О читабельности текста

Владимир Сандовский
    
     О читабельности текста


     Предисловие от автора

Писательская работа — это работа двух разных людей, живущих в одном писателе. Один из них (первый) рождает в голове разные фантазии, сюжеты, персонажи. Второй — пишет. Хорошо, если эти двое любят быть трудоголиками, и вообще, — как молодые муж и жена на необитаемом острове. Но чаще, между ними полный разлад. Если первый выдаёт идеи на-гора (как уголь в шахте), то второй, весь в пуховичке лени, валяет дурака. И тогда первый от жажды труда кричит на весь интернет: «Граждане! Ищу соавтора! У меня мешок идей, сюжетов!». А если первый, сочинитель идей, ленится, а второй горит желанием писать, готов выдавать (и выдаёт) двадцать страниц в день, то мы имеем яркий пример графомании, когда писатель пишет много и ни о чём. К сожалению, гармоничное слияние двух творческих личностей в одном писателе — явление очень редкое. Поэтому и писательских имён с мировой известностью не так, чтобы очень.
 
А теперь вернёмся к теме.
То, что я скажу сейчас, для многих писателей покажется странным, и даже оскорбительным. Оказывается, писателю любого ранга нужно учиться, учиться и учиться писать текст. Пожизненно, до гробовой доски. Это не моё мнение, просто я присоединился к нему лет 40 тому назад. Да, разговоры, форумы, статьи о том, что писателю нужно учиться писать, звучат и сегодня. Вместе с тем... тем не менее... не смотря на... Словом, значительная часть пишущих людей безоговорочно считает, что лично ему, как писателю, — (опять использую чужое мнение), — никакой учёбы не требуется, он и так получил в небесной канцелярии патент на уникальное творчество, неповторимый стиль, и всё это заверено не абы кем, а самой печатью Бога. Бог-то он Бог, только вот без начального образования и гений писать бы не смог.

Современная издательская система требует от писателя определённого формата, в который писатель, как а прокрустово ложе, должен уложить своё произведение. А самый больной вопрос, стоящий перед издателями, — это безграмотность предлагаемых текстов писателями и плохая их читабельность. И царствию этому не видно конца.
 
Зачем учиться правилам построения читабельного текста?
Затем, что редактор (или его помощники), читая вашу рукопись, выбросят её в корзину, если процесс чтения будет похож на езду в колхозной телеге по свежеразбросанным камням и брёвнам. Работая над текстом, вы работаете на свой вероятный успех. Если вы не работаете над текстом, то... Словом, дорогие писатели, работать — не работать, — выбор за вами.

Авторское произведение имеет не только динамику сюжета, но и динамику текста (то, как писатель подаёт читателю своё повествование). Писатель создаёт композицию текста из кратких, средних, длинных и сверхдлинных предложений. Он создаёт семантику пространства текста.

Возьмём, для примера, гоголевский текст.
Большая часть романа Гоголя «Мёртвые души» написана сложносочинёнными предложениями, объёмом в целый абзац. Тем не менее, читатель не испытывает трудностей, отмечая «гоголевскую лёгкость» чтения таких предложений.

Я рассмотрю только одно предложение-абзац. Но перед этим кратко напомню.
Первая глава «Мёртвые души». В губернский город N на рессорной бричке приезжает Павел Иванович Чичиков. Он останавливается в гостинице этого города и у трактирного слуги начинает старательно выспрашивать нужные для себя сведения.

Привожу оригинал гоголевского сложносочинённого предложения.

«Впрочем, приезжий делал не всё пустые вопросы; он с чрезвычайною точностию расспросил, кто в городе губернатор, кто председатель палаты, кто прокурор, — словом, не пропустил ни одного значительного чиновника; но ещё с большею точностию, если даже не с участием, расспросил обо всех значительных помещиках: сколько кто имеет душ крестьян, как далеко живет от города, какого даже характера и как часто приезжает в город; расспросил внимательно о состоянии края: не было ли каких болезней в их губернии — повальных горячек, убийственных каких-либо лихорадок, оспы и тому подобного, и все так обстоятельно и с такою точностию, которая показывала более, чем одно простое любопытство».

Изначально, наверняка, подобные предложения зарождаются в виде простых. Так и сделаем. Разобьём это сложносочинённое предложение на пять более простых.

«Приезжий делал не всё пустые вопросы. Он расспросил, кто в городе губернатор, кто председатель палаты, кто прокурор, — словом, не пропустил ни одного значительного чиновника. Расспросил обо всех значительных помещиках: сколько кто имеет душ крестьян, как далеко живет от города, какого даже характера и как часто приезжает в город. Расспросил внимательно о состоянии края: не было ли каких болезней в их губернии — повальных горячек, убийственных каких-либо лихорадок, оспы и тому подобного. И расспросил всё так обстоятельно и с такою точностию, которая показывала более, чем одно простое любопытство».

В этих пяти простых предложениях без всяких искажений передаётся суть и смысл гоголевского текста. Суммарно текст получился даже короче, и, в целом, вполне читабелен. Но... вот это надоедливо повторяющееся четыре раза подряд слово «распросил».

Издавна существует правило: в одном текстовом абзаце нельзя использовать один и тот же глагол (сказумое) более трёх раз. Потому, что многоразовый повтор неприятно режет глаз. У Гоголя, в его сложносочинённом предложении, слово «распросил» повторяется ровно три раза. В нашей разбивке на пять предложений — четыре.

Можно избавиться от лишнего повторяющегося глагола, превратив его в подлежащие.
Последнее, пятое предложение  можно озвучить так.
«И распросы он проделал так обстоятельно и с такою точностию, которая показывала более, чем одно простое любопытство».

Ещё один пример. Оригинал текста из Булгакова. Текст состоит из шести предложений.

«Тут приключилась вторая странность, касающаяся одного Берлиоза. Он внезапно перестал икать, сердце его стукнуло и на мгновенье куда-то провалилось, потом вернулось, но с тупой иглой, засевшей в нем. Кроме того, Берлиоза охватил необоснованный, но столь сильный страх, что ему захотелось тотчас же бежать с Патриарших без оглядки. Берлиоз  тоскливо оглянулся, не понимая, что его напугало. Он побледнел, вытер лоб платком, подумал: "Что это со мной? Этого никогда не было... сердце шалит... я переутомился. Пожалуй, пора бросить все к черту и в Кисловодск..."».

Теперь объединим все эти шесть предложений текста Булгакова в одно, длинное, сложносочинённое, используя выделительные, разделительные знаки или союзы.

«Тут приключилась вторая странность, касающаяся одного Берлиоза: он внезапно перестал икать, сердце его стукнуло и на мгновенье куда-то провалилось, потом вернулось, но с тупой иглой, засевшей в нем; кроме того, Берлиоза охватил необоснованный,  но столь сильный страх, что ему захотелось тотчас  же бежать с Патриарших без  оглядки, и Берлиоз  тоскливо оглянулся, не понимая, что его  напугало; он побледнел, вытер  лоб  платком, подумал: "Что это со  мной?  Этого никогда  не было...  сердце  шалит...  я переутомился...да, пожалуй, пора бросить всё к черту и в Кисловодск..."

Как видите, наши манипуляции с текстом ничего не меняют в их сюжетном смысле. В обоих случаях сохраняется читабельность текста, и мы получили пример того, как можно (при необходимости) делать из простого сложное и наоборот.

Писательский текст — это не застывший конгломерат слов. Когда вы учитесь манипулировать словами и создавать варианты семантического пространства, вы тренируете память, качество образов, видите новые возможности для выразительности художественного текста. На мой взгляд, это и есть писательское мастерство. Повторяю, на мой. Конечно же, ваш взгляд может быть совершенно другим. Но и читатель имеет свои взгляды. А главное — взгляд издателя на то, что сочинил писатель.

Ну что ж, за совпадение взглядов. Удачи, дорогие писатели!

16 декабря, 2016 г.
В. Сандовский