Далеко

Сол 1
 Я холоден. Я спокоен. А в следующую минуту меня словно насквозь пронзает молния. Недолго думая, задаюсь вопросом: откуда в моём доме, в самый, что ни на есть солнечный день в году, по предварительным наблюдениям, появляется молния? 
 Выглядываю на улицу из окна и вижу покрытые розовыми и синими цветами земли. Всё никак не узнаю их имён и лишь любуюсь. Жажда знаний преследует меня везде и лишь отчасти, в особенный дни, как вот этот, я жалею о том, что знаю столько всего. Я жалею, что знаю, какой день недели сегодня, какой будет завтра. Жалею, что знаю каждый месяц по порядку, могу назвать по порядку каждый год, начиная от Рождества Христова (не люблю заходить дальше), а также, знаю, сколько дней в неделе, знаю таблицу умножения.
 Как много же я знаю!
 Хотя, признаюсь, есть множество вещей, которых я не изучил, либо те, что приводят меня в сомнение. Синий ли тот цвет, который я считаю синим? Быть может, он красный? А я оскорбляю его, называя синим.
 Так, какого цвета те прекрасные растения за моим окном? Красные или синие?
 Прекращаю любоваться ими и прячусь в дом. Моим глазам не терпится убраться отсюда: полы уставлены книгами и чашками с кофейной гущей на дне, два деревянных окна, снятых мною в прошлую пятницу из-за чрезмерной жары. Кресло, подвергшееся атаке кучей одежды, чистой и грязной, они вперемешку.
 Всё в моём доме живёт по-своему, сам же я чувствую себя посторонним среди этого праздника, называемого моей сестрой полным безобразием.
 Я не задерживаюсь здесь дольше положенного, чувствую себя гостем, потому ухожу, как только позавтракаю. Мой дом гостеприимен, никогда не отпускает, пока приглашённый им человек не отведает свежего кофе с печеньем или столь редкой в этих стенах выпечкой.
 Мне привычно.
 Вся моя жизнь – бесконечная череда сменяющего друг друга томления. Я вечный гость не только своего дома, но и зала ожиданий. Сажусь всё время, то в один самолёт, то в другой. Я никогда не знаю, куда он, металлический орёл, отнесёт меня сегодня: Германия, Филиппины? И не всегда их маршрут граничит небесными просторами. В другой раз, бывает, сижу я в первом классе, в компании таких же безумцев, как я и спрашиваю соседа:
 - Друг, знаете ли вы, куда мы летим?
 - На Луну! - Не медля, гордо восклицает сосед, устремив указательный палец вверх.
 Иногда думается, не заносят ли мысли меня слишком далеко? Действительно ли я хочу попасть на Луну? Отправляться так далеко от столь гостеприимного дома…
 «В конце концов, - отряхиваю я себя, - и Луна может стать домом. И Марс, и Венера… Боюсь, газовые планеты-гиганты не будут столь уютны, как планеты земной группы, уж слишком они необычны, далеки от привычных норм, но при должном подходе, при умении и со стойким терпением можно убрать все границы невозможного».
 Мы странно летим, - замечаю я после двух часов полёта. Всё выше и выше… Как будто мы на ракете, а не в самолёте. Я жду, когда сила тяготения прекратит действовать и невесомость заключит нас в свои стальные объятия. Я обсуждаю возникшую мысль с соседом и он надо мной смеётся.
 - А ты знаешь, в какую минуту, в каком месте сила тяготения перестанет действовать?
 - Нет, - честно отвечаю я.
 - Ну, тогда ничего не выйдет. Такие вещи нужно знать, обязательно, иначе ничего не получится.
 Новость приводит меня в уныние. Чем же это путешествие лучше других, если для них нужно знать больше, чем знаю я.
 - Я знаю сколько дней в неделе и сколько месяцев в году, разве этого недостаточно?
 Мой сосед перестаёт улыбаться.
 - Мы летим в совсем другой мир. На Луне нет понедельника, нет вторника. Как думаешь, это знание пригодиться тебе?
 Он снова расстраивает меня, я жалею, что сел с ним. А потом вспоминаю, что и не выбирал его, как соседа, я просто перенесся отсюда прямиком из зала ожидания, а он – выбор судьбы скорее, априори.
 Мимо нас проходит стюардесса. С её лица не сползает улыбка, она мила, по-настоящему красива. Такое личико, по обычаю, печатают на обложках модных глянцевых изданий, пример которого мне однажды удалось мельком увидеть у сына моего друга. Существуют профессии, специализирующиеся на поисках таких девушек и использующих их лица для рекламы косметических средств или нижнего белья.
 Её услужливость нам ясна, как белый день: мы все представители высшего класса, наблюдатели истории из первых рядов. Мы творцы миров, куда можно окунуться не на один день, откуда так тяжело выбраться.
 Имя моего соседа – Рауль. Мне удаётся узнать его немного к середине пути, когда мы, распивая шампанское, вдруг заметили одну и ту же звезду. Как оказалось, Рауль – художник и я поинтересовался у него относительно синего цвета.
 - Какой он, можете ли вы сказать? Ваши глаза, должно быть, знают больше моих.
 Рауль хмурится. Я не сомневаюсь, он тоже задавался подобным ответом. Его лик отображает всё на свете: любознательность, трепетное чувство к искусству и упрямство. Такие вещи я вижу не обострённым взглядом. Так, как он видит цвета, так я вижу людей, их суть, их ощущения. Я – писатель. Не скажу, что самый лучший – есть в мире мастера слов многим лучше меня, они способны вертеть словами, как вертят кеглями жонглёры.
 Рауль долго не отвечает. Я в нём не сомневаюсь – он точно предавался мыслям о цвете, но ему не часто приходится давать ответы на подобные вопросы.
 - Я думаю, Лиин, - так меня зовут, - синий – это цвет небес. Тот, что самый насыщенный, самый яркий. А голубой – тот, что чуть светлее, нежнее…
 Он обрывает фразу и смотрит на меня, пытается убедиться, что я понял его объяснение.
 - Но, точно ли ты знаешь, что тот цвет небес, который вижу я – это тот же самый, что видишь ты? А вдруг я вижу зелёный цвет, который ты считаешь синим?
 Рауль снова хмурит лоб, он в замешательстве, но на этот раз он не так долго думает над ответом.
 - Я думаю, ты видишь синий цвет. Небеса прекрасны, было бы жалко, если бы кто-то не видел что-то потрясающее.
 Ответив на вопрос, он уходит в себя, над чем-то раздумывая.
 - Точно, я знаю. По возвращению домой я нарисую тебе картину, синими красками. Я нарисую тебе небеса, дружище.
 Я радуюсь. Мне дадут мои небеса. Но чувство длится считанные секунды, потому что я вспоминаю кое-что.
 - Встретимся ли мы по прибытию? Каков шанс, что тебе удастся передать мне небеса?
 - Ты можешь дать мне адрес, я вышлю тебе их почтой! – Незамедлительно отвечает он мне.
 - Ох, даже не знаю, будет ли дом, где я гощу, доволен таким поступком: раздавать его адрес кому попало – какая вопиющая наглость!
 - Ну, - явно в замешательстве говорит мой друг, потягивая каждый звук, словно он тянет резину, - вы можете поговорить с другом и объяснить ему, что это очень важно, что вам нужно узнать, какого цвета небеса. Если всё получится, то вы отправите мне телеграмму с адресом, а я отправлю картину и при том не одну, а две. Вам небеса, вашему другу – звёзды. Как вам такое предложение?
 Когда речь заходит о звёздах, мне становится грустно. Я тоже хочу иметь звёзды.
 - Я обязательно поговорю с ним. Но, прошу вас, нарисуйте мою картину небольшой, чтобы я мог носить её с собой. Поймите, я не хочу расставаться с небесами ни на минуту, хочу, чтобы они были рядом и я мог любоваться ими, когда захочу. Я не нуждаюсь в больших небесах, я не жадный.
 Рауль улыбается.
 - Я вас понимаю. В этих путешествиях одно только важно: иметь при себе частичку того мира, откуда прибыл.
 Рауль вздыхает и продолжает:
 - Горько мне признать, в последнее время всё реже и реже отправляюсь я в страну грёз, всё чаще сижу дома, на веранде и пью зелёный чай.
 - Но, согласитесь, иногда достаточно лишь мимолётного мига среди цветущего сада для утоления жажды приключений.
 Сосед вынужденно кивает.
 - В этом, вы, бесспорно правы.
 Мы замолкаем оба, когда самолёт вырывается в космос. Я помню слова Рауля о невесомости, но, вспоминаю также те редкие моменты, когда, не потакая лени, читал книги. Хотя, стоит признаться, когда дело касалось книг, я очень редко потакал лени, потому знаю так много: знаю, что кожа лица молодой женщины на ощупь сравнима с лепестком прекраснейшей розы. Знаю, что пальцы пианисток гибкие и длинные, как струны. Знаю, что пение женщины сравнимо с перезвоном колокольчиков, а в иной раз, с шелестом травы, в уютный летний или весенний вечер, с притаившимся на мгновение, длящееся всего секунду, ветром. Так звучит миг без голоса. Миг пустоты. А в следующий миг пространство заполняется пьянящим, терпким, пряным вкусом вина.
 Я многое познал из книг. Почерпнул важные сведенья, в первую очередь, для себя. И неважно, что та или иная книга – всего лишь выдумка такого же путешественника, как я. Я единственный в своей жизни, выбираю, во что мне верить и то, что я выберу, будет правильным для меня.
 Из тех же книг я почерпнул, что в космосе царит невесомость. Я много не знал, того, что суще, и, признаюсь, от этого было легче. То, чего я не знал, не могло ворваться в мою страну грёз. Мои люди не заболеют болезнью, о которой я никогда не слышал.
 Потому, как только мы оказались в космосе, я стал парить. Отстегнув ремни, я полетел по салону первого класса, ничем и никем не гонимый, кроме как самой мечтой.
 - Но ты же не знаешь законов физики в космосе! – Крикнул мне вслед Рауль.
 - Я знаю, что в космосе не действует сила тяготения Земли, - отвечаю я и заливаюсь сильнейшим хохотом. По очереди мои спутники отстёгивают ремни безопасности и присоединяются ко мне.
 Так мы летаем, пока не настигаем саму красавицу Луну.
 Мы выходим из самолёта и происходит что-то, чего ещё никто не видел, чего никто не знал и никогда не познает. Этот миг, его надо просто почувствовать, уловить.
 Я вспоминаю прекрасные строки …:
     «Вина Луны, она, как видно,
Не в меру близко подошла к Земле
                И сводит с ума».
 Сказав их в уме, я не удерживаюсь от улыбки. Я, маленькая частичка Земли, достигнувшая Луны. Я её не виню, пусть и схожу с ума, ведь не она близко подошла к Земле, это я отправился к ней, пусть и не знал, поначалу, что лечу сюда. Но, не буду отрицать, скажи мне кто-нибудь, что я отправляюсь на Луну, ничто бы не заставило меня отказаться.
 Мы осматриваем округу: до нас в стране грёз побывали другие, они оставили здесь свои незавершённые строки. Я почти уверен, покидая это место мы оставим после себя много словесного и изобразительного мусора, он не будет гоним ветрами, будет дожидаться того часа, когда же кто-то навестит его, оценит по достоинству.
 Издалека мусор кажется слишком грузным. Оставленные мечты, желания, идеи. Брошенные, не полностью нарисованные картины, недописанные стихи, пьесы, романы…
 Страна грёз, неизведанная страна, та, куда я желал попасть всей душой, имела вид  кладбища.
 Рауль смотрит на картины Рембрандта, Микеланджело, Айвазовского. Он грустно опускается у обрывка: кто-то сжёг своё творение.
 - Как ты думаешь,  - спрашиваю я, - не завалялся ли где-то здесь, в этих кучах, второй том «Мёртвых душ» Гоголя?
 Рауль пожимает плечами.
 - Вполне возможно, учитывая это.
 Рауль берёт отрывок картины и оглядывается, в надежде, что его никто не видит. Он сжимает его и прячет в карман.
 - Разве отсюда можно что-то брать? Это похоже на воровство.
 - Я не буду его использовать, - отвечает Рауль, - просто, я не могу не сохранить его. Что-то, что таит в себе такую силу. Должно быть, его творец испугался от количества энергетики, исходящий из этого рисунка. Одного взгляда в день на него мне будет достаточно для подкрепления сил. Я нарисую тебе лучшие небеса.
 Я не отвечаю. Его утверждение о небесах пресекает все мои вопросы и страхи. Я верю Раулю, верю, что он постарается нарисовать лучшие небеса, на которые только способен.
 Остальные рыскают среди мусора и выуживают интересные вещи. Кто-то зачитывает всем интересные отрывки, которые, впрочем, обрываются на самых интересных моментах.
 Рик Освальд, он, как и я, писатель, поднимает на смех одну строку.
 - Кто так пишет? Это отвратительно!
 - А ты пишешь лучше? – Спрашивает его сосед. Рик вскидывает руки.
 - Как ты можешь во мне сомневаться. Только посмотри, я здесь, среди вас!
 - Да, но эти люди тоже были здесь, - указывает ему товарищ.
 
 Первую неделю на Луне мы изучали поверхность, бродили вдоль кратеров, исследовали местность. Правда, все исследования сводились лишь к потиранию между пальцами лунного грунта.
 Спать мы ложились там, где решили, что измотались. Обедали в самолёте, ужинали там же, а завтрак устраивали у самолёта. Время еды нам всегда сообщала стюардесса, а мы, тем самым, старались уходить не слишком далеко, чтобы не пропустить её сигналов.
 Мы не знали, откуда у стюардессы берётся еда, но нас это не беспокоило. Мы исследовали все единственным доступным нам способом – осматривались. Наши глаза смотрели на части этого мира, недоступные другим глазам.
 
 Но, время пришло. Глаза устали от постоянного серого грунта. Глаза скучали за зеленью травы, за синевой небес. Рауль отказывался рисовать небеса здесь, хотя нам удалось найти краски и холст.
 - Мне нужно время, - говорил он мне каждый раз, когда я заводил об этом речь.
 - Но у тебя с собой рисунок, - упрямо твердил я.
 - Да, но кому как не тебе понимать, как не постоянно вдохновение.
 Однажды, после настойчивых уговоров он ответил:
 - Послушай, я хочу нарисовать их, видя перед собой, а не из памяти. Я считаю, так будет лучше.
 Против этого утверждения я спорить не мог.

 В остальное время, после двух недель пребывания на Луне, мы составили расписание:
 В понедельник мы сортировали произведения искусства на литературу, изобразительное искусство, ноты.
 Во вторник мы отбирали себе отдельные фрагменты за авторами.
 В среду мы читали их, смотрели на них, либо же воспроизводили их, как того требовали ноты.
 В четверг мы обменивались мнением относительно изученных нами отрывков. Ещё ничьи произведения не поддавались столь суровой критике, как эти фрагменты.
 В пятницу мы сортировали произведения на те, что нам понравились и на те, что мы считали отвратительными.
 В субботу мы сжигали отрывки, которые казались нам ужасными.
 В воскресенье мы сжигали пепел.
 

 Вот чем, собственно, мы тут занимаемся. По выходным сжигаем пепел, перебираем в памяти несостоявшиеся строки, мазки красок на полотне. Рик Освальд любит покрасоваться красноречивыми выражениями, но, признаюсь, мы уже выучили весь его словарный запас, состоящий в основном из канцеляризмов.
 Но были и другие минуты. Хочу особенно подметить их, так как ставлю Луну в плохом свете.
 Когда восходит солнце (мы видим всё по-своему, каждый из нас, в зависимости от уровня знаний), многие расходятся вдоль дорог, чтобы оказаться как можно дальше от остальных. Если другой не видит, то, что видимо тобой, он всё равно, что слепой. В минуты одиночества, выпадающие каждый день с приближением восхода, я наблюдаю за Землёй. Находясь вдали, мне чудится, что сейчас дома весна, моя старая мать сеет огород, а на обед печёт хлеб. Но, стоит признать, что мир моей души – всего лишь грёзы. Дома сейчас зима, а моей старой матери нет уже очень давно.

 Прошло немало времени, прежде чем тоска одолела всех. Страна грёз больше не казалась такой желанной, потому мы сели в самолёт и улетели. Перед полётом мы попрощались, потому что сильно сроднились за долгие дни на Луне. Перед отлётом я узнал, что можно, оказывается, брать билет куда захочешь, независимо от того, на Земле это место или нет. Нужно просто спросить на кассе: есть ли у вас билет на Марс (куда я собственно планировал полететь после визита в гостеприимный дом).
 Полёт домой не был таким, как полёт на Луну. Мы сели в самолёт и тот час же уснули. Это, пожалуй, к лучшему. К чему нам слёзные прощанья? Особенно, если впереди так много интересного.
 
Сол 2
 
  После удивительно приключения на Луну я снова проснулся в гостеприимном доме. Между нами состояла беседа касательно картин Рауля. Дом ничего не ответил, что я счёл доброй картой: уверен, за картину он бы сделал все.
 Я отправил телеграмму Раулю, а сам занялся насущными делами: пошёл в библиотеку, чтобы изучить Марс. Мне позволили воспользоваться интернетом и пусть, я не знал, насколько достоверна информация в интернете, я хотел получить от предстоящей поездки как можно больше, потому, должен был знать безумное количество утверждений.
 Найдя довольно много сайтов, я распечатал много страниц с фактами о Марсе в той же библиотеке. Библиотекарша спросила у меня:
 - Вы любите астрономию? Я могу подыскать вам несколько книг!
 Её вид внушал доверие: надвинутые на переносицу очки, цветная кофточка поверх добротного тела, а также изумительно искренняя улыбка.
 - Я хочу отправиться в путешествие, но совершенно ничего не знаю.
 Женщина засмеялась.
 - Тогда я могу дать вам что-то о Земле. Как, например, книга о семи чудесах мира?
 Я пожал плечами.
 - Если вы говорите о земных чудесах, то посмею возразить: мир не заканчивается нашей планетой.
 Я двинулся к выходу, оставив женщину в замешательстве. Немногие поймут меня: путешествовать по Земле, конечно, интересно, но многим увлекательнее исследовать то, что недоступно: особенно, когда оно становится доступным.
 К счастью, я имею достойное меня воображение. Для такого человека, как я достаточно всего лишь подумать, чтобы увидеть, то, чего даже не существует. Но, не скажу, что в этом есть какая-то особенность. Скажем, мне этого хватает, я не стремлюсь к большему. Пределов просто нет.
 Теперь всю неделю сижу на веранде и изучаю страницы из интернета. Я многое узнал и чувствую, что готов двинуться в путь, но не могу себе этого позволить, пока не получу небеса. Не могу представить, как покину планету, не взяв с собой самое ценное: память о лазурно-голубом небе, либо о синем, цвете индиго. 
 Рауль, наверное, понимал это, потому что в скором времени мои мечты исполнились.
  Он прислал мне небеса и звёзды, а также короткую записку. Небеса, как я просил, были небольшими. Рауль нарисовал картину, используя только один цвет, тот самый, что я считал синим. С первого взгляда я понял: в мире нет небес, прекраснее моих! Даже те, что там, высоко, несравнимы с теми, что сейчас я держу на руках.
 Я повесил звёзды на стене дома, напротив окна, выходившие на синие и красные цветы. Теперь я готов к новому приключению.
 Рано утром следующего дня я принарядился: достал старый выпускной костюм из шкафа и туфли, купленные сестрой на распродаже прошлой весной. У меня едва хватило сил покинуть коридор, где располагалось зеркало, единственное, что заставило попрощаться с домом – желание постигнуть мир и все его таинства.
 К полудню я был в аэропорту с маленьким чемоданом, где хранил свои пожитки. На кассе, где я покупал билет, очереди не было вообще.
 - У вас есть билет на Марс? – Интересуюсь я.
 - Осталось пару мест, только на рейс с ручной кладью.
 Я посмотрел на чемодан, оценив его, кивнул кассиру.
 - Один билет, пожалуйста.
 Кассир улыбнулся и передал мне билет.
 - А паспорт? А деньги?
 Кассир засмеялся.
 - Ещё бы, в страну грёз лететь за деньги. Вы такой шутник, Лиин Ливингстон.
 Получив билет, я рассмотрел его внимательнее. Вдоль бумажки тянулось изображение ракеты и адрес, куда мне надо приехать, чтобы отправиться в путь.
 Я вернулся к кассиру, чтобы уточнить.
 - По этому адресу находиться аэродром?
 - Там вы найдёте ракету, на которой вам предстоит совершить полёт.
 - Ракета? А почему не самолёт?
 Кассир закатил глаза.
 - Господин Ливингстон, где вы видели, чтобы на Марс летели на самолёте?
 Я пожал плечами.
 - Я почти уверен, что не так давно летал на самолёте на Луну.
 Кассир кивнул.
 - Всё дело в знаниях, кто как не вы знает эту истину.
 Да, с этим утверждением не поспоришь.
 Я вышел на улицу. Облака окутали небеса, но это никак не влияло на моё настроение: в чемодане у меня имелись свои небеса.
 Я остался ждать следующего шага судьбы и, закрыв глаза лишь на один миг, оказался вдали от аэропорта. Неведомая сила перенесла меня к ракете, где я оказался прямо у входа. Сзади ко мне спешили люди, поторапливая друг друга. Никого из них я прежде не видел… хотя, пожалуй, с одним человеком я знаком. Мы виделись с ним на Луне, сосед Рика Освальда – Эрик.
 С его лица не сходит ослепительная улыбка. Увидев меня, он начинает махать рукой и ускоряется.
 - Боялся, что опоздаю.
 - Не думаю, что они отправятся без нас, - указал я на спешащих позади людей.
 - Всё возможно в этом мире, - возразил Эрик, - только вспомни, откуда мы прилетели на прошлой неделе!
 Мы поспешили внутрь.
 Кроме нас было ещё восемь человек: шестеро гостей и двойка, относящаяся к персоналу. Эрик заметил, что это необязательно, мы можем самостоятельно управлять ракетой, но меня встревожила такая перспектива.
 - Слишком уж опасная затея, - возразил я.
 Мы сели на свободные места, ожидая момента, когда ракета оторвётся от Земли. Нам предстояла отправиться в удивительное место, но сама поездка скручивала желудок в узел от затаённого страха.
 Эрик сел на соседнее кресло. Лишь сейчас я заметил, каким элегантным он выглядел в чёрном костюме. Рука Эрика потянулась к карману, откуда он достал сигару и спички.
 - А разве в ракете можно курить? – Решил осведомиться я. Эрик пожал плечами.
 - Мы не умрём. – Коротко ответил знакомый. Его карие глаза загорелись от предвкушения. Никто не знал, что нас ждёт впереди, лишь скупые предположения, приобретённые при просмотрах фантастических фильмов.
 По правую сторону от меня сидела пожилая леди. Она крепко вцепилась в маленькую, расшитую бисером сумочку.
 - Нас ждёт что-то грандиозное, - изрёк Эрик. Он тревожно покручивал сигару пальцами, стараясь унять непонятно откуда появившуюся дрожь.
 Ракета оторвалась от земли и языки пламени осветили быстро стемневшие небеса. Объятые звёздами, мерцающими в ночи, они больше не казались далёкими и неприступными.
 Среди экипажа царило возбуждение. Люди перешёптывались, восхищённо указывая пальцами в небо. Они хохотали, как озорные дети.
 Но так длилось недолго. Когда нос ракеты прорвал небесную гладь, все замерли, в ожидании невесомости. Теперь я знал намного больше. Например, я узнал, что Марс – планета земной группы и она четвёртая от солнца. Кроме того, атмосфера Марса разреженная, давление её в сто шестьдесят раз меньше, чем у Земли. Поверхность Марса покрыта кратерами, напоминающие лунные. У Марса есть два спутника – Фобос и Деймос, две Луны красной планеты, два сына Ареса, Бога войны родом из древнегреческой мифологии.
 Марс – самая изученная планета, не считая, конечно Земли. Наверное, одна из причин, по которой я выбрал Марс – её изученность. Что меня ожидало бы на Сатурне? Или на Юпитере?
 На Марсе меня ждёт давно потухший Олимп, чьи вершины даже Земли представляются невероятными. Долины Маринер – крупный каньон.
 Нас ждёт самый долгий полёт в жизни. Очень много дней мы плаваем в воздухе, потеряв земное притяжение. Тот, кто покинул Землю, ей больше не интересен. Каждый раз мне тяжело покидать планету – глубоко внутри – я не знаю, к чему меня приведут грёзы.
 Но кто я? Каких слов я мастер? Быть может мне лирика по душе, либо я фанат другого?
 Эрик курит постоянно, с его лица не сходит озабоченное выражение – он беспокоен. Полёты не бывают смертельны, слишком уж они безопасны, главное в пути не сойти с дороги, помнить кто ты и откуда. Бывало, правда, другое. Люди забывали, кто они и откуда. Что за тела охраняют их мрачные души. Они лихорадочно шептались о другой, утопической жизни.
 Мне грустно осознавать, что когда-то моё тело предадут забвению. Я не просто история, напечатанная не на самой качественной бумаге. Я нечто большее, нечто масштабное. По сравнению со Вселенной я невообразимый Хаос…
 Где-то на Земле и, собственно, на Марсе, куда мы направляемся, восходит Солнце. Магия существует на рассвете, но ближе к полудню полностью растворяется.
 Мы на корабле больше года, движемся к красной планете. Мы – бедняки, с полными карманами грёз.
 
 Мы ступаем на Марс: кто в скафандре, кто без него. Все оглядываемся, но вокруг лишь пустыни без конца и края. Ни столиц с высотками, ни уютных сельских домишек – ничего.
 А, нет, постойте! Вот оно что!
 Дома с хрустальными колоннами на берегу высохшего моря. Из хрустальных стен растут золотые плоды, но… даже издалека видно, что изящные усадьбы нуждаются в уходе. Пороги занесло песком. Покинутые богами цивилизации. Города. Страны.
 Эрик смотрит туда же и вздыхает.
 - Так со всеми, - мрачно говорит он, - их создают, а что с ними дальше делать – не знают.
 Я киваю. Скорей всего он знает толк в инопланетной жизни, потому я не вступаю с ним в спор.
 Позади нас старушка вздыхает от восхищения. Она в жизни не видела такого красного песка и предлагает нам оглядеться.
 - Не стоит расходиться, - вступает в разговор мужчина, лет сорока.
 - Но этот мир столь увлекателен, - не унималась старушка, - брось, Ронни, мы же, в конце концов, не слабые. Имеем силы.
 Эрик кивнул.
 - Мы могли бы создать свой мир, населить его людьми и быть Богами над ними. Но сначала, думаю, нужно поприветствовать оставшихся жителей.
 Так мы и сделали. Мы отправились к первому, попавшему на глаза дому, и постучали в дверь. Спустя пару минут её открыла марсианка, на удивление уставшая и потрёпанная жизнью.
 Женщина смотрела на нас с изумлением, едва проступающим на её измождённом лице.
 - Добрый день, - говорит Эрик. Он обворожительно улыбается. В глазах женщины мы столь же необычны, как и она для нас.
 - Это вы! – Воскликнула девушка, шумно выдохнув. Целая гамма чувств сменилась на её лице, прежде чем она вновь заговорила.
 - Я так надеялась, что вы вновь прибудете к нам, но в то же время страшно боялась…
 Она затаила дыхание. Эрик выступил вперёд.
 - Говорите, вы уже видели людей?
 Марсианка кивнула.
 - Они говорили со мной во сне, - поспешила ответить женщина, - сказали, что прибудут с третьей планеты, они назвали её Землёй.
 Марсианка замолчала.
 - Мой муж, - испугалась она, - он наверняка узнает о вас. Вам срочно нужно уходить.
 Как же было необычно слышать родной язык с её уст.
 Старушка Ронда выходит вперёд и протягивает марсианке руку. Та в испуге отскакивает обратно, в дом и подозрительно смотрит на Ронду.
 - В чём дело, дорогая? – Ронда улыбается.
 - Мы лишь навлечём на себя беду, пытаясь установить с ними связь.
 Все посмотрели на Эрика со смесью гнева во взглядах. Никто, кроме меня не знал его, хотя и мои знания сводились к одному полёту на Луну.
 - Может, стоит осмотреться? Здесь бывали люди и до
нас. После нас тоже будут. Что-то надо решить.
 Мы отправились в дорогу, но разделились на две группы. Я и Эрик пошли к пустоши, где, как мы полагали, должны были остаться обрывки фраз и недописанные картины. Я мечтал посмотреть на творчество гостей Марса, так как планета наделяла особенным вдохновением.
 Больше полутора часа мы бродили по песку, изнывая от жажды и жары. Эрик прикрывал глаза руками, пряча их от солнца.
 - Не хочешь вернуться? – Спросил он, когда мы исследовав столько миль не нашли ничего.
 - Не знаю, - признался я, - у меня такое чувство, что мы что-то упускаем.
 Я ещё долго не мог ответить на своё замечание: мы много дней скитались среди пустоши. Остатки домов, найденных нами прежде, занесло песком. Ронда злилась, ибо Эрик не дал ей узнать как можно больше.
 - Никто вам всё равно не поверит, - отвечал Эрик, повышая голос на крик. Он и сам хотел что-то найти, но кроме нашей ракеты и песка вокруг, на многие мили, ничего не было.
 - Всё дело в том, - начал Хью, - наверное, - добавил он, - здесь давно никто не появлялся. Вы ничего не найдёте. Все следы пребывания других людей и нелюдей стёрты. Нам ничего не осталось, кроме как улететь домой.
 Ронда окинула немолодого джентльмена испепеляющим взглядом.
 - Ты впервые отправился в такое путешествие и ничего не понимаешь!
 - Вы, небось, говорите об опыте, которого у меня нет? Только посмотрите, все камни и строчки засыпаны песком. У нас есть два варианта: либо мы выкапываем недописанные картины, либо садимся в ракету и летим обратно!
 Том, молодой юнец, пожалуй, самый молодой член команды, внимательно огляделся вокруг и своим вскриком заставил всех замолчать.
 - Господа, мы безгранично глупы! Вместо того, чтобы что-то искать и брать для себя, мы могли бы что-то построить для других искателей приключений. Я слышал подобные путешествия сейчас в моде, кто-нибудь обязательно увидит чудеса, которые мы сотворим!
 Том был поэтом, все его стихотворения полнились волшебным духом чувств. Его глаза светились, когда он говорил о возможности создания собственного мира, но не все поддержали его с ответным пылом.
 - Где мы возьмём камень или дерево для строительства? – Возмутившись, Ронда встряхнула руками.
 - Мы не первые, кто задаётся этим вопросом! – Радостно воскликнул Хью, уже не стремящийся поскорее убраться домой.
 - И что? Наверняка среди них были достаточно эрудированные личности и они сумели найти способ строительства целых городов. Но мы с вами обычные люди, друзья, самые, что ни наесть обычные.
 - Будь мы обычными людьми, стояли бы мы сейчас на Марсе? – Решил осведомиться я у упрямой старушки. Её возмущение пошло на спад и, вздохнув, она сдалась.
 - Говорите, что нужно делать.

 Мы быстро принялись исполнять нашу мечту. На нашем космическом корабле мы обнаружили глину и воду. Хью, искусный скульптор, создал по нашему образу и подобию несколько десятков людей. Они обладали нашими чертами и были похожи на нас виду, были клонами.
 Поработав усердно лопатами, нам удалось выкопать старые дома, где когда-то жили марсиане. Их останков мы не обнаружили, что послужило нам пищей для размышлений. Хью предполагал, что они ушли и довольно далеко. Том озвучил свою идею: природа не даёт телам марсиан долго оставаться в целостности, она их разрушает, превращает в песок.
 Долго мы не раздумывали над судьбой марсиан: у них есть свои боги и свои причины покинуть местность. Вряд ли они обеспокоились появлением шести не особо сильных путников.
 
 Несколько дней подряд мы работали с материалом, пока созданные нами люди не стали помогать нам. Они сами начали строить себе дома и другие здания. Им передалась часть наших воспоминаний, но по уровню развития они кардинально отличались он нас. Были лишь чуточку умнее пещерных людей. Ронда говорила, что дело в нас, ибо мы не достаточно хорошо для создания по-настоящему умных людей.
 Но дело двигалось: прошло пять лет. Новые марсиане очень быстро эволюционировали. Они открывали свои школы, строили церкви, но в качестве богов они избрали нас – своих создателей. По окончанию первых пяти лет, по прибытию на Марс, каждый из нас получил по замку и небольшой армии.
 Хью усердно работал над созданием жизни, а позже, его способ переняли наши маленькие человечки. Когда наша помощь в создании больше не нуждалась, новые марсиане чуточку призабыли о нас. Наши пути разошлись. Мы, как короли, восседали в наших замках, не сходя с тронов по двадцать четыре с лишним часа в сол.
 Они двигались вперёд, а мы уходили всё дальше, со своей напыщенностью и величием. Перестали принимать гостей и устраивать пышные празднества. Все изыски уже осточертели нашим августейшим персонам и эта страшная участь никого из нас, шестерых, не обошла мимо.
 Хью жил в своём замке, в окружении травы, подобной земной. Его кормили лишь мёдом и поили исключительно талой ледниковой водой. Ради неё несколько слуг марсиан постоянно летали к ледникам спутника Европы.
 Ронда жила в хрустальном замке, с остроконечными шпилями. Она никогда не покидала свою башню, где часами проводила за написанием шедевров, красками, которые ей создали высшей умы новых марсиан.
 Её картинами были увешаны лучшие галереи человечков и стоили они баснословных услуг. Именно услуг, ибо такого понятия, как «деньги», в нашем мире не существовало.
 Том жил в маленьком дворце, с видом на сияющий город. Его дом обвивали растения, подобные розам, созданные Хью. По вечерам он читал им новые стихотворения, а по ночам те расцветали в полную силу и мерцали, совсем как звёзды.
 Я жил в замке из чёрного камня и сидел в тронном зале каждую минуту. Мне приносили кушанья по расписанию и придумывали рассказы. Мои маленькие слуги были недостаточно развиты для создания воистину удивительных историй, но, тем не менее, кое-что из их творчество могло по-настоящему, время от времени, отвлечь меня от скорбных мыслей.
 А их было много.
 Меня терзали смутные переживания, касающиеся возвращения домой.
 Наши новые марсиане перестали бояться божественного вмешательства. Лишь изредка кто приходил за советом: им было некогда почитать своих богов, потому они только по праздникам возносили нам хвалу. Друзья ни о чём не беспокоились, перестали слать открытки с приветственными речами, их беспокоила исключительно слава.
 Такой порядок долго длился, пока не наступил конец нашему покою. Пришли те, кого мы никогда не ждали: марсиане. Наши люди совсем о них не знали, как не знали о войне и о потерях. Нам пришлось подарить им ужасные знания, ибо боялись, что потеряем всех, кого так усердно создавали.
 Сначала масштаб был невелик: лишь мелкие стычки тут и там. Потом нам пришлось пожертвовать свои замки для изготовления из них оружия.
 Мы победили.
 Но, в одно мгновение мы всё потеряли.
 Так мы вновь собрались у того место, где села наша ракета много лет назад. Мы изменились.
 - Что нас ждёт? – Причитал обезумевший Хью, потерявший в одночасье всё, что нажил непосильным трудом.
 - Вряд ли на этот вопрос есть ответ.
 Как оказалось чуть позже, ответ был. Он скрывался в сиянии чего-то блестящего на солнце. Мы кинулись к неизвестному маленькому предмету и каково было наше удивление обнаружить ракету.
 - Нам нужно её как-то выкопать.
 В этом вопросе нам помогли новые марсиане. Почти все жители города собрали  у ракеты, чтобы помочь своим богам отбыть домой. Не многие хотели, чтобы мы покинули их, так как только к нам они могли прийти за советом, но, тем не менее, они посчитали, что мы знаем, что делаем.
  Сев на свои места, в откопанном корабле каждый думал о своём, но об общем. Нам не удалось. Мы считали, что станем лучше, что нашим людям будет спокойнее, но в результате имеем лишь обманутые надежды.
 

Сол 3

 Мы ещё год летели домой. Так, будучи в путешествие, мы потеряли семь лет жизни. Расставаясь с командой, я думал только об утраченных шансах стать по-настоящему счастливым. Даже в мире, где всё есть, нельзя добиться полной душевной гармонии.
 Покидая аэродром, я подумывал, что уже никогда не отправлюсь в столь увлекательное путешествие. Все будущие ощущения будут меркнуть на фоне создания государства на необитаемой планете. 
 Придя домой, я решил многое изменить. Повесил небеса на стену, возле звёзд. Смёл весь мусор, что уже покрылся слоем пыли. Помыл всю посуду, расставил её красиво на столе. Даже помыл полы. 
 Обыденность привела меня в чувство и я лёг на постель. Мысли витали в воздухе, но всё никак не могли собраться воедино в голове.
 Я провёл в скитаниях немало времени, пока не очнулся в театре. Иногда такое случается с людьми, что только что прибыли с Марса.
 На сцене находилась одна лишь девушка. Она играла на рояле. Звуки, созданные ею превосходили все услышанные мною прежде. Что-то тихое, мелодичное.
 Она увлечённо нажимала на клавиши тонкими пальцами, как будто делала что-то обыденное.
 Я не дослушал концерт до конца, вернулся домой чуть раньше, так как не мог совладеть с чувствами.
 Её образ не уходил ни днём, ни ночью.
 Пришло время, я навестил её в театре.
 Хелена, так её звали.
 Я говорил с ней совсем немного, но её голос очаровал меня в первую же секунду.
 Я знал, что влюбился впервые за всю жизнь.
 
 Мы встречались у театра каждый день, на протяжении двух месяцев. Я рассказывал ей о своих скитаниях, но больше хотел послушать о ней. Поначалу мне пришлось умолчать о путешествиях, которые я совершил за последние несколько лет, но как только она впервые пришла ко мне в гости, не смог не рассказать.
- Хочешь, мы улетим на Марс? На Венеру, куда угодно!
 Хелена засмеялась.
 - Ты шутишь?
 - Нет, - горячо выпалил я, - я только оттуда!
 - Правда?
 - Несомненно! Если хочешь, мы можем отправиться туда сейчас же, только я захвачу с собой небо!
 - Зачем ты берешь с собой небо?
 Я смеюсь, совсем так же, как она минуту назад.
 - Какой глупый вопрос!
 Хелена отрывисто кивает.
 - Да, конечно. Извини.
 Я бегу в дом, беру небо и возвращаюсь к Хелене.
 - Готова к приключению? – Спрашиваю я.
 - Прямо сейчас?
 - Конечно! Всё, что нам надо – с собой.
 Хелена окидывает себя смущённым взглядом.
 - А как же одежда?
 - Не волнуйся на счёт этого, ты прекрасно одета!
 - Но мне нужна сменная одежда, - заявляет девушка.
 - Не волнуйся, - повторяю я, - она тебе не понадобиться.

 Мы отправились тотчас. Вокруг царствовало буйство цветов, сметаемое то водами чистейшего океана, то тут же воспламеняемым огнём.
 Все звуки этого мира собрались в одном месте, но вместо давления, они лишь вовлекали в некий танец. Звуки, издаваемые людьми, птицами и животными, растениями и водой создавали некую симфонию – песню жизни.
 В небесах властвовала стихия. Воронки создавались повсеместно, собирая внутрь всё, что находилось вокруг. Вихрь подхватил и нас, и вот, мы внутри урагана.
 Всё вокруг замерло, словно время остановилось. Звуки смолкли. Вокруг нас вращались различные предметы: старинные часы, стулья, шкафы, комоды и столы. Со шкафов вырывались старые платья, пускающиеся в пляс после долгого тления.
 Мы кружились в урагане и смеялись, словно маленькие дети. В ту минуту я забыл, какие синие небеса, какие яркие звезды и чему меня учили в школе.
 Я мог чувствовать только жизнь, как она пульсирует во мне и сверкает всеми цветами радуги.
 А потом чудо остановились. Мы соскользнули вниз, небесная лестница позволила нам сойти осторожно.
 Наши ноги коснулись травы, той, что росла у моего дома.
 - Ох, Лиин, ты был прав. Этот мир… Он, как безграничный космос в переливах цветов и музыки. Он на вкус, как шампанское и от него исходит запах ванили…
 На её лице застыло мечтательное выражение. Я было готов улыбнуться, но её слова отрезвили меня. Какой запах ванили? Она видела не то, что видел я.
 Тоска залегла глубоко в сердце. Она какая-то неправильная. Вдохновляют ли её стихотворения Уильяма Йейтса? А если и вдохновляют, то как? Творит ли она грустную музыку? Либо же уважает лишь увеселительные мелодии?
 - Что с тобой не так, Лиин?
 Хелена протянула ко мне руку, такую тонкую и бледную.
 - Если другой не видит, то, что видимо тобой, он всё равно, что слепой.
 Слёзы навернулись на дивные очи девушки. Она сжала губы, сдерживая обиду внутри.
 - Но я пошла с тобой! Я видела тот мир, о котором ты говорил! Я открыта для искусства!
 Я улыбнулся. Это, несомненно, правда, учитывая её веру.
 - Мне знаком один человек, - тихо начал я, но она всё равно услышала, - его зовут Рик Освальд. Сидя на раскладном стульчике, на Луне он наблюдал за остальными звёздами, молча обратив к ним свой пристальный взгляд. Он не вскакивал, не убегал каждый раз, когда мы наблюдали за восходом, но не потому, что не был впечатлён. Он просто его не видел. Лунные сутки для него длились чуть меньше одного месяца, в тот час, когда наши сутки длились как на Земле, 24 часа.
 - И что же ты хочешь этим сказать? – Осторожно спросила Хелена.
 - Мне не нравился Рик, - поспешил объяснить я, - он критиковал молодое искусство, оставленное прежними путешественниками на Луне, разбрасывался вычурными словами. Да, он мне сильно не нравился. Но, - я остановился, чтобы посмотреть на Хелену, она внимательно слушала меня, оценивая историю и когда я смолк, снова сжала губы, но на этот раз от нетерпения.
 - Продолжай, Лиин.
 - Так вот,  прошло много времени с нашей последней встречи. Покидая Луну, мы перекинулись лишь парой слов, но, знаешь, я никогда не забываю их. Он посоветовал мне определиться, кто я: труха иль человек? Я возразил ему, мол, трухой я уж точно не могу быть, ибо я уважаемый человек. Я – писатель. Он рассмеялся надо мной и мы улетели. Лишь со временем я понял, что был слеп на Луне, что я труха, а он – истинный гений.
 - А как же вычурные слова?
 Я улыбнулся.
 - Не вычурные, Хелена, со временем понял я, а красивые. Других он не знал.
 Хелена нахмурилась.
 - Я никогда не слышала его имени.
 - Это не удивительно. Многие странники страны грёз не находят места в этом мире. Их грёзы тают под ногами грубых людей.
 Девушка кивнула, давая понять, что ей ясны мои слова.
 - Но, к чему ты всё это рассказывал?
 - Ты не поняла?
 Хелена махнула головой.
 - Ты – это я. А я – это Рик Освальд. Пройдёт немало времени, прежде, чем ты станешь Риком Освальдом, но, - я улыбнулся, - боюсь меня к тому времени уже не будет.
 Я встал с пенька, отряхнул брюки от трухи  и, не сказав ни слова, отправился восвояси.
- Куда ты, Лиин? – Спросила Хелена. Её кожа на ощущение, как лепестки роз. Её пальцы длинные и гибкие, как струны, пальцы пианистки. Её голос, как перезвон колокольчиков, а те секунды, когда она замолкает во время разговора, звучат, как притаившийся ветер.
 Я верил! Я знал! Знал, что истина в книгах!
 Хелена беспокойно хмурится. Я беру её за руку и отвечаю, тихо и беспечно:
 - Далеко.