Крик номер один.
Даша кричит от восторга. Третий подход окончен. Последний оргазм достигнут.
После душа мне нужно выпить чаю.
Вместо сигарет использую его.
Не то чтобы я что-то понимаю в хороших травяных заварках, но мне и обычного пакетированного хватает.
Квартира просторна – студия, не зажимающая себя в рамках давящих на пространство стен. Большая кровать в гостином отделе, маленькая перегородка-стол на кухне. Балконные окна новомодной высотки выходят на посредственный вид.
Даша живёт одна уже чёрт знает сколько. Родители давно осели в Китае, ещё когда ей стукнуло лет пятнадцать. Тридцать тысяч в месяц, пару разговоров по видеосвязи, и ответственность ссыпается с их плеч на месяц, создавая на полу сугроб хренового воспитания. Затем всё повторяется раза три, после чего они приезжают, осуждают её умение усваивать материал, машут указательным пальцем, средним намекают на прекращение спонсорства, спят, рыдают при расставании, выплачивают пятьдесят тысяч премии и быстро убегают на самолёт.
Сама она никуда не собирается, так как здесь у неё я, друзья и карьера в модельном бизнесе.
Вся в меня пошла.
Десятый класс, а уже карьера.
В связи с тем, что родившие её люди крайне удовлетворены предательством родины, они продают свою трёхкомнатную квартиру и приобретают однокомнатную в том же доме. Поэтому треть своей жизни я оставляю тут, но до сих пор продолжаю тусоваться у Толстого, потому что не по-мужски это – бросать друга ради бабы.
С Толстым мы в контакте с первого класса. Со второго начинают вспыхивать конфликты. До шестого находимся в состоянии аморфной дружбы – полгода враги, полгода друзья. В конце концов осознаём, что товарища лучше у нас никогда не было. В завершении всего с успехом минуем противоречивый этап отношений и становимся лучшими друзьями.
Ну, почти.
Потому нельзя просто взять и бросить его. Любое проявления предательства в сторону друга – будь то простейшее непринятие приглашения на прогулку – вызывает у меня отвращение к самому себе.
Ненавижу ненавидеть себя.
Сегодня шесть месяцев как мы знакомы с Дашей. Отсчитываем дни от первой встречи, ведь я до сих пор не предложил ей встречаться.
Она узнаёт об этом только сегодня.
Формально мы застопорились на третьем свидании – после третьего я сразу предложил устроить четвёртое уже на следующий день, но мы устроили секс. Я не считаю те походы в кино, парк, загород, кафе, другой город, за свидания, так как при их осуществлении такого слова не упоминалось, поэтому – просто дружеские прогулки.
Какое-то неопределённое время назад, где-то в пределах часа, я звоню в дверной звонок.
Она открывает как ни в чём не бывало.
Всучиваю ей букет. Целую в щёчку. Прошу поставить цветы в вазу. Быстро хватаю гитару, что осталась в подъезде. Присаживаюсь на пуфик в прихожей.
Она возвращается как ни в чём не бывало.
По выражению её глаз можно пророчить беспамятство. Я думаю: «ну и кто тут ещё всё забывает».
Начинаю играть.
Начинаю петь. Просаживаюсь при переходе с грудного звука на головной. Немного поверхностного драйва в припеве. Больше компрессии на чувственных моментах. Финальный проигрыш.
Заканчиваю играть.
Говорю, что люблю её. Она почти плачет, будто я делаю предложение руки и сердца.
Затем она плачет не почти.
Её эмоциональность – моя слабость. В такие моменты она занимает слишком много места где-то там внутри. Всё потому что в остальное время она феноменально жесткая и пробивная. Не со мной, конечно.
За такой блат люди и любят.
Проблема в том, что у неё нет привычки отвечать взаимностью. Она ведь не зеркало, чтобы повторять за мной каждый раз, когда слышит очередное признание в любви. И плевать, что я поступаю куда хуже – признаюсь, не определившись с реальными чувствами.
Ровно полгода назад мы с Марти приходим в школу раньше положенного. До этого нам в головы закрадывается глупое намерение начать бегать по утрам. При температуре в минус пятнадцать по Цельсию. Поэтому, после пяти кругов по школьному полю, мы откладываем это дело до лучших времён.
Так что в итоге просто сидим там, где переобуваются начальные классы, пятиклассники, шестиклассники. Широкое течение разношерстных школьников, словно песчинки в песочных часах, сочится через узкий пункт турникетного пропуска, на выходе превращаясь в абсолютно тождественную входящему потоку массу бесполезного ничего.
Два толстяка дефилируют двадцать пятым кадром. Лёгкой поступью Кира минует объятия. И ещё восемьдесят процентов наших знакомых не имеют никакой бдительности. Единственный, кто первым обращает внимание на двух бугаёв в гибридной куче «малышня-родители» – парень, любящий пошло пошутить.
Он здоровается с нами. А затем пошло шутит.
В процессе обогащения свежей информацией замечаю неожиданный всплеск выразительного диссонанса в районе входной двери. Отодвигая стоящего перед нами человека, пытаюсь определить уровень привлекательности владелицы шикарных кровавых локон. Выглядывая с другой стороны, потому что не успел ничего увидеть в первый раз, снова не вижу ничего, кроме её очаровательно красных волос, чарующих своим объёмом. Острые на концах пряди слепившись падают до ремня на талии, водопадом заволакивая спину.
Смотря на пошлого шутника, говорю ему:
– Не хочу показаться тобой, но я сейчас чуть не кончил.
Не отрывая глаз от красноволосой девушки, проходящей через турникет, делюсь впечатлениями:
– Похоже, я влюбился. И даже не знаю, как она выглядит.
Поворачиваясь к Марти, окончательно резюмирую:
– Да и плевать! Ты это видел?
Стараюсь растолковать максимально эмоционально:
– За такие волосы можно и жизнь отдать!
Болтающий с нами парень говорит:
– Ты про неё? Да это Дашка. Шикарная просто – тут уж не поспоришь. В моём классе учится.
Я говорю:
– Каков прогноз вероятности начать с ней встречаться?
Её одноклассник информирует:
– Где-то в минусе. Характер у неё сильный.
Трудный.
Неподъёмный.
Это что-то новенькое:
– Раньше я бы даже не подумал о том, чтобы подойти к ней.
А сейчас что?
– А сейчас я самодовольный козёл, критикующий всех подряд. Мне нужно как можно больше достоинств, владея которыми я смогу винить остальных за неимением у них таковых.
Пытаюсь объяснить публике, что если она действительно красива, и если я смогу заговорить с ней, то можно будет снимать новый эпизод о том, какие нынче трусливые в отношение девушек парни.
А пока что я и сам не лучше.
Через пару уроков набираюсь решимости. За это время Марти успевает провести тур подколов, проехавшись по всем моим неудачным попыткам завязать роман с образчиком противоположного пола.
И даже по почти удачным.
Встречая её у выхода из класса, стараюсь избегать лишних телодвижений, действуя только словарным запасом. Осведомляюсь о ходе её дел. Начинаю вести себя глупо и несдержанно.
Осознаю ошибку сразу, как только она готовиться отступать.
Прошу прощения. Подкрепляю извинения подарком – цветком, слепленным Кирой из бумаги, на заказ. Её голова немного смещает отрицательный угол наклона вправо.
Она удивлена. Она улыбается. Она смущена.
Это победа.
Выражая свою озабоченность тем, что я не её парень, предлагаю проводить до дома. У неё нет ответа, у меня якобы нет времени, поэтому делаю вид, что мы договорились, а затем быстро ретируюсь вниз по лестничному проходу.
После блестящего сопровождения, отличного разговора, отсутствующего молчания наступает время пренебрежения к уделяемому ей вниманию.
Главное – не переборщить.
Один школьный день – максимум.
В школе стараюсь не замечать предмет симпатии, а при каждом столкновении притворяюсь феноменально занятым. В итоге достаю номер её телефона через посредников. Схема проста – всё должно происходить с наименьшим вовлечением объекта в процесс, чтобы создать иллюзию моей минимальной заинтересованности, максимальной доступности её данных лично для меня.
Не то чтобы я съел собаку на этом деле, но косточками от просмотренных фильмов точно подавился.
Не происходит ничего необычного. Всё держится на стандартных канонах подростковой завязки отношений. Никто не облепливает актовый зал шариками и не устраивает целый концерт ради выпендрёжа. Нет тысячи и одной алых роз, которыми завален весь школьный вестибюль. И даже «можно минуточку внимания, я бы хотел обратиться к самой прекрасной девушке этой школы» не звучит в столовой во время обеда. Я всего лишь пытаюсь впутаться в рутинную примитивность подростковых совокуплений, в отношении пятьдесят к пятидесяти размешанных с разговорами о любви и сопутствующей им проектировке мнимого семейного счастья. А подобное не должно стоить больших усилий.
И вот мы друг с другом уже целых полгода. Для меня это начинает быть слишком обыденно, а для неё наверняка не предел.
Она действительно очень нравится мне.
Нравилась… тогда…
А сейчас, кажется, я влюблён.
Но все эти полгода я не могу реализовать в воображении картинку действительности, где мы заводим детей. Связать остаток жизни с одним человеком не так-то просто, когда не прожит даже зачаток.
Я процессе борьбы.
Но пока что у меня нет видимого прогресса в подавлении желания заиметь статус больного нарциссизмом козла, обхаживающего своё слепящее будущее в окружении ассистирующих самолюбию моделей.
Она – моя первая девушка, и этого будет маловато, если всё останется как есть.
Не то чтобы я не хочу завести семью, но… чёрт, я уже даже сам не в силах понять, чего хочу.
Стою посреди комнаты с кружкой горячего чая. На ладони с минуты на минуту возникнет термический ожёг второй степени.
Думаю о всякой ерунде.
Говорю сам с собой, только мысленно. Чёрт знает зачем освежаю визуальное воспоминание о первой встрече с Дашей. Зачем-то думаю о том, что напоминаю себе о нашем с ней знакомстве.
Кружка падает на линолеум, расплескивая жидкость по полу.
Я, кажется, действительно люблю её. Даже готов смириться с тем, что ради неё нужно отказаться от секса с кучей красоток. В таком случае нельзя, чтобы между нами оставались какие-то непонятки, какие-либо секреты.
Теперь, пока она заперлась в туалете, можно начать откровенно:
– Я спал с Кирой.
***
Что? Как дела? Теперь-то я могу утверждать, что давно не видел тебя? Спасибо, если да.
Сижу вот и думаю. Зачем начал писать. Любая цель всегда ведёт к деньгам. Кроме семьи. Кто-то делает вид, что всё ради искусства. Ради будущего. Новых открытий. Только получается это вот в таких мирах. В этом, о котором я пишу. В реальности искусством не ограничивается. Следующая ступень – деньги. Мне тут говорят, что всегда надо быть впереди времени, чтобы хорошо зарабатывать. И… понимаешь… книга… моё социальное положение… Всё это как-то взаимосвязано. Я к тому, что книги устарели. А живу я не очень. Нет. Дело вовсе не в том, что я всё ещё не издал ни одного вонючего стишка.
Вообще, к слову, вся наша жизнь мотивируется желанием попробовать. Даже богатство. Подумай только: ты вовсе не хочешь быть богатым всю жизнь. Потому что это очень быстро надоедает. Всё надоедает. Тебе важно только попробовать богатство. Имея при себе мысль, что достигнутое никуда от тебя не уйдёт. Работает только так. Если будешь бояться потерять достижение, кайфа от пробы не будет.
Хочу спать. На часах три ночи. Пора заварить третью кружку кофе. Пью не ради себя, а ради искусства. Или денег? У всего своя цена. У кофе – две сотни. У искусства – от двух сотен до нескольких миллионов. У любви – лучшие годы твоей жизни. Обычно, когда жалуются на бывших, говорят: потрачены лучшие годы моей жизни. Никто и не думает, что лучшие годы потрачены на лучшие чувства. Нет? А зачем тогда он или она терпели аж несколько лет? Какое расточительство. Долбаные транжиры.
Как всё красиво в книгах. У Фицджеральда так вообще загляденье. А как в кино шикарно. В песнях. А в жизни… Я бы сказал, что в реальности всё плохо, но нет. В жизни тоже всё хорошо. Это тот редкий случай, когда в выдумке и в реальности всё сходится. Кроме тех случаев, когда скромный парень навечно остаётся один. В фильмах-то он не остаётся. Или любовь, которая живёт вечность. Даже после свадьбы. Знаешь… Кажется, я поторопился с выводами. В реальности всё как всегда хуже. Лучше уйти подальше от неё. Не важно с какой стороны. Зритель или создатель. С любой из сторон неплохо. Не лучше, но проще. На самом деле лучше сделать жизнь такой же как в фильме. Изменить её.