Небо к осени становится тише – это сложно не заметить. Летом оно звонкое и настоящее, а в октябре блекнет и становится похожим на лист бумаги. По нему бегут строчки будущего рассказа. Хотя я предпочла бы сейчас летать там, в этом притихшем небе, вместо того чтобы сидеть и смотреть в окно. Я смотрю в небо. А небо смотрит на меня с улыбкой озорной девчонки, которая теперь поселилась в нём навсегда.
Я всё ещё вижу её во сне. Я готова проспать целые сутки, чтобы только снова её увидеть. Иногда хочется, как во сне, смотаться куда-нибудь на побережье и никому не говорить куда. Смотреть, как красное солнце скрывается за кромкой горизонта, чтобы казалось, что весь-весь мир сосредоточился здесь, что он мог бы уместиться в ладони. И чувствовать, почти физически ощущать, как время уходит – с каждым сантиметром погружающегося солнца. С этим чувством мало кто может справиться в одиночку.
Я всё отдала бы, чтобы снова во сне очутиться там, чтобы вокруг – вода, чтобы сверху – синее небо, чтобы целовать родинки у ключиц… И кто бы знал, как иногда становится больно жить. В одиночку. И как иногда страшно ощущать себя живой, когда её – нет рядом. И до комка в горле хочется снова почувствовать, как красное солнце вместе с её горячими поцелуями капает на плечи плавленым воском, хочется ещё раз вернуться туда. Но возвращаться некуда.
Ночами я ложусь в постель рядом с мужем, но зачастую думаю совсем не о нём. Я мысленно прошу: «Приснись мне». Иногда, когда муж на работе, даже шепчу:
– Пожалуйста, снись мне…
И хотя эти сны всегда – солью на рану, хотя каждый раз сжимается сердце, и я оказываюсь лицом к лицу с Безысходностью, это единственный шанс её встретить, и горячее желание встретиться ненадолго задвигает боль глубже. Иногда во сне она приходит, я кладу голову ей на колени и шепчу всякие глупости. А на утро просыпаюсь на мокрой подушке.
Я помню, как весело мы проводили время, выпивая и дурачась. Теперь всё это кажется чем-то далёким и ненастоящим. Теперь я почти привыкла к тому, что её нет рядом. Привыкла, да…
Говорят, время лечит. Но если и так, время – какой-то совершенно сумасшедший доктор. После бесчисленных операций, когда на сердце буквально не остаётся живого места, он поливает всё это безобразие обезболивающим и доволен тем, что получилось. Нет, наверное, лечит всё-таки не время, а мелкие хлопоты, домашние дела, постоянно отвлекающие от мыслей. Лечит усталость, а время… Что время? Оно словно бежит по кругу, всё быстрее и быстрее, как дрессированный хомяк в своём колёсике, и скорее всего никогда не устанет бежать так. И только иногда, редко-редко, в звуке этого крутящегося с бешеной скоростью колеса слышится знакомый, спокойный стук сердца, который наяву уже никогда не услышать.
Хотя хочется – хочется, как тогда, уткнуться лбом в её шею и слушать, как стучит под рёбрами. А потом целовать – горячо и порывисто – там же. Хочется услышать её. Смотреть на неё, любоваться улыбкой. Слушать её и молчать. Чтобы читала по глазам и ответной улыбке, что всё будет хорошо. Просто гладить её плечо, целовать ключицы и мысленно шептать: «Всё хорошо…»
Хочется – чтобы никогда не наступил тот октябрь, когда осеннее бумажное небо стало очень тихим. Когда время уходило, бежало всё быстрее, красный диск солнца скрывался за горизонтом слишком стремительно, и мы успевали только коротко улыбнуться друг дружке, прежде чем снова разойтись по своим делам.
«Всё будет хорошо», – эти слова с улыбкой повторяла она мне во сне той страшной ночью.
И я постоянно прошу, чтобы она снилась ещё. И хотя без неё жить очень больно и очень трудно ощущать себя живой, когда её нет рядом, я хочу видеть её хотя бы во сне. Тогда утром я поднимаю голову с мокрой подушки и понимаю, что у меня всё хорошо. Я провожаю мужа на работу и иду смотреть в окно.
Я улыбаюсь, глядя сквозь стекло на тихое-тихое небо.