Евгений Шейнман
Еще пару лет тому назад я не знал этого имени пока не прочитал в самом солидном «толстом» российском журнале сразу две статьи в одном номере (Н.мир, 2014, №7), случай беспрецедентный! Это – «Еремин, или неуклонность» и «В поисках предсказанного времени. О новой книге Михаила Еремина». Долго собирался познакомиться с творчеством нового для меня поэта. Наконец, собрался и прочитал все, что мог найти в интернете.
Михаил Федорович Еремин родился в 1936 году на Кавказе, вырос в Ленинграде,учился в Ленинградском университете и принадлежал к одной из самых ранних независимых литературных групп Ленинграда, к, так называемой, «филологической школе» вместе с группой молодых поэтов. «Филологической» ее, эту школу, называли просто потому, что большинство ее участников были студентами филфака, но среди них Еремин оказался, пожалуй, единственным «филологическим по сути» поэтом, бережно обращавшимся с родным языком.
Сам о себе Еремин говорил, что он принадлежит не к широко известным шестидесятникам, а скорее к пятидесятникам (моя институтская юность как раз пришлась на эти годы). Действительно, в отличие от лояльных к советской культуре большинства шестидесятников поколение вышедших на литературную дорогу во второй половине 50-х считало советскую литературу неприемлемой для себя.
Как и других представителей неподцензурной поэзии его не публиковали на родине и первая его книга вышла только в 1986 году в Америке, вторая – и первая в России - в 1991 году. С 1998 года в Петербурге выходят его сборники стихов с однотипным названием: «Стихотворения. Книга №1, Книга №2” и т.д. Книга №5 вышла в 2013 году.
Наряду с Леонидом Аронзоном (см. статью "Соперник Бродского"),которого многие современники называли «священным источником» свободной поэзии в Ленинграде, вторым источником «будущей позии», виднейшие представители которой, к сожалению, уже ушли из жизни, можно считать Михаила Еремина, интеллектуального поэта, сосредоточенного на исследовании закономерностей своего языка. Он является примером неуклонности, верности тексту. Но это не означает неизменности – в течение десятилетий его поэтика изменялась несколько раз.
Вот раннее стихотворение (1960):
Жук, возносимый призрачными волнами,
Желудки растений на коленях валунов,
Тундра, не тронутая тропами,
Возникают по ту сторону крыльца.
Плавают неживые окуни и караси
В аквариумных постройках икон.
Красивый отрок, словно лампу керосиновую,
В ладонях вносит в дом окно.
Стихотворение написано в форме восьмистрочного верлибра. В такой манере Ереминым написано почти все – «писание квадратиком», по выражению Ахматовой.
В приведенном стихотворении присутствуют констатирующие образы. В последующие же годы очень часто его поэтика присутствует в вопросительном наклонении и найти ответы на вопросы просто необходимо (2009):
Что делать с воробьиной стаей в кронах
Ручной работы? Сторожа с трещоткой подрядить?
Установить ли репродуктор с криком
Подранка об опасности? А что как птичий
Налет есть проявленье благосклонности природы,
Что и сама на выдумки хитра, к трудам
(Ажурен силуэт, искусно вырезанный
Секатором. Затейливо изогнут штамб.) садовника?
Или вот непосредственно вопросы (:2009):
Неведомым ведомый гений
По видимому одному ему (До поворота?)
Пути, возможно, замечает
То падающий лист, что сброшен
Еще дрожащей ветвью,
С которой взмыла птица, вспугнутая (Кем?),
То стебель без духмяного навершья,
То на обочине (С чьего чела?) венок.
Стихотворение состоит из множества следов, каждый из которых приводит к погруженному в течение времени чему-то : птицу кто-то напугал, венок ранее принадлежал кому-то – следы ведут к отсутствующей в тексте фигуре. Эта фигура скрыта в тумане, однако ее отсутствие позволяет обратить внимание на время, которое движется за пределами текста.
Встречающиеся у Еремина редкие и странные слова используются им как игра для самого себя на тайном языковом инструменте(2010):
Деревья, павшие под топором ли, угнетенными ли
Цитоспорозами, некрозами и гнилями, по старости ли,
Восстанут ли в лугах над асфоделиями или
Обречены на молев;ю толчею
В потоке (Где исток? Где устье?) Стикса,
Не то тесниться в з;панях излучин Ахерона или
Стать топляками в заводях Коцита,
Коряжиться в анаэробной жиже Флегетона?
В своих стихотворениях Еремин последовательно именует или переименовывает вещи, язык его позии аллегорический, за которым скрыто ощущение единого смысла. В стихотворении, которое на страничке поэта в интернете считают его визитной карточкой,
Рангоут окна – созерцать застекленные воды,
Из коих явленный,
Три века дрейфующий кеннинг
На диво – проклятья, потопы, осады и бунты –
Остойчив, а розмыть –
Ну, слава-те, вот и сподобились:
ныне, как некогда,
В два клюва, –
Кровавую печень клюет.
встречается слово «кеннинг». Оказывается это разновидность метафоры, характерная для скальдической поэзии, а также для англосаксонской и кельтской (скальди;ческая поэ;зия— разновидность поэзии древней Скандинавии). Кеннинг состоит минимум из двух существительных, которые заменяют обычное название какого-либо предмета, например, «земля кораблей» - это море, «волк пчел» - медведь, «олень заливов» - корабль и т.п. Таким образом, кеннинг переименовывает вещь, оставляя ее саму неприкосновенной. Очевидно, что для понимания кеннинга незаурядным поэтическим воображением должен обладать не только сам поэт, но и его читатель. Критики отмечают, что поэзия Еремина, особенно более ранняя, насыщена кеннингами (1957):
Боковитые зёрна премудрости,
Изначальную форму пространства,
Всероссийскую святость и смутность
И болот журавлиную пряность
Отыскивать в осенней рукописи,
Где следы оставила слякоть,
Где листы, словно платья луковицы,
Слезы прячут в складках.
(Здесь читатель может догадаться, что кеннингом является «платья луковицы»)
В стихотворениях сравнительно последних лет настоящее оказывается всего лишь тонкой пленкой, отделяющей прошлое от предвидимого будущего. Настоящее содержит в себе следы прошлого и будущего, на которые направлен взгляд поэта (2012):
Не потому ли не остановить мгновения,
Сколь не было бы оное прекрасно,
Что время как побочный
Продукт при сотворенье мира
Сопутствует луне и солнцу – сутки, месяц, год.
Но что греха таить, куда как соблазнительней
Гипотезы и домыслы, и грёзы
О реверсивном времени.
Согласно поэту промысел есть предсказание, а не предвидение, они всегда противопоставлены друг другу. Образы, которые возникают в этих стихах, содержат смутные следы будущего, которое должно быть предвидено (2011):
Кому как не Афине было знать, что скрыто в голове Отца? –
Не у нее ли некто родом из Колона выведал,
Что промысел есть предсказание, а не предвидение?
Возможно, толки про утраченные знания
Не так уж праздны, даже если, скажем, и морочила
Уже не белопенная, еще не беломраморная Афродита
В неё влюблённых смертных россказнями о придонных
Руинах.
Манеру стихов Еремина можно считать отдаленным следствием культурной ситуации конца 1950-х – ответом на советское безвременье. Феномен Михаила Еремина сохранился, развиваясь и изменяясь, в своей неуклонности до сего дня. Поэзия Еремина может служить образцом сопротивления, примером творчества, которое не поддается соблазнам времени.