Несмотря ни на что, гид должен относиться к каждому посетителю, включая даже дедулек на ходулях, - как к молодому, но просто слабо слышащему или слабо видящему туристу. И это есть мастерство – доносить до внимания каждого туриста сведения и факты, связанные с историей города, ведь Валечка - девушка образованная и очень культурный, целеустремлённый человек. Правда, она имеет удивительную особенность характера: иногда погружается в свою, какую-то очень важную проблему, и поэтому в такие минуты может выглядеть как за прозрачной стеной. Но это – её защита, поскольку нагрузка на Валину психику во время сезона – колоссальная. Иностранцам надо угождать, быть собранной, одетой тонко и со вкусом, чтобы смотрелось всё так, как будто она совсем ненавязчиво оказалась одетой подходяще и для тяжёлого автобусного тура, и - вместе со своими подопечными – для театра, и для дорогого ресторана, и для интересной встречи в концертном зале. Это - имидж отрасли, имидж страны. И это искусство - выглядеть так, чтобы у экскурсантов, слушающих её, не было и капли сомнения, что она бодра, весела, выспалась предварительно, и что готова переводить всё, что угодно, включая бабушкины ходули.
В те времена, когда интуриста в их городке было хоть пруд пруди, гидесса из сочувствия приглашала переночевать к себе Наталью, поскольку город был переполнен гостями и после тяжёлого, жаркого во всех смыслах рабочего дня ей надо было где-то ночь перекантоваться (Наташе до города добираться не менее 2-х часов). И, поднявшись с ней на горку в свою крошечную квартирку, Валя любезно потчевала уставшую подругу всякими вкусностями невообразимого толка. Например, однажды её поразил десерт, приготовленный Валентиной из крупных сортов винограда: ягоды она разрезала пополам, но не до конца, семечки вынула, а полученные полости наполнила четвертинками грецкого ореха с голубым сыром. Если десерт оттенить нежными полутонами сухого шампанского, то это - восторг, гимн непревзойдённому новшеству рецепторов удовольствия и вкуса - привередливого, изощрённого, а значит - избирательного и тонкого. А самое вкусное в квартире Вали Наташенька увидела на стене. Это было творение из золота, как показалось ей тогда, точнее, из золотых красок-полосок с налётом ржавчины, большого размера – картина целующихся, очень грустных, но верных, почти прозрачных, неземных людей в синеве вечера, окутанного мягким тёплым туманом. Она рисовала в детстве графитовые портреты своих одноклассников и так захотела иметь у себя такую картину, что долго не могла уснуть от всех вкусовых и визуальных впечатлений вечера. А наутро, глядя на картину, спросила:
-И кто автор?
-А? Да это ж Камеев, я познакомлю тебя с ним, когда буду у вас там, - обувая свои туфельки из рептилии, ответила Валентина. Обеим девушкам нужно было спешить на работу, только Наташе приходилось весь день на ногах докладывать Туристу суть своего объекта, а Валечка перемещалась чаще на автобусе.
Однажды, в ненастном ноябре Валентина зашла на основную работу к Наташе. Желая порадовать подругу, Наташа сказала: «Пойдём вместе в зал, у меня сейчас урок с нигерийцем, там хороший рояль». Валя согласилась с удовольствием, потому что в детстве закончила музыкальную школу и, как многие в советские времена, с удовольствием закрыла крышку домашнего рояля, а потом неимоверно жалела, что не пошла учиться дальше; слушала игру очень чутко, придирчиво, ценила исполнение по уровню техничности и эмоциональности.
Зал оказался небольшим, камерным, предназначенным для негромких концертов, литературно-музыкальных студенческих вечеров или кафедральных заседаний. На невысокой сцене стоял мини-рояль коричневого цвета, фирмы «W.Hoffmann». Хотя инструмент и не старый, звук у него несколько глуховат, но Наташина игра была довольно крепкой, классика под её пальцами оживала новыми красками, звук лился во все концы зала и трогал самые тонкие струны души Валентины. Пришёл студент – очень высокий, вежливый, с искрящимися глазами африканец, пальцы рук которого могли охватить не одну, а две октавы. Он играл гаммы, начальные упражнения или попевки и чувствовалось, как он преображается в своём сидении за роялем: он не сидел, а восседал, он становился старше, солиднее, потому что представлял себя в эти минуты пастором нигерийской церкви, женихом, играющим для любимой, Богом, создавшим этот свет. В основном, все африканцы - очень глубоко чувствующие музыку люди, правда, – не слишком блещущие в теории музыки.
Видя, как подруга-пианистка управляется с его длиннющими пальцами, Валя думала: «А встречу с тем туристом-генералом можно дополнить этим залом.. Хм… будет совсем не стыдно пригласить его сюда, Наташа поиграет, благо репертуар у неё очень большой, вот и будет один вечер заполнен чем-то необычным, оригинальным». Но мыслей своих она не открыла, потому что имела старомодную привычку – боялась сглазить. И только бледное, белоснежное лицо её устремило взгляд в окно и красивые зелёные глаза Валентины на некоторое время наполнились солнечными оттенками.
Наташа уже взяла билет на предрождественские дни в Англию: надо было ещё раз использовать свою шестимесячную визу, срок которой подходил к концу в январе. Так что на этот раз она пробудет в доме у своей английской подруги Виктории всего 12 дней и на Новый год успеет вернуться домой. Милая страна Англия привлекала её возможностью поработать в течение года-двух и вернуться с достаточным количеством бумажек, чтобы прикупить себе здесь что-нибудь интересное…
В пятницу, в день отъезда в Москву, откуда Наташа должна была лететь в Лондон, позвонила Валентина и попросила о двух небольших услугах: обменять в Англии повреждённые купюры фунтов стерлингов, а сначала встретить одного зарубежного туриста, в прошлом - военного, автора нескольких книг.
В том самом – малом - зале для добродушного розовощёкого генерала надо было поиграть Шопена, т.к. у англичанина по родословной от матери есть польские гены. Наташа любезно согласилась, очень разволновалась, но потом вдруг вспомнила золотисто-ржавую с голубым туманом картину на стене Валиной квартиры, и на маленькой сцене довольно сносно сыграла важным гостям. Несколько шопеновских прелюдий, фантазия-экспромт, парочка вальсов и ноктюрнов так удачно подходили по настроению к воображаемой картине в золотисто-голубых тонах… Не обошлось и без полонеза Огинского. На глазах у генерала выступили слёзы, а потом Наташа даже услышала нечто в роде всхлипывания, что очень удивило и растрогало её, но, в то же время - польстило, что её игра вызвала такое волнение в его душе.
После концерта решено было провести время перед Наташиным отъездом у неё дома, а потом - проводить её на вокзал, к поезду.
Пока Наташа готовила рыбу, запеченную в белом соусе «по-царски», Валентина с генералом то общались в гостиной, то заглядывали на кухню, предлагая хозяйке помощь в приготовлении ужина. Затем они все вместе угощались приготовленной рыбой, и блюдо так понравилось всем, что Валентина даже законспектировала его рецепт. После этого все перешли в другую комнату, где расположились на диване и ещё раз немного послушали фортепиано...
Они фотографировались, восхищались, смеялись, интриговали друг друга, хотя ни у Натальи, ни у Валентины не было привычки заигрывать с мужчинами, тем более - с кавалером подруги… И вдруг хозяйка посмотрела на часы – пора было вызывать такси, чтобы доехать до вокзала, а перед этим успеть проверить документы… Но когда гость услышал это, то возмутился, сказав, что никакого такси, он с удовольствием донесёт чемодан Натальи до вокзала. «Наверное, - удивившись, подумала она, - подвыпивший и расслабившийся генерал не понимает, что это не принято - так упрощать себя». Но он оказался совсем не чопорным, а – мягким, добрым англичанином.
На вокзале к ним подошёл парень с блестящими глазами в натянутой на брови чёрной шапке, Валя представила его как того самого, кто желал обменять повреждённые купюры пятисот фунтов стерлингов.
- Не опасно ли это? – аккуратно, улучив момент, спрашивала генерала не искушённая в этом вопросе Наташа.
-Нисколько не опасно,- отвечал тот.
Когда поезд покидал мигающие неоновые очертания города и погружался в чёрные силуэты лесной полосы с уходящими до горизонта линиями полей, проводница подошла к Наташе для проверки билетов. Вспоминая насыщенный событиями день, откинувшись на сиденье, она не ожидала этого, но, встрепенувшись, достала документ и уже собиралась отдавать деньги за постель. Вдруг она заметила, что полного конверта с её долларами, подготовленными для поездки, в сумочке нет. Лишь последние семнадцать рублей кричали в кошельке, что Наташа – прирождённый музыкант – рассеянный и впечатлительный! А конверт с заграничными деньгами так и остался молчаливо лежать на комоде в спальне: в той суете, которая обрушилась на неё в этот вечер, женщина абсолютно забыла о нём. Ведь её подсознание впитало лишь тот факт, что билеты-то на поезд и самолёт у неё в порядке - в сумочке! Делать ничего не оставалось, как рассчитывать на карту банка, только вот вспомнить бы код от неё – пользоваться ею Наташа только что научилась, но цифры с кодом остались дома вместе с долларами в конверте. Да и потом, - думала она, - у неё ведь есть фунты, которые она потом всё равно поменяет на доллары и именно в этом виде привезёт тому парню в чёрной шапочке!
Наутро стольный град встретил её не слишком приветливо: ни погодой, ни близлежащими «обменниками», - их просто как будто запретили в тот день. Наташа с зелёным чемоданчиком на колёсах и в чёрной шляпе из каракульчи производила впечатление… не потерянной, но всё же неуверенной в себе дамы и надеялась на приветливых москвичей, которые, как казалось ей тогда, просто обязаны были подсказать ей, где же сегодня открыт киоск для обмена валюты. Но… все попытки обменять деньги в районе вокзала были безуспешны, и расстроенная, ограниченная во времени, она отправилась автобусом в аэропорт, где тоже имелись и банкоматы, и киоски обмена.
До самолёта оставалось более трёх часов, когда голодная, но всё ещё не потерявшая надежду Наталья, подошла к банкомату, вставила карточку и попыталась набрать код. Через минуту-две, после 2-х попыток набора цифр, ящик-монолит издал несимпатичный звук и показал неясную картинку, что карточка заблокирована. Наташа, с ужасом читая фразу, стоя на холодном сыром ветру, позвонила в службу поддержки. Девушка-дежурная на горячей линии, ответила, что банкоматов в этом аэропорту у них не зарегистрировано, и она подозрительно не знает, каким образом клиентка банка вообще пыталась получить там деньги! Как это – Наташенька - и преступница????? Далее – после 15 минут переговоров, другая дежурная сотрудница банка сообщила, что свою карточку она сможет-таки получить через три недели только здесь - по этому адресу. Возмущённая Наталья не понимала: она же не поедет сюда из своего родного города специально за карточкой! После многих попыток узнать о судьбе своей карточки правду в субботу утром, она поняла, что всё бесполезно, к тому же - денег на телефоне не осталось, и обессиленная, голодная и продрогшая, покатила чемодан в здание аэровокзала. Пункт обмена валют, разместившийся скромно в уголочке, сулил немало надежд расстаться с безденежьем. Наташа вытащила из бумажного пакетика с фунтами первую купюру и с чувством побеждённой не в своей весовой категории, подала её в окошко. Девушка удивилась: «Повреждённые? Только на 30% ниже курса». Наташе ничего не оставалось, как молча взять «временно свои» деньги назад и направиться в зал регистрации. Голод брал верх в её гамме рефлексов и она, уже налегке - с сумочкой, поинтересовалась ценами в кафе зала-накопителя:
-Сколько стоит вот это? - булочка, покрытая помадкой, так манила своим аппетитным видом. Цена оказалась несоразмерной ни виду, ни последующему вкусу продукта, тем более что заплатила она последние - кровные 14 рублей. Наташа, делая первые откусывания, старалась изо всех сил есть медленно, чтобы не испугать окружающих своим прибавившимся аппетитом. И находясь на пределе возмущений своим сегодняшним неудачам, она вдруг вспомнила про рейс….
Когда она бежала по аэродрому, то даже не могла плакать: впервые в жизни она опаздывала на рейс, приехав в аэропорт за 3 часа до вылета. Девушка-иностранка (недорогой рейс очень удачно организовала авиакомпания другой страны) сообщила ей, что они ждали только её, и всклокоченная, виноватая Наташенька увидела салон. Точнее не салон, а полный народу преимущественно в серых и чёрных одеждах зал переодевания, где всё одновременно копошилось, шевелилось и суетилось, люди быстро укладывали свои пальто, куртки и сумки в специальные верхние полки и очень быстро захлопывали крышки. Очевидно, все они спешили попасть на праздничную распродажу, чтобы потом вернуться, сделать приличную выгоду из всего купленного, и порадовать на новогодние праздники своих родных и близких. Мест не было…!
Стюардесса продолжала подбадривать Наташу своей профессиональной и где-то даже - искренней улыбкой, когда увидела на одном сиденье сумки вместо пассажира и попросила женщину пересесть. Уже прозвучала команда «пристегнуть ремни», а женщина, стараясь быстро, на самом деле пересаживалась на другое кресло крайне медленно, неловко, очевидно, в силу своего возраста и набирающего скорость лайнера. И даже, когда самолёт оторвался от земли, она всё ещё возилась в своих сумках, наклонившись над ними, ухитрившись быть пристёгнутой. Вдруг она, наконец, поднялась, и в её руках Наташа увидела маленький солёный огурчик. Уши уже начинало закладывать, когда она с ужасом услышала от соседки: «Это для ушей. Хотите?»
Из-за стресса от всего пережитого за день, Наташа в первую секунду подумала, что ей предлагают заткнуть огурцами уши. Оказалось, что их надо было есть во время набора высоты и тогда болеть уши не будут. Булочка, облитая помадкой, не слишком приветливо встретила солёненький огурчик, но вежливость – превыше всего, и Наташа не отказалась и от второго хрустящего посланца. «Сейчас куплю что-нибудь, была-не-была», - решила она, завидев вдалеке каталку с алюминиевыми ящичками и мини-витринами, в которых стюардессы обычно предлагают разные продукты и алкоголь. «Напиться, что-ли? С горя», - думала Наташенька и спросила любезную стюардессу, подкатившую алюминиевую витрину к её креслу:
- А будет у вас сдача со ста фунтов стерлингов?
Округлившиеся от удивления глаза ответили:
- Конечно, а что бы вы хотели?
- Мне, пожалуйста, вот эту миниатюрную бутылочку виски и «Сниккерс», сколько это будет стоить?
- Около 5 фунтов, пожалуйста.
После получения денег, стюардесса принялась отсчитывать сдачу, и быстренько подала 45 «паундов».
А почему вы мне даёте только 45? - спросила возмущённая Наташа, - ведь 100 минус 5 равняется 95!
На что девушка ответила:
- Вы же мне дали 50 фунтов!
Обиде растерянной путешественницы не было границ и, нервно откинувшись на спинку аэро-кресла, она уже собралась доставать бумажный пакетик с валютой от черношапочника, как вдруг услышала:
- Девушка, милая, в Великобритании не существует 100-фунтовых купюр!
????? И вот здесь, привыкшая не трогать чужое, Наташа - впервые за последние сутки - решила пересчитать деньги в бумажном конверте: да, там было девять бумажек по «50», а с десятой она получила сдачу!
Шоколад мешала есть соседка, то и дело задававшая вопросы: «Да как же так? Почему ты ещё не живёшь в Англии? У тебя подруга там, вы общаетесь уже 3 года? Моя дочь уже 8 лет там, да, без гражданства, но зато я к ней езжу, скоро получит все документы и будет постоянным жителем. И ты так же можешь!»
Когда Наташа посмотрела с вожделением на маленькую бутылочку с красной этикеткой, то ей почему-то вспомнилось, что она ничего не везёт в подарок мужу подруги в Англию к Рождеству, а он у неё страстный любитель «скотча». Поэтому, ощущая в животе встречу родных солёных огурцов с заграничным «Сниккерсом», спрятала бутылочку в сумку и увидела в иллюминаторе освещённую вечерними огнями землю. На её бледном лице появилась улыбка: туманный Альбион был уже под ногами. Самолёт приземлился с аплодисментами всех своих временных обитателей, остановился, начал шуметь и остывать, а пассажиры принялись без криков и воплей собирать свои чемоданы и ручную кладь.
В аэропорту было темно и сыро, но в зале аэровокзала подруга -англичанка Виктория, несмотря на задержку прибывающего рейса, ожидала её с неизменной сияющей улыбкой, стоя в сторонке. Она имела нехарактерную для англичан внешность – большие чёрные глаза, чёрные волосы: ведь прародители её родителей сбежали сюда во время Гугенотских войн из Бельгии. Она встретила опоздавшую на полчаса подругу, и они прошли к машине. От рассказа об огурце и нечопорном генерале, от смеха, Виктория сбилась с пути, и они прибыли около часа ночи. Но дом был полон света, и муж Виктории встречал их радостно. Когда же он увидел кофейный сервиз, привезённый из далёкой России, но сделанный в лучших традициях эпохи королевы Виктории, да ещё и малюсенькую бутылочку виски, то был весьма удивлён такой щедрости русской подруги своей жены. Он сказал, что виски этого сорта не продаётся нигде, только, очевидно, - в самолётах как эксклюзив.
На следующий день Наташа спросила подругу о том, где можно будет поменять старые порванные и подписанные фунты - на новые? Брызжущая слюной от возмущения, Виктория спросила:
-Как ты могла согласиться на такую сделку – чуть ли не аферу? Это же опасно, нас могут забрать в полицию, - говорила англичанка, - это ужасно, что ты взялась за такое рискованное дело.
Через полчаса, посоветовавшись с мужем внизу, остыв, она сказала:
- Ну, ладно, давай, попробуем сначала здесь, а потом в Лондоне – там будет выгоднее курс…
На следующий день они поехали поездом, а затем и автобусом в Лондон, потому что задание, которое было у Наташи в одном из Православных приходов рядом с Викторией, оказалось невыполнимым. И его пришлось перенести в Главный Православный Собор в столице: у маленьких церквей в Англии распорядок работы – один день в две недели и последний рабочий день как раз был вчера.
Она всё ещё побаивалась подавать в оконца повреждённые купюры сначала для замены, а потом для обмена на американскую валюту, как и договаривались с Валентиной при отправлении поезда. Но, в конце концов, обойдя несколько банков, Наташа с Викторией вздохнули с облегчением: обмен был выполнен. Вспомнились слова генерала: это абсолютно не опасно. Да.
В столице Наташа восхищалась красивейшими витринами, где увидела чёрную, красную и даже зелёную икру российского производства. Они посетили несколько музеев, и Наташа была поражена и масштабу, и количеству памятников, и капитальности даже небольших сооружений и деталей. Особенно удивляла тщательность, с которой были сделаны самые дальние уголки, как будто кто-то, в ожидании Королевы, боялся, что капризный придирчивый взгляд мог заметить какие- либо недочёты в работе архитектора или строителя. Но Королевы не было видно, кругом царила туриндустрия с толпами любопытствующих, с разнообразными сувенирами: во всём чувствовалось предвкушение большого праздника, всё дышало щедростью и добрым сюрпризо-приношением.
Когда в поезде, по пути к дому Виктории, Наташа вздремнула, ей показалось, что всё вокруг становится золотисто-ржаво-голубым, мягким, чуть туманным, но… это были не краски картины, а оттенки обивочной ткани великолепных кресел поезда первого класса… Вернулись они домой уставшие, как всегда показывали мужу Виктории - Нику - свои покупки, а он тщательно их рассматривал и одобрял. Семья их всегда поражала своим дружелюбием: поругавшись с ней, он через полчаса начинал что-нибудь напевать, читая свои газеты внизу, на первом этаже дома, а она сверху – то же мурлыкала себе под нос. Вдруг он выходит из своего убежища и громким, поставленным голосом начинает петь песню или арию, которую Виктория тоже знает. Большая любительница музыки, она не удерживается и начинает петь вторым голосом, или наоборот – он переключается на второй голос. Балетным мелким быстрым шагом она спускается по лестнице вниз, и вот уже они поют вместе, забыв о ссоре. Если же Наташа знает и фортепианный аккомпанемент, то их трио - замечательнейший музыкальный номер, от которого до слёз растроган хозяин дома. Потому что инструмент марки «Лондон», купленный когда-то его матерью, молчал в столовой более тридцати пяти лет…
Дня за два перед Рождеством Наташа предложила немолодым хозяевам помощь, чтобы помыть, пропылесосить дом и вытереть всякие статуэтки, вазы и светильники. Вечером перед Рождеством стол Ника основательно преобразился: вместо традиционных газет, журналов и писем, на нём появилось неимоверно разнообразное множество праздничных яств, какие можно увидеть только на картинке или в витрине лучшего магазина. Всё в ярких, чудесных коробочках и пакетах, баночки светятся глянцем и этикеткой, в общем, такой красоты она не видела нигде. Когда уже в кухне-столовой был накрыт стол с холодными закусками, Наташа помогала Виктории с горячим: готовился английский ростбиф с картошечкой. Неизвестно, что за сорта говядины используются для этого блюда, но вкус всегда – отменный; и ведь ничего особенного – просто томится большой кусок мяса в течение 2 часов в духовке и подаётся с пышущим корочкой йоркширским пудингом… Поливается ростбиф тем соусом, который образовался на противне при запекании…ммм. ..Виктория – мастер ростбифа!
Наконец, все задания в Англии были выполнены. Упаковав все подарки и покупки, Наталья с приподнятым настроением возвращалась домой: работу найти хоть и не удалось, но время провела превосходно. Уже дома с чувством исполненного долга она подумала, что перед Новым Годом принято отдавать долги, и надо бы позвонить Валентине, чтобы та сообщила парню в чёрной шапочке о подвергшихся обмену привезённых денежках. Через 5 минут молодой человек голосом как из бочки, спросил, где Наташа его будет ждать, и они условились о встрече через 20 минут.
На Главпочтамте – предновогодняя суета, нужно выбрать для сестры открытку, чтобы вместе с сувенирами из Англии привести автобусом всё на Новый Год, сегодня, в её пахнущий ёлкой и пирогами праздничный дом. Вдруг телефонный звонок прервал её размышления, и незнакомый, твёрдый мужской голос попросил её подождать, поскольку «будет он только через 30 минут».
-А кто вы? – спросила Наташа, как ей показалось, впервые слыша приятный голос.
-Как кто? Это я, художник Володя Камеев.
Что-о-о-о? Сам художник Камеев звонит мне?! Но по какому же поводу такая честь мне? – в изумлении думала Наташа, озирая пространство вокруг себя: за что бы уцепиться, чтобы не упасть на прохожих с новогодними ёлками.
-Наташа, вы же мне деньги обменяли, правильно? И вы меня ждёте на почтамте, да?
Через 30 минут она увидела худощавого высокого, средних лет человека, с улыбкой направляющегося к ней, и узнала лучистые глаза синего цвета, когда-то там, на вокзале, едва открывавшиеся из-под чёрной обтягивающей шапочки. Они обменялись рукопожатиями. Да, милая гидесса Валя в своей сверх-занятости совсем забыла сказать ей, что просит её об обмене денег тот самый художник, который пишет золотисто-ржавые картины, подёрнутые прозрачной вуалью... Художник вручил Наташеньке свою миниатюру с сюжетом об ангеле и пёсике в деревянной рамке, и теперь она украшает её комнату среди других картин на стене.
Как-то в феврале Валя приехала в её город и предложила посетить мастерскую художника. Наташа согласилась: вечер в большом нехолодном помещении, какими обычно бывают мастерские, пропахшие красками, предвещал немало интересного. Художник Камеев слегка волновался, показывал свои картины с сбачками разного сорта; чудесные – то голубые вечерние, то утренние сиреневые большие таксы и иногда коты - открывались их взору. Он спрашивал, нравятся ли они Вале, и она наметила купить две картины с ангелом. Когда Наташа, стоя в сторонке, увидела такое множество его картин в мастерской, то была сначала поражена их количеству, никак не вяжущимся со скромностью автора, а затем - выражению лиц ангелов, мордочек котов и пёсиков: «земность» ангелу добавляли эти два чудеснейших существа – немолодой кот и пёсик такс. Глаза у одного кота были глубокомысленны, можно было подумать, что он - философ, много чего (и кого) повидавший в этой жизни, но - таки рад встрече с вами - взирающими на него по другую сторону полотна. Его милые ушки - слегка опущены, что придавало ему флегматичный, расслабленный и сосредоточенный на чём-то своём, вид. А собака на другой картине источала удивительный оптимизм и готовность побежать прямо сейчас, из рамы навстречу и выручать вас из беды, испытывая чувство вины перед своим хозяином за временное предательство. У всех них в облике и глазах было столько покорности, мудрости и грусти!
Шампанское, принесённое гостьями, пришлось очень кстати, потому что художник оказался ещё и талантливым музыкантом: эмоционально пел красивым баритоном под свой горячий гитарный аккомпанемент, запивая романсы сухим шипучим напитком. Наталья в благодарность в ответ прочла стихотворение А. Блока «В ресторане»:
« Я сидел в переполненном зале,
Где-то пели смычки о любви...
Я послал тебе чёрную розу в бокале
Золотого как небо, «Аи»…».
Ближе к ночи, уже в такси, Валентина отметила: «Он был сегодня в ударе. Я его таким никогда не видела».
Наташа вспоминает вечер у художника и всю его предысторию всегда, когда смотрит на маленькую картину с ангелом и пёсиком. В их глазах только спокойствие и интерес к происходящему: у ангела с едва проглядывающими за спиной крыльями - чёрненькие любопытствующие глазки с расширенными зрачками; а у пёсика, лежащего рядом, - как будто предназначенное хозяйке хитренькое подбадривающее подмигивание. В любом случае эта светлая, освобождённая от пут всего мирского, зовущая к новому захватывающему путешествию, милая картина, имела и своего генерала, и солёный огурец, и сдачу со ста фунтов стерлингов...