А Витька только самодовольно потирал руки и скоблился. Что это было - изнасилование или она просто не отдавала отчет своим действиям, но трое молодых негодяев добились своего, а она ушла в себя и никому ничего не рассказала. Но тем паршивцам оказалось этого мало, и пошла, гулять по школе дурная и разухабистая молва о похождениях веселой троицы, где в главной роли фигурировала Лиза Чумакова по прозвищу Чума.
Лиза в скором времени, после восьмого класса, уехала в город, поступила в приборостроительный техникум. Но и там счастья не нашла. После трех лет такого существования, разуверившись, она нашла того, который показался ей тем единственным и неповторимым, и закрутился бурный роман, но что-то опять пошло не так и они расстались, а она почувствовала, что в положении.
Врачи, сделав обследование, настойчиво советовали не прерывать первую беременность и она, после долгих и нелегких раздумий согласилась. Слишком велик был шанс остаться в последующем без детей. Мама Лизы, Татьяна Кузьминична, которая проживала в области, и знала все перипетии дочери, вероятно даже больше чем допустимо знать матери, и как ни странно, в чем-то даже оправдывающая ее, как-то спросила, - как она отнесется к тому, чтобы ее сыночек Ваня, остался бы у нее в деревне на неопределенно долгий срок, может быть навсегда. Во всяком случае, пока ее личная жизнь не наладится. Услышав это, Лиза так посмотрела на мать, что больше подобных вопросов она никогда не поднимала. Брать малыша на воспитание не потребовалось.
- Мама!- произнес мальчик, когда они садились ужинать,- ты же в этом году опять собираешься в Москву?
- Ты же знаешь,- немного виновато ответила мать, поглядывая на сына и разливая большим половником дымящиеся щи с кислой капустой. Капуста была мягкая, с прошлого года, и ее приходилось, тщательно отжимать и вымачивать. Она также нарезала и сложила горкой "Фабричного" хлеба, и тонко-тонко ломтики Звягинского сала. А в конце поставила баночку с домашней горчицей. Горчица была "Вырви глаз" и намазывала ее только она, а сын предпочитал шпик.
- Тогда мы пока не будем покупать велосипед, - миролюбиво, после долгой паузы, предложил мальчик, отводя глаза в сторону. - Уже скоро конец лета, там осень, да и где его нам ставить на зиму?
Мальчик лукавил. Еще не кончился июнь, и лето было впереди. Но в этот раз его маленькая неправда звучала убедительно. Зачем ему захотелось представить, будто лето на исходе и нужда в двухколесном друге почти отпала? Мать обвела взглядом скромное помещение "колясочной". Она как родила, устроилась в управляющую кампанию и Зайчикова, царство ей небесное, сжалилась, дала молодой маме эту крохотную нелегальную жилплощадь. Колясочные в девятиэтажках, ни одного дня после сдачи домов не использовались по прямому назначению, а сразу оборудовались железными дверьми и в них временный приют находили особо ценные дворники, и другие работники ЖЭКа. Был единственный несомненный плюс комнаты - не нужно было пла-тить за нее.
Лиза обняла взлохмаченную голову сына.
- Мы обязательно купим велосипед!! Ты же так хотел. Я обещала.
- Не думай об этом, - обжигаясь щами, аппетитно глотая куски бутерброда, продолжил мальчик. Шпик был отменный, с мягкой шкуркой, опаленной соломой и с розовыми прожилками мяса. - Хотел? Перехотел. Правда, правда. Это совсем не обязательно, я буду пока ездить по очереди с Пашкой Новиковым - он не против, а в Москве тебе деньги пригодятся.
- Как же так сынок! Ты у меня один. Я и так тебя не балую,- немного растерянно промолвила мать, все не решаясь сесть.
- Еще год потерпит, - с напускной бравадой бросил сын. - Мне не в напряг.
- Мой мальчик! Ты уже стал у меня совсем большой!
Она ласково поцеловала его.
- Ну, мам! - взбрыкнув, отстранился он от ее нежностей, - точно тебе говорю. Ты садись, ешь, раз налила. Остынет. За зиму-то мы еще много денег скопим!!!
- Скопим. Обязательно скопим. Куда мы денемся. Ведь мы не транжиры с тобой Ваня.
- Если ты только не поступишь учиться на артистку... ... - неуверенно произнес он, раздумывая сделать ли еще один бутерброд. - Я говорю пацанам, а они ржут.
- Правильно смеются, - подтвердила Лиза.
- Ничего не правильно. Просто дураки и все!- разгорячился мальчик. - Ты у меня способная. Ты у меня вот такая!! - мальчик с азартом поднял большой палец вверх. - Из тебя получится самая клевая артистка!!
- Я рада, что ты так думаешь, - согласилась мать, пряча улыбку, в уголках рта.
- У тебя знаешь, какой заряд, сила? Будь здоров. Тебе не будет равных!
- Что-то меня уже звездная болезнь одолевает после твоих слов, - подтрунивая, промолвила Лиза, обернувшись и поправляя волосы перед маленьким зеркалом, сделанным из квадратика зеркального кафеля.
- Опять ты не веришь! Зря смеешься. У нас не мало хороших актрис, актеров, - высокопарно произнес он,- есть просто замечательные, но таких классных как ты точно нигде нет. Успех тебе обеспечен. Ты их там всех порвешь как Тузик грелку!
- Ничего себе! Твои бы речи - да Богу в уши!
- Да-а-а! Ты будешь не просто артисткой, - а великой. Люди не дураки, они уже и сейчас это видят.
- Хм! И кто конкретно?
- Помнишь, на вечере в школе ты читала стихи Бродского и Ахматовой? Почти полчаса и ни разу не запнулась, и весь зал встал, захлопал, провожал тебя стоя.
- Эка невидаль - стихи прочитать, - ухмыльнулась мать. - Так как каждый сможет.
- А вот и не каждый, а тем более с выражением, чтобы мураши по телу пошли...- Ваня задумался, по лицу его пробежала быстрая улыбка. - Я тобой тогда сильно возгордился. А Валентина Степановна сказала мне, что твоя мама как настоящая актриса выступала... Во-от! Она толк в этом знает. Знаешь, как она нас по литературе гоняет!? Зашибись! У нее не "пофилонишь".
Лиза, мимоходом отмечая болтовню сына, убирала посуду. Мысли ушли далеко. С летним отпуском как всегда было трудно. Наслушалась от Гавриловны: "Чумакова! Другого месяца для тебя не существует?! Опять в столицу! Кого это волнует?! Все летом хотят!" Пришлось убеждать, в который раз. Пустить слезу. А что делать?! Она отходчивая, поругает, отчитает и тут же пожалеет. Гавриловна прямая: любит иногда искренне послать на..., чем лицемерно улыбаться. Сама из подъездных уборщиц, при муже алкаше, до начальника ЖЭКа поднялась. Знает не понаслышке, почем фунт лиха и хороших работников умеет ценить. Правда от коллег Лиза за спиной слышала и смешки и бурчание. Чем сильнее ты горишь, тем больший ушат готовят коллеги. "Артистка!!" "Артистка, тоже нашлась!" Но все ее слишком любили, и жалели, чтобы обижаться всерьез.
Лиза подошла к окну. За стеклом смеркалось. Выключили главный фонтан, и зажгли фонари в парке Унеэр. "Андреич командует. Как всегда пунктуален старик!". На Родниках тяжело и надрывно ухали сваезабивочные машины. Строители закладывали новый дом напротив "Горожанки" сравняв при этом стадион, что сделали жильцы для ребятишек. Она вдруг вспомнила, как сын отказался брать бесплатные обеды в школьной столовой. Их давали мало-обеспеченным семьям, детям матерей-одиночек и это было неплохое подспорье. До третьего класса мальчик ел, а потом выпрягся. Ни в какую! Гордый! Или кто что сказал! Сколько злых языков?! Пришлось пойти навстречу. Лиза договорилась брать в школьном буфете сметану раз в неделю. Повариха - необъятная, но мудрая женщина - пожалела ее. Когда мать приносила банку со сметаной и ставила на стол, глаза сына светились радостью. "Моя - сметанка! Наверно из Простоквашино!?"- облизывался он. Видать тоже переживал и был рад, что таким образом ситуация разрешилась.
- Тебе еще и школьную форму покупать надо? - удрученно промолвила она, слегка отстранившись и рассматривая долговязую фигуру сына. - Видишь, как вытянулся за год?!
- Да фигня, только брюки выпустить немного, там есть запас. Я знаю, так делают, материал еще хороший. И шнурки на ботинках заменить, а то они в некоторых местах нитками пошли.
- А кроссовки?
- Закле-е-еим. - бесшабашно протянул мальчик. - Мы на траве иногда босиком гоняем.
- Как же? Видно будет! Ребятишки засмеют!? Ты же не оборванец, или нищеброд какой?
- А мы аккуратно. И пусть только попробуют!? Все знают, что я сорок раз на турнике подтягиваюсь.
- Сейчас-то уже нет? Что сочиняешь!?- взяла под сомнение его слова Лиза.
- Сейчас нет. Тренироваться надо, а негде. Турник бы сделать. Вот была бы у нас большая кварт... - и Ваня не договорив, осекся, быстро "сверкнул" глазами на мать и перевел разговор в другое русло. Лиза сделала вид, что не расслышала последнюю фразу. Квартирная тема у них тщательно замалчивалась. Это было негласное табу. Сын никогда не водил домой товарищей. И очевидно никто из сверстников не предполагал, в каких условиях они живут. А мама, и сын делали вид, что жилплощадь их вполне устраивает, что девять метров это еще здорово, так как есть колясочные и по семь, как на Плехановском! Правда, в них и проживали одиночки. Но это оставалось за скобками.
В эту крохотную комнатку был втиснут: туалет с китайским душем за занавеской, узкая кухонная плита Лысьва, холодильник, и телевизор. А у окна стоял маленький стол с откидной крышкой. Он одновременно служил и обеденным и письменным для приготовления школьных уроков. Но больше всего места занимала двухэтажная самодельная кровать, которую сделал местный плотник Василь Васильевич из своих материалов и при этом не взял ни гроша.
Единственный, оставшийся не занятым узкий проход, не позволял свободно ходить. Передвигаться приходилось немного бочком, и по очереди, но к этому мать с сыном привыкли. Обычно, сделав уроки, Ваня по навесной лестнице забирался на свой второй этаж, туда же убирал и лестницу, чтобы не мешалась в проходе, и вешал ее на стену под самый потолок. А Лиза напротив, садилась к столу и штудировала азы актерского мастерства. Иногда она декламировала, пела, но не громко, так как соседи начинали стучать по батарее, и приходилось переходить на громкий шепот или сворачивать занятия. Ване нравился этот громкий шепот, так как Лиза не имея возможности взять громкие ноты, старалась вложить в речь больше чувства, энергии и это у нее неплохо получалось.
Иной раз Ваня, пребывая в хорошем расположении духа, шутил, что именно их комнатка сделает и из него в будущем артиста, так как вольно или невольно все Лизины пассажи он усваивал детской прочной памятью и порой даже напоминал ей слово или фразу, которую она забывала.
- А что, может быть! - с готовностью соглашалась мать, мечтательно глядя на сына. Она бы все за это отдала. Деревенской девочке, матери-одиночке, поступить в столичный театральный институт было крайне сложно. Это был предел фантазий, просто надежда на чудо, в которое уже трудно было продолжать верить.
- Не-е нет...- это девчоночьи мечты,- важно разглагольствовал Ваня, отступая назад, - я буду матросом на большой шхуне или, в крайнем случае, коком на корабле и пойду в кругосветное путешествие. Может меня как Робинзона Крузо после кораблекрушения выкинет на необитаемый остров. Вот будет здорово!
Сын любил эту книгу и с упоением зачитывался ей, представляя себя на месте главного героя Даниэля Дефо.
- И бросишь меня одну? - лукаво щурила глаза Лиза.
- К умот инемерв, ьдубин-отч меамудирп,- без запинки отчеканил он.
- Переведи.
- К тому времени, что-нибудь придумаем, - предположил мальчик, и глаза его лучились.
Ваня любил изредка почти без подготовки козырнуть текстом наоборот и поставить собеседника в тупик. Лиза его абракадабру с трудом переводила на нормальный язык. Сын убеждал, что это тренирует внимание. После таких тренировок, чтение и осмысление обычного текста якобы становилось очень легким.
- Мужчины артисты тоже в почете. Но все очень не просто. Это тебе не на необитаемый остров попасть. Ну, подрастешь, поймешь. Пока загадывать рано. - Лиза вдруг вспомнила. - А ты же не так давно футболистом хотел стать, если мне не изменяет память?
- Это я по молодости фотки из журналов вырезал, клеил на стену: Зидана, Бекхэма, Роберто Карлоса.
- По молодости? А сейчас старость наступила? - съязвила Лиза,- А Роналдо?
- И Роналдо конечно! - миролюбиво, не обращая внимания на ее колкость, согласился мальчик. - Сейчас они уже не такие крутые. Теперь новые звезды Серхио Агуэро, Марио Балотелли, но меня они мало волнуют.
- Но все-таки ты разбираешься!?
- С пацанами болтаем,- важничая, заявил он и добавил. - Когда уж наши начнут забивать и играть!?
Этот вопрос повис в воздухе. Они немного помолчали. Свезабивочная машина тоже примолкла.
- У меня есть в копилке немного денег, - серьезно наморщив лоб, вдруг объявил Ваня, - наверно дам тебе в Москву, купишь мне или себе что-нибудь?
- Откуда они у тебя? - насторожилась Лиза.
- Выиграл в "Чику"
- На деньги играть!? Смотри у меня, - с предостережением сказала мать. - Пойдешь по кривой дорожке?!
- Мама! Ну что ты! Это же почти понарошку.
- Понарошку!? ... Я и так тебе подарок привезу! Чтобы ты хотел?
- Мас ен юанз, - он улыбнулся. - Сам не знаю. Но ты не траться, обо мне не думай. Лишь бы у тебя получилось.
- Я, конечно, понимаю, что это блажь, - тяжело и протяжно вздохнула Лиза, - но поделать с собой ничего не могу.
- Нет мам! Это не блажь! - утвердительно заявил мальчик очень серьезно. - Ты упорная. А упорных Бог любит. У них все получается. Вот посмотришь!
- Да уж восемь раз смотрела,- задумчиво произнесла Лиза, окунаясь мыслями в прошлое.
- Восемь раз ездила, а в этот год точно повезет.
Лиза с недоверием и робкой улыбкой посмотрела на сына.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю и все! - убежденно, не терпящим возражения голосом, отрезал мальчик. - Чутье! Я ведь раньше тебе этого не говорил?
- Нет вроде.
- Вот! - удовлетворенно подвел он итог. - А теперь говорю. У меня всегда так, в "Чику" играем, ... кидаем, кидаем, и я иногда заранее чувствую, что сейчас обязательно попаду в котел и, правда, попадаю! Вот как так?
Ваня любил эту игру, требующую очень верного глаза. И "свинчатка" у него была лучшая во дворе, - вылитая из пластин старых автомобильных аккумуляторов, в баночке из-под импортного сапожного крема. В ладони она помещалась как влитая. Когда ребята расходились, он зачастую оставался и тренировался.
- Да мама! - добавил он убежденно после паузы. - Точно повезет.
- Не знаю,- улыбнулась Лиза.
- И я не знаю, но уже сколько раз замечал. Все верно. И тебе говорю - все получится!!
- Игрушки!? Битки!? Чики!? ...- она тяжело вздохнула.- Сравнил!
- Да не только... вот и в школе замечал, учительница по журналу ручкой водит, а я уже тетради складываю, парту освобождаю, знаю, что она мою фамилию назовет.
- И ни разу не ошибался? - с сомнением взглянула она ему в лицо.
- Ну-у, не то чтоб ни разу? - смущенно закатил глаза Ваня, пряча улыбку. - Он итчоп адгесв юавыдагу.
- Что?
- Но почти-и-и всегда угадываю.
- Наверно самовнушение, хотя ты у меня мальчик умненький!
- А давай поспорим, что в этот раз у тебя получится!?
- Ваня! Ты же знаешь, что я не люблю спорщиков! - с осуждением произнесла Лиза.
- А все равно давай!? - с азартом в голосе продолжил он.
- Ну, ты же мальчик! На что можно спорить с собственным сыном? - с укоризненной усмешкой промолвила Лиза.
- Ты не права! У меня конечно денег мало, но вот скажем, если я продую, разобьюсь в доску, но кончу год на все пятерки!
- Да не смеши!! Ты бы хорошистом закончил, а то троечки часто стал таскать! Уж скоро и до двоечек дойдешь -меня в школу потянут.
- Так это я без напряга! - задорно щелкнув пальцами, непринужденно бросил он. - Ты меня не знаешь! Спорим?!
- Ну ладно, а с меня что?
Лицо мальчика смешно вытянулось, глаза округлились, но сказал он очень беззаботно, как будто о какой-то мелочи:
- А ничего! Просто поступи и все!?
- Ну, это же не спор? Ерунда какая-то, - возмутилась мать. - Я и так стараюсь.
- Совсем не ерунда. Ты не стара-а-айся, - с нажимом сказал он, - а возьми и поступи. Вот как я знаю, что попаду заранее и попадаю - так и ты!!
- Однако!- засмеялась Лиза, поймав себя на мысли, что этот неожиданный поворот в рассуждениях сына ей понравился.
- Если точно знаешь, - продолжил Ваня,- голова, руки сами все делают.
- Ну не знаю, не знаю...
- И я не знаю, как это получается. Если сильно хочу - промахиваюсь! Шалтай-болтай - тоже мимо! А иногда верю и знаю, что кон мой - и действительно, в самый центр летит!!
- Да! С битками, свинчатками своими, ты меня озадачил сынок,- Лиза в задумчивости запустила ему ладонь в волосы, - и сильно хотеть нельзя, и слабо не получится. Легко сказать - просто верить!
- Мне это тоже трудно объяснить.
- Я все поняла, только, как это сделать? Наверно с этим надо лечь, переспать, утро вечера мудреней. Уже ночь на дворе, а мы заболтались с тобой.
- Ты мам не думай! Я уже все знаю наперед!! - залихвацки подтвердил он.
- Герой мой! Провидец! ... Иди уж отдыхать, - махнув рукой, ласково пробормотала она.
- Фигня! Посмотришь, посмотришь!!!
Лиза расправляла постель, и ласковая, добрая улыбка не сходила с ее губ. Почему-то слова сына не казались ей ерундой. В какой-то момент она почти уверилась, что в этот раз будет по-другому. "Вот бы сохранить этот настрой и в столице? Да где там! До Москвы и экзаменов еще уйма времени, все испарится, останется только страх, мандраж и ни грамма уверенности в успехе. А если ты не веришь в себя... экзаменаторы чувствуют, это. Ты жертва, неудачница! Неудачи рождают поражение.
Интересные битки! Надо будет перед экзаменами обязательно садиться и крутить это в голове. Ваня прав. А вдруг он может предсказывать будущее? - мелькнула шальная мысль у Лизы. - А что если в это поверить!? Взять поверить и сдать всем назло!! Все поставили на мне крест, а я возьму и поступлю. Просто поступлю. Конечно! Как иначе. Только бы ей не стушеваться перед строгими столичными экзаменаторами, двадцать восемь - это уже возраст близкий к критическому, неохотно принимают таких. Что можно сделать? Прическу необходимо продумать. Накрашусь. У Натахи костюмчик выпрошу австрийский велюровый в поездку. Бедной Лизы больше не будет. Сынок не может ошибаться. С другой стороны если он не ошибается, то одежда не имеет никакого значения. Она поступит при любом раскладе. Да и не зря же она зимой каждый вечер занималась".
Колясочная была расположена в непосредственной близости от лифта и подъездной входной двери. Чтобы отгородиться на ночь от шума, мама с сыном взяли за правило, закладывать дверной проем наполовину тряпками и одеждой и занавешивать старым одеялом, железное полотно совершенно не сдерживало звуки. Так было всегда, но сегодня они забыли это сделать.
Лиза засыпала и большая, большая черная тень убегала от нее во сне. Девушка стояла над обрывом - на Красном Яру - залитая лучами утреннего солнца. Свежий ветер развевал ее платье, а за спиной шумели сосны. Далеко, далеко у уреза воды бился кипенно-белый прибой, и чайки кружили внизу. Она была одна на недосягаемой высоте. Выше было только голубое бездонное небо. Если развести руки, то можно было представить, что она парит над миром. Наверно она, правда, летала, а ангелы нежно пели и играли на дудочках. Ночь окутала ее сонным мягким одеялом. Самая отвратительная и ненавистная вещь в доме - будильник. Но куда без него. Откуда-то издалека, из потустороннего мира, вдруг совершенно некстати послышался взволнованный шепот сына:
- Мам! Просыпайся! Быстрей! Ты же никогда не опаздываешь, уже без пяти.
- Неужели сынок!?
- На работу пора.
Лиза сладко неторопливо потянулась.
- А кофе? Мой любимый Жардин?
- Да он же кончился еще вчера, остатки собирали!
- Точно! Забыла. Теперь уж долго не попьем, - расстроилась Лиза.- Тогда чай.
- Только Ашановский, - констатировал Ваня. -"Каждый день"? Что вениками пахнет.
- Блин! Я же его не пью! Ну, все равно. Ты булку вчера доел? - оживилась она.
Мальчик потупил глаза.
- Не знаю, как вышло. Я книжку читал, смотрю, а уже ничего не осталось.
- Ну и ладно, - миролюбиво и ласково вздохнула мать, - там гренки в столе доставай, размочим с малиновым вареньем. Сегодня опоздаю.
- Не будут ругать?
- Если меня ругать Вань - то кого хвалить. У меня веская причина.
- Какая?
- Я летала во сне!
- Ха! Летала. Тоже причину нашла! Скажи это нашей классной! Точно вылетишь обратно в дверь.
- Ваня! Ваня. Я знаю что говорю. Я уже лет десять, точно, от земли не отрывалась.
Сын улыбался и разливал чай, с любовью и недоумением поглядывая на такую непонятную сегодня маму. Ему нравилось ее приподнятое, веселое настроение. Конечно, через три дня в Москву. Тут у любого в голове тараканы запрыгают, а ему полмесяца перебиваться на макаронах. Но он выдержит. Лишь бы у нее по-лучилось!
Ваня только начинал жить, и отсутствие опыта позволяло ему надеяться на чудо. Если бы он немного лучше знал этот жестокий мир людей, он конечно бы не был так оптимистичен. Иногда отсутствие отрицательного опыта плюс! Маленький плюс, который переходит в драйв. Но это редко и бывает недолго.
Последние дни у Лизы были суматошные. Хотелось уйти в отпуск без "хвостов". По участку и этажам приходилось наматывать за день километров по десять. Утром в диспетчерскую, потом проверка, как дворники убирают. Заявки от квартиросъемщиков и ходьба по адресам. В обед осмотр крыш с рабочими: в двух домах протечки и жалобы от жильцов, что потолок отсырел. Заглянуть в подвал, вызов бригады с эпидемслужбы – набежавших крыс надо уничтожить. Ликвидация засора и организация откачки воды. "Вот кажется и все! Ее 38 подъездов в удовлетворительном состоянии". Без рук, без ног она вернулась в комнату и тут опять звонок:
- Лиза, ты еще ключи от подвалов не сдала!?
- Совесть имейте. Я в отпуске уже три часа как, и уже одной ногой в Москве!
- Солнышко! Выручай! Тут две девочки звонят, Курчатова 156. Котенок у них в подвал забрался, выходить не хочет и мяукает. Сходишь?
-Хорошо, сейчас Ваню пошлю,- тяжело вздохнула она, в изнеможении, опускаясь на стул.
***
Фирменный "Сибиряк" отошел точно по расписанию. Раннее утро. Свежий воздух колыхал шторки на окнах. Побежали станции Чулым, Барабинск, Татарск. Встречные составы натужно отзывались гудками. Плацкарт, боковушка у туалета! Прощай сон. Но кто будет всерьез обращать внимание на такие мелочи, когда впереди Москва.
В изголовье рюкзак, в котором самое главное: конспекты, тетрадки, затертые чуть не до дыр методички, несколько пакетов китайской лапши, кипятильник, зарядка для телефона и духи Nina Ricci. А в кошельке чуть больше 15 тыс. рублей. Маловато платили в управляющей кампании. Жизнь у нее предполагалась невеселая... Но ничего, зато жалованье смешное... "В принципе, если ничего не покупать, то цены приемлемые" вспомнила она их любимую шутку в ЖЭКе. Лиза впервые была спокойна, ну если только слегка подкрадывалось волнение, но девушка гнала эти мысли прочь.
Она взяла с собой тетради, но не доставала их из рюкзачка. Она знала, почти наизусть, что там написано. "Голове надо отдыхать. Перед ответственными экзаменами нельзя напрягаться. Пусть там все раскладывается по полочкам, что бы в нужный момент она могла это извлечь без задержки. Память-то у нее отменная. Дай бог каждому. Сынок на прощание, в качестве напутствия, крупно написал на каждой обложке тетрадок фразы перевертыши, которые можно было прочесть и наоборот: "Нажал кабан на баклажан". " Аргентина манит негра". "Леша на полке клопа нашел". "Ешь не мытого, ты меньше". Лиза расправила смятые уголки и с большой благодарностью, поцеловала послания сына. "Какой он все же умненький и разумненький, и как я его люблю".
В вагоне были свободные места. Среднего возраста мужчины играли в дурака и беседовали, изредка бросали взгляды в ее сторону. Один был из тех что, за словом в карман не полезет:
- Если вы не закладываете за воротник и не ругаетесь как сапожник, значит, вы не следите за обстановкой в стране.
-Д-да-а, - неопределенно мычал собеседник, видимо, чтобы хоть как-то поддержать разговор.
-На работе я душа компании, - несся его баритон с нижней полки. - Я как соль: со мной не сладко, но без меня не вкусно. Небось, слышал, говорят, что красота спасет мир. Вот еду в поезде, смотрю на лица... Похоже, скоро будет война.
Лиза никак не реагировала. Не до них.
Двое суток в пути тянулись медленно, а как миновали Владимир, народ проснулся, засуетился. Столица как большой магнит притягивала людей.
Наконец, поезд втянулся в знакомый Ярославский вокзал. Было раннее утро. Она шла пешком с рюкзаком за спиной. Метро обдало запахами креозота и гулом вагонов. Малый Кисловский переулок встретил ее буднично. Все куда-то спешили. Государственный институт театрального искусства - ГИТИС, с прошлого года не из-менился. Лиза привычно вошла в знакомые двери. Массивные стены были возведены еще при царе-батюшке как раз перед Первой мировой Рихардом Нирнзее. Кто только не квартировал в этом историческом здании: и театр-кабаре "Летучая мышь", и кабаре "Кривой Джими", и Московский театр сатиры, и даже одно время прописался цыганский театр "Ромэн" под руководством Мойше Гольдблата и Михаила Яншина. Но это в далеком прошлом. Даже седовласые преподаватели не помнили прежних хозяев этого доходного дома, что уж говорить про молодежь. У них дела были поважнее.
Сдав документы, Лиза пешком без задержки отправилась, на Тверскую в МХАТ. Нужно было успеть записаться на двухнедельные подготовительные курсы. По сравнению с ГИТИСом, там готовили абитуриентов более основательно. Преподавали замечательные педагоги МХАТа — Сажин и Земцов, у которых можно было многому научиться. Только к полудню удалось освободиться, и она, не мешкая, поехала к бабе Вере. Она жила на Никольской недалеко от "Славянского базара".
Баба Вера, полуслепая старушка, была очень дальней родственницей по линии матери. Не первый год, она привечала нерадивую абитуриентку, и Лиза платила ей любовью, посильным трудом, отмывая, накопившуюся за год, сажу на окнах, драила, ванную, туалет, красила и белила высокие, но нескладные комнаты старушки.
- Эх! Приберет меня Бог! Куда пойдешь милая! - вздыхала старушка, - а пока милости просим. Я тебе на кухне постелю.
- Да конечно баба Вера. Я сама постелю. Белье в шкафу?
- А х-где ж ему еще быть, - скрипела старушка. - Там и покоится. Подштопать надо.
- Сделаю. Только не сегодня. С ног валюсь.
- Да окстись касатка! Это я так сболтнула, не подумавши.
- Я вам гостинцы привезла,- оживилась Лиза, ныряя в рюкзак.
- Х-господи! Да зачем, - неуверенно открестилась старушка. - Мне государство пенсию платит, и Москва доплачивает. Мы не бедствуем.
- Это от чистого сердца! - с нотками лести заявила Лиза, разворачивая бумагу.
- Хм! Тогда конечно. - По-хозяйски, жмуря один глаз и рассматривая подарки, сказала старушка.- Как Мария?
- Вы про мамку? Татьяну спрашиваете!? - подняла брови Лиза.
- Батюшки! Ты же Татьянина, Чумакова дочь, я все путаю.
- Здорова. Привет передает, - со вздохом облегчения поведала Лиза.
- И ей передай, как приедешь. Ты же на доктора выучиться хотела?
- Нет! В артистки хочу.
- Куда тебя леший понес!? - воскликнула старушка с удивлением в голосе. - Этого бесовского племени сейчас пруд пруди - и ты туда же! Выбрось эту дурь из головы!! Это же вертихвостки, а в тебе еще деревню видать,- решительно заключила она.
- Видать?- недоуменно переспросила Лиза, немного смутившись.
- Да конечно, - прямолинейно продолжила хозяйка. - Вот дохтор из тебя бы отменный получился. Слушай, что я тебе говорю. Я жизнь прожила. Люди уважать будут.
Лиза не стала возражать, вспомнила где-то слышанное: " Врачи можно разделить на три категории: врач от Бога, врач - ну, с Богом, и врач - не дай Бог!"
Если не к душе, то уж лучше не дай Бог.
Простыни, как и все в квартире пахло нафталином, тленом, и чем то еще, что указывало на давно отжившее, уходящее в небытие.
"Однако. Над тем, что видать "деревню" даже старушке - настораживает! С этим что-то надо делать!" - подумала Лиза, тревожно засыпая на жестком топчанчике, под громкое тарахтенье холодильника.- "Может и правда, не зря говорят: "Девушка может уехать из деревни, а деревня от девушки никогда!?""
На курсах Лиза, не смотря на разницу в возрасте, подружилась Урсулой Лушниковой, которая тоже готовилась к поступлению в ГИТИС и еще одним парнем, который представлялся Никасом хотя на самом деле был Николаем. Узнав, что они подали документы в ГИТИС, а не в МХАТ, он по большому секрету поделился своей теорией для поступления и уверял, что она практически не должна давать сбоев.
- Все что мы учим девчонки, - полушепотом, говорил парень,- это по большому счету пальба по противнику которого не видишь. Вроде и пуль много тратишь и огонь плотный, а толку мало. Не можешь ты поразить цель наверняка. Противника, то бишь того, к кому поступаешь - надо знать точно. Привычки, предпочтения, вопросы, которые он любит задавать. Пардон! Геморрой которым он болеет. Вес щуки, которую он выловил в прошлом году. Ты его должен изучить как родного человека - как мать и отца вместе взятых. Это он тебя видит впервые! А ты нет! И ага! Наши в дамках! Как по нотам пройдешь. А чтобы все узнать - разведку нужно провести, на все спектакли, выступления, интервью, творческие вечера ходить, с бывшими учениками, родственниками говорить. Вот тогда ты во всеоружии.
- Ну и как!? - интересовались девчонки? - Ты то вооружился!?
- Я уже свою ставку сделал, - важничал Никас. - Мне бы только вначале не срезаться, а там где всем страшно, - мне наоборот легко будет. Иначе я вообще бы на курсы не пошел. Лишнее!
Лиза задумалась. В этой теории, несомненно, было рациональное зерно, но она подходила только для москвичей. Впрочем, кое-какими материалами по ГИТИСу Никас благосклонно поделился с ними. Он собирал их попутно. В основном это были вырезки из газет, театральных журналов и распечатки из Интернета.
Лиза с Урсулой прониклись доверием к подарку и потратили несколько вечеров не только на то, что преподавали на курсах, но и на изучение и разбор материалов Никаса. Это их еще больше сдружило. Занимались у Урсулы, в их загородном доме, который был расположен вблизи знаменитой Рублевки. Дом еще не был достроен, но поражал своими размерами и мало уступал особнякам российских знаменитостей.
- Мы тут уже многих на улице знаем,- заявила Урсула. - Публика еще та! Отдельные полагают, что они поднялись. Однако на самом деле они всплыли.
В перерывах юная хозяйка дома вертелась перед громадным зеркалом и рассказывала про молодежную студию Спесицева и непомерно дорогую театральную школу Крачковской, в которых ей удалось позаниматься. Выглядела Урсула стильно: длинная бежевая юбка, коричневая блузка на запах, с ниткой жемчуга на шее, с брас-летами, и беленькая сумочка, которая как молния металась за ее телом в такт движениям. Лиза невольно вздыхала и немного завидовала подруге. Но Урсула никогда не кичилась нарядами и не подчеркивала свою исключительность. Минутная женская слабость была мимолетной и вполне естественной. Культ из нее никто не де-лал.
-Вчера представляешь! Надела новый пуловер,- делилась она впечатлениями,- посмотрела на свое отражение - дура-дурой... Сняла пуловер, вновь взглянула... М-да... Дело не в пуловере...
А под вечер она угощала Лизу сладкими заморскими штучками и пуэром. Пуэр - маслянистый, приятный напиток, был слегка похож на какао, и обладал лёгким ореховым привкусом. Заваривала его Урсула в стеклянном чайнике, взбивала венчиком на батарейках, а подавала в пиалах, при этом смешно, до щелок, растягивая ла-дошками глаза и кланяясь в китайском стиле.
- Юньнань-Сычуань! - пищала она тонким голосом. - Сколько вам сахара положить?
- Десять или одиннадцать кусочков! И, прошу вас, - не размешивайте, - отвечала Лиза с лучезарной улыбкой. - Ненавижу сладкий.
- Ой! Ой! Мне не жалко. Этим вы нас не обанкротите. Не обольщайтесь. Критику в отношении себя встречаю положительно, но умоляю бревном своим - мне в соринку не колоть. Это все не мое, просто пользуюсь.
Изучая актерское мастерство, они много читали, искали отрывки из прозы, стихотворения, басни, спорили. Отрабатывали домашние задания, ставили этюды, много смеялись. Как тут было обойтись без смеха, если необходимо было показать в действии жизнь кусочка мыла или столовой тряпки, или дворняжки которую не пускают домой, и она скулит, мокнет под дождем, а то, изогнувшись, забравшись под ножки стула совершенно серьезно признаваться в любви.
- А что отец не хочет поучаствовать в твоем поступлении? - как-то осторожно спросила Лиза.
- Нет! - после небольшого раздумья промолвила Урсула. - Я не хочу ему быть обязанной.
- Отчего так!? Он тебя не любит?
- Любит. Конечно, любит, обожает, - спохватилась она. - Я же у него одна! И деньги есть. Но! ... В общем! - девушка замолчала собираясь с словами. - Они с мамой на грани развода, и каждый перетягивает меня на свою сторону. Просить отца - занять его позицию, а это предательство по отношению к маме. Уж лучше самой. Как будет.
- Богатые тоже плачут!?
- Нет! Я не Вероника Кастро. Это не латиноамериканские страсти. Лучше тебе этого не знать - криво усмехнулась Урсула, желая прекратить неприятный разговор.
Лиза была сосредоточена, все впитывала как губка, а, вернувшись, домой, полусонная, делала пометки на полях истертых методичек. Оказывается - еще так многого и интересного она не знала.
Увлекательно и незаметно пролетели две недели. Выходной Лиза посвятила генеральной уборке квартиры бабы Веры. "Наубиралась" до того, что стерла руки в кровь и упала на свой топчанчик не в силах раздеться. Спустя минуту она уснула мертвецким сном, но на губах ее застыла легкая полуулыбка. Она верила, что поступит.
Раннее утро просыпалось теплым дождем, и Лиза шла в ГИТИС среди блестящих луж. Яркое солнце вспыхивало в них и дарило улыбки. Подмигивали солнечными бликами окна ближайших домов и слепили проезжающие голубые троллейбусы. Подумалось: "Дождь перед экзаменами - наверно к удаче". Ее каблучки звонко щелкали по щербатой мостовой. Дышалась легко и свободно.
Перед главным входом все было запружено абитуриентами. Это было народное море. И не удивительно, все-таки 250-300 человек на место. Девушек было почти вдвое больше чем парней. Попадались и особо модные особы. "Боже, как гордо девчушки носят свои губы, уже и бренды не нужны,- подумала она. - Они утиные губки носят, я не ношу... хожу безротая. Пугает уже просто - пластик фантастик. И все похожи на фотомодели и друг на друга, кошмар. Как говорится, уж буду донашивать, чем Бог одарил".
Абитуриенты гудели, толкались, кричали и создавали атмосферу неуправляемого хаоса, который мог запросто вывести из себя. Не поддаться общей панике было первой задачей. С Урсулой они встретились в фойе. Она, в отличии Лизы, заметно нервничала и выглядела бледной.
- Просто кошмар! Я уже отчаялась тебя найти!- в сердцах бросила Урсула.
- А ты знаешь,- промолвила Лиза.- Если победить волнение, - это уже наполовину поступить. И вообще, не смотри по сторонам. Все будет хорошо! Вот посмотришь! - успокаивала ее Лиза.
- Почему?
- Так заключил мой сын, когда провожал, и я ему верю, - он никогда не ошибается.
- Н-да!? Он что у тебя - на бабу Вангу учится?
- Может быть,- улыбнулась Лиза, - есть такая малоизвестная теория, основанная на "Битках".
- На чем... чем?! Здесь плохо слышно.
- Это сложно для женского понимания. Просто верь и все.
- Это тебя касается. Я то причем? - перекрикивая шум толпы, сказала подружка.
- Я поделюсь с тобой этой энергией. Видишь, у меня ни одна жилка не дрожит?! Я спокойна как мамонт. Главное сегодня держись за меня. Ты меня будешь подбадривать, я тебя успокаивать.
За разговорами незаметно прошло время. Урсула и Лиза зашли в пятой группе. Это был определенный риск. Прослушивание велось десятками, а оставляли обычно одного, двоих, но могли и никого не оставить. Если в десятке нашлась бы еще пара крепких подготовленных претендентов, возникла бы сложная дилемма - кто пойдет дальше. Чтобы прошли сразу четверо - как правило, не бывает. Напряжение росло. Лиза уверенно отвечала и еще подбадривала взглядом Урсулу. "Держись подружка! Это только начало!" Опыт давал ей преимущество. Вопросы и задания не намного отличались оттого, что ей задавали прежде. Экзаменаторам тоже было не сладко. Эмоции, чувства, горячее желание поступить, ужас и мольба в глазах. К этому нельзя было привыкнуть. Грубое железное сито, безжалостно отсеивало, резало по живому, меняло судьбы.
Прослушивание девушки прошли без замечаний. Их преимущество было явным, и они вдвоем из десятки продолжили путь.
- Гаяне жалко! Как плакала. Хорошая армяночка. У меня что-то внутри оборвалось, - сорвалось с языка у Урсулы, когда они вышли.
- Мне тоже жалко!- поддержала ее Лиза, - но когда срезаются в конце - еще печальней.
Они молча шагали к автобусной остановке. Им хотелось побыть наедине со своими мыслями. Рядом шли девушки, парни. Многие из них были растерянными, серьезными и хмурыми, и только один похожий на Буратино, нервно смеялся и размахивал руками как флюгерами. Его спутница с каменным лицом, к которой он обра-щался, все прибавляла и прибавляла шаг, стараясь видимо избавиться от неадекватного ухажера, но тот не отставал.
- Прогуляемся до следующей остановки, - предложила Лиза.
- Давай, - безропотно согласилась подружка и сделала попытку улыбнуться.
- Вот видишь Урсула, уже только 30-40 человек на место осталось, практически пустяки, - с иронией пошутила Лиза, когда они отошли на приличное расстояние от своих попутчиков, - и такой толпы уже больше не будет. А ты боялась! Выше голову!
- Шутишь? А мне, правда, не до шуток!
- Это волнение.
- Чувствую себя выжатой как лимон!
- Да-а! Риск велик. Прошла лафа! Раньше в «Щуку», «Щепку», ГИТИС, можно было пытаться поступить в один год, да и в МХАТ во ВГИК, ну хотя бы в два института параллельно попробовать, а теперь они хитрые стали. Договариваются, и конкурс во все театральные ВУЗы назначают на один день 5 или 6 июля.
Промелькнул день отдыха. Начались основные экзамены. В первом туре их ждало небольшое разочарование - самого мастера - Антона Михайловича не было, а отбор проводили педагоги с курса. Если мастеру вдруг понравился бы яркий абитуриент, он с первого тура мог бы освободить его от прохождения остальных туров - до конкурса. Преподаватели таких прав не имели. Они не всегда знали, чего хочет мастер, и иногда фильтровали абитуриентов согласно своим убеждением и предпочтениям. Конечно, мастер давал установку, - рассказывал, что он хочет получить, но все же здесь могли возникать неожиданности. Раз проверку проводил педагог кафедры пластических дисциплин, а не набирающий мастер, зачем ему нужно было брать проблемного ученика и потом мучиться? То, что он знал, на то и обращал, прежде всего, внимание. Проверка, включала испытания по пластике, чувству ритма, физической развитости, гибкости и т.д. Абитуриент, обладающий чувством ритма, разумеется, легко мог двигаться под музыкальное сопровождение. Нормально если педагог, останавливал выбор на человеке обладающим всеми необходимыми талантами, чем их отсутствием. Хотя такой однобокий подход мог перечеркнуть остальные достоинства конкурсанта. Все успехи по актерскому мастерству, сценической речи, вокалу уже могли оказаться не востребованными.
Лиза зашла в самом начале.
Первый тур для нее оказался самым рискованным. Педагог принимал абитуриентов единолично. Стоило бы попасть на противника "понаехавших провинциалок" или возрастных девушек вроде нее - ждать поддержки было бы не откуда. Лиза все делала механически правильно, ровно. Но искры божьей, драйва не было. Она чувствовала, что нужно прибавить. Лицо педагога начало светлеть. Она знала, что это означает, и это придало ей сил и уверенности. Вторую половину она закончила на подъеме. Преподаватель, остановил ее на самом пике:
- Достаточно! Достаточно. Поздравляю. - Он церемонно наклонил плешивую голову. - Надеюсь, мы еще встретимся в стенах нашего прославленного учреждения!!
Лиза в ответ смущенно улыбнулась.
Урсула тоже не подкачала. И подружки прошли во второй тур, где уже заседала комиссия, и было меньше вероятности глупо сойти с дистанции, хотя под перекрестным допросом было не сладко. Прежней спешки не было. Тут в человеческом материале уже любили покопаться. Задать каверзный вопрос. Экзаменующие делали пометки в листках. Советовались в полголоса.
Лиза чувствовала, что попадает, хотя педагоги старались не выражать эмоций и сидели с каменно холодными лицами. Наконец, они переглянулись, и самая возрастная женщина одобрительно кивнула и впервые улыбнулась.
- Хорошо! Нам понравилось. Отдыхайте, готовьтесь к третьему этапу.
Урсула, тоже вышла с сияющими глазами. Они обнялись.
Добравшись до третьего тура, они, наконец, увидели мастера. Антон Михайлович сидел в центре стола, кругом члены комиссии, преподаватели. Он был знаком Лизе. Они уже встречались в аналогичных обстоятельствах дважды. Интересно вспомнит ли он ее? А если вспомнит - будет ли это плюсом? "Антон Михайлович! Миленький, дорогой! Вспоминай меня скорей! Ведь я в голове не расстаюсь с тобой уже много лет!" - мысленно шептала Лиза. - "Если ты не сделаешь над собой усилие и не вспомнишь меня, может, я погибну как актриса. Что тебе стоит, только чуть-чуть пошевелить серым веществом в твоей голове! Ну, давай голубчик! Давай мой хороший!"
В небольшой паузе, когда уборщица торопливо протирала пол, Антон Михайлович вдруг встал из-за стола и не торопливо подошел.
- Здравствуйте, Здравствуйте! - ответил он на ее торопливое скомканное приветствие, - восемь лет, ... я уже два курса подготовил и снова вы? - заговорил он тихо. В голосе его, Лиза почувствовала нотки заинтересованности и одобрения. - Настойчивая девушка. Напомните, как вас звать голубушка?
- Меня звать Лиза. Лиза Чумакова, - не дав ему толком закончить фразу, выдохнула она.
- Лиза. Лиза. Как же помню... - Антон Михайлович говорил с паузами, очень дозировано, как бы взвешивая каждое слово. - Все правильно. Только имя забыл. Не мудрено! Похвально, ценю, но на общих основаниях. Думаю, у вас было время тщательно подготовиться. Надеюсь...- неопределенно выдавил он, побарабанив пальцами одной руки, по другой и вернулся на место. Члены комиссии не оставили без внимания этот разговор, недоуменно переглянувшись между собой.
Видать не часто мастер позволял себе оказывать такое внимание абитуриенткам. Экзаменаторы на всякий случай были предупредительно вежливы и немногословны с ней. Лиза вышла окрыленная успехом. Подбодрила Урсулу, которая пошла следом.
Урсулы не было долго. Кажется целую вечность. Наконец она вышла, не жива, не мертва. Растерянно прижалась к Лизе.
- Ну, как? Что там?
- Не знаю, как прошла. Уже распрощалась. Думала все! Конец!!
- Радуйся дуреха!
- Нет. Я уже больше не выдержу. На грани. Сломаюсь.
- Прекрати. Ну, все! Все! - слегка трясла ее Лиза за плечи, приводя в чувство.- Впереди коллоквиум. Один шаг до заветной мечты.
- Меня не хватит.
- А ты не сдавайся раньше времени.
Одну Урсулу оставлять было нельзя. Девушки отправились в загородный дом. Пуэр не заваривали. Слушали старинные романсы. Урсула выглядела потерянной. Отвечала невпопад. Лиза пыталась отвлечь ее разговорами о своем детстве. Девушка благодарно кивала, но слушала в пол-уха.
- Восторгаюсь людьми, которые убеждают меня смеяться в тот момент, когда мне не хочется даже улыбаться.
Лиза уехала от нее с тяжелым чувством.
Коллоквиум! Венец экзаменов! Напряжение выросло неимоверно. Лиза снимала тонкое золотое колечко с безымянного пальца левой руки и надевала. Колечко сопротивлялось, но она вновь и вновь повторяла операцию. По лицу ее ходили тени. "Стоп! Стоп! Держать себя! Урсула меня тянет на дно. У меня все хорошо! У меня все просто блестяще! Так гладко, что повод задуматься. Я отлично подготовилась. Я непременно поступлю! Остался один шаг, и я не имею права оступиться!"- настраивала себя на позитив Лиза, и усилием воли подавляла волнение. У нее уже были такие достижения, когда она добиралась до коллоквиума. Но тогда ее не взяли. Без объяснения причин. "Просто нужно делать то, что от тебя ждут и будь что будет. Антон Михайлович ее вспомнил, а это многого стоит" - прокручивалось в ее голове. "Если еще сделать усилие и улыбнуться, будет вообще здорово". Она оглянулась.
Урсула совсем расписалась. Она держалась особняком и только изредка подходила, что-то спросить и вновь уходила к противоположной стене. Было понятно, что она не смогла восстановиться, потеряла веру в себя. "Она пойдет на дно и утащит меня!" "Надо быстрей пойти, не вязнуть в этом болоте!"
Как прошло последнее испытание? Какие задавали вопросы? Лиза помнила неотчетливо. Один раз она немного запуталась, но извинилась и быстро исправилась. Это была помарка - не ошибка. На такое вряд ли обратят внимание. Но конец она смазала. На втором этаже в ГИТИСе висели пять портретов-фотографий. Она назвала только Вахтангова, Мейерхольда и Станиславского. Остальных не смогла вспомнить. Может ли это повлиять на общий бал? Лицо Антона Михайловича было непроницаемо сосредоточено. Что оно означало? Никто не знал. Результаты должны были объявить только через 12 часов. Каждую кандидатуру еще обязаны были тщательно обсудить.
Наконец во второй половине дня, насмелилась, пошла Урсула! Как на казнь. Лиза задержала слегка ее руку.
- Не пуха не пера! - прошептала она как заклинание.
- К черту, - завистливо бросила Урсула и, перекрестившись, открыла дверь в неизвестность.
Время тянулось медленно. Шестым чувством Лиза чувствовала, там, в аудитории что-то пошло не так. Худшие ее опасения подтвердились. Урсула вышла зареванная, шмыгала покрасневшим носом, плечи ее жалостливо подергивались. Лиза молча обняла подругу. Постояли.
- Антон Михайлович?
- Да нет, эти налетели, - размазывая тушь по лицу, с трудом пробормотала Урсула.- Саранча! Сама виновата - растерялась, стушевалась.
- Это я грешна!! - призналась Лиза, - забыла энергию передать.
- Да ну тебя! - с трудом пытаясь улыбнуться и продолжая всхлипывать, промолвила девушка. - Ты то при чем!
- Наши судьбы решатся через 12 часов? Знаешь?
- У меня без вариантов. Но порадуюсь за тебя,- приходя в себя констатировала подруга.
- Не говори гоп! - нахмурившись, осекла ее Лиза.
- Вот так всегда: хорошо скажешь - сглазишь, плохо - накаркаешь! - спохватилась Урсула.
- Прошу тебя! - болезненно наморщив лоб, с болью выдавила Лиза.
- Держу фигу в кармане!! Давай, постучу по дереву!
- Лучше поехали домой, - предложила Лиза. - Может случиться чудо, и мы обе поступим.
- Нет, я стала большая, в сказки не верю,- заявила подруга,- но все равно утром приеду. Будешь спать сегодня?
- Ой! Не знаю! Сомневаюсь! Но попробую.
Тревожное хмурое утро зябко пробиралось под платье. Лиза выехала очень рано, чуть ли не с первым автобусом. Перед этим она чуть не насильно протолкнула в себя подсохшую булочку и чай. Два часа, непослушными как у пеликана ногами, ходила вдоль главного корпуса. Наконец дверь открыли, но списков еще не вывесили. Прошел еще почти час, пока заветную бумагу не поместили на стенд. Все кинулись, толкая друг друга и вытягивая шеи. Кто-то читал вслух фамилии. Лиза чувствовала, что ноги ее приросли к полу. Каждая зачитанная парнем фамилия отзывалась набатом. Вот сейчас, вот сейчас, сию секунду он скажет ее фамилию. Но парень монотонно и безжалостно называл другие имена счастливчиков, и лица некоторых вспыхивали улыбками, кто-то рядом захлопал в ладоши и закружился в вальсе, а кто-то беспомощно опустился на пол.
Лиза закрыла глаза, чтобы не видеть: ни этих радостных лиц, ни бурного веселья. Она загадала, если парень скажет ее фамилию, она просто уйдет. Ни один мускул у нее не дрогнет. "Просто этот парень похожий на Бога, должен назвать ее фамилию. Ну, в самом конце! Назови! Назови!! Назови!!!" Немая пауза повисла как разразившийся гром! Парень потерял образ Всевышнего творца, поблек и неторопливо, растерянно пошел на выход. Свет из окон как на картинах Рембрандта растворил его фигуру. Хлопнула дверь, и он исчез окончательно. У списка продолжало толпиться человек пять. Боковым зрением Лиза заметила, как подошла Урсула. Она была посеревшая, с синими кругами под глазами.
- Ну, как? - участливо спросила она, взяв ее руку своими ледяными прозрачными пальцами.
- Еще не подходила, - промолвила упавшим голосом Лиза.
- Боишься?
- А как ты думаешь?
- Я посмотрю.
- Сходи, - без всякой надежды согласилась Лиза.
Урсула вернулась через минуту. Слова были лишние. Они обнялись. Общее горе сроднило их.
- Ну, я то?! Я то!? А ты?! Что им еще надо! Пойдем им в глаза поглядим!!! Что два покойника на этих портретах стоят жизни и карьеры молодой девушки. Они бы знали - в гробу перевернулись. Это дикость какая-то!
- Не стоит. Пустое. У меня талант огрести неприятности на самую прекрасную часть тела.
- Лиза! Ну, как же так?!!
- Урсула, Урсула, ... милая моя Урсула. Не думаю, что если бы я назвала их, - результат был положительный. Уже ничего не жалко. Даже себя. Единственное что страшно - как мне в глаза сына смотреть. Я этого не перенесу, не представляешь как мне стыдно. Он так верил. Хоть не возвращайся.
- Тяжело! Надо снять стресс! Поедим пить шампанское! На доме есть три припасенных бутылки. Хочешь!?
- А поехали, мне уже все равно,- с отрешенным выражением лица согласилась Лиза.
Шампанского выпили только одну бутылку. Больше не влезло. Веселья не было и Лиза, извинившись, ушла.
Она шла под моросящим дождем. Зонта не было, и девушка думала обо всем. Наверно это не очень круто, идти вперед без какой-либо цели и вымокнуть в итоге как облезлой кошке. Да! Сегодня на улице даже чёрная кошка обошла ее стороной, видимо, решив, что с нее хватит.
Мысли! Мысли теснились в голове! - "Поражения, случались и раньше. Почему неудачи случаются всегда только со мной? Если это проклятие свалилась на мою голову, значит, я его заслужила. Оно не случится, если усердно работать?! Это общий постулат, который не работает в отношении меня. На меня всегда шлака с избытком".
По пути Лиза совсем замерзла и зашла в кофейню Дабл Би в Милютинском переулке. Ей понравился банановый капучино, но она пожалела денег и взяла классический. Хотела зубочисткой сделать на пенке рисунок, латте-арт, но так замерзла, что выпила сразу в два приема и, не согревшись толком, вновь вышла на улицу и побрела в сторону Мясоедовской.
Ей повстречались много людей, пара бездомных собак и несколько пьяных, один из которых похожий на интеллигента, сильно желал познакомиться.
- Вы такие очаровательные слова находите, - сказала Лиза в тон ему, но с издевкой. - Вам, судя по всему, очень трахаться хочется?
Пьяный обиделся и отстал.
А она давала какие-то крохи бомжам на улице, что просили у нее мелочи с честными прибаутками и просто так.
- Сделайте монеткой - шмяк! А то в горле - сушняк. … В башке - мутняк. В кармане - голяк. … А так всё - ништяк!
Один бомж был необыкновенный. Она дала ему характеристику: "гордый". Он наверно недавно оказался на улице, а через полгода станет как все, или не станет, - помрет раньше, в какой-нибудь московской подворотне от переохлаждения. А ведь раньше люди были другие, добрей, участливей, им было не все равно, кто упал рядом.
Осталось зарядки пять процентов на телефоне, и он отключился. Если бы у нее был такой телефон как у Урсулы, она бы всю дорогу слушала музыку. Весь плейлист... и ей не было так одиноко. Хотя вряд ли ей было бы весело. Она опустила ставший безжизненным телефон в сумочку и случайно нащупала флакон Nina Ricci "Love In Paris". "А я не люблю Париж, хотя ни разу там не была. И эти столичные лощеные проспекты. И сытых благополучных прохожих. Может их выкинуть - толку от них ни на грош. Хотя духи-то здесь причем!?"
Сумерки стали заволакивать улицы. "Кто сказал, что ты непременно станешь артисткой?" - говорил злой и посторонний голос. Но слушать его уже не хотелось. "Время лечит. Да! Лечит. Только ужасно долго и без наркоза". Дождь кончился, и появились звезды. "Ярких звезд в городе не бывает, а когда попадаются освещенные неоном витрины, они вообще исчезают. Если закрыть глаза можно представить, что ты совсем маленькая и у тебя все впереди. Еще не хватало свалиться здесь с температурой. Надо возвращаться". Девушка прибавила шагу, сбрасывая легкое оцепенение.
На следующий день она распрощалась с неласковой столицей. Урсула пришла проводить ее на вокзал. Они даже всплакнули на дорожку.
- Приедешь вдруг - звони! Обязательно!- всхлипывая, выдавила из себя Урсула.
- Не люблю я вашу Москву. Как вы тут живете? Не для меня это все.
- Живем. Я тоже упорная! Даже если отец с матерью не поладят, я все равно поступлю.
- Суетно у вас. Народу много, все куда-то спешат. Толи дело у нас. - Она помолчала и добавила уже без пафоса. - Красивое у тебя имя: "Урсула". Не теряйся. Созвонимся.
Поезд увозил ее. Увозил скорей всего безвозвратно. Окна были плотно запечатаны. В вагоне пахло чесноком, вареной курицей и несвежими мужскими ботинками. Запахи устойчиво концентрировались и собирались вверху.
- Приобрел супруге на день рождения китайскую чашечку,- несся снизу, ровный менторский голос, - и присобачил к ней кассовый чек от компьютера... Что ты думаешь!? Сейчас она даже не рискует из неё пить...
Из соседнего купе долетали отдельные женские фразы:
- Вы убеждаете меня, что без любви трудно. Верю! Скажу вам честно, когда у меня дома нет конфет, мне еще более скверно...
Полная версия в книге с одноименным названием.