Предыдущая страница: http://www.proza.ru/2016/12/05/540
ИРТЫШ
– Ну что, Гаджи-Ата? Доставай-ка из сумы свои баурсаки. Дастархан накрывать по случаю чудного спасения будем. Теперича, уж ежели и уразумеют, кто в приказе сгорел, то уж нас точно не догонят, далеко ушли, – толкнул сидящего к нему спиной аксакала Никита и, поднявшись, развернув парус, добавил: – Ветерок-то южный подул, нам в помощь.
– Баурсак жок . Все, что было, стража поела, – грустно рассмеялся старец, показав беззубый рот.
– Жок, говоришь? – улыбнулся Никитий. – А я вот про жок слыхивал басен одну. Казак у степняка спрашивает: «У тебя теща есть?», а тот отвечает: «Жок». Казак потрепал ус и обрадованно как завопит: «Так я тожа свою сжог!».
Подождав, когда друзья вдоволь насмеются, волхв толкнул остяка в спину.
– Паршук!
– Ась?
– Складай гребли, я за потесь сяду.
Уставший Паршук, не дожидаясь второго указа ведуна, сложил весла вдоль кормы будары. Вытер пот и, осмотревшись, воскликнул:
– Ого, отмахал я ныне!!! Мы ж почти до Демьян-реки дошли!
– Что за Демьян-река? – прищурившись на солнце, поинтересовался Ваулихан.
– В честь князьца Демьяна она названа, ох и лют он был к урусам. Никак не хотел царю поклоняться. Долго воевал. Но ушел он с земли своей, а речка Демьянкой казаками стала прозываться, в честь непокорно остяцкого князя, – пояснил Паршук и, рассматривая вздувшиеся на ладони волдыри, продолжил: - Но иногда князь оборачивается в огромного медведя и приходит навестить свои угодья. Забирается на высокий утес и, встав на задние лапы, рычит на всю округу: «Ры-ры-ры! Заломаю!». Тогды ужас берет всех пришлых урусов.
– Только ли урусов? Иль еще кого? Скажем, тебя? – рассмеялся Никита, перебив хвастливого друга.
– Нет, меня страх никогда не берет, я не верю в эти байки. Человек в медведя не превращается. Так батюшка сказывал, что крестил нас той весной. Шайтанство – это колдовство и безбожие, – гордо проговорил рыбоед и вдруг, выпучив от страха глаза, полез под лавку. – Князь Демьян, пощади!!! – донеслось оттуда.
На мысу стоял на двух лапах огромный медведь и, раскачиваясь из стороны в сторону, рычал на всю округу.
– Ры-ры-ры!
Остальные путники, находясь под влиянием рассказанной былины, онемели от увиденной картины, и только Никитий, усмехнувшись, пнул под зад остяка.
– Будя тобе честной народ дурачить. Хвомка это, не признал, что ли? Вишь, как радуется.
– Тошно не Демьян? – недоверчиво спросил Паршук, высовывая нос из-под лавки.
– Вылезай, Аника-воин, не князь это, – рассмеялся ведун и пояснил Ваулихану: – Хвомка – медведь смышленый, он подлую душу за три версты чует. Не показался бы он на люди, коли с нами человек с черной душой прибывает в бударе.
– А знаешь ли, Никита, еще способы, как проверить душу человека? – шамкнул беззубым ртом индус, встряв в разговор.
– Ведаю, ведаю, Гаджи-Ата. Три способа для того еще есть, – управляя потесью, отозвался Никитий, – ребенок на руки не пойдет, кошка гладить не дастся, и собака хвост подожмет.
Вновь с берега раздался рев медведя.
– Это он, поди, оленя поймал. Нас к трапезе приглашает, – заворачивая баркас к берегу, догадался ведун.
***
КОНЕЦ ЗЕМЛИ
– Говори, Козьма, что делать нам теперича? – подал голос один из татей, что собрались вокруг своего предводителя.
Казимир столкнул ногой часть добычи и заскочил на нарты. Оглядев своих подопечных, опершись на трость двумя руками, властно произнес:
– Надобно нам, друже, по речке Мутной на восход идтить. По ту сторону мерзлой земли есть море Мангазейское, в него Обь впадает. Как выйдем, надобно супротив течения подниматься к Тобольску. Это единственный путь, чтоб выжить. На стойбище я насчитал семь обласков, на них по трое, и будем подниматься к озерам и волоку.
Народ молчал.
Казимир оглядел публику и язвительно добавил:
– Или кто другой путь ведает?
– Там же острожок и стрельцы?
– Нет там стрельцов. А вот пока тут лясы точим, точно подойдут из Мангазеи. Поспешать нам надобно. Князь Кольцов, что назначен стеречь проход, хоть и молод, но дюже смекалист. Да и в помощниках у него люди битые, не лыком шиты. Порешат всех, ежели поперед нас на волок прибудут. А мимо них никак не пройти, топи да болота кругом.
– Бывал я на волоке и на заставе той. Вал тамака невысокий, но плети из прутьев глиной набиты, их и ядром не пробить. Куды нам с сабельками да пищалями? Коль на приступ идти, побьют всех из-за вала, – раздался голос одного из лиходеев, который, выйдя вперед, обернулся к братии: – Дохлый это помысел, надобно берегом на юг уходить и через Собскую заставу на Дон пробираться. Кто со мной? Отходь в сторону!
Несколько человек отошло в сторонку:
– Ты уж не суди, Козьма. Крест тобе не целовали. Потому и вольны мы сами за себя решать.
– Берите оленей – и в добрый путь, неволить не буду. Да и нам в обласках попросторнее будет. Верно глаголю, друже? – согласился Козьма, обращаясь к остальным.
– И то верно. Лишний рот – пузу обуза! – подхватил Никишка, но, как бы осекшись, спросил: – А добычу как делить будем?
Лиходеи разом замолкли.
– А как разделить, да чтоб миром разойтись? Так не бывает!
Многие непроизвольно положили свои руки на рукоятки сабель и тесаков.
***
МОРЕ МАНГАЗЕЙСКОЕ
Молодой шаман оказался прав. Не обращая внимания на усмешки друга, он все-таки нанес зарубки на борту.
Ведь только струги вышли на открытое пространство, их сразу же встретил колючий северный ветер. Туман, клочьями повисший над водой, временами сводил видимость к нулю. И чтоб не столкнуться, кормчие отвели свои корабли на безопасные расстояния. Вскоре путники потеряли из виду флот князя. Скрылся за спиной из виду и восточный берег.
Но Мамар, не обращая внимания на замешательство своих попутчиков, уверенно пользуясь самодельными солнечными часами, повел челнок к еще невидимому западному берегу.
– Лодка мой, парус мой, я плыву себе водой, – раздалась заунывная песня с кормы, вселяя надежду друзьям-попутчикам…
– Тобя как звать-величать? – поинтересовался Ваня у самоеда.
– Тухта меня кличут. Так и зови, боялин.
– Какой же я тобе боярин? Вольный человек я естьм. Иваном меня люди добрые величают, так и ты зови.
– Как не боялина? Сестра боялышня, шурин князь, а ты вольная человека? Так не бывает. Знамо, и ты боялин-князь.
– Вот те на! Ужо и князем стал! – крикнул с кормы Мамар и, рассмеявшись, добавил: – На том берегу государем уж будешь.
Тухта обернулся к шаману и, перестав улыбаться, сказал:
– Народ злой, очень злой. Селькуп злой, вогул злой, ненец злой, туго князю Алексею и его людям пристанет. Идти по стойбищам надобно нам, говорить, что народец били не государевы люди, а тати ряженые.
– Вот для энтого тобя из пыточной избы и взяли, сметливый ты наш, – похлопал по спине самоеда Ванюшка.
В борт ударила набежавшая волна, окатив путников бисером брызг.
– Сейчас на гребень выйду, и по нему, как по тропке, пойдем, – фыркнул, утираясь от брызг, Мамар и, навалившись на потесь, действительно поймал гребень волны.
Ветерок еще пуще наполнил парус, и легким ходом, скрипя и кренясь в разные стороны, челнок устремился к невидимому в тумане западному берегу Мангазейского моря.
***
КАРСКОЕ МОРЕ
Мартын спустился в трюм коча и, открыв запор, протиснулся в низкую дверцу продуктового помещения, где находилась Яна с сыном.
– Ну, что? Как устроилась?
– С Божьей помощью.
– Тебе велено передать, чтоб, когды на берег сойдем, в приказе не появлялась. Забирай дите и пожитки да поезжай с миром на посад, в избу, где и проживала. А за то, что помогла всех лиходеев из Холмогор сплавить, особая тебе благодарность от поморов. Сгинут оне теперича в тундре, без бузы и отпевания, – усмехнулся в усы помор и, присев на ларь, продолжил: – Мы ведь их долгие годы выслеживали, а они, глядь, сами по трапу, как крысы на приманку, в западню заскочили.
– Тебе-то, Мартын, какой прок от содеянного? – отозвалась Яна, жеманно поправив волосы. –Ладно дьяку, у него служба такая, а твоя гребта в чем?
– Хочешь верь, хош нет, – поерзав на сундуке, поделился своей тайной мореход. – Пригрезился мне старец дивный. Ровно в ночь на Ивана Молчальника и явился. Кругом буря воет, света не видать, а он в дверь вошел в белой льняной рубахе до пола и, не обогревшись у печи, подошел к лавке, где спал я. «Здрав будь, Мартынушка. Помнишь ли меня?» – «Помню, отче, – молвил я во сне, – ты меня из урмана вывел, когда я отроком в лесу заплутал и чуть с голоду не помер».
Мартын взглянул на Яну, боясь увидать искорку усмешки. Но женщина, вместо привычной иронии, прикрыв уста ладошкой, испуганно прошептала:
– А дальше-то что? Сказывай, Мартын! Неуж и про меня с сыном толк был со старцем?
– Велел старец беречь отрока твого, как зеницу ока, – кивнул помор на Емельку, который, поджав ноги, прижался к матери. – А татей и голодранцев вместе с Козьмой на земле студеной оставить, – проговорил Мартын и уставился в пол. Было слышно, как шумит вода за бортом, скрипит мачта, хлопает наверху парус.
Яна молчала, ждала, когда лопарь продолжит свой рассказ.
Мартын встал и, протиснувшись в двери, не оборачиваясь, громко предложил:
– Коле со мной жить будешь, дьяк не тронет. Отмолил я тебя у него. Так что думай: или на дыбу, иль под венец.
– Не велик выбор, – ехидно усмехнулась ворожея, когда дверь за Мартыном закрылась, и, потрепав по космам сына, прижавшись щекой к его вихрастой голове, спросила: – А ты что скажешь, сын боярский?
– Сама ведаешь, как быть, – шмыгнул носом подросток, – но ежели бить Мартын тебя будет, зарежу.
– Защита ты моя, – притянув к себе Емельку, облегченно вздохнула Яна, приняв решение. – Лютеранской он веры, оне баб не колотят.
*-потесь - рулевое весло.
*-обласок – малый рыбацкий челнок.
*- Собская застава - царская таможня на реке Собь.
*- Жок- нет. (каз.яз)
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/01/09/1714