Продолжение рассказов цикла "Зелёные обложки" или "Рукописи из прошлого"
Предыдущая глава http://proza.ru/2016/12/18/983
9. Сушинские и полуподвал.
«Дальше пишу я, Кузнецова Людмила Григорьевна, сестра Александры Базилёвой. 1998 год.
После войны, когда Иван Семёнович нашел меня с детьми и забрал к себе в Долинскую…»
Это девяносто пятый лист альбома. Я пропускаю несколько страниц, написанных рукой тёти Люды и относящихся к семейным перипетиям послевоенной жизни, потому что тема здесь у меня – война.
На оборотной странице девяносто девятого листа читаю:
«Часто вспоминаю… на юность пришлись годы войны. Здесь пошли сплошные кошмары: расставание с мамой и Клавой; они уехали в Сибирь, а мы с Шурой – в Умань. Потом эвакуация детдома, в которой Шура была директором. Я с её детьми уехала днём раньше на подводах д/дома, а она осталась в Умани, чтобы отправить остальные детдома. В городе началась паника, так как немцы были совсем близко. Она кинулась нас догонять, а мы сменили маршрут, т.к. ехать невозможно было намеченным путём, – всё горело в воздухе и на земле.
Так мы расстались с ней на все годы войны.
Немцы нас вскоре догнали на своей технике и вернули в Умань. Вот тут началась кошмарная жизнь. Чужой город, чужие люди, сама подросток и двое детей. Запасов еды, одежды – никаких. Дети первое время жили в д/доме, а я где попало.
Заболела тифом сыпным. Еле живая, а в доме, где жила с такими же бедолагами, ночью в вёдрах замерзала вода.
Думала – умру, но молодость взяла своё, – выжила. Стала на учёт в бирже труда и ходила на работу чернорабочей. Жила рядом с д/домом, и дети прибегали ко мне ежедневно. Я их согревала и кормила, как могла.
Славик всё понимал и все спрашивал: «правда же, что красные всё равно разобьют немцев и наша мама приедет?».
А когда немцы хотели увезти д/дом в Германию, я попросила тётю Аню Сушинскую взять нас к себе.,
Они нас взяли, я была им очень благодарна за это и служила им верой и правдой. Так мы дожили до победы (до освобождения). Там и Шура нашлась, но ещё раньше образовался Ваня, её муж, и забрал нас к себе в Долинскую, где сам жил. А тут и Шура нашлась, так что после долгих лет восстановилась её семья».
Итак, прозвучала фамилия – Сушинские.
Дедушка Кирюша, бабушка Аня и их дочь тётя Тамара – земляки моей мамы по Херсону. Когда мы изначально эвакуировались в Умань, Сушинские нас приютили.
Но когда наш детдом и тётя Люда вернулись в Умань, в доме Сушинских поселились два эсэсовца, а Сушинские были из дома изгнаны и поселились в подвальной комнате соседнего двухэтажного дома. Поэтому они и не могли приютить тётю Люду, переболевшую тифом. Я каким-то образом тех эсэсовцев запомнил – высокие, здоровые, в белых полушубках и валенках. Возможно, мы с тётей Людой всё же были у Сушинских, когда происходило отселение.
Однако позже, возможно – весной или летом 1942 года эсэсовцы уехали, и хозяева вернулись в свой дом.
Хорошо помню и подвал соседнего дома. Когда в марте 1944 года наши брали город, в ту ночь мы все – и Сушинские, и тётя Люда, и мы со Светой прятались в том подвале. Стены подвала – метровой толщины, а окошко – узкое, под потолком. В ту ночь дверь закрыли на засов и придвинули к ней большую железную бочку, а окно заложили подушками. Перед утром один немецкий солдат долго стучал в ту дверь, но ему не открыли, и он был убит потом во дворе.
Впоследствии мы со Светой пошарили у трупа в карманах. Фотографии немца с детишками мы отбросили, а вот коробочку с сухим спиртом взяли. У этой коробочки крышка состояла из двух половинок; если эти половинки открыть, получается кукольная кроватка. Потом я узнал, что спирт надо поджечь, а на спинки «кроватки» можно поставить консервную банку или кастрюльку. Сухой спирт оказался сладковатым, но неприятным на вкус, и мы его сосать не стали.
Утром послышались голоса на русском языке и все поняли: пришли наши! Открыли двери и все мы вышли во двор. Какой-то капитан Красной Армии поднял на руки Свету. Это был Фёдор Андреевич Кузнецов – будущий муж тёти Люды. Но он вернулся за нею только после Победы.
Продолжение http://www.proza.ru/2016/12/28/913