«... И тогда приходит Йоль, и горе тому, кто оказался на улице в ночной час. Вы не видели тела этих несчастных? На губах — счастливая улыбка, в глазах — дикий страх, а на шее — туго затянутый зелёный шарф. Но тс-с-с, слышите, часы бьют десять? Теперь мир во власти Йоля! Бегите скорее, бегите — и вы, быть может, уцелеете!»
— Раз-два-три-четыре-пять, я иду искать! Кто не спрятался — я не виноват!
***
Йоль шагает по тёмным улицам, Йоль насвистывает весёлую мелодию, и окна в домах гаснут, стоит ему приблизиться. Жители знают: Йоля лучше не искушать, себе дороже выйдет, никаким яблоком, положенным на порог, не откупишься. «Высшие Силы! — молятся жители, пальцем рисуя на ладони октагон. — Пусть в эту ночь никто не умрёт! Пусть Йоль пройдёт мимо!» Они видели достаточно мёртвых тел, они устали поутру складывать костры, чтобы успеть до заката: не то покойники оживут и станут верными слугами Йоля. Они хотят проснуться, обнять своих близких — и больше ничего не надо.
Йоль шагает по тёмным улицам, Йоль с улыбкой осматривает пороги: везде ли есть яблоки? Все ли жители поспешили его умилостивить? Где-то их всего два-три, а где-то — целая куча, ровно по количеству семей, живущих в доме; где-то они красные, где-то — зелёные, а где-то вместо яблок лежат апельсины. Йоль не злится, Йоль и апельсинам рад, лишь бы жители не думали, что смогут его обмануть: «Одним яблоком больше, одним яблоком меньше, он не заметит!»
Йоль качает головой и ухмыляется: зря вы это сделали, зря пожадничали. Йоль поднимается на второй этаж, безошибочно находит квартиру провинившейся семьи и принимается вырисовывать пальцем загадочные узоры на её двери. Первого, кто утром выйдет за порог, будет ждать большой сюрприз.
Йоль шагает по тёмным улицам, Йоль насвистывает весёлую мелодию и внимательно прислушивается. В ближайшем переулке на цыпочках крадётся припозднившийся мальчишка. Ему до дома совсем немного, и он не виноват, что задержался: искал заблудившегося щенка — малыш замёрз бы ночью. Но Йоля не волнует, кто и почему ходит по запретным ночным улицам. Особенно если учесть, что щенка увёл он сам.
Йоль подкрадывается сзади, повязывает мальчишке на шею длинный зелёный шарф и туго затягивает узел. Мальчишка дёргается и сипит, мальчишка не хочет умирать, но кто его спрашивает? И через несколько мгновений всё кончается. Йоль улыбается, расправляет шарф на мёртвом теле. Радостная улыбка, панический ужас — точь-в-точь как он любит.
— Счастливого Йоля! — желает Йоль и смеётся. Его дела в этом городе почти закончены, остаётся навестить одного старого знакомого, и можно идти.
Йоль неторопливо поднимается по лестнице, Йоль насвистывает весёлую мелодию. Последний этаж, вторая слева квартира. Йоль стучит.
***
В дверь стучат, и Часовщик настороженно оборачивается. Он не ждёт гостей: кто придёт в такую тёмную ночь? Все горожане давным-давно заперлись в своих домах: жизнь им ещё дорога.
Задорный стук повторяется. «Не боюсь, не боюсь, не боюсь», — мысленно повторяет Часовщик. Птиц крепко сжимает его руку и молчит: ему страшно.
Стучат в третий раз, и Часовщик грозно спрашивает:
— Кто там?
— Это я, — весело отвечают из-за двери, — Йоль.
— Яблоко лежит на пороге, — цедит Часовщик. «Не боюсь, не боюсь, не боюсь!» — Мы тебя не звали.
— А меня не надо звать! — смеётся Йоль. — Я сам прихожу!
Вставленный в замок ключ медленно поворачивается. Часовщик отступает в глубь кухни, закрывая собой Птица, берёт первый попавшийся нож. Зачем бы ни пришёл Йоль, вряд ли у него добрые намерения.
Йоль входит в открытую дверь и улыбается. Его рыжие волосы топорщатся во все стороны, и он сошёл бы за беззаботного паренька, если бы не был тёмным праздничным духом.
— Где же ваше гостеприимство, хозяева? За такое ведь и поплатиться можно.
— Как бы тебе самому не пришлось поплатиться. — Часовщик многозначительно выставляет вперёд нож.
— О, да ты вооружён! — усмехается Йоль и подходит ближе, сокращая расстояние до какой-то пары шагов. — А ты не думал, что будет, если я сделаю вот так? — Он подаётся вперёд, и лезвие входит ему в живот.
Часовщик растерянно отпускает нож. Он не собирался убивать, только попугать хотел: гляди, мол, я тоже бываю опасным. Но густая чёрная кровь часто капает на пол, не оставляя сомнений: все жизненно важные органы нож задел. А Йоль точно и не замечает ничего, по-прежнему улыбается и качает головой:
— Нехорошо так с гостями поступать, ох нехорошо.
По щелчку пальцев свет в кухне гаснет, и только зелёные глаза Йоля зловеще сверкают в темноте. Часовщик теряет ориентацию, вертит головой. Движение силуэтов, тонкий вскрик, падение. Его толкают назад, и в себя Часовщик приходит уже на полу.
Снова светло, лампа качается под потолком, отчего на стенах пляшут тени. Птиц корчится возле стола, рукоять ножа торчит у него между рёбер. Часовщик пытается подняться, но Йоль встаёт коленом ему на грудь, в руках — длинный зелёный шарф.
— Нет! — в ужасе просит Часовщик. — Не надо!
Шарф змеёй обвивает шею, стягивается в узел. Воздух застревает в лёгких: ни выдохнуть, ни вдохнуть, — сердце пульсирует в ушах. Часовщик сипит, царапается, но перед глазами чернеет, и, прежде чем погрузиться в окончательную темноту, он слышит ласковый шёпот:
— Счастливого Йоля!
***
«Счастливого Йоля!» — звенит в ушах. Часовщик открывает глаза и долго смотрит в потолок. Сердце с трудом успокаивается после ночного кошмара: всё было таким реальным, даже шея ноет и глотать больно.
Часовщик медленно садится и вздрагивает: на него глядит Йоль. К счастью — не тот, не из сна, самый обычный весёлый Йоль — и как же это успокаивает!
— Доброе утро! — улыбается Йоль. — А я тебе подарок принёс! У меня ведь был день рождения, а я в день рождения всегда дарю друзьям подарки!
Часовщик тихо смеётся: откуда взялся Йоль с такой необычной традицией? У них заведено как раз наоборот: все друзья поздравляют того, кто празднует, а не он — их.
Йоль подходит и буквально из ниоткуда достаёт длинный зелёный шарф. Часовщик снова вздрагивает, уже не так сильно, но всё равно заметно: ночной кошмар царапает изнутри острыми коготками.
— Что случилось? — удивляется Йоль. — Ты такой настороженный, даже напуганный, я бы сказал.
— Дурной сон, — отмахивается Часовщик. — Не обращай внимания, всё закончилось и осталось там, в другой реальности.
— Хорошо, что сны — это всего лишь сны. — Йоль повязывает ему на шею шарф, отходит и лучезарно улыбается. — Ладно, я побегу, а то дел ещё целая куча! Счастливого Йоля!
За мгновение до его ухода их взгляды пересекаются, и нечто промелькнувшее в глазах Йоля заставляет поёжиться. Можно было бы списать всё на влияние кошмара, но...
Но Птиц тянет за рукав и шепчет с неподдельным испугом:
— Господин, почему у меня вся рубашка в крови?