*****************************
Часть 1. Для тех, кто в теме.
*****************************
– Жди возле подъезда! – бросила Марта в трубку и резко нажала на сброс. Так, сумка, телефон, зарядка, утюг, прокладки, серёжки… нет, вот эти, кольца, сначала в ванную, почистить зубы, глаза, тоналка, помада, оп! – красотка, расчёска, лак, расчёска, духи, утюг!!! Быстро прогладить юбку, колготки, юбка, блузка, жакет, что ещё в сумку? Да, конечно, помада, карандаш, очки, сигареты, зажигалка, газ на кухне выключен? Блин, забыла выпить кофе. Может, ещё успею? Помада хорошо легла, жаль портить, так что в раковину. Так, где телефон? В сумке? Точно? Да, вот он, быстро в прихожую. Туфли или сапоги? Если сапоги, придётся брать пальто, а для него ещё жарковато. Туфли. Зонтик положила? Где же он? Галошница, полка, шкаф, ящики, внимательнее, галошница, полка, шкаф… что он делает среди шляп? В сумку, так, туфли, ключи, квитанция… блин, надо не забыть заплатить за квартиру, всё? Где ключи? В руке, так, открыть дверь, выйти, закрыть, верхний замок, теперь нижний, подёргать… а утюг выключила? Выключила?! Верхний замок, нижний, дверь, прихожая – да, выключила! Дверь, верхний замок, нижний, подёргать, и бодро вниз по лестнице с третьего этажа, сигарета, зажигалка… Стоп! Кольца!! Ладно, чёрт с ними, сегодня похожу так, бодро вниз по лестнице, остался один этаж. Марта никогда не звала рабов к себе домой, личное пространство госпожи должно быть неприкосновенно. Да и незачем им на это смотреть.
Сегодняшний раб послушно топтался во дворе. Этот новый, в первый раз. Рабы у Марты долго не задерживались, поэтому она предпочитала иметь в резерве сразу с десяток и тасовать их по своему усмотрению. Едва девушка показалась в дверях, как он бросился распахивать дверцу видавшего виды «Вольво», мятая спина пиджака при этом демонстрировала, насколько он не умеет носить костюм.
– Стоять! Разве так следует приветствовать госпожу?
Болван резко развернулся, стрельнул глазами по двору – вроде никого нет – и приготовился бухнуться на колени, но Марта решила не рисковать – мало ли, сколько соседок пялятся сейчас из окон – и быстро удержала его за узел галстука.
– Возле дверцы грязь, как я сяду?! Немедленно передвинь!
– Д-да, госпожа… – он бегом бросился за руль и даже не закрыв пассажирскую дверь, рывком дёрнул машину метра на полтора. «Идиот! Он ведь мог меня задеть» – раздражённо подумала девушка. Конечно, никакой грязи не было, всего лишь немного сухой почвы во впадине асфальта, но этих животных надо дрессировать с первых минут.
– Ты убить меня хотел?!
– Ой, простите, я не подумал…
– Кретин… Дверь!
Раб повторно распахнул пассажирскую дверцу и Марта, наконец, села.
– На улицу Врубеля. Дорогу знаешь?
– Д-да, госпожа.
– Тогда побыстрее. – Марта откинулась в кресле, достала айфон и погрузилась в фейсбук.
* * *
Когда девушка вернулась в реальность, «Вольво» медленно полз в толкучке.
– Почему стоим?
– Пробка, госпожа. Поздновато выехали, МКАД ещё успели проскочить, а в туннеле встряли и за ним тоже ещё ползём.
– Объезжай справа.
– Но госпожа, там полоса для общественного транспорта, камеры…
– Заплатишь, не развалишься. – Марта безразлично пожала плечами, и вдруг, взглянув на часы, закричала: – Идиот, я опаздываю! Делай что хочешь, но через двадцать минут я должна быть на работе!!
– Я понял, госпожа. – К счастью для себя, он не рискнул ещё раз напоминать, сколько ждал во дворе, пока она спустится. – Можно попробовать объехать, но так, наверное, будет дольше, чем напрямую.
– Действуй уже! Жми на газ!
«Вольво» прыгнул в резервную полосу, домчался до поворота на узенькую улицу и понёсся в объезд.
* * *
Через полчаса раскрасневшаяся Марта выпрыгнула у шлагбаума, едва болван распахнул дверь. За последние двадцать минут он был обруган, унижен, зачморён и даже прямо на ходу оттаскан за волосы, поэтому пребывал в лёгкой прострации. Опоздание стало свершившимся фактом, и осознание предстоящих неприятностей портило всё настроение от пятницы. «Кто-то должен за это ответить», – подумала девушка, – «и я даже знаю, кто». Она осознавала, что придурок тут не при чём, но думать так было приятно.
– Значит так. В восемнадцать тридцать будешь ждать меня здесь же…
– Но, госпожа!..
Раб осмелился возражать, и от этого плохое настроение сразу перепрыгнуло точку кипения и стало наплевать, кто вокруг и что они видят. Марта сноровисто ухватила дебила за узел галстука и встряхнула, одновременно прицельно наступив каблуком ему на ботинок:
– Ты вообще в своём уме, тварь?! Ты понимаешь, что из-за тебя я опоздала на важную встречу?
Приврать никогда не помешает.
– Д-да, госпожа…
– Ты вообще хочешь когда-нибудь оказаться у меня на сессии?
– Д-да, госпожа…
От его тупой покорности бешенство схлынуло так же быстро, как вспыхнуло, и удар коленкой в пах был уже расчётливо несильным, напоминающе-хозяйским, и даже менее болезненным, чем последовавшая тут же обжигающая пощёчина.
– Значит так. В восемнадцать тридцать ты ждёшь меня здесь же. С букетом. С роскошным букетом. Ужинаем в ресторане «Дом 8А», это рядом, закажи столик. Сейчас звонишь в «Тёмную радость» и оплачиваешь люкс. На всю ночь. Скажешь, что для меня, они знают. И если вечер мне понравится – я отправлюсь туда именно с тобой. Ясно?!
– Да, госпожа!
– Проваливай. И не дай тебе бог разочаровать меня. – Марта развернулась и быстрым шагом зацокала в здание. Она знала: он не посмеет ещё раз облажаться, сделает всё как сказано и даже лучше. Вечер устроен, а кроме того, «Тёмная радость» платит комиссионные, за ночь в люксе выйдет приятное пополнение к бюджету, поэтому настроение снова было бодрым, боевым и самым что ни на есть пятничным.
* * *
Избежать неприятностей всё-таки не удалось. Марта удачно разминулась у лифта с директором департамента, но к тому моменту, когда ей удалось добраться до рабочего места, все прочие давно сидели и впахивали, а профессиональная мегера Ирина Васильевна, по недоразумению числящаяся не эринией на пенсии, а начальником отдела выставок и конференций, наверняка не раз выглядывала из кабинета и не могла не заметить, чьё место пустует. Девушка принялась за разгребание утреннего списка дел – письма, звонки, разъяснения, уточнения, подтверждения, согласования – и постепенно погрузилась в мрачное недовольство действительностью. Начальница блестяще управляла атмосферой в отделе, владела всеми способами невербального информирования о своём мнении, и даже по тому, как она двигалась, выходя из кабинета, можно было безошибочно судить, кто сегодня в фаворе. Судя по подобранным заботливой руководительницей поручениям, Марту ожидал за опоздание преизряднейший втык, но его всё не было, Ирина Васильевна проходила туда-сюда как мимо пустого места, и ожидание нервировало и раздражало сильнее, чем удалось бы самому резкому публичному разносу. Марта изо всех сил старалась, работала быстро, ни на что не отвлекалась, даже не ходила с девочками на перекуры, но это не помогало и только с каждой минутой сильнее трепало нервы. К тому же, зверски хотелось курить.
«Марина, зайди ко мне прямо сейчас» – раздалось из-под потолка за пять минут до того, как все должны были пойти на обед. «А чтоб тебя!» – мысленно выругалась Марта, вскакивая. Конечно, на ковёр надо вызывать именно так, чтобы все это поняли и тут же, едва выйдя за дверь, обсудили. Она быстро побросала в папку несколько рабочих бумажек с таким видом, словно именно их Ирина Васильевна хотела бы видеть. Светка, подруга с работы, однажды сказала, что в таких случаях самое страшное – последний шаг, открыть дверь и шагнуть за порог, и она в этот момент чувствует себя так, словно кладёт голову в пасть тигра. Марина тогда промолчала, но мысленно не согласилась. Самое тяжелое – это пройти весь длинный путь до двери, когда на каждом шагу все смотрят на тебя и кажется, что каждый из них отлично знает, зачем тебя вызвали, и только об этом и думает. По сравнению с этим нырнуть за дверь, отгородиться от взглядов в спину – почти облегчение, к сожалению, очень недолгое.
– Вызывали?
– Закрой дверь на замок.
Вот теперь сердце ухнуло в желудок с такой силой, будто весит целую тонну. Двигаясь как сомнамбула, Марта послушно дважды повернула ключ в замке и снова развернулась лицом к письменному столу. Ирина Васильевна Салтыкова, пятидесяти восьми лет от роду, русская, беспартийная, замужем, начальник отдела выставок и конференций издательского дома «Купецъ», сидела, откинувшись в своём кресле и закинув ноги в туфлях на столешницу по обе стороны от широкого монитора, на котором, как всегда в такие моменты, шла полноэкранная порнуха. Одной рукой она управляла мышкой, другой орудовала у себя между ног. Марина Игоревна Царёва, двадцати шести лет, русская, не в отношениях, выпускница РЭУ им. Плеханова, она же Строгая Марта, безжалостная домина с четырёх… ну ладно, двухсполовинойлетним стажем, стиснула папку так, словно та могла её защитить, а затем опустилась на колени и медленно поползла к письменному столу, незаметно набирая в рот побольше слюны и разминая язык. Она уже знала, что будет дальше.
*********************************
Часть 2. Для тех, кто не удивлён.
*********************************
В воскресенье Марина обнаружила себя в ванной, старательно, исступлённо полощущей рот. Последние часы и даже дни тонули в неопределённом тумане, голова отказывалась работать, а реальностью были только тяжёлое, непослушное тело, звон в ушах, саднящее ощущение во рту, общая вывернутость наизнанку, стакан какой-то гадости в руке и ванная, её привычная ванная, отделанная розовым кафелем. Девушка протянула руку, врубила холодный душ и со стоном боли и облегчения сунула затылок в струю. Вода ударила в голову как в обтянутый кожей бубен, это оказалось настолько невыносимо, что подогнулись колени. Холодные струйки побежали за шиворот, закапали на пол, душ теперь бил прямо в лицо, но Марта не обращала на это внимания и вряд ли вообще ощущала, в её прояснившемся сознании одна за другой всплывали картины произошедшего накануне.
Пятница. Марта плачет в туалете, размазывая по лицу остатки косметики. С ней не могли, просто не имели права так поступить! После того, как она долго и старательно вылизывала старческую дырку – начальница не любила прелюдий, просто крепко хватала за волосы, вжимала лицом в себя и держала сколько ей требовалось, хоть десять минут, хоть двадцать, не отпуская ни на секунду, не давая вдохнуть, только всё подгоняла, заставляла увеличивать и увеличивать темп, всё резче дёргала за волосы и всё сильнее и сильнее вжимала в свои увядшие мощи. После такого причёска каждый раз превращалась в веник, и девушке приходилось долго приводить себя в порядок, прежде чем она, наконец, рисковала выйти из кабинета. Когда Ирина Васильевна вызывала кого-то другого, Марта всегда тщательно всматривалась – но нет, они и задерживались в кабинете не особенно долго, и выходили такими же, как зашли. Осознание своего позора, своей униженности жгло, и порой казалось – все знают, что делают с ней в кабинете, все ухмыляются ей в спину, когда она идёт туда, злорадно перешёптываются, пока она там, и быстро утыкают в компьютеры ехидные взгляды, когда выходит. Стоило двум-трём девушкам отойти пошушукаться в курилке – и Марте казалось, что речь обязательно зайдёт о ней. Так было со всеми, кроме Светы, но Света – это особый случай. Возможно, Марта даже рискнула бы признаться ей в своих тематических увлечениях, но вот о том, что произошло за закрытой дверью кабинета – ни за что. Никому и никогда. Даже на Страшном Суде. Потому что на сей раз дело не обошлось принудительным куни. Получив свой оргазм, сумасшедшая старуха заставила её снять с себя всё, кроме блузки и лифчика, связала за спиной руки, поставила на колени и долго, с упоением хлестала по щекам, приговаривая: «Вот тебе за опоздание! А вот за непослушание! Вот тебе за опоздание! А вот за глупость! Вот тебе за опоздание! А вот за самоуверенность!» - все тридцать три греха по очереди, а скорее так и сто тридцать три. Сначала от боли и обиды из глаз брызгали слёзы, потом наступило какое-то тупое оцепенение, стало всё равно. Марте казалось, что это происходит не с ней, она словно вышла из своего тела и безразлично наблюдала со стороны, как начальница издевается над пустой оболочкой – и вот тогда, в этот самый момент, Ирина Васильевна… Марту скрутило в рвотном спазме. Пустой желудок отчаянно болел, пищевод судорожно сокращался, пытаясь протолкнуть вверх один только воздух, от привкуса желудочного сока во рту стало совсем дурно, а в ванну летели какие-то жалкие ошмётки вперемешку со слюной. Через несколько секунд стало легче. Марта обессиленно откинулась назад и села на пол, прислонившись к стиральной машине. Вытираться не хотелось. Ничего не хотелось. Хотелось ненавидеть себя, но не было сил. Хотелось сидеть, просто сидеть, а лучше – перестать быть.
В пятницу Ирина Васильевна нассала ей в рот.
Вечером Марта вышла из офиса. Убежав в другой конец здания, она плакала в туалете, потом, набрав полную ладонь жидкого мыла, стала изо всех сил оттирать свою осквернённую, испохабленную глотку. Когда мыло кончилось, она решила жевать бумажные полотенца, стремясь затолкнуть их даже между зубами, прочистить каждую щёлочку. Потом полоскала водой. Потом ненавидела себя, презирала и снова плакала. Потом Марту тошнило – многовато мыла попало внутрь. А потом её нашла Светка. Девушка даже под страхом смерти не смогла бы вспомнить, чем и как её утешала подруга, не смогла бы вспомнить, что спрашивала… к счастью, помнила, что не отвечала. Рот как замкнуло, только ревела, кивала и отмахивалась. Света постепенно привела её в чувство, принесла жакет и сумку, помогла навести марафет, и в конце концов Марина смогла выйти из туалета, уже не напоминая участницу русско-японской войны. О причинах случившегося они по молчаливому согласию не говорили; пусть Света думает, что это разнос от начальницы довёл её до истерики.
Все в отделе вели себя так, будто ничего не случилось. Марта некоторое время сидела в прострации, потом вняла совету подруги и попробовала поработать. Сил разговаривать по телефону не было, писать длинные и сложные письма тоже, и Марта постаралась выбрать из списка дел самые простые, те, где можно было отделаться короткими фразами наподобие «в понедельник», «да» или «нет». Послеобеденный список разительным образом отличался от утреннего, в нём ничего не напоминало о недовольстве. Опоздание оценено, наказано и забыто. Жизнь продолжается. И от этого на душе ещё хуже.
Когда все разошлись, Марта осталась сидеть. Ушла ли Ирина Васильевна – она не заметила. Может быть, продолжала сидеть у себя в кабинете, а может – свалила, пока Света приводила Марину в себя. Марта механически доделывала те дела, которые можно было сделать в пятницу вечером, пока не поймала себя на том, что уже минут двадцать листает туда-сюда список, ничего в нём не выбирая. Всё, что можно было сделать – сделано, оставшееся требует звонков и состоится никак не раньше понедельника. Если она придёт в понедельник на работу. Если придёт. После этого – вряд ли. С чувством, что делает это в последний раз, девушка сменила рабочие туфли на уличные, собрала сумку и выключила компьютер. Когда она вышла из офиса, было часов девять вечера.
Там ждал придурок. С роскошным букетом.
*******************************************
Часть 3. Для тех, кому недостаточно весело.
*******************************************
То, что было после этого, вспоминалось фрагментами. Вот она, на радость охранникам, на каблуках гоняется за ним по пустой автостоянке, пытаясь то отвесить пенделя, то врезать цветами. Вот кричит: «Стой, сука!» – и он, действительно, останавливается и безропотно готов принять удар, а она от неожиданности самым позорным образом спотыкается и летит мордой вперёд. Потом снова «Вольво», он с салфетками и перекисью из аптечки колдует над ссадинами, а её, не обедавшую и не ужинавшую, после всей этой беготни неожиданно пробивает на пожрать. Вот они уже в ресторане, администратор пытается отобрать у неё микрофон, а Марта вежливо и культурно… нет, вежливо! и культурно!! пытается объяснить, что эта крашеная стерва спела уже шесть песен подряд и теперь её, Марты, очередь. Другие посетители почему-то не на её стороне; в конце концов терпение лопается, и Марта орёт прямо в микрофон: «Как это в вашей сраной тошниловке нет караоке?!» Ему удаётся увести её на улицу, одновременно разбираясь с охранниками, блокируя её попытки незаметно прихватить бутылку с чужого столика и даже не забыв букет. Марте не хочется домой. Больше всего на свете ей сейчас не хочется оставаться одной, и она решительно восклицает: «В номера! Буду тебя п*здить». И он соглашается: «Будете, госпожа».
В машине девушку накрыл расслабон, она едва дошла до люкса, приказала начать с футфетиша и рывком проснулась в тот момент, когда раб пытался переложить её из кресла в кровать. Обнаружив себя полураздетой, Марта пришла в бешенство и с криком «Дрочить на меня собирался, гад?» обрушила на беднягу первый попавшийся под руку предмет, после чего действительно устроила ему обещанную сессию – с избытком устроила. Кадр из памяти – она видит себя в зеркале, стройную, красивую, в белье, со снейком в правой руке и отхлёбывающую из взятой в мини-баре бутылки в левой, а раб вежливо, но настойчиво отбирает у неё плеть, не забывая всячески извиняться и разнообразно убеждая, что после такого тяжёлого дня госпожа может случайно промахнуться и попасть по себе, не дай бог в лицо. Тогда обиженная госпожа последовательно оприходовала его всеми остальными девайсами, обрядила в свои тряпки и поставила на культяпки, зарядив самый большой страпон, а заодно хлебнув из новой бутылки, на этот раз текилы.
От того, как он стонал, кричал и просил пощады, Марта пришла в неистовство. Проклятая хрень сгибалась и выскальзывала, но таки протолкнулась внутрь, и наяривая под вопли упругую задницу, удерживая раба и не давая ему ускользнуть с крючка, девушка и сама не заметила, как начала выкрикивать: «Вот тебе, Иринишка! Вот тебе, сволочь! Так тебя, потаскуху! Получай, прошмандовка! Думала, можешь командовать? Я ж тебя до глотки проебу, я ж тебя на ленточки порву, дай только добраться! Ненавижу, как же я тебя ненавижу! Ирабл*дь! Ирасука! Ираговно!» К горлу подступили рыдания, мерзкой ведьме хотелось выцарапать глаза, и Марта, рывком сдёрнула раба с члена, бросила на колени и обрушила ему на лицо град беспорядочных ударов. Не смея поднять рук, раб дёргал головой, пытаясь хоть так спастись от этого шквала, а Марта, промахиваясь, попадала то в губы, то в висок, а то по ушам. Очередной хлёсткий взмах попал в зубы, и окончательно озверев от боли, Марта рванула волосы несчастного так, что он прогнулся к её коленям, взгромоздилась выше, напрягла живот и расслабила сфинктер…
– Красный!
Наступила такая пронзительная тишина, словно разбилась хрустальная ваза. Звон в ушах ослаб, и стало слышно его виноватое бормотание, стало видно задранное лицо, исхлёстанное, с разбитыми в кровь губами, недоумевающее, несчастное, очень кроткое и самую малость обиженное.
– Простите… – он опустил глаза. – Я подвёл Вас. Простите. Я… я не был готов к такому, госпожа.
И от этой бессмысленной кротости что-то внутри девушки надломилось, она упала обратно на кровать и зарыдала, сначала тоскливо, безнадёжно, как потерянный ребёнок, а потом сильнее, в голос, отбросив подушку, стуча по матрасу руками и ногами и изливая в крике всю свою боль, ненависть, отчаяние и тоску по справедливости, которой вовсе нет в этом мире.
Стало легче. Марта вспомнила, как лежала и всхлипывала, а восхитительно бестолковый придурок обнимал её, гладил по голове и шептал что-то успокоительное. Что незачем плакать, что всё будет хорошо, что он очень-очень виноват, но исправится, а она самая-самая лучшая, снова что незачем плакать, что она красивая, что у неё нежная гладкая кожа, чудесные длинные волосы, безупречная фигура и самые красивые на свете глаза, что ей нельзя не восхищаться, что всё будет хорошо и незачем плакать, и вот она всхлипывала уже, уткнувшись мокрыми глазами ему в шею, а его тёплые ласковые руки как-то незаметно расстегнули лифчик и без помех гладили спину, лопатки, плечи, затылок, снова спину, бок и снова лопатки, и снова вниз, деликатно замирая у поясницы, пока её небольшая грудь, освобождённая из нейлона, трётся о его рёбра, и вот уже действительно становится незачем плакать, по жилам разливается тёплое желание, и почувствовав это, он мягко переворачивает её на спину и опускает голову ей между ног. Нет! Что угодно, только не куни; она останавливает его и теперь сама кладёт его на спину, садится сверху, и гладит, ласкает, покрывает поцелуями всё его тело, и чем больше она касается его, тем больше ощущает огромную, неимоверную благодарность, счастье и благоговение, и пытаясь их выразить, она целует его шею, ключицы, грудь, соски, рёбра, живот, пока не доходит до члена, до божественного, прекрасного, неимоверно восхитительного члена, и так, словно это самое естественное на свете дело, целует его головку, нежно пробует языком на вкус и решительно берёт в рот. Она ласкает этот член, ощущая его сказочную упругость, чувствуя его нежную силу, и ей кажется, будто она взлетает. Не в силах терпеть, она запрыгивает на этот шпиль, обнимает его, кажется, сразу всем телом, и спустя считанные секунды её накрывает оргазм, но ей мало, мало, и едва буря чуть стихает, она продолжает движение, закрыв глаза и вся сосредоточившись на ощущениях внизу живота, её переполняет восторг, она парит, раскинув руки, а мужчина под ней движется в такт, и лёгкие, воздушные прикосновения его пальцев отзываются в теле как удар электричества, и буквально через минуту приходит второй оргазм, и почти тут же, перекрывая его – третий, и только тогда девушка падает без сил на своего любовника, шепча ему: «Солнышко… ласковый мой… самый лучший… где ж ты только был? И как тебя зовут?» И он отвечает: «Руслан».
Кажется, потом она забылась. А потом ещё выпила. Остаток ночи тонет в головной боли, из которой выползают отдельные сцены. Вот она наслаждается ароматом букета, потом, откинувшись навзничь, роняет его на себя, лежит, укрытая лепестками, и с удивлённой восторженной искренностью говорит: «Он великолепен. Он действительно великолепен. А знаешь, о чём я подумала в первый миг, когда тебя с ним увидела?» Она запнулась, но встретив его чуть вопросительный взгляд, всё-таки продолжила: «Если честно, мне в тот момент хотелось засунуть его тебе в ж*пу». И тогда милый Руслан как только мог выпятил свою великолепную задницу и сказал: «Засовывайте, госпожа».
********************************************
Часть 4. Для тех, кому всё ещё недостаточно.
********************************************
«Скорая» и врач из ДМС приехали почти одновременно.
Сердитый мужчина из «Скорой» осмотрел и прощупал голову, измерил давление, попросил подвигаться, стукнул по коленкам, заглянул в зрачки и диагностировал отсутствие угрозы для жизни вообще и сотрясения мозга в частности. При этом он всем своим видом давал понять, по какой именно причине оно отсутствует. Марта чертовски злилась, поскольку в глубине души была с ним согласна: нужно быть полной дурой, чтобы так грохнуться. Пожилая врач из поликлиники, напротив, разговаривала ласково, не спешила, а в итоге сказала:
– В больничный я напишу сотрясение – так не будет ненужных вопросов, просто поскользнулась в ванной, а рекомендации в основном схожие.
– А на самом деле? – спросила девушка, начиная тревожиться.
– А на самом деле – вазовагальный обморок на фоне невроза. Ты, деточка, переживаешь сильный стресс, не спорь, это видно. Нерегулярно ешь, плохо спишь, употребляешь алкоголь, жалуешься на тошноту и головную боль. Вегетативная система сбита с толка, давление и пульс скачут как шарик в рулетке. Долго сидела на полу, а как начала вставать – организм не успел переключиться, мозгу не хватило крови, в глазах потемнело, обморок – бывает.
– И что же делать? Я что, теперь так и буду грохаться?
– Поберечь себя. Дней на пять – постельный режим. Не напрягаться, не нервничать, не уставать. Никакого телевизора, никакого интернета, никакого чтения, максимум – тихая спокойная музыка. Думать только о хорошем. Побольше проветривать, дышать свежим воздухом. Завтрак, обед и ужин – обязательно и строго в одно и то же время. Долгий здоровый сон. Потом ко мне. Я выпишу тебе витамины, чтобы помочь организму, и лёгкое натуральное успокоительное, это будешь принимать вечером, чтобы лучше спалось. Ну и потом не бросайся сразу навёрстывать, действуй в том же духе, поаккуратнее. И ещё – сейчас, при мне, позвони кому-нибудь из родственников или подруг, пусть поживут у тебя несколько дней. Тебе нужны уход и забота, не надо сейчас быть одной.
Марина задумалась. Просить сестру? Той будет непросто сорваться и приехать из Пензы. Светку? Тогда на работе сразу узнают, а кроме того, Ирина взбесится из-за того, что будут отсутствовать сразу обе девушки. Да и просто… не хочется. Та одним своим присутствием будет напоминать о том, что произошло в пятницу. К счастью, есть отличный выход. Она быстро пробежала пальцами по экрану, дождалась ответа и ласково спросила:
– Руслан?
* * *
Руслан поселился у неё дома так естественно, словно никогда его не покидал. Утром он кормил Марину завтраком, оставлял обед и уезжал на работу. Вечером привозил продукты и делал ужин, а потом на руках нёс девушку в ванную. Он мыл её как маленького ребёнка, аккуратно и нежно, укутывал в махровый халат и так же, на руках, нёс в постель. Иногда он делал ей лёгкий релаксирующий массаж, не спеша и не уставая, до тех пор, пока девушка не засыпала; в другие дни они разговаривали. Когда он успевал ещё и мыть посуду, убирать квартиру и готовить на завтра – оставалось загадкой. Однажды, злясь на Ирину, Марта бросила: «Вот плюну на всё и уйду в коммерческие домины. Буду за неделю зарабатывать больше, чем эта старая стерва за месяц». Руслан спросил: «А почему ты не сделала этого раньше?» Девушка задумалась о допустимой степени искренности, но ответила честно: «Не хочу. Слишком дёшево. Понимаешь… я жду крупную рыбу. По-настоящему крупную. А если мужчина однажды тебя купил – он уже точно знает, сколько ты стоишь. С точностью до копейки». В другой раз она предложила: «Хочешь, я выйду за тебя замуж?» Казалось, он не удивился, делавшие массаж руки не дрогнули, а ставший родным уверенный голос ответил:
– Давайте Вы сначала выздоровеете, госпожа.
* * *
В те самые минуты, когда Марина впервые в жизни всерьёз задумалась о замужестве, программист издательского дома «Купецъ» Гена Смирнов трахал свою честно заработанную женщину. Большой добродушный увалень, внешне Гена напоминал уютного плюшевого медвежонка и с радостью этим пользовался. Как правило, женщины считали Гену милым и безопасным ботаником из тех, кого можно годами держать во френд-зоне, безбоязненно подпускали близко к себе и сами потом удивлялись – как это вдруг я оказалась у него в постели? Вот и сейчас, по сути, хватило одной пустяковой услуги и одного совместного просмотра пикантного ролика. Конечно, самой женщине Гена наплёл с три короба про сложности и опасности, стоявшие между ним и её милой прихотью, на деле же всё оказалось до смешного просто. Программист Гена Смирнов считался лицом доверенным и как таковое, имел доступ к данным турникетов, систем видеонаблюдения и прочих устройств, ценимых службой безопасности. А так как начальник службы приходился ему родным дядей, весь процесс занял минут пять: Гена изложил расклад, пообещал, что лично отсмотрит весь материал и не унесёт ничего важного и добавил: если это конкуренты ищут способ набрать вистов, лучше сразу держать ситуацию под контролем, если же развлекаются собственные сотрудники – тем лучше, плюс он на халяву потрахается. Дядя с минуту подумал, кивнул, и стороны разошлись, полностью довольные друг другом. Гена рассчитал время, и в ходе просмотра невзначай подсел поближе, приобнял, непринуждённо положил руку на коленку… конечно, она в какой-то момент начала ломаться, но Гена давно знал эту породу: нужно проявить настойчивость, придержать за руки, продолжить раздевать, невзирая на слегка возмущённое «нет!» – и природа возьмёт своё, дыхание участится, глаза затуманятся поволокой и сопротивление само собой ослабеет. Эта оказалась интереснее других. Она продолжала молча, но яростно сопротивляться, лицо разрумянилось, волосы растрепались, ни одной пуговицы, ни одного сантиметра она не отдала просто так, а её сверкающие глаза и манящая улыбка говорили: ну же, докажи, что ты настоящий мужчина, докажи, что можешь со мной справиться и достоин меня! Гена оказался достоин, подмял её под себя и, аккуратно преодолев сопротивление сведённых вместе бёдер, по накатанной скользкой дорожке ворвался внутрь. Она и тогда не сдалась, билась под ним, вырывалась, и это только увеличивало наслаждение для обоих. После первого оргазма она чуть обмякла, но убедившись, что мужчина не собирается останавливаться, продолжила борьбу с прежней силой. Гена мазнул взглядом по экрану ноутбука, где в этот момент Ирина Васильевна размашисто хлестала Марину по щекам, почувствовал, что сам уже близко и прохрипел: «Вот так, детка, запомни: мужчина всегда сверху и всегда берёт то, что хочет». Светка оторвала торжествующий взгляд от того же экрана, и за мгновение до того, как Гена, дёргаясь, начал в неё изливаться, томно прошептала ему в ухо:
– Откушу яяяйца!..
* * *
В понедельник Руслан подвёз Марину к поликлинике, и теперь она, выписавшись у доброй докторши, неторопливо шла на работу, по-прежнему не зная, как поступить. В голове было пусто и мутно, события недельной давности подёрнулись дымкой так, словно прошло лет десять. Возвращаться не хотелось. Хотелось домой. В постельный режим. К Руслану. Казалось, стоит войти в это здание, в этот кабинет – пусть даже только отдать заявление – и хрустальная стена, огородившая её сознание, разобьётся, и вся спрятанная за ней боль снова хлынет в голову волной беспощадной реальности. Но доктор права – не век же теперь сидеть, запершись за железной дверью. Может, взять отпуск? По болезни, мол, нуждаюсь в восстановлении. Уехать куда-нибудь, где тепло, где солнечно, где нет никакой Ирины Васильевны. А ещё не отпускали слова Руслана: «Отступить – значит признать поражение. Это может быть разумно и безопасно, но, если ты её ненавидишь, если не хочешь позволить ей взять над собой верх – надо принимать бой». Наивный богатырь Руслан. Конечно, Марина ему ничегошеньки не рассказала, и он рассуждает вообще, абстрактно, даже представления не имея, от чего ей хочется убежать. Как в «Маугли», принять бой. Самой разрушить хрустальную стену. А ведь так просто… просто и заманчиво твёрдо сказать: «Нет». Не дать собой помыкать, не дать себя унижать, не дать себя изводить. Что может сделать ей эта ужасная Ирина Васильевна, уволить? Очень страшно для той, кто сама мечтает уйти. Но это уже не будет поражением, это будет означать, что начальница не справилась, не смогла подавить, выпустила из рук. Это будет уже её поражением… или, хотя бы, ничьёй. Но, Господи, тошно. Тошно… и страшно-то как…
Девочки в курилке обрадовались, засуетились и бросились наперебой излагать главную новость недели: к Ирине Васильевне зачастил новый финдиректор. Кстати, очень даже представительный мужчина, ещё молодой, элегантный, а носит такие костюмы… А ездит на такой тачке! Кстати, вон она, посмотри. Марта посмотрела и рывком пришла в чувство. Тачка того действительно стоила. А может, это и есть крупная рыба?! Дремавшая в девушке хищница проснулась, раздула ноздри и торопливо принялась считать варианты. Даже если не думать о джек-поте… Если он действительно каждый день заходит на час, на два, а Ирина ходит довольной как сытая кошка – кажется, Марта знает, чем они там занимаются. Раз ходит к ней, а не вызывает к себе – значит, имеет склонность. Неудивительно, на такой-то должности. Попасться на глаза будет нетрудно, и даже не раз, а там… Марта умела произвести на таких впечатление. Эта мелкая сучка Иришка представления не имеет о настоящей Марине Игоревне, для неё сотрудница – ещё одна опущенная забитая тряпочка, она в жизни не заподозрит подвоха. Ну а кто в здравом уме предпочтёт эту старую клячу молодой, красивой, стильной, опытной, настоящей Госпоже? Опомниться не успеет, как девушка перехватит инициативу, а с такой поддержкой можно будет в своё удовольствие разобраться с любимой начальницей, имея все козыри на руках. Нет, Марта не просто принимает бой. Марта наносит смертельный удар. Эта фраза так понравилась девушке, что она, не удержавшись, несколько раз с разными интонациями произнесла её вслух. И когда из динамика донеслось «Мариночка, пожалуйста, зайди» – впервые за несколько месяцев Марта легко продефилировала между столами и зашла к Ирине Васильевне молодой, упругой походкой победительницы.
* * *
Сказать, что Марта остолбенела – значило ничего не сказать. Начальница, привязанная к ручкам собственными чулками, нелепо торчала из кресла, а стоящий за её спиной мужчина, судя по пустоте хлюпающего влагалища, активно имел её в зад.
– Ну что, шлюха старая? – прозвучал молодой, задорный голос одновременно с увесистым шлепком по задранной заднице, – Это и есть твоя сочная игрушка? Сейчас посмотрим, оценим, попробуем…
Марине показалось, что сейчас она снова упадёт в обморок. Это был голос Руслана. Словно во сне, она позволила взять себя за руку, подвести, усадить, словно со стороны смотрела, как Ирина Васильевна с заискивающе-преданными собачьими глазами сосёт и лижет только что вынырнувший из её же ануса член, пока Руслан, ничем не показывая их знакомства, о чём-то её спрашивал, дотрагивался, осматривал, раздевал…
– Знаешь, кто это? – спросил он Марину, пощёчиной указав, о ком идёт речь. Уловив еле заметный одобрительный кивок, Ирина Васильевна завыла:
– Я Ваша сука, Хозяин… я Ваша рабыня, Ваша собственность, Ваша вещь. Я дырка, которой Вы пользуетесь по своему усмотрению, я тряпка, которой Вы вытираете ноги… Я старая негодная шлюха, которую Вы е*ёте только из жалости и выбросите, как только воспитаете мне замену…
– Кажется, она обидела тебя. – Руслан снова обратился к Марине. – Если хочешь, когда она провинится – я отдам её тебе. Будешь делать с ней всё, что захочешь, и даже больше: всё, что я прикажу. Но для этого нам нужно пройти через одну формальность. – и обнажённая, стоящая на коленях, ничего не понимающая Марина увидела в руках Руслана тонкий, изящный, хорошо выделанный ошейник.
* * *
– Сволочи! Какие же все они сволочи! – в Свете кипели одновременно ненависть, злость и обида. От неё только что вышел Геннадий, и, хотя Света отлично понимала, что ей, как и любой женщине, для нормальной жизни необходима регулярная процедура, которую девушка называла «прочистить мозги», это было чертовски унизительно. К тому же самодовольные животные, считавшие себя неотразимыми мачо, бесили каждым своим словом, каждым движением, самим фактом своего существования, но были необходимы. Не раба же для этого привлекать! По этой, а также по другим причинам вошедшего Руслана встретила оглушительная пощёчина.
– Ты трахал её!
– Да, госпожа.
Пощёчина.
– Ты трахал их обеих!
– Вы приказали, госпожа.
Пощёчина.
– Я не приказывала тебе получать от этого удовольствие!!
Мельком Светлана подумала: как хорошо, что на своём боксе Руслан научился правильно принимать такие удары. Можно не сдерживать руку и при этом не опасаться, что следы останутся и на следующий день.
– Ты мой раб!
– Да, госпожа.
– Ты сделаешь то, что я прикажу.
– Да, госпожа.
– Ты больше не будешь её трахать.
– Хорошо, госпожа.
– Зашей этой сучке **зду! И повесь сверху замок! Раздери ей к чертям задницу самым большим дилдо, который только найдёшь! Вынеси ей последние мозги! Преврати в полностью послушную тряпку! И после этого приведи её ко мне.
– Я понял, госпожа.
– Тогда вон отсюда.
Руслан поклонился и вышел. Чтобы окончательно успокоиться, Света плеснула в бокал немного Больере Сассикайя, запахнула кимоно и повернулась к экрану, на котором молодая шлюшка изо всех сил пыталась превзойти старую. Кое-где в записи мелькали склейки; Гена, не смущаясь, объяснил, что хочет жить, и поэтому вырезал все места, где мужчина показывает лицо. Хорошо. И скоро в распоряжении окажутся ещё более интересные кадры.
– Вот так тебе, маленькая говнюшка. Будешь знать, с кем собачиться в форумах!
*************************************************
Часть 5. Для тех, кого не удовлетворила концовка.
*************************************************
Глава издательского дома «Купецъ» Глеб Дмитриевич Боброк человеком был обстоятельным и сотрудников подбирал соответствующих. Крепкий, широкий, бородатый, он мог бы работать рекламным лицом собственной компании, и это лучше всего показывало: человек точно на своём месте. В работе он равно не любил спешку, ошибки и промедление и не уставал повторять: всякое дело надобно делать не только хорошо, но и вовремя, тогда всё устроится наилучшим образом. Поэтому прошёл почти месяц, прежде чем Андрей Викторович Смирнов принёс ему на ознакомление аккуратно подобранную папку: сначала главные факты, потом выводы, потом подробности.
– Огорчил ты меня, Андрей. Огорчил. – степенно окая, молвил господин Боброк, отведав борща. Поддерживая отечественные традиции, о важных делах он предпочитал говорить за обедом.
– Так ведь не со зла, Глеб Дмитриевич. – так же чинно, обдумывая каждое слово, ответил начальник службы безопасности. – За дело болею.
Он давно привык общаться в старорусской манере, уважая чудачество шефа. К тому же, было в этом что-то правильное, настоящее, берущее за душу. В то паршивое время, когда люди, некогда служившие огромной стране, оказались вынуждены работать вахтёрами у вчерашних фарцовщиков и спекулянтов, Боброк позволял почувствовать себя не просто при деле – при правильном, достойном, с большой буквы деле. Потому и служил ему Андрей Смирнов не за страх, а за совесть.
– Салтыкову эту на пенсию гнать пора. – продолжил глава, опрокинув стопку. – Уже замечал, о деле не думает. Видать, в голове, кроме женских радостей, совсем ничего не осталось.
Собеседники не чокались. Это ведь не праздник, не пиршество, просто обед, и водка в нём не для веселья, а ради пищеварения.
– А вот Руслана жаль… – отозвался Андрей.
– Руслана жаль. – согласился Боброк. – Толковый парень и работать умеет. Но так нельзя.
– Нельзя. – теперь согласился Андрей. – Я потому не порол горячку, думал, развлекается – ну и пусть, дело житейское. Но сегодня он ради своей крали делом пренебрёг, а завтра?
– А завтра, – подытожил Глеб Дмитриевич, – Будет всем этим... любителям как в том анекдоте: «А ПОТОМ ПРИШЁЛ ЛЕСНИК И ВЫБИЛ ИЗ ЛЕСА И НАШИХ, И НЕМЦЕВ».
(с) Softwarer
декабрь 2016